Г. Соловьев, Лейтмотив судьбы, проверенный жизнью

Post date: Jan 25, 2013 9:28:58 AM

Начну издалека. В конце 80-х уже ушедшего века редакция литературно-художественного альманаха «Кубань», с которым я тогда сотрудничал, находилась под одной крышей с краснодарской краевой писательской организацией. О, этот Дом творческих союзов на Коммунаров, 59!..О, эти милые времена!.. Впрочем, воспоминания не о них, а о людях того времени. Точнее, о тогдашнем литконсультанте Союза писателей Александре Дмитриевиче Мартыновском. Среди блеска славы неизменно куда-то спешащих вершить великие дела Лихоносова, Знаменского или Стрыгина не сразу заметишь этого домовито-неторопливого человека. Что мы тогда о нем знали? Ну, работал главным инженером совхоза. В конце 50-х начал торить свою писательскую судьбу с публикации стихов в «Адыгейской правде», потом печатал свои рассказы в краснодарских газетах, в альманахе «Кубань»... Как характеризовал мне его для служебных контактов тогдашний заместитель главреда «Кубани» Петр Придиус: «Александр Дмитриевич – хороший человек и хозяйственник». Тут вот какое лирическое отступление. Писатели-поэты приходят в мир со своими песнями и сказаниями о жизни и зачастую уходят, так и не открыв своего настоящего лица. То, что мы обычно знаем о писателях, говорит нам больше об их литературном родстве, но очень мало, или почти ничего – об их так называемой «писательской сущности». Эта последняя от нас скрыта и, главным образом, потому, что скрытым от нас является творческий процесс писателя. Недаром Александр Блок писал: «Писатель – растение многолетнее... путь развития может представляться прямым только в перспективе, следуя же за писателем по всем этапам пути, не ощущаешь этой прямизны и неуклонности, вследствие постоянных остановок и искривлений». Вот и попробуем не только увидеть, но и всмотреться в ретроспективу творческого пути Александра Дмитриевича Мартыновского, встречающего ныне свое 75-летие.

Не все сразу складывалось в его писательской судьбе. Была критика первых произведений, но обойденным вниманием он не был. Те, кто знаком с его творчеством долго, кто знал его произведения хорошо, отмечали уже в ранней повести «Трудное поле» чувство сопричастности ко всему, что происходило рядом. Колорит родных мест стал главным героем его повести, он высвечивала и характер автора, и характеры персонажей, столь дорогих ему. Рассказчик не поучает, помня, что читатель не терпит поучений, но мягко и неназойливо, почти незаметно для него подводит к основам человеческого бытия – к отзывчивости, самоотверженности, любви к ближнему и выражению себя в открытых поступках, к постепенному осознанию конечной истины, что для подлинной свободы и счастья, для утешительного существования человеку необходимо больше отдавать, чем брать. Кто-то еще осуждал «некую шероховатость языка повествования», но никто не осмеливался уже обвинять автора в неискренности или прилизанности жизненных коллизий.

Потом, через годы, но именно об этом коллега Мартыновского по писательскому цеху Евгений Нестеренко скажет: «Для меня Александр Мартыновский – человек из нашей крестьянской семьи, из гущи народной. И пишет о том, чем живет народ, о чем душа болит народная, и о чем прекрасном ей мечтается, несмотря ни на что...»

В конце 80-х, когда по стране с победными фанфарами шла перестройка (позже народом метко переименованная в катастройку), Александр Дмитриевич Мартыновский издает свой сатирический роман «Спираль». Нет, конечно, это произведение не стало карбонарским призывом изжить политическое рукоблудие чиновничества, но это были честные слова человека и писателя, пытающегося осмыслить происходящее. Именно в это время устами литературной критики Мартыновский получает звание «мастера гротеска», которое подтверждает в 1992-м криминально-фантастическим романом «Оборотни». Стороны жизни, о которых повествует роман, действительно, на грани фантастичного.

А поступки многих героев книги и криминальны, и фантастичны одновременно. Автор чуть-чуть заглядывает вперед, он как бы предупреждает, что в ближайшем будущем события в обществе могут развиваться так, а могут даже превзойти показанное. Увы, многое из этих фантасмагорических химер действительно стало реальностью сегодняшних дней России. Но скажу прямо, мне милее бытоописания Мартыновского другого плана. Потому как вторым Зощенко стать архитрудно, а потерять свой голос и свою тему просто.

Главное в Александре Дмитриевиче Мартыновском, как сказал кто-то из коллег, – он писатель русский. С этим не поспоришь – и дело, понятно, не в графе «национальность». Дело в мироощущении жизненных связей. Из каждой судьбы, из каждой ситуации писатель Мартыновский пытается вынести свой урок, который затем добрым словом звучит в его книгах.

Вот, к примеру, одна из любимых мной книжек прозы Александра Дмитриевича – сборник рассказов «Последняя осень». Я читатель лирической прозы достаточно искушенный, но эти повествования смогли многое открыть мне по-новому. Вот уж действительно готов – обеими руками! – присоединиться к мнению Виктора Логинова, отзывавшегося о Мартыновском так: «Я хорошо завидую этому писателю, обладателю богатейшего запаса жизненных наблюдений. Мне кажется, он неисчерпаем...»

Действительно, однажды человека посещает чувство, что он – лишь небольшое звено в цепи сменяющих друг друга поколений; он с особой остротой начинает ощущать длину пройденного пути и его краткость, сжатость перед лицом вечности, ибо впереди – еще больший, бесконечный путь. Путь, где стирается граница между вчера, сегодня и завтра. Вот такие мысли зародились в моем сознании после знакомства со сборником «Последняя осень», а читатель произведений подобной направленности я, повторюсь, достаточно искушенный.

В русской литературе нередок и поиск какой-то счастливой страны, местечка «где душе и сердцу вольно и хорошо». Это, быть может, что-то оставленное в далеком детстве, в прошлом, либо вообще недостижимое. Мне кажется, образ такой страны у нас где-то на уровне национального менталитета. Но эта страна всегда не здесь, не рядом. Недавно изданный сборник прозы «Вечерняя рапсодия», за который Александру Мартыновскому в 2012 году была присуждена премия имени А. Д. Знаменского, на мой взгляд, весьма удачная попытка воссоздать образ такой страны в текущей действительности, в режиме реального времени (хотя есть в ней и ностальгические нотки). Попытка очень убедительная, ощущения от нее светлые и радостные.

И тем удивительнее (действительно, удивительнее) для меня было некое признание невозможности достижения такой гармонии. Признание того, что воплотившееся чудо по факту оборачивается оболочкой, прячущей другой, потерянный мир. Пока я не знаю, как к этому относиться. Так ли это? Такая концовка для меня явилась неким шоком, что, впрочем, и является лучшим результатом от прочтения произведения.

Как-то на одном из недавних наших писательских собраний я спросил Александра Дмитриевича, что его побуждает к творчеству. Вопрос, как говорится, был штампованно-традиционным, а вот ответ, пожалуй, заслуживает импровизированной цитаты: «Долг памяти. Памяти о тех, кто, не подозревая, учил мудрости жить среди людей и для людей».

И, как говорится, напоследок. Пожелаем же юбиляру взять с собой в завтра все то богатство, которое еще остается скрытым в его душе и сердце. Тут не удержусь, чтобы не процитировать мудрого Гоголя. Николай Васильевич, по понятным причинам не зная Александра Дмитриевича, как-то прозорливо подметил: «Еще не исчерпались его силы и не иссяк источник вдохновения...

Еще остаются загадкой мысли, которые зреют в глубине его и готовы вырваться на поверхность. Еще не отразилась вполне многосторонняя полнота ума его, которая заключена в тайниках его сознания... Еще в руде дорогие металлы, из которых выкуется иная, сильная речь».

Георгий Соловьев