Синее-белое-жёлтое,
Море-пена-песок,
А над склоном опять синь шёлковая,
Срезана наискосок,
Два облачка в ней горбами,
Их колышет снизу трава,
Будто ищет глубинную память,
А находит только слова.
Может в жёлтом песке поищем?
Ведь что-то в него ушло?
Но песок, бесплодный и нищий, —
Только мокро и тяжело…
В лёгкой пене искать не стоит:
Чуть волна набежит на скалы —
И вместе с пеной растает
Всё, что туда попало,
Остаётся пошарить в море,
Под пронизывающий свет,
Только там, где он угасает,
Есть глубины, а памяти нет…
27 сентября 2012
(Стихи на день рожденья)
Солнце внизу из-под тучи —
Сразу светло и темно.
Радуга выгнулась круче —
Ткнулась в озёрное дно,
И расплываясь за краем
Смазалось небо вдали
(Надо б тут рифму «сараем» —
Только давно их снесли…)
Сколько коробок бетонных!
Каждый стоглазый фасад
Пялится на монотонный
Серый, соседний… А над —
Крышей —
Антенн многочисленность
Радуге режет края…
Геометрично, бессмысленно…
— Ну ка, полегче, друзья:
Мысленно и коромысленно —
Радуга эта — моя!
29 сентября 2012
Киплингу
Всюду, куда б меня ни занесло,
Я брод находил и в огне.
Уздечка, баранка, педаль и весло
Надёжно служили мне,
Я честно чужим был в толпе людей,
И жил как попало, без всяких затей,
И по фигу мне хоть святой, хоть злодей —
Собака и чайка куда важней,
Да светлый тополь в окне.
И радостны мне хоть закат, хоть рассвет,
Держу я перо, или плеть, или плед —
Но знаю — особенной разницы нет
Меж цирком, и просто судьбой.
А ценная чаша мне, или бадья?
Да лишь бы полна была по края!
Какую бы роль ни разыгрывал я —
Всегда остаюсь собой!
28 октября 2012
Реки приносят в город что-то не городское,
Потому что вода — хоть бы даже случайный ручей —
Напоминает журчащей тоскою,
Что он тут не совсем свой…
А может, даже бездомный, ничей,
И на другом берегу
Распахнутые крылья чьи-то
Пытаются раскидать в клочки
Висящий над решётками пленных садов туман.
Городские птицы
Тут же смываются торопливо и деловито,
Как только над берегом появится
Альбатрос, или даже баклан.
Так они заблудились тоже,
Как река, как ручей незваный?
И что-то чужое городу тоже с собой несут,
Напомнив бетонным страшилищам про моря-океаны,
И что не бывает море похожим
На городской пруд!
Лес — и не без успеха —
В старых «новостройках» пытается поселиться,
Природа берёт своё, наступая на города…
Это её разведчики — и каштан, и морская птица,
Её авангард — бегущая, разрезая кварталы, вода.
27 сентября 2012
Вернуться в прежнего себя
Трудней, чем в бывшие пейзажи…
Они меняются, но глаже
И тише — в рог судьбы трубя,
Её ты не заметишь даже:
Бетховенский мотив не важен,
Когда играешь для себя.
Но если в чёрный полный зал,
Как в пустоту, глядишь с подмостков,
Не слыша как твой голос жёстко
Над головами прозвучал,
Один есть путь: по гладким доскам
На перекрёсток перекрёстков,
Точней — к началу всех начал,
Хлоп — и в когдатошние дни
Саомоуверенного мая,
Когда любую роль играя,
Всё можно — только б не в тени!
В тот буйный сад себя верни,
Где всё доведено до края —
Вот там в себя и загляни!
8 октября 2012
Признаки того, что мир сжимается всё быстрей —
Черешня из Чили,
Гингко на бульварах Парижа, манго из Италии, или…
Ревнивая непохожесть уходит хоть с огородов, хоть с аллей —
Может, это кому и мешает, а мне — веселей !
Я просто предпочитаю не то, что привычно.
Устоявшееся никуда не денется,
Как фраки на сороках, и домино на воронах…
Ну вот: коровам дождь, не дождь — безразлично,
А лошади с приходом осени щеголяют в попонах!
6 ноября 2012
Опять над островом Ситэ шпиль топят серые туманы,
Кружат в декабрьской пустоте, к нам с моря залетев, бакланы,
Тут, где на шумных берегах и этажам, и скверам тесно,
И в обстановке бытовой парадность птичья неуместна,
А в сером небе ничего ни слух, ни взгляд не различает —
Что неуместней чёрных птиц средь барж, домов, да белых чаек ?
Но ведь приходится реке вновь чувствовать себя широкой,
Как в дни, когда на островке весь город помещался сбоку
От лагеря, где так — в квадрат — четыре славных легиона
Стоят в шатрах за рядом ряд, крестообразно разделённо,
Тут, где две улицы сошлись, шест по уставу отмечает
Центр лагеря, над коим ввысь под облака баклан взлетает.
Не геральдический орёл — баклан — готическая птица —
Тут над имперским алтарём, над римским лагерем гнездится,
До готики лет за пятьсот украсив безымянный остров,
Готический баклан плывёт над тесным строем ёлок острых.
Когда-то возведут Собор, и с моря множество бакланов,
Не разгоняя сны дождей, на фоне стройных аркбутанов
В толпе невзрачных зимних дней начнёт без устали кружиться…
И город выглядит важней под сенью острокрылой птицы,
Когда, напоминая нам, каким при Цезаре был остров,
Взлетает чёрный корморан над тесным строем шпилей острых.
15 января 2013
А в Риме — февральские маки
И кони фонтана Треви…
Мимозы в февральском Риме
Подсвечены фонарями,
А рядом… Не разобраться,
Кто пальма а кто — колонна…
Тритоны, люди и кони —
Всё — в синей небесной раме,
И на дыбы рвутся кони,
И звонко трубят тритоны…
Их слышат февральские маки…
А кони — копыта… брызги… —
Так рвутся они из фонтана,
Что если б не взгляд Нептуна…
Ах, как эти кони свирепы!
Тритоны фонтана Треви
Вовсю надувают щёки,
И раковины — как сирены…
На фотографии — странно —
При должном увеличенье
Десятки портретов сразу:
И вроде — знакомые люди
Толпятся возле фонтана???
В кафе у облезлого дома
Ждут в полдень столы пустые…
Кого? Да, не знают сами,
А так, неопределённо…
Людей узнаём не всегда мы,
Не то, что знакомых клёнов!
Ну, кто там торчит у фонтана?
Ведь это чужие с чужими,
А рядом так близко — странно! —
Знакомое дерево в Риме! —
Да только ли тут? А в Питере
Торчит над Михайловским садом
«Петровский дуб», тот, где морды,
Вразброс и неровным рядом
Вырезанные кем-то,
Подмигивают знакомо…
И ловят меня на слове…
А есть ещё и в Ростове
Знакомое дерево — выше
Дедовского дома…
Оно меня знало тоже,
Когда был не выше скамейки,
Стоявшей в пёстрой беседке
Из дикого винограда…
........................................
Так может эти деревья,
И маки в февральском Риме,
И раковины тритонов,
Трубящих в час неурочный,
И кони фонтана Треви
Не на открыточных фото,
А в этих небрежных строчках
Останутся для кого-то…
8 октября 2012
Лене
…Когда б вы знали, из какого сора…
Анна Ахматова
Не знаю, откуда берутся
Слова, заплетённые в стих, —
Что фокусник бросит на блюдце, —
Едва ли похоже на них!
И даже не гул, не бурчанье,
И даже не вздор и не сор,
Стихи тем верней, чем случайней
Наткнётся на них разговор —
Включится мгновенная память
И музыку взрежет трубой,
И мост над прошедшим протянет,
Над нынешним и над тобой,
А виденное впервые
Повторных потребует встреч,
Журчанья и шума травы и…
Иначе его не сберечь.
Возникнет театр. Тихо взвоет
Шёлк занавеса, тень — навзлёт,
Фонарь, чуть прикрытый листвою,
На сцену тебя призовёт,
Ведь нет ничего театральней,
Чем зелень вокруг фонаря,
Чтоб памятью ближней и дальней
Делился ты с залом не зря,
На сцене возникнет — (откуда?)
Всё то, что ты видел — (когда?)
И это подобие чуда
Вернёт хоть века, хоть года…
10 октября 2012
Прошлое — это как-то
случайно прочтённая книга —
Далеко, пунктирно и немо:
Оторваны титул и переплёт…
А что запомнилось ниоткуда — ярче, хоть бы и не было,
Подозрительно подробное — чаще выдумано, да вот…
Оно-то и возвращается,
С регулярностью карусельной кареты,
И если в скачке — какую-то мелочь — уронить под копыта коней,
Станет она дороже того, что было и нету:
Сами не выбираем, что окажется нам важней…
Над классическими воротами торчат барельефные рожи
То ли в картушах, то ли
Заполнив треугольный фронтон…
Это — ничьи портреты, но на кого-то похожи,
И рассказывают не меньше, чем лица
Из Веласкеса или с каких-то икон!
В музее «портрет неизвестного» позволяет, не обижая,
И жизнь его придумать, и не сказанные слова,
А известные — на то и известны, что каждому попугаю
Доступны, и тривиальны, навязли, как дважды два…
Конечно, соавтор художника, ты запросто переиначишь
Всякую биографию… Но мера есть и для нас:
Всё же тринадцатый подвиг Гераклу не присобачишь,
И не отправишь Суворова переходить Кавказ!
28 октября 2012
Чертить что-то архимедное палочкой на песке,
Лопать козий сыр, попивать разведённое вино…
А лет через пятьсот вдруг придёт
Дикарь в железной кастрюле на дурацкой башке,
И вот уже многое немыслимо усложнено!
А настоящее всё из простых игрушек произошло, как ни странно:
Как поэмы — из мифов, и романы из притчей про дураков,
Даже электроника в конечном счёте — из рыбки, той деревянной,
Которая была первым компасом эллинских моряков.
Дикость вечно полна значительных ритуалов:
И спустя лет ещё… ну, скажем, опять пятьсот,
Каких только выкрутасов история не наизобретала:
Всякие пушки, да кринолины, все несчётные «сверх…» и «под…»…
А когда эта важность ритуального быта
Расхулиганившимся Возрожденьем потеснена была,
Она подарила на прощанье нам растресканное корыто:
Вернуться к античности Европа так ведь и не смогла!
Настоящую Элладу мы ощущаем в почти музыкальном желанье
Сыр и маслины жевать, пить вино, топать куда-то сквозь курчавый пейзаж…
Это легко удаётся, если оставить за бортом вниманья
Все солидные сочиненья, прежде, чем их нащупает карандаш…
Вот морковка для ослика святого Мàртина, — это достойно!
Или — когда Пан, из озёрного тростника смастерил свирель…
Настоящая история — не интриги, да войны,
А смена сказки сказкой —
Неожиданный результат, а не цель!
25 ноября 2012
Демон в павлиньих перьях,
Мазок нарочито грубый
(Навязчивая идея
Диктовала размах картин)…
Бесконечные повторенья —
Для меня это всё же не Врубель,
Та девчонка в сирени — тоже:
Пять лепестков, быть может,
Никогда ей и не найти!
И в том, как мы прошлое видим,
Что-то вечно меняется… Даже
До полной неузнаваемости!
Но наверное, так и надо?
И чёрно-белыми кажутся
Все древнейшие персонажи
До самого появленья
Живописных богов Эллады.
Так причудливы переливы
Картин в память и памяти — в картины…
Но ведь козы-то те же самые,
Да и объеденный склон!
И на тех узловатых ветках
Темнеют всё те же маслины,
Мы даже слышим строки,
Что оставил Анакреон.
Видим жёлтые скалы,
Лиловеющий виноград…
Но только Врубель и понял
То, чего не разглядели, —
Кстати, совсем недавно —
Три тысячи лет назад —
Что два озерца — это
И синие глаза Пана,
И эхо его свирели…
25 ноября 2012
Города стирают
Множество следов,
Пригороды — прячут их в тенях садов…
…Не в следах тут дело,
Раскопай, раскрой, —
Что происходило с миром и с тобой…
Выцветшее фото чуть не век назад —
Эти лица что-то молча говорят…
Бальмонт и Цветаева на крыльце пьют чай,
И сирень в Медоне плещет через край.
В Фонтенэ глицинии гроздьями висят,
Вот он, дом Синявских и заросший сад…
Все места — на месте, и хоть нас там нет,
Им ли отмахнуться от сбежавших лет!
Все места — на месте. Память повела
По Московской улице Царского Села:
Можно разглядеть ли? В тротуар впечатаны
Под дождями светятся восемь строк Ахматовой.
Вот ведь: «Эти липы, верно, не забыли…» —
Только днём не видно (может, из-за пыли?)
Строчек девятьсот двенадцатого года —
Им нужна дождливая тихая погода…
На Московской улице Царского Села —
В этом доме Гнедич десять лет жила,
Я в качалку бухался посреди гостиной,
Где буфет резной, сердитый и старинный.
И однажды Бродский тот буфет стари-
нный украсил кличкой «Нотр Дам де Пари».
А через площадку, через 30 лет —
Вот — Андрея Арьева кабинет…
Дальше… Там громада Павловского парка —
Ворота Чугунные, и Вольер и Арка…
И дворец желтеет где-то вдалеке,
И… пустое место — ниже по реке:
Над Славянкой в соснах,
на склоне травяном
Тут торчал облезлый деревянный дом…
На крыльце скрипучем, вытянув хвосты —
«Львы сторожевые» (ну, мои коты).
Минуло полвека. Изменился вид…
Но пустое место тоже говорит…
9 января 2013
Баллада
Из волн морских стихи придут
С чернофигурной вазы в лаке,
И вот гомеровские драки
Перед глазами оживут!
За сотни лет, за кучки дней
Не сдвинешь прошлое на палец:
На карте разглядит скиталец
Следы ахейских кораблей!
И карты, и стихи хранят
Сказаний тёмные осколки:
Хоть атлас взять, хоть книжку с полки—
Они былое оживят.
Сам Аполлон согласен даже,
Что в серой суматохе дней
Не хуже карты стих покажет
Следы ахейских кораблей
Envoi:
Чтоб Вы, мой друг, не заскучали,
Рабле напомнит Вам: «Налей!»…
Плюх! — И отыщутся в бокале
Следы ахейских кораблей!
Триолет 1
Из волн морских стишки придут,
Отряхиваясь как собаки,
Улягутся у ног Бетаки,
Затявкают: «Мы тут! Мы тут !»
И к чёрту измы все пошлют
И все мистические знаки…
Из волн морских стишки придут,
Отряхиваясь как собаки.
Триолет 2
Следы ахейских кораблей
В стихах, как на воде, остались,
Они в веках не заплутались,
Следы ахейских кораблей!
О старых формах, не жалей:
Сплетенья строк не утерялись —
В стихах, как на воде, остались
Следы ахейских кораблей.
18 декабря 2012
Из метро выходишь —
Фрукты, тряпки и газеты,
И ещё какая-то смешная дребедень!
Так стоишь, не беспокоя собственную тень.
Сделай шаг — всё смажется от первого движенья,
А твоё останется,
Но — как без чашки блюдце,
Как без рифмы и без ритма неуклюжий стих…
Все обрывки разных шумов хаосом сотрутся,
Растворятся в наложенье звуков городских:
Вальсы эскалаторов остались там в провале,
Здесь — кроме шагов твоих — надёжных ритмов нет:
Что тебе предложит гул толпы, или трамвая
И машин, машин, машин, что всё перекрывая…?
В этом шуме — лишь один твой ритм — не банален.
Только он.
А прочее — всё суета сует!
18 ноября 2012
(не по Штраусу)
Розовое над горизонтом серым сменялось
со скоростью пешехода —
От полудня и до заката день разворачивается поспешно и криво:
Меняют цвета розы, берёзы, крапива…
У зазевавшегося чёрта с цепи сорвалась погода!
Тени от прутьев оград посветлели,
Цвет поминутно меняет любое полено,
Сдвинулось всё. Что ни миг — перемена.
Желуди, шишки, каштаны слетели…
Перед концом очумелого года
В каждом кусте свищут гномы да эльфы,
Вырвались на то, что люди зовут «свобода» .
Арки дубов — отражаются в мокром,
Чёрные ветки — витражные рамы,
Листья над лужей — витражные стёкла —
Лес превращается в нэфы собора:
Тонко колонны стволов к небу тянутся,
И высоки золочёные хоры!
Готика тут — не античные храмы!
И по холодным полам проскользая,
Листья шуршат на мозаиках в танце,
Разом меняя рисунок мозаик.
…Но — улетят. А рисунок останется…
6 ноября 2012
1.
Тем, кто бродит ночью
Сонными столицами,
Улицы пустые
Кажутся страницами.
Только на ходу их
Прочитать успей —
И сады, и площади
В пустоте — живей:
Вот пустые стулья —
Два — к друг другу лицами.
Так о чём болтаете,
Жители аллей?
…Над другими стульями,
Чуть успев раскрыться,
Зонтики беседуют —
Эти поважней!
Между тёмных окон,
Как на стенках фотки,
Барельефно живы
Профили камей.
А глубинный город —
Не в многоэтажии,
Он в афишных тумбах,
В питьевых фонтанчиках
Посреди аллей:
Ведь на самом деле
Городская мебель,
Городская мелочь
Всех дворцов важней!
В предвечернем свете
Этажи да окна —
Вроде книжных полок,
Вытертых до дыр,
А на каждой полке
Разные истории:
Тысячи романов,
И стишата чьи-то,
А порой — Шекспир…
Потому что городом
Овладела комнатность,
И твердит, что ночи
Посерьёзней дней!
Так не сомневайся:
Городская мебель,
Городская мелочь
Всё-таки важней!
Да, в вечернем свете
Этажи да окна,
Вроде книжных полок —
Подойди, пошарь! —
Что-нибудь найдётся!
И настольной лампой
Возле книжной лавки —
Уличный фонарь
2.
…Ну, о карусельных лошадях в Париже —
Наберись терпенья, сосчитай-ка сам!
Только плюнь на всех, кто там торчит бесстыже:
Два автомобиля, сзади лёвик рыжий…
И не самолёты, да и не слоны же —
Карусель подходит только лошадям!
Днём они картонными ловко притворяются
И ребят катают, да под вальс бегут.
Ночью с каруселей лошади смываются,
И по разным улицам носятся и ржут!
Вот когда лошадкам можно пообщаться,
Ведь на карусели — морды всё к хвостам,
Скучно им по кругу друг за дружкой мчаться,
То ли дело — вскачь
По площадям, да по мостам,
Без седла, без упряжи до самого рассвета…
Да не сомневайся ты, она совсем живая:
Видишь, просит сена, требует воды?
Ну давно ль по городу ездили кареты,
И возила всадника лошадь верховая?
Живы под асфальтом от копыт следы!
Днём между машинами не протолкнуться тут,
А ночами всюду бегают и ржут!
…Если мне не веришь,
Сам спроси у лошадей:
И учти их мненье:
Важны, без сомненья,
Магазины, оперы,
Ситроены, опели…
Все нагроможденья
Ненасытных дней,
НО
Городская мебель,
Городская мелочь
Всё таки важней!
28 октября 2012
К минувшему концу света…
…Краснеют на зимнем рассвете
Облака и стены домов.
Так мокры тротуары, что цвет их
Отличим ли от облаков,
Из которых приносят ветры
Пасмурность Средних веков?
Звон холодного утра-пролога
Перед днём проржавелых лат:
Ну, вот сейчас — на дорогу
Какой-нибудь Ланцелот…
Зашуршит под копытами утро
По жестяной траве…
И Ланцелот — «А нут-ка,
С кем бы подраться — не ве….!»
А виновен уж слишком алый,
Слишком нервный рассвет:
Жестяное небо упало —
На беспорядочность лет,
Жестяное небо упало
На звон жестяных лат —
На неестественно алый,
И столь же консервный закат,
Продолжение утра мглистого,
До нелепости раскалённого,
Да жестяные листья,
Высохшие до звона!
22 декабря 2012
Уходит комната в слепую глубину,
И полки книг, и всё, что на столе, удвоя.
Вот отражение прилепится к окну…
Но врежутся в него лес и окно чужое,
Пришедшее — зачем? — из внешней тьмы, — и враз,
Чтобы прогнать его, возникнет занавеска, —
Она цветастостью — непрошено и резко —
Твой зыбкий натюрморт вдруг заслонит от глаз!
Ну что же — выйди в лес! Он вовсе не такой,
Как тот, что просквозил картинку отраженья:
Он — перспективой — в ночь, ему не стать доской.
Вернёшься — и опять подлунных теней танцы,
Чудесным образом лишённые движенья,
В оконном зеркале — как старые голландцы
17 ноября 2012
…И летом может быть темно,
Но не бывает тьмы кромешной…
Вот веткой не спеша орешник
В ночное вломится окно,
Вот фарами по потолкам
Скользят прохожие машины,
Их отсвет, медленный и длинный,
Дрожит, размытый по бокам,
Цветными бликами трамваи
Вползают в летние дожди —
Движенья быстрого не жди:
Его придержит темнота, и —
В рассвет скворчиный фейерверк
Кривым фонтаном брызнет вверх!
20 декабря 2012
У Нотр Дам над рекой, на растресканном парапете,
Запертые грязно-зелёные ящики букинистов.
И не смахнёт незаметный, слабеющий утренний ветер
С крышки облезлой, с краски пожухлой, бугристой —
Несколько жёлтых разлапых платановых листьев…
Это — последние,
Каждый велик непомерно.
Даже чуть страшно:
В сравнении с ними почти незаметны
Там, над собором, далёкие мелкие башни,
И неразличимы на башнях химеры,
Будто они затерялись меж листьев опавших
Где-то под дачными заколоченными воротàми,
Запертыми, как книжные ящики перед мостами…
На зиму серыми досками заколочены дачи…
В них — тоже книги на полках оставлены…
Только вот к ящикам утром придут букинисты,
Старые книги расставят по полочкам ящиков старых.
Тут же появятся стулья, или скамеечки низкие,
На серых растрескавшихся тротуарах…
Но не исчезнут ни бледные тени химер,
Ни разноцветные листья…
К лету пробьются на светлых деревьях новые листья…
Снимут ли доски с заколоченной дачи?
Кто знает:
Не букинист, не ветер, не ключник
Её отпирает…
9 декабря 2012
Утром птицы орали о прилетающем дне, —
Развеселились шальные,
Слышно их было даже при закрытом окне
Через стекла двойные.
Я бы в утренней сонности
Ничего не заметил,
Если б не выкрики звонкие эти,
Глянул в окно —
Птицы носятся не за добычей,
Просто так, озорно,
По кустам и деревьям — сороки…
А на кресле в комнате —
Носом в стекло, не вертя головой —
…Кошки бывают
Так изумлённы и так круглооки!
8 декабря 2012
…Ну, нет: не случайны сады в городах
И белые статуи в тёмных садах:
Будь сад этот хоть Люксембургский, хоть Летний,
Версаль, Сан-Суси, Кадриорг или даже
Какой-нибудь сквер, уж совсем незаметный —
Без мраморных тел — пустовато в пейзаже.
Не зря мы античность под зеленью ставим.
Скульптуры — живыми их делает птица,
Которая в силу таинственных правил
Хозяйкой на головы статуй садится!
Присесть на причёску хоть Геры, хоть Парки…
Ведь отдых так нужен для крыльев усталых,
Что чайки уверены: статуи в парке
Белеют лишь в качестве их пьедесталов.
.....................................................................
Но сумерки сгонят их властно и немо.
Над крышами наискось тучу прочертит
Крылатым мельканьем пунктир через небо —
Последнее белое в чёрном, вечернем…
Взлёт — крылья в закате окрасятся рыжим,
Зигзагом сверкнёт отсвет этот короткий,
Чтоб цвет отнести фонарям неподвижным
И плавно бегущим огням самоходки.
Опять белизною на черном качается,
И лаком речным отражение моет…
И в черном ночная река разрастается
Так, будто бы сразу за городом — море.
5 декабря 2012
Дождливы сумерки. А в тучах дыры.
С ползущей темнотой едва заметны
В деревьях резко мечутся пунктиры,
Мелькают вертикали через ветки,
Пересекают вверх наискосок —
Слились в картину дерево и птицы…
Подставив редким отсветам висок,
Дуб встал на цыпочки и шевелится —
Невидимы ночные птицы в нём —
Безветрие.
Движенья нет иного.
Но птицы чертят буквы, а потом
В ветвях, желтея, возникает слово.
Спешу его списать…
1 декабря 2012
Отражения, падающие в неподвижные зеркала —
Чёткие картины старинных мастеров,
А колыханья отражений, когда рябь по воде пошла —
Эта живопись деформирует лица, стены, или коров….
Чем мельче рябь, тем искаженье своевольней, странней.
И мельтешат орнаменты искусным невнятным узором,
Повтореньем чего-то, в чём не было ни людей, ни зверей,
Будто сразу десяток песенок — одним охренелым хором!
Видно, оба мрачных ненавистника искусства
сговорились между собою —
Моисей и Мухаммед решили, сдуру или со зла,
Запретить людям изображать всё тёплое, всё живое,
Но к счастью позабыли запретить зеркала!
Ну, отражение нынешнего искажает историю, —
Остаётся зыбкий и заоконный мир — он таков:
Правдиво показать его могут разве что вечерние окна, которые
Углубляют все расстояния, состоящие не только
Из застылости зеркал и суетливости ручейков.
23 ноября 2012
В четыре часа ещё светло и совсем не зима.
Не очень украшены даже витрины, мимо которых
Надо протиснуться под цветные лампочки.
У входа в кафе сгущается полутьма,
И проходя в глубину,
Прикасаешься
К обрывкам чужих разговоров…
Так забавно притворяться тут посторонним
И подолгу разглядывать виденное не раз!
А зачем?
Никто ответить не сможет…
Важней подождать, пока неопределённый час
Уступит место вечеру, который болтающих не потревожит…
А когда выходим,
Сначала фонарь заглушает полусветящееся окно,
Нарисованное на сумерках желтеющим силуэтом,
И велосипеды мелкими фарами полосуют стену,
А потом вокруг фонаря становится и вправду темно,
Но тьма сгущается так негромко и постепенно,
Что хочется поймать подвижную грань
Между ней и светом.
28 декабря 2012
Вновь приснились лыжи в Сосновке,
Петербургских лесов клочки,
Да трамвай, что скрипя и неловко
Проползает вдоль снежной реки…
Оторвись от белого круга,
Заберись — уж в который раз! —
В карнавальные зимы юга,
В те, где снег — лишь калиф на час,
Впрочем, он и на час не властен —
Сникнет весь перед рыжей сосной,
А дождей и туманов напасти
Все останутся за спиной!
Растворится тень памяти, гложущей
Без неё обглоданный век,
И полоски цветов придорожных
Отряхнут с брезгливостью снег,
Запестрят над тёплым асфалтьтом —
Чуть их ветер морской позовёт —
Тут же станет омега альфой:
Фильм закрутится наоборот.
Что ж, вернись к этим фильмам старым,
Перелистывай жизнь, шурша:
Ни базарам и ни хазарам
Ты не должен давно ни гроша, —
И окажется завтра не страшным,
Как обросший кувшинками пруд,
Как февральский, бледней светлой яшмы,
Первой робкой травы изумруд.
14 декабря 2012
Плюшевые волки,
Зайцы, погремушки.
Детям дарят с елки
Детские игрушки.
Константин Симонов
На трактор нападает Дон Кихот,
Козлёнок разлетается в осколки,
Играет с медным саксофоном кот,
Ёж со слоном встречаются на ёлке,
К ракете прилипает рифма «волки»…
Включим-ка свет… Ну что произойдёт?
В окошки домиков скользнёт восход,
А может лисий хвост помашет с полки?
Тут повар врёт, что мушкетёром был,
Медведь на скрипке танго запилил,
И мяч бурчит что он не шар, а призма…
Семь лампочек мигнут — зажгутся пять…
Но ты едва ли станешь утверждать,
Что Новый год — источник абсурдизма.
3 января 2013
Живём на грани того, чего не знаем,
А неизвестное — всегда в засаде…
Один за другим убегают — и всё краем, краем
Автобусы по автостраде.
В них люди пересыпаются,
как на откосе галька,
От виражей и толчков просыпаются,
От беготни суетливых минут,
Или от некрутых поворотов лет…
Никак не могут себе признаться
И всё сомневаются —
Ненадёжен
Любой предмет!
…Заходят двое
в двери деревенского «Макдональда»,
Заглядываю им вслед —
А их — нет…
Они уже где-то,
Куда спешит уходящее лето…
Оно пока что медленно
поворачивается к нам спиной,
И зачем-то в особенно ярком свете
Простого, ничем не примечательного дня
Оборачивается то деревом, то стеной —
И все малозаметные метаморфозы эти
Тоже оказываются клочками меня:
Ведь что-то должно напомнить зимой
Про этот прибой или этот пёстрый ветер
Который пока ещё спит на ближних горах.
Может, он сам и напомнит хоть раз-другой
О лесных белках, о морских катерах,
Или выдумает что-нибудь… ну, например, о китах…
А вот что расскажут чёрно-синие гроздья винограда,
Хранители памяти — мидии эти,
Пристроившиеся на кустах, кустах, кустах…?
Сентябрь — 25 ноября 2012
Живёт только тот, кто ждёт.
Чего? Да не это важно —
Телесно, а не бумажно, —
Хоть лето, хоть Новый год —
Кто ждёт, к тому и придёт
Да пусть хоть по крыше кот:
Предвестье стихов — мурчанье.
Над морем миражей качанье
Ещё строку принесёт…
Сраженье. Спектакль. Свиданье…
Хоть мёд из овальных сот,
Хоть камушек в огород…
Живёт только тот, кто ждёт.
1 января 2013
Личность летнего дерева скрыта листвой
И от взглядов так заслонена…
Лишь когда всё осыплется — только зимой
Разглядишь на стволах письмена.
В этих чёрных узорах живут письмена —
В них древнейшая мудрость есть,
Ещё в те, в те записанная времена,
Когда некому было прочесть…
Ну какую же клинопись можно сравнить
С тесным текстом, с древесной корой?
Разве что… вот когда-то… и так… может быть ——
Был пограмотней зверик лесной?
Да не только в лесу. Даже тут, во дворе
Тоже скрыто немало всего,
И не думай наивно… что в тёмной коре
Не рассказано ничего,
Кто б сумел разобрать эту вязь. Да, постой—
Повесть до-временных этих лет,
Если нам не прочесть уж и вовсе простой,
На снегу хоть вороний след?
Впрочем крестик вороний читать? Ерунда:
Всё же не забывай о том,
Что безграмотный и человек завсегда
Расписывался крестом!
Личность зимнего дерева перед тобой, —
Но как взглядом ни шарь по стволам,
Никому не дано идиотской судьбой
Разобрать, что написано там…
Буквы там в завитках, а не просто узор,
Столько смыслов упрятанных есть —
Так взлетающий в готике старый собор
Целиком никогда не прочесть.
Скрытый в переплетениях витражей,
Персонажей и символов ворох
Нам рассказывает многоцветностью всей
То, что знать нам дано о соборах…
А собор ни один не похож на других,
И органно звучит — не бумажно —
И раскручивается, как медлительный стих,
Где всё стройно и чётко и важно…
Контрфорсы ли, своды в пути к облакам,
И лесной безымянный труд,
Мир забрасывает безвестным векам,
И не знает — найдут — не найдут…
Ну а вдруг этим текстам и впрямь повезёт
Хеттской письменности судьбой?
Или — как той записке в бутылке, что вот —
На песок нам выносит прибой?
Там где нет суеты городской,
Там где лес, там где берег морской,
Где кустов и цветов кутерьма,
Где шумит, незнакомый с тоской,
Сад, взбегая по склону холма ——
Нет помехи для глаз и ума!
Перечитывать книги, года…
Перечитывать лес и людей…
Но из многого — что навсегда
Остаётся картиной твоей,
Той, не гаснущей ночью ли, днём,
Нависающей над бытиём,
Непохожих связав наугад, —
Только сад, только сад, только сад.
Что в тетрадку ты не записал,
Испарится, как в луже вода?
Ну, нашёл — и плечами пожал:—
Разве я написал? Но когда?
Никого не согрело пока
То, что сделал полвека назад.
Как бы суть ни была велика,
Всё, что создали мысль и рука —
Только сад, только сад, только сад!
Музыканты меняют места…
И привычно им, и не впервой—
Перечитывать ноты с листа,
Человечков, что вниз головой
На пяти на ступеньках торчат…
А вот музыка в них ли?… Постой,
Зазвенит небывалой струной —
Только сад, только сад, только сад…
Этот мир отделён не стеклом,
В нём живут, а не просто глядят.
Что останется в мире кривом?
Не открытье, не книга, не дом, —
Только сад, только сад, только сад…
1 ноября 2012
«Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег… Навстречу мне»…
Александр Пушкин
«Зачем мы тут и что нам надо,
Где только снег — и ни огня.»
Роберт Фрост
Проезжаю, чуть примяв узором шинным
Снег беззвучный с лунных туч. И не темно.
Безразлично, из кибитки, из машины —
Три квадрата на снегу освещено.
Хлопья снега чуть не с блюдечко размером
Так планируют в запое тишины,
Что скользят по днищу тучи тёмно-серой,
Под которой три окна освещены.
Ну а что за теми окнами? Однако
Им спасибо — близкий лес не так уж дик… —
Вон камин, диван, лохматая собака,
А над ней пейзаж Монэ, да полки книг…
Начинаешь поневоле притормажи-
вать, заглядывая в каждое окно.
А хозяина не видно… Может даже,
Что его вообразить запрещено?…
Ну, а снег кружится медленно, бесшумно.
Хлопья вроде бы не падая, скользят.
Этот снег напоминает неразумно
Хоть о том, что было много лет назад,
Как два раза заходил ты в ту же реку,
Как плевал на все «везло» и «не везло»,
Хоть о том, чего и не было отвеку,
Что могло бы… Или вовсе не могло?
То, что было — можно снег смахнуть и снова
Приоткрыть полузамёрзлую траву…
Ну, когда-то в ней затерянное слово,
Да и всё, что приключилось наяву…
Но зачем перебирать, скажи на милость!
Ведь таких воспоминаний — хоть мешок!
А вот памятью о том, что не случилось,
Из-под снега можно вытащить стишок!
Да хоть тот, где «ни огня ни черной хаты»,
Или Фроста — тот, где озеро и лес…
Ну, а может быть — свой, новый, небогатый,
Но зато мне лично сброшенный с небес!
Нет, я мериться ни с кем не стану ростом,
Только в окнах освещённых вижу тут,
Что в пространстве между Пушкиным и Фростом
Эти строчки место где-нибудь найдут…
17 января 2013
«…чтобы Адам дал имена им всем»
(Книга Бытия 1)
У музея Орсэ чугунные звери
Бродят туда-сюда,
Бронзовый зелёный львище
У метро Данфер застыл на страже,
И удваивая, медленно уносит вода
Куда-то на запад, в море,
Городские пейзажи.
Город не встроится в строчки о нём никогда,
Да и статуи этих строчек о них не заметят даже…
Человеку только человека — невероятно мало,
Пусто у Мёртвого моря, где даже и птиц нет…
Так может геральдических зверей в истории столько мелькало, —
Не только, чтоб кто-то происхожденьем похвастался через сотни лет?
Люди — единственные летописцы
Того, что случается и с природой, и с ними.
Для кого это всё пишется?
Да для себя самого!
Ну, зачем Адам давал каждому зверю имя?
И кто бы смог оценить ерунду эту, кроме него?
Хошь не хошь — мы — единственное явленье природы,
Способные сохранить Книгу
Бытия своего и не своего,
Летописцы собственной летописи —
Пишем годы и годы…
А что ещё мы делаем кроме?
Да ведь действительно ничего!
10 ноября 2012