СЛЕДЫ

СЛЕДЫ

…С чем-то дрожащим в душе моей,говоря будто лист с листом,
Стучались мне в веки, трогали губы,—и всё о том же, о том…
Но зачем я должен с ними уйти? Не хочу я и не могу:
Выше колени — ещё хоть год удержаться бы на снегу!
Роберт Фрост

Следы

Бесследного нет на свете, да и не может быть вовсе:
Следы остаются повсюду хоть от копыт, хоть от книг…
На январских дубах рыжеют
                          следы исчезнувшей осени,
А на запястьях — от пальцев, браслетов, наручников и вериг.

Но как мы ненаблюдательны, и копаясь в себе самих,
Следить за следами ленимся: некогда, мол, возиться —
А всё мировые проблемы — без конца мы решаем их.
За следами следим не мы, а мудрые звери и птицы:

Сорока сумеет где хочет любые следы прочесть,
А чайка, хоть и неграмотна, — базарный день она знает…
Пестрота овощных прилавков на праздник птиц собирает —
Мимо окон слетаются чайки —
                  на подоконник что ли присесть?

Охотится кошка на них, белых, весёлых, наглых,
Охотится — лапкой в стекло — в незавешенное окно
А птицы уже суетятся над кучами помидоров и яблок,
Ну, а над рыбным рядом их, крикливых, полным полно…

Но ни единой чайки — на обувном и посудном рынке —
Ведь тут не найдёшь ни чешуйки, ни обрезков, ни потрохов…
Лежат ещё не оставившие никакого следа ботинки,
А меж чашек и пряжек гуляют сороки…
                  След этой дурацкой картинки
Тоже останется где-то…
Ну, хоть в виде вот этих стихов…

4 марта 2011

* * *

Полутёмные натюрморты Хеды,
Или портреты Вермеера
Были бы даже и веселы,
Когда бы не колорит…
Да и длинная бутылка о чём-то ведь говорит…

И не скатерть Снайдерса с фазаном и лимонами,
И не задумчивые лица Хальса,
Это воздух, огонь, земля и вода —
Квартрет стихий читает мне стихи
Четырёхголосо, но в ритме вальса —

Это звуки всех улиц —
У каждой из них свой оркестр,
Это многонотные голоса городов:
Гудки и собаки,
Часы и ветра,
Сороки и трамваи…
И над этажами, скверами, проводами
Бесконечный голубиный рёв!
И никто не услышал,
Что упал не жёлудь, — что дуб упал,
Но куда?

А в будущие года…
Потому что симфония состоит из диссонансов,
Как строчки из слов…
И это — всегда.

21 ноября 2010

Там

(Коктебель, 1938 год)
И море чёрное, витийствуя, шумит,
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
Осип Мандельштам

Я в этой комнате мальчишкой ночевал,
Не зная ни о чём,  —  ни этих строчек даже… —
Меня  не грохот волн с постели подымал,
Не тот прибой, а тихий голос тети Маши:  

Что стыд — так долго спать, что чайник, мол, вскипел,
Что чайкам сухарей пора снести, и взяться
За книжки,  и что вот отец уже успел,
Пока валяюсь я, два раза искупаться.

Да, к морю головой стоял кривой топчан.
И где-то в восемь лет — ну как мне знать такое —
Что эта комнатка  бывала по ночам
Каютой корабля, отчалившего к Трое!

Декабрь 2010

* * *

Кустов задумчивые морды
Молчат без музыки ручья,
И вечность топает так гордо
В банальность лестницы стуча…
И снег и свет и тень — всё близко.
И в удвоенье от воды —
Огней осиновые листья.
Им право, не до ерунды —
Всей злобной осени тревожность
Всех бед и всей удачи ложность
Весенних отношений сложность,
Отменят зимние сады!

В кафе, заходим в тёплых тряпках,
Небрежно отряхнув снежок ,
И манекены в лыжных шапках —
Взгляд из витрин наискосок —
Всё на местах !
Вот так и нам бы
Скругляя острые углы…
(Боязнь четырехстопных ямбов
Проходит…)
Парк включает лампы —
В ледовых панцырях стволы

Спокойствие существованья —
В замену ветров и дождей .
Банальность? Ну и дьявол с ней!
Зима отменит — знай заранее —
Обычность личности твоей,
Банальность Пушкина и Блока,
И одинаковость листвы…
Банален?,
«Да! Иначе только —
Не так как вы. Не так как вы!»1

Всё вертикально: свет и тени!
То в углях чёрных, то в огне
Дубы как старые олени,
Грозят друг другу в тишине,
Заката взнузданное пламя
Под их их рогами молча ждёт,
Ведь свет, разорванный стволами,
Размахивать плаща полами
Готов без устали хоть год…

Кусты! У вас над головами
Жесть мёрзлых листьев, меж ветвями
Вполне банальна? —
Но стволами
Стекает не смола, а лёд.

Январь 2011

* * *

…Я читал рассказик краем глаза…
Вдруг судьба мне оказала милость:
Из рассказа выскочила фраза.
Отряхнулась — в строчку обратилась
И пошла разбойница, стихачить,
Так что даже музыка всплыла
Ниоткуда!
Ну а как—иначе?
Ведь у всякой птички два крыла!

Январь 2011

Пейзажи

Есть картины, которых никто никогда не писал,
И едва ли напишут…
          Вот: чёрное что-то нигде… (Или где-то?)
      И окошко. Одно. Далеко. В полной тьме —
Разделённые рамой четыре квадратика света…

Или солнечное озеро спрятано так среди скал,
Что не движутся даже круги на воде.
И вода неподвижней камней.
Вдруг пейзажи Моне разорвут невозможность
Неподвижности
Переделают зиму на лето?
Еле заметным колыханьем нимфей,

…Но не знаю когда. И не знаю где. И не знаю, чей
Вот такой например пейзаж:
Облачка — жестяные, наподобие скрученной стружки,
Берег — в злом узловатом дроке клонится к траве и к пескам,
Всё приземисто.
А над океаном шпиль одинокой церквушки
Разрезает шнурок горизонта напополам,

Повернёшься ли к морю спиной, и назад поглядишь —
Эти слишком тяжёлые камни, гранитные домики, плесь…
Плесень на черепице кривых и приземистых крыш,
И гортензий с ромашками странно-нелепая смесь…

Да. Пейзаж. Остановленный миг…
Ведь ничто на картине не сдвинется ни на йоту.

А вот звуки — бегучие, вроде мгновений, — не удержать,
Как заставишь на месте остаться слова или ноты?
Устремленье стиха (да и прозы!) —
                        не бумага: к столу не прижать…

20 января 2011

* * *

Вдруг стало видимо далеко во все концы света…
Н. В. Гоголь

Смесь окон, статуй, лиц и улиц, и картин…
Вот так из зала в зал среди времён ходи ты —
А если век на век немного накатил,
То кажется, что их края слегка размыты

…И был невнятен мир — и был всегда в дали,
И был огромен мир, и требовал отваги —
Тут даже корабли немногое смогли:
На карте — близко всё. Но это — лист бумаги!
«Охота к перемене мест» бьёт в барабан,
Немногим удалось на вкус её отведать,
Ведь там, где год в пути потратил Магеллан,
Едва успеешь ты два раза пообедать!
В какой-то краткий клип стеснились даже сны…
Вёз почту пакетбот — недели две как будто!
А мы с тобой нимало не удивлены,
Что марка и конверт в музей почти сданы,
И на твоё письмо ответ — через минуту.

Тонкие плоскости кадров секут друг друга,
Чуть подрагивая, но никого не тесня,
От сложности силуэтов слегка звеня,
И кажется —решена квадратура круга:
Пёстрыми перекрёстками разрезаны города,
Улицы — веерами во все стороны света,
Неуследима озорных площадей чехарда,
А  переулки — их разменная монета.

В смешенье греческих кратéр и римских чаш
Несходство абрисов сотрётся непременно:
Пизанской башни крен не отличим от крена
Той меловой скалы, глядящейся в Ламанш…

Уж триста с лишним лет мы раздвигаем мир,
А он — сжимается: всё оказалось рядом!
В одно лицо слились Наполеон и Кир,
А вакханалию легко смешать с парадом.
И суть не в том, чтоб дёргать струны ветхих лир,
Да из почтения к заболтанным балладам
Листать старинный том, зачитанный до дыр —
А в том, что взгляд легко смыкается со взглядом…

29 января 2011

* * *

…А ведь всё, что на память увозим с собой —
Оболочка того, чего нет: тень предмета и только
(Так коричневые ковры перестанут казаться листвой,
Синева неуместного неба—случайная зимняя сойка)

Ну, так как увезти то, что думаешь ты сохранить?
Даже голос, записанный звук, — тень того, чего нету… —
Где и как по пути оборвётся незримая нить,
Что разматывается за тобой
И пока ещё кажется связью предмета
С местом, где…

И останутся дни изменённого цвета.

Всё, что сорвано с места, перестаёт быть собой.
Фотографии только похожи на лица…
И конечно не память,
А тень её, калейдоскопной картонной трубой,
Тут на полке пылится.

Отчего ж тебе жаль просто выбросить то, чего нет?
Всё равно фотография —
Только тень бытия,
Упорхнувшего в вечер приморский и ранний —
Неуместна на полке!

…Память моря на мокрой руке —
Это варварски вытащенный осьминог на песке:
Не лукавое совершенство,
                а серая тряпка воспоминаний.

4 февраля 2011

Елка на пляже

…Ну а если опять пересечь Бретань и на Ламанш вернуться,
Миновать меловые скалы Дьепа
          с вертикальными чёрточками яхтных мачт… Или
Всё идти да идти, огибая залив — песчаное блюдце,
И вдруг наткнуться
На разукрашенную ёлку  над бескрайным пляжем в Довиле!

Беззвучно позвякивает под ветром серебяная канитель.
(Самое важное, чтобы её тут на берегу, а не в комнате видели)
А шпиль церквушки — подобье стеклянной игрушки
                          чёрной графикой на небе выделен,
И уступы колокольни  пирамидальны, как  эта нелепая ель.

Вот потому и  строки строятся из неожиданностей, 
                        как  внезапное  головокруженье,
Или — если вдруг плющом покроется ржавеющий  водосток…
Только всё неуместное ставит на место воображенье
И выстраивает стихотворенье,
А то, что  «положено» — просто пустой  бумажный листок

1 марта 2011

* * *

«Есть три эпохи у воспоминаний…»
Анна Ахматова

…Ещё три запаха я знаю у растений:
Один — с рассвета над базарами висящий,
Другой — цветущий — запах женщины в постели,
А третий мрачный — из лесной болотной чащи.

Ещё — три возраста: один — за жизнью гнаться,
Второй сам за собой бежит и дни, и ночи,
А третий — только бы ни с чем не расставаться:
Не зря он первым обернуться вечно хочет!

Ещё — три голода: один — простой, как корка,
Другой извечный, никогда не утолимый:
Ладоням гладко, а губам и телу — горько…
А третий гонит так, что всё на свете — мимо,
Кроме стиха…

18 апреля 2011

Начало

1.

И тонут ненадёжные века
В реке… А эта быстрая река
Так убегает, что и за минуту
Всё на глазах меняется как будто:
Цвет черепичных крыш там в городке
И розовая лодка на реке,
И лес — столетий одряхлелый страж…

Мгновенно изменяется пейзаж
(Так Клод Моне — другой и тот же самый:
Вот — две картины — с перерывом в час
На том же месте…)

Облетая нас,
Кружатся жёлтые мгновенья эти,
И желтизной уже пестрят века,
Сползая по теченью,
                      а река
Вся — как дымок из трубки на рассвете:
Пастух Тройона закурил в седле… И
Не слышно ни вблизи, ни далеко…
Ни ржанья, ни мычанья. Лес — светлее.
А под холмом упрятан грот Ласко…2

2.

Нет, рассказать не смогут сосны эти
О бесконечности тысячелетий —
Им, молодым деревьям, не дано
Уменье корнем — в прошлое…
Оно
Древней реки, да и холма…

Случайно
От глаз укрыт, — ведь так неглубоко —
Грот… Он давно ни для кого не тайна —
Недлинный, стометровый грот Ласко.
А в нём быки бредут, олени скачут …

Тут был художник.
Был художник!
Значит —
Он должен был остановить мгновенья
Загадкой неподвижного движенья
Бегущих лошадей, быков, оленей…

Но краски жухнут там, где правит цель,
Искусству отдышаться не даёт:
Там дух и мысль — как срубленная ель,
Как призраки людей из царства тéней…

Вот кисть. Попробуй!
Пусть хоть каждый год
Желтей и непрозрачней лак… Да, скоро,
Но всё-таки не в миг, и не одна
В свои права вступает желтизна!
Да, краски жухнут, близят час, в который
Листву всех ясеневых коридоров
Покроет этот жухлый тёмный лак…

А в глубине, в пещере — всё не так!
Да, охра… Только где же осень тут?
И кони скачут, и быки бредут…
Далёкий предок всё изрисовал…
На празднике всеобщего раскраса…
Ни потолка, ни стен не забывал…
Так вот, ему бы — встретиться с Пикассо!

Ведь в Гернику пришёл тот самый бык,
Зверь из доисторической пещеры,
Ну, пусть он синий , а не красно-серый,
Но так же страшен, и велик, и дик!

Художник тут остановил мгновенье
(Ему и Мефистофель ни к чему!),
Бык, лошадь с разной скоростью движенья
Бегут в тысячелетьях потому,
Что здесь не властны цель, идея, касса —
Художник рисовал ни для чего!

И потому он встретится с Пикассо!
Который тут же спросит у него,
Как лучше останавливать мгновение…

И сквозь тысячелетья разговор
Отбросит враз все тотемы, весь вздор
Любого пожелтенья и старенья!
Такой же мастер он, как тот в Ласко!2
А сговориться мастерам легко:

Есть первый штрих тех крепких бычьих шей.
Нет Прошлого.
Есть ноги лошадей.
Под ними кремня мелкого развал…
Картина — та же. Лошадь так же скачет
В тогда, когда её он рисовал.
Удача называнья — есть удача
Слить истинное имя для веков
Из тысячи случайных лепестков…

Тут места на стене совсем немного,
Но бык есть бык. И лошадь — просто лошадь —
Не магия охотничьей удачи,
Не образ тотемического бога.
Всё это проще и совсем иначе:

Вот бык себе бредет, и лошадь скачет…

15 марта 2011

Нетерпенье

И всё же мартовское солнце
Не календарно, а случайно,
Для пущей важности придётся
К нему приделать хвост мочальный.

Такой, как в детстве… Да, тот самый,
Что ладил ты к бумажным змеям
Затем, чтобы летали прямо,
А не валялись по аллеям,

Да не забудь, зачем конкретно
Ты солнце превратишь в комету,
Чтобы со скоростью кометной
Летело к будущему лету,

Да чтоб в ближайшую субботу —
Побольше и тепла и света,
И чтоб не лезло на орбиту,
А направлялось прямо в лето

Март 2011

Из античных мотивов

Приятней сделать одного
Чем истребить десяток
Роберт Бёрнс

И вот я снова листаю Плутарха
И понимаю, насколько он прав был,
Что Ромула ставил выше Геракла
И даже не за строительство Рима,
А за то, что мудрый Ромул придумал
Трюк с похищением сабинянок,
И тем прекратив бесконечнын войны,
Два народа враждебных сплавиил в один.

Ведь если б не традиционная «жестоковыйность» —
(Как Стефан обозвал простое упрямство!)
Идея Ромула (а точней — Плутарха?)
Где-нибудь очень бы пригодилась…

Цветомузыкальное

Ветры с цепи сорвались,
сметают последний нестойкий и серый откуда-то дым!
…Как в оркестре под взмах дирижёра
вступают цветенья одно за другим.
Хулиганистый джаз или оперная суета?
Или так — симфонические нарциссы
          вторят россыпям кизилового куста?
А в просветах квартала ветер размашистой волей
Залепляет оконные дохлые стёкла
Гигантскими лепестками бело-лиловых магнолий!
Это — что? Скрипки сàкуры розовой, или гобои лимонных форзиций?
(Лишь вступили бы вовремя — тут любой инструмент пригодится!)

Ну а скоро ль — сирень?
Кларнетист вдалеке лишь слегка прикасается к дырам,
Нет, мелодия эта никогда не бывает проста!
И звучат вариации
Возобновлённой потребности
                в тонких контактах пунктиров
                        с повторяющимся миром —
Чтоб не вернулась зимняя пустота..

(малый барабан, он же — бескрайняя поляна гиацинтов):
Тра та та-та!!!

Гомер сегодня…

Вновь Афродита становится пеной бесстрастного моря,
Пан прикрывает глаза ряской зелёных ресниц,
В угол скалы Посейдон утомлённоо поставил трезубец:

Ибо струны с кифары немой начал снимать Аполлон

20 марта 2011

Маленькое ехидное танго

Стишок «на предъявителя»

Тоска по родине — давно
Разоблачённая морока…
Марина Цветаева

Чего Вы плачете? Не верю, что о чём-то.
О ком вы плачете? Пожалуй о себе:
Что не хотите носа высунуть из комнаты,
Да о своей (вполне сложившейся!) судьбе!
Живите так, чтоб на весь мир тянулись нити
К любому дереву и зверю — ко всему…
А по кому тот чёртов колокол звонит? И…
Поверьте, фиг с ним! Он звонит ни по кому!

Ну да, Вы помните — там, у Хемингуэя,
А, вижу вспомнили, ну вот и хорошо.
У Джона Донна, впрочем, если быть точнее…
Ну как, Ваш приступ ностальгии не прошёл?

Ведь ностальгия — только кажется по месту.
Она — по времени. Так будет поточней.
А все отчизны (все на свете, если честно),
Не стоят сотни самых зимних ваших дней.

Тоска по юности?… ( её зовут иначе?)
И на неё тож наплевать: сирень цветёт!
Найдите пятый лепесток своей удачи,
Пусть из туманов город прошлого встаёт —

Но лишь затем, чтобы на улицах весенних
С самим собою — носом к носу за углом!
Себя тогдашнего… Ну помнишь, в воскресенье …
(А про тогдашнюю, — про ту? Не будь ослом!)

С собой не встретился? — так на фиг эти улицы?
Ну чем, скажи, сегодня хуже чем вчера?
Ну разве то, что днём и к вечеру — не удится
Так рыбку надо, говорят, ловить с утра

А прошлое — оно ведь только тем и славно,
Что в нём скрывается тень будущего дня…
И это главное — листву пускает главное,
Десятилетий желтизну зазеленя!

И красноватые ещё побеги ветел
Изумлены сплошным нашествием весны.
Что — Моисей? Один горящий кустик встретил,
А тут — моря неопалимой купины.

«Судьба играет человеком — не иначе —
А человек себе играет на трубе»
Без лицемерия признайтесь, если плачете,
В том, что Вы плачете…
Всего лишь о себе!

2 мая 2011

Триптих: В честь Рифмы

1.

Дордонь. Высокий мост. Шесть дуг:
Любая арка — полукруг,
А в половодье — полный круг,
И отраженья арок вдруг —
Рифмовка многих дуг.

Но лучше здесь молчать о том.
А то как зазвучат!
Разливы эха под мостом
Усилятся стократ,
И арки вдруг обрушат гром
Из шёпота — сюда:
Срифмуется свод со стихом,
Как с ивами — вода.

Не та река? И всё же та,
А всё таки не та:
Не зря, мол, дважды… (тра-та-та!)
А память ведь не так проста,
Как эхо от моста!

Вон яблоня с речной струёй,
Рифмуясь каждый год,
Утопит белый стих смурной,
Но белопенною волной
Цвет яблок принесёт…

2.

Строй окон в Риме — он таков,
Что даже охра с ним
Откликнется на зов веков
Наличником любым:
Линялых стен воскреснут сны —
Ведь каждое окно,
Усиливая ритм стены,
Историей полно…
А колокольный дальний звон?
Да он — лишь для того,
Чтоб тавтологией окон,
Совсем как рифмами времён,
Спиральный смысл всего
Раскрыть!…
Так яблоня с рекой,
Рифмуясь каждый год,
За белопенною судьбой
Смысл в яблоках найдёт…

3.

Пусть рифма — памяти полёт —
Несёт нам эхо лет:
Мир в отражениях живёт
Пока на свете — свет.

Готический сплетённый свод
Возносит ход времён,
Стремленьем стрельчатым ведёт
И рифмами колонн,
Пучками ассонансных тяг
Сплетая свет и тень!
Пусть эхо-память, как сквозняк
Пробьёт висящий день,
Просачивая сквозь витраж,
Дробя тот пёстрый свет,
В котором рифма — смыслов страж —
Хранит порядок лет…

12 мая 2011

* * *

Нам вечно нужно разное:
Ну, средь болот гора,
Аккорды однообразные —
И диссонансов игра.
Вот так над бронзой папоротников —
Легчайших берёз латунь —
(Под волапюком прапорщиков
Слышна докторов латынь).

Для памяти — только два места:
В культуре или в пейзаже.
Вот ракушки — неуместны
На полке, а не на пляже,
И все предметы, которые
От мест своих могут быть
Насильственно оторваны —
Теряют память-нить,

Сменяйтесь чаще, свет и тьма,
«Всегда» и «никогда»,
Ведь диссонанс — не свет да тьма,
А пёстрые года,
Утят возня и кутерьма
У старого пруда.
Их серебрят акации
И тополиный пух,
Ну надо ли стараться им
Чтоб ничего вокруг?

Ведь если ничего вокруг
(Когда, и где, и что?)
Всё станет… ну, как если б вдруг
Все хаты с краю…Что,
Скажите, что останется
Там посреди? Ну, проще:
Да только и останется
Одна пустая площадь.
И ни фига ни впереди,
Ни сзади — полный мрак!

Так потому же бубен и —
Не барабан никак,
Что ведь у бубна есть одна
Пустая сторона.
И звука не даёт она,
И вроде не нужна?

Но ведь над всем контраст царит,
В искусстве ли, в быту,
Но ведь о том и говорит
Любой лужок в цвету.
К однообразью простоты
Мир пёстрый не готов!
И повезло нам, что цветы
Бывают всех цветов.
Лиловый вереск, жёлтый дрок.
Ну и — в лице в одном —
Иван да Марья —двойной цветок!
Там. за широким окном,
Там над дорожкой мечутся
То тени мотыльков,
То чернь — невнятной вечности .
Ворон и коршунков.

А где-то ветви в вышине —
Как гордиевы узлы,
От их узоров на стене
Скруглются углы…
От ветра тени на стволе,
Берёзки — мел в угле.
Меж пятен солнца на столе —
Риоха в тёмном стекле.
Вино тяжёлое, густое —
(осадка — полное дно!)
На саперави похоже… Такое..
Испанское вино!

Коровьих колокольцев бряк,
и яхта — струны-ванты —
Над пляжем унисонны, как
Цвет вереска и лаванды…

Но серым — даже цвет воды
Бывает до поры,
Однообразным, как труды,
Лишённые игры,
Ведь под грозой — блестящий гром —
Тоску прибрежных вод
В цвета нептуновых хором
Мгновенно обернёт…

18 мая 2011

Гноманистические стишки

или Июньский дождь

Подставясь дождику ночному,
Нелепый жёлтый остолоп —
Фонарь огромен возле дома.

Насажена на круглый столб
Светящаяся пирамида
(Столб средь стволов — не ствол, а стёб!)

Но с фонарём того же вида
В ночных кустах гуляют гномы…
Я может, к ним навстречу выйду
(Не всё же отираться дома!)

Замечу и каштана скрипы
И то, как дождик лупит липы,
Как в жёлтом свете фонаря
Несильный дождь жёлтеет тоже…

А вот когда с листвой дуря
Вдруг сам зазеленеет дождик —
Знай, что приблизилась заря,

Что даже может быть укроп
Покажется — секундно — маком
Капуста —рыжим париком…

Да, это всё исчезнет днём,
Но вечер возвратит, однако
Первичность истинных ночей,

То главное, что отличает
Весёлых гномов от людей:
Они расцветки замечают!

Ведь листья им куда важней
Всей логики людских затей.
И наш абстрактный вкус идей
Великодушный гном прощает:
Он меж кустов бродя, качает
В руке фонарик цвета чая.

Настал сезон цветных дождей!

Па-де-Кале

Не мыс, а скорей полуостров,
Бегущая в воду земля,
На отмели — брошенный остов
Крошащегося корабля…

Он полуутоплен в Ламанше,
Забитый песком ненасыт…
И чайка над ржавчиной машет,
И что-то по ветру кричит.

Её бесконечные взвизги
Твердят над примолкшей волной,
Что это не судно, а призрак
Судьбы лицемерно-стальной:

Эсминец, обшивки лишённый,
Страшней, чем разрушенный дом,
Чем остов сгоревшей машины,
Что тоже молчит ни о чём —

А тут… Проржавелая память —
Про то, что давно… далеко…
Моря раздвигал он боками,
Как в древние годы — «Арго»…
Паллада тогда наказала
Язона, и вот отчего
Тяжёлая память упала
С подгнившей кормы на него.

И чайке, наверное, ясно,
Над чем она там ни кружись
Что не для неё, так для нас-то
Синонимы — память и жизнь..

А это вот ржавое что-то
Напомнить пытается нам,
Что море есть суть поворота
К невнятному « дальше, чем там»,
Что вечно плывущая память
Подобна путям кораблей:
Не зря нас упорно к ним тянет,
Как к собственной жизни своей,

И ржавому остову ясно,
И пене, взлетающей ввысь,
Что пусть не для них, но для нас-то
Синонимы — память и жизнь.

13 июля 2011

Петушиная соната

Год не слыхал я петухов
(Париж таков и век таков —
Мир полон самых разных спектров,
Плевать, кто contra и кто pro!)
…Вдруг в полдень — в чьём-то там дворе —
Невидимое «Кукаре…»
И в двух минутах от метро,
От гулких пробочных проспектов —
В сто раз он более петух,
Чем те, в курятниках, на месте,
Где наш простой, привычный слух
И не отметил бы, что есть он!

А тут представилось, как вдруг
Он сотрясёт Париж: а впро-
чем в двух минутах от метро,
Где шинный шум мозги крошит,
Где медленно ряды машин
Прут, как фаланги Александра…
И полдень всё же, не рассвет,
И видится любой предмет,
Которому тут места нет —
Как в жёлтых листьях первоцвет,
Как среди ёлок олеандры!

Тот крик напомнит нам одно…
А что конкретно — всё равно.
Но только каждого своё
К тропинкам выведет различным,
И всех других житьё-бытьё
Нам вдруг предстанет непривычным…

Дурацкий петушиный крик —
«Кукареку!» — в толпе предместий —
Значителен… да нет — велик
Лишь тем одним, что неуместен,
Что в двух минутах пеших он
От грохота метро!
Такой старинный пошехон
Из давней деревенской дали.

…Вот-вот забрякает ведро,
Аккомпанируя ему,
А дальше ждёшь услышать «МУУУ!»

Но этого уж нам не дали…

8–11 июля 2011

Псевдоантичное

Памяти Иосифа Бродского

Друг друга мы редко видели —
Знакомы с юности,
Но отдалённо…
Он смолоду был Овидием,
А я — Анакреоном.
Овидий к Чёрному морю угодил, —
Иосиф — к Белому в ссылку,
А мне вот старик Посейдон подарил
Средиземье, да кьянти бутылку!
Его манила Америка
Державностью великой,
А я гулял вдоль  берега
Бретани полудикой.
Его несло к трагедиям,
Я ж был весёлым малым:
Он больше — по элегиям
А я — по карнавалам,
Но Маяковский не зря твердил:
«Мы — общей лирики лента»:
Листал я то Блока, то «Крокодил»,
А он — Е. Рейна и Лермонтова…
Мы оба мотались в Вечный Рим,
Но он был  философ достойный,
А я — легкомыслием одержим,
И смех мой — не слишком пристойный…
По разному мир мы видели:
Не спутать рояль с саксофоном! 
Он был всегда Овидием
А я —Анакреоном.

2 августа 2011

В мимозах и соснах

Сад в который приходят спокойно
Черепахи и кабаны,
Сад, в котором скандалят сойки,
А глицинии — вместо стены,
Море слышно, хотя и не видно:
Между соснами мал просвет!
Этот сад с постоянством завидным
Повторяется 10 лет.

Повторенье!
Его постоянство —
Вот оно чудо света —
Это в нём дух когдатошних странствий
И все возвращенья в лето…
Повторенье — его постоянство —
Не девается никуда,
Пусть в секрете прячет пространство,
Та в реке, иль не та вода?
Да и та, иль не та черепаха?
Вон, которая там — в траве?
Да и та ли ящерка-гекко?
Или это правнук её?
А не всё ли равно? Лишь бы длилось
Сегодняшнее бытиё —
Постоянство листвы мимозовой
Стоит зелени целого века!

Повторяйся, весёлое лето:
Те бескрайные Сальские степи,
И ковыльные и пустые,
Где полынной горечью пахло
От первых лучей рассвета…

Только так и смогут промчаться
Вот эти мимозы лихие
По той давней цыганской юности,
Что продлилась аж целое лето!

19 августа 2011

Сонет Брегансонского пляжа

Серебряный песок — под Эйфелевой башней!
Купальников, зонтов и звуков пестрота.
Пусть Ницца  валится с  Аркольского моста,
И зал давно пустой, или спектакль вечерашний —

Неважно: меж кулис  дракон — картон нестрашный,
Когда  на сцене ты — а в зале темнота —
И всё наоборот — в невнятности всегдашней.
И размалёван мир. И сцена не пуста.

Под жёлтым кабачком на пляж у Брегансона
Впечатавшись в песок,  ложатся волны сонно —                
Над ними — и мираж покажется  судьбой:

Прикинься Осло-фьорд Марсельскою каланкой,
Иль  парусом «доски» —  блик над песчаной банкой —
Но этот праздник есть. И он — всегда с тобой!

24 августа 2011

Баллада южного леса

Где зелень заменила стены,
И где лесам равны сады,
И всё цветёт одновременно  —
Не знают запахи вражды —
Базилику  смешали  с мятой
Ветра, гуляя меж холмов,
А по верхам — узор косматый:
Барокко пробковых дубов.

Под облачком кривым и белым
Подкрылья красные пестрят:
Фламинго так, от нефиг делать, —
Зазря дублируют закат,
Прозрачный, как стихи, в которых
Нет смысла заднего у слов —
И возвышается над вздором
Барокко пробковых дубов.

Пейзаж без басенной морали,
Без философской чепухи:
Природу  просто пронизали
Звучаньем  ветровым  стихи.
Среди кривых сплетённых сучьев,
В мельканье беличьих хвостов,
Ещё узорней, ярче, лучше
Барокко пробковых дубов.


Как можно, сударь, здесь  быть хмурым,
Где приютил несчётных сов
Шедевр лесной архитектуры  —
Барокко пробковых  лесов?

2 сентября 2011

* * *

Марку Альтшуллеру

Не страшно выглядеть старым,
Ну, подумаешь, грива белее…
Но потомку пиратов и гусаров —
С тростью гулять по аллее?!

Не раз тут помянешь известную мать,
Бормоча недовольное  «Ах ты…!»
Как же эту дурацкую  палку сжимать
В   руке вместо  румпеля яхты?

И всё же я жизнью доволен вполне:
Как никому повезло —
Ведь  сегодня ещё остаётся мне
Байдарочное весло!

Веселится Дордонь в крутых берегах —
Встречной веткой шапчонку ссади…
(Но не надо  о велосипедных путях
И о тысяче вёрст позади…)

От Балтики  к Чёрному — и не раз —
Оставлял я невидимый след…
А теперь — никуда — хоть  крути  битый час
Мой комнатный велосипед.

И с него, хоть лопни, — а не  разглядеть
Над степями рассветный лак.
Что ж,  в соседнем лесу на скамейке сидеть,
И…
О чём я?…
Ах, да: ну как

Наблюдать сентябрьской листвы карнавал,
Да следить за вознёю птиц
Тому, кто совсем не последним бывал
В джигитовках донских станиц?

Ржали кони, шальной коростель скрипел,
И кругом серебрился ковыль!
(Там сегодня до  самых калмыцких степей
От комбайнов — жёлтая душная пыль…)

Конский запах во сне — опять и опять
Ну, так скажете — повезло?
Да,  хоть  радостно  сколько хочешь писать,
Только  кресло  ведь  —  не седло…

Пусть архангел терзает  несчастную медь
Пусть без устали дует в трубу,
Только что он сумеет тому нагудеть,
Кто не верует даже в судьбу!

Эта блядь не дала мне сидеть на коне
(Чтобы Киплинга переводил?),
И теперь помогает так весело мне,
Как Слонёнку помог Крокодил


Примечания

1. А. С. Пушкин, Дневники.

2. В гроте Ласко в Дордони сохранилась настенная живопись, которой 17000 лет.