А Шура написал так:
...Давно собирался написать и сказать, что, где бы ты не находился, Одесса помнит и любит тебя. Время многое изменило в нашей жизни и в нашем городе. Да и в нас самих. И, может быть, кто-то этого не замечает (или не хочет замечать), а для меня...
....стал наважденьем этот Дом,
давным-давно людьми заброшенный,
где сырость вялым языком
слизала штукатурки крошево.
Уже никто не встретит у ворот.
И не окликнет из окошка.
Пустой подворотни перекошенный рот
затащит во двор меня и случайную черную кошку.
Спущусь в подвалы, где лежат
и тянут ручки куклы голые.
Через мгновенье они задрожат,
с трудом поднимая отекшие головы.
Скорее бежать из сырых объятий,
отодрать от спины холод скрюченных пальцев.
Наверх! Во двор, где, как на распятьях,
ставни поникшие маются...
Круженье лестниц никогда не кончится.
Утерян смысл поступков и вещей.
Скрип половиц под ногами корчится,
как стон, с чьих-то губ скатившийся в щель.
И жадный взгляд (прощальный, виноватый)
изранен острием оконного стекла.
Здесь жизнь солнцем брызнула когда-то
и незаметно черной кровью истекла.
И запеклась на ржавых койках,
забывших сладострастье тайн,
и слипшийся запах помойки
ползет, как опухоль, в гортань...
Судьба огрызками карандашей
дорисует меня в пустоте мертвых комнат,
где сквозняки, вытягивая шеи,
следят за мной и бредят о ком-то.
Дверных проемов горькая деталь.
И тени.
Тени всех, кого любил, проходят мимо.
По одному. В пустую даль...
Ах, Боже мой, как все неумолимо...