Испанский детский дом №7

Больше половины испанских детей, прибывших в Советский Союз в 1937–1939 годах, было из Страны Басков, из которой — после печально знаменитой бомбардировки города Герники и падения основных республиканских оплотов — началась массовая эмиграция. По некоторым данным, в те месяцы Родину покинуло более 20 тысяч баскских детей, многие из которых, правда, спустя некоторое время вернулись.

Весной 1937 года, восемь месяцев спустя после начала Гражданской войны в Испании, в Советский Союз из Валенсии прибыл первый корабль с испанскими детьми-беженцами на борту. Их было всего 72 человека. Но следующий корабль «Sontay», пришвартовавшийся в Кронштадте в июле 1937 года, уже привез в Советскую Россию 1499 ребят разного возраста: от 5 до 15 лет. Много испанских детей в 30-е годы приняли и другие страны. Франция - 9 тысяч человек. Швейцария - 245 человек. Бельгия - 3,5 тысячи. Великобритания - около 4 тысяч. Голландия - 195 человек. Мексика - 500 детей. В Советский Союз всего прибыло 2895 детей (в 1937 году — 2664, в 1938 году — 189, в 1939 году -42 человека). Для того времени это была поистине невиданная эмиграция детей. За два года — с 1937 по 1939 годы — из Испании эмигрировало более 34 тысяч детей в возрасте от 3 до 15 лет. Большинство из них вскоре вернулось на Родину, но на чужбине надолго задержались те из них, кто эмигрировал в Мексику и, особенно в Советский Союз. Но если испанским эмигрантам в Мексике было легче, хотя бы, потому что языковая среда была той же, что и на Родине, то оказавшимся в СССР пришлось многое пережить, прежде чем они смогли адаптироваться к российским реалиям. А многие из них обрели в СССР новую Родину.

Одна из воспитанниц испанского детского дома Солидад Доминговна Боске Анри рассказывает « Я родилась и жила в Испании в стране Басков "маленькими долинами среди гор" назвал ее писатель Мигель де Унамуно. Нас в семье было пятеро: я, две сестры и два брата. Мой отец, Доминго дель Боске, был из Кастилии. Он работал на фабрике, а когда ему оторвало пальцы, организовал небольшой бар. Началась война, и мужчины из нашего городка Пласенсия-дель-Армас стали солдатами. Папа помогал им, чем мог. Мы переезжали с места на место, спасаясь от бомбежек, и родители приняли нелегкое решение отправить нас в эвакуацию. Все думали тогда, что война закончится, и дети вернутся домой. А получилось, что уехали мы навсегда. Дома остался только старший брат, пятнадцатилетний Доминго. Мне было 9 лет, Эрнесто - 6, Росите - 12. Старшей из нас, уезжавших, Анне, уже исполнилось 14. Двух моих двоюродных братьев вывезли тогда в Бельгию. Из порта Сантуртси нас морем отправили в Марсель. Мы с испугом и любопытством наблюдали, как наше судно преследует фашистский крейсер (я запомнила его название - "Серверо"), а в небе кружат самолеты. Тех детей, которые эвакуировались во Францию, разместили по каютам, а нас - на палубе. В Марселе каждому из беженцев выдали по белой булочке. Вскоре нас перегрузили на борт китайского грузового корабля, зафрахтованного русскими, и мы отплыли в Ленинград. Спали мы в трюме, на матрацах, брошенных прямо на пол.

Елена Висенс, изучающая многие годы данную тему пишет, что многие родители отправляли своих детей на чужбину, думая, что это ненадолго — пока не утихнут бои и бомбежки на Родине. Но жизнь распорядилась иначе: большинство детей, прибывших в СССР, остались здесь жить, многие так больше никогда и не увидели своих родных.Если в большинстве стран, приютивших у себя малолетних испанских эмигрантов, дети в основном распределялись по семьям, то в нашей стране были созданы специальные детские дома-интернаты, в которых дети жили и учились. При них были как испанские, так и советские воспитатели, преподаватели и врачи. Курировал деятельность детских домов созданный при Наркомпросе специальный «Отдел детских домов специального назначения».

К концу 1938 года в СССР было 15 детских домов для испанских детей: десять в РСФСР (среди которых один — №10 в городе Пушкине под Ленинградом — специально для дошкольников), а пять других — на Украине. В России детские дома в основном были сосредоточены под Москвой и Ленинградом и для их создания были использованы дома отдыха ВЦСПС, старые дворянские особняки. На Украине эти детские дома создали в Одессе, Херсоне, Киеве и Харькове. Во время Великой Отечественной войны большинство испанских детских домов было эвакуировано в Среднюю Азию, Башкирию, Поволжье, на Северный Кавказ и в Грузию. Курировали детские дома многие организации — от Центрального Комитета комсомола и Центрального Комитета профсоюза дошкольных учреждений и детдомов, до Наркомздрава и Наркомпроса. Нормы содержания одного воспитанника «испанского детского дома» до войны были в 2,5–3 раза выше, чем для воспитанников обычного советского детдома. Летом часть детей (в основном, слабых здоровьем) вывозили на юг в пионерские лагеря, в том числе в знаменитый лагерь «Артек».

Во второй половине 30-х годов, во время гражданской войны в Испании, Херсон стал прибежищем для детей испанских республиканцев. Их поселили в детском доме №7 в здании бывшего санатория по улице Суворова, дом №38. В нём преподавателями и воспитателями были испанцы и учителя из Херсона: Тимошенко, Мудролюбова, Агарков и другие. Они преподавали русский язык и литературу, физику, географию, математику. С целью быстрого изучения русского языка испанские дети посещали семьи рабочих, общались с горожанами, старшеклассники присутствовали на уроках русского языка и литературы в школе №14 (ныне гимназия №20). Из Киева обратились к директору школы Анатолию Васильевичу Кравченко и преподавателям с просьбой, дописать об их опыте для распространения его в детских домах испанских детей в Киеве, Одессе, Евпатории. Но помешала война. Испанских детей эвакуировали из Херсона в Пятигорск.

Анализируя список «Украина. Детский дом №7. Херсон, улица 1 Мая по сведениям 1939 года», а датируемый 1 октября 1942 годом узнаём, что он содержит 6 листов. Имеет заголовок «Список воспитанников Херсонского Дома Испанских детей, находящихся в настоящее время», содержит 107 фамилий, которые расположены в алфавитном порядке до 100-го, но 100 номер прописан дважды, видимо ошибочно, а затем шесть фамилий дописано уже не в алфавитном порядке. По этому списку мальчиков -39, а девочек – 68. Под номером 43 вычеркнут мальчик Гарсия Ломбардия Фаустино, который учился в 6 классе, и ему было 15 лет. Причина исключения из списка не указана. Возраст детей от 9 до 19 лет.

В 3 классе обучалось 19 учащихся, в 5-ом – 28, в 6-ом – 22, в 7-ом - 11 и в 8–ом – 27 детей. Самым малочисленным классом был 7 класс (11), а самым наполняемым по количеству учеников оказался 5 класс (28).

Под №47 мы находим Дель Боске Солидад, ей 15 лет и учится она в 7 классе, под №98 – Эгевария Агиросабель Анто, ей 13 лет и учится она в 6 классе. Эти девочки испанки, которые уже в те далёкие трудные годы старались держаться вместе, переживали и делили все беды и радости на двоих. Крепкую дружбу они пронесли через всю свою жизнь. Они до сих пор являются подругами.

На трёх листах стоит подпись старшего воспитателя Морено Хосе.

Список подписан исполняющий обязанности директором Тимошенко.

В детском доме была хорошая художественная самодеятельность, руководил воспитатель испанец Хосе Морено. С художественной самодеятельностью часто выступали на предприятиях, во Дворце пионеров, в воинских частях, в театре. Дети очень любили петь русские песни, несмотря на то, что им было очень трудно учить текст песен. Она вспоминает, с каким подъёмом пели испанские дети «Тачанку», «Каховку», «Катюшу», «Дан приказ ему на запад» и другие. Любили слушать и читать стихи и сказки Александра Пушкина, Николая Алексеевича Некрасова. Вся работа по группам в детском доме была спланирована так, чтобы каждый мог заниматься интересным и полезным делом. Старшие дети ежедневно ходили смотреть карту боевых действий в Испании, которая была вывешена возле здания по улице Суворова,18, и где размещалась организация Осоавиахима – авиационная школа.

«И вдруг 22 июня услышали о начале Великой Отечественной войны. Германия напала на Советский Союз. Все взрослые и дети плакали. Детям было еще страшно и потому, что они уже перенесли ужасы войны в Испании, нашли вторую Родину — СССР и вдруг война. 19 августа 1941 года детский дом был эвакуирован на Северный Кавказ в Пятигорск...», рассказывает воспитательница Испанского детского дома № 7 А. И. Лохновская.

18 августа 1941 года, когда немецкие орды подходили к Ставрополю, было дано указание детский дом, эвакуировать. Эвакуация была очень тяжелая, транспорта не было, пришлось из Пятигорска до станции Прохладной идти пешком. В Лермонтовке на горе Машук немцы высадили десант, надо было быстро уходить...

По рассказам Анатолия Васильевича Кравченко, благодаря налаженным отношениям, 9 августа 1941 года, в самых трудных условиях начавшейся войны, удалось очень быстро подготовить весь персонал и самих детей к переезду в тыл. Решением Городского Совета и эвакуационной комиссии города Херсона Николаевской области 112 детей и 10 взрослых испанцев вместе с обслуживающим их персоналом (42 человека) и их семьями (65 человек), всего 229 человек, необходимо эвакуировать в город Пятигорск (Северный Кавказ).

Когда к городу подошли фашисты и начались бомбежки, детский дом эвакуировался. Плыли на пароме по Днепру в Запорожье, потом везли в открытых грузовых вагонах, а над головами летали фрицы. Мы то и дело высовывались, и воспитатели кричали, чтобы мы прятали, головы… Вагоны были переполнены, ведь враг наступал и все рвались на этот поезд, народ обезумел. Какое-то время, пока Анатолий Васильевич хлопотал о нашей дальнейшей судьбе, мы провели в кавказской деревеньке, помогали взрослым собирать арбузы и получали за труд молоко, творог, сметану. Потом нас отправили в Пятигорск, где детдом устроили в санатории на горе Бештау. Целый год мы прожили, там не бедствуя.

Однако шел 1942-й год, и впереди было много страшного. Немцы продолжали наступать, и однажды нас разбудили среди ночи: срочно эвакуироваться. Анатолий Васильевич стоял на коленях, умоляя выделить транспорт. "У меня испанские дети, помогите их вывезти", - чуть не плача, просил он. Но спасаться пришлось самим. Собраться толком не успели. До ближайшей станции «Прохладная» шли почти бегом три дня и три ночи, умирая от голода и жажды. В «Прохладной» нам удалось попасть в последний эшелон. До Махачкалы мы ехали без еды и питья. Маленький Эрнесто страдал от голода больше нас всех, у него начались спазмы. Одна семья везла мешок яблок и хлеб, и эти добрые люди поделились с нами.

Война гнала нас все дальше на юг. Чего мы только не насмотрелись! Никогда не забуду, как ели ржавую кильку из бочки на какой-то городской площади, как уплетали кипяток с варёными кусочками теста - "суп с клецками"… У многих детей в то время началась дизентерия. А потом мы целый месяц поездом добирались до Сибири.

Но немцы быстро захватывали все новые территории. И вскоре подошли к городу, где остановились беженцы. Вот и самые близкие села у Пятигорска были захвачены. Стала прямой угроза попасть в немецкий плен. Взрослые понимали, что ожидает детей и взрослых. Транспорта особого никто не мог выделить. Директор Кравченко, посоветовавшись с коллективом и уже повзрослевшими ребятами, решаются на труднейший выход - попробовать уходить дальше пешком - идти на Махачкалу, в глубокий тыл.

Учитывая остроту момента, было разработано несколько вариантов действий с учетом всех неожиданностей, которые могли возникнуть при такой чрезвычайной ситуации. Для этого запланировали разбиться на отдельные группы и самостоятельно выходить их окружения. В каждой группе определили старших - им были выданы деньги, продукты, чётко определены маршруты и места встречи. Судя по документам, уже с Пятигорска с директором детдома уходило в тыл более многочисленная группа. Если с Херсона шли 112, то отсюда уже 136 человек (очевидно, что к их группе присоединились дети из других детдомов).

Дорога была очень сложной. Тем более для такого детдома и его персонала. И все же они дошли до Каспийского моря. Там их переправили танкером. Далее посадили на поезд и повезли в Алтайский край, в Залесовский район в село Тундриху.

Вот как вспоминает эвакуацию, одна из воспитанниц испанского детского дома №7 Антолина ЭгеварияАгиросабель. «Нас подняли среди ночи. Сказали, что немцы бомбят и нужно срочно уходить. Три дня и три ночи мы пешком добирались до станции «Прохладная». Это 150 километров. Мы были голодные. И хотелось пить. Одеты были легко по-летнему: рубашка, да штаны. На станции нас встретили военные. Они спросили, куда мы направляемся и проверили документы. Работали в какой-то небольшой будке. Военный сказал, что, сколько уже этих черноглазых прошло. Здесь нас угостили арбузами. А нам нужно было добраться до города Пятигорска, а это ещё 25 километров. Я запомнила эту станцию «Прохладная» на всё жизнь. Хотя до этого я не понимала, что такое прохладно и холодно. Мы плохо разговаривали на русском языке. В эвакуации я чётко поняла, что такое мороз и холод. С тех пор я не люблю зиму. Я до сих пор не переношу, когда холодно. Помню, когда мы с мужем жили в Москве, он возвращался с работы и говорил, как на улице хорошо, хрустит снежок. Он был русским человеком. Я его не понимала, как может быть хорошо, когда холодно».

Осенью 1942 года в село Тундриха, что в Залесовском районе, въехали грузовики. Местные жители с удивлением смотрели, как из грузовиков выпрыгивали непривычного вида, одетые явно не по сезону мальчишки и девчонки.

Очень красивые, такие чернявые… – вспоминает о необычных приезжих Анна Фёдоровна Борисова, учительница русского языка и литературы, которой тогда было 10 лет. – Были у них и парни взрослые. У нас говорили, что это дети революционеров. - Мы-то из колхоза, да ещё и война – одевались, как говорили, в лапотины, бедно... – вспоминает Анна Фёдоровна Борисова. – А они более-менее выделялись – одеты были по-городскому. Еще такая деталь: если царапина – у них зеленка, а мы понятия не имели, что это, и удивлялись: чего они зеленые ходят… Испанцев поселили в здании школы, в больших классах первого этажа. В них испанцы жили, а на втором учились вместе с тундрихинскими детьми, среди которых была и Анна Фёдоровна Борисова.

- Было холодно, на уроках мы сидели в рукавицах, в шалях. Чернила делали себе из сажи или из свёклы, писали на газетах... – вспоминает она. - Один их парень дружил с Тамарой Леонтьевной, учительницей немецкого языка... – рассказывает Анна Федоровна Борисова. – Она очень добрая была, и мы её не слушали на уроках абсолютно, так как она молодая, да и немецкий мы не любили – это же язык фашистов! Чем роман закончился, не знаю. Мы на них не смотрели – нам ведь, сколько лет-то было?! Впрочем, дружбе этой не дано было перерасти в нечто большее.

А вот выдержки из письма испанской воспитательницы Виктории Мартинес, работавшей в детдоме: «После десятидневного путешествия мы прибыли в Барнаул и нам сказали, что нас отправят в великолепный санаторий. Но радость наша, была непродолжительной… Мы спим на полу. Дети хотят одежду и хлеб. Мы терпим большую нужду, но переносим всё очень стойко.… Через неделю (по прибытии) несколько детей пришлось отправить в госпиталь, между ними Хулито, о котором через месяц нам сообщили, что он умер. Через несколько дней от гангрены на ноге умерла Луиса Ковшелы Ласкано и ещё через несколько дней Росс дель Боскэ… Мы очень мёрзнем, так как печи не греют. По ночам мы плачем от холода и не можем уснуть. У меня коченеют руки, и я не могу описать тебе своих страданий». Вот такая картина об эвакуации детей на Алтай была представлена глазами очевидца на страницах парижской газеты «Русская мысль».

Солидад Доминговна Дель Боске Анри вспоминает, что в деревне Тундриха им отвели здание школы, а вернее нижний этаж. «Мы все поголовно были больны, и человек десять тогда умерли.Через Залесовскую районную больницу прошли все, а потом нас долечивали в санатории в Бийске. У меня от долгого лежания срослись сухожилия, и пришлось их разрабатывать с помощью массажа и лечебной физкультуры. Я при этом так орала от боли. И полгода пролежала с тифом и крупозным воспалением легких. Скоро уже все знали: это Солидад разминается.… Помню, как в больнице мне отчаянно хотелось жареной картошки с белым хлебом, но я была на строгой диете, и навещавшие меня директор детдома и завуч просили повара сварить для меня пару картофелин.

-Однажды ко мне в больницу пришла Росита. В долгой дороге (а была зима) она простудилась, и ее положили в нашу палату. Я тогда часто впадала в беспамятство и вот, как-то очнувшись, не увидела ее. Мне сказали, что Роситу перевели в другую палату. Сестра умерла, но от меня это долго скрывали, пока няня не проговорилась. В моей памяти сестра осталась веселой певуньей, танцовщицей. Она была лучше всех…

Солидад отмечает, что испанские дети между собой были дружными. Помогали друг другу.

Всех эвакуированных расселили в двухэтажной деревянной школе. Было очень трудно. Месяцы дорог, тревог и опасностей. Из жаркого лета да в стужу. Ведь в это время на Алтае было уже холодно, а они пришли полуодетыми, полу обутыми. Дети и взрослые начали болеть. К больным детям был прислан военным самолетом эвакуированный из Ленинграда профессор, фтизиатр. Вместе с ним в детдом доставили лекарства и различный медицинский инструментарий.

От перенапряжений, постоянного холода Анатолий Васильевич серьезно заболел и лёг в больницу. На время его болезни первый его помощник, сообразительный и деловой Сантос Гомес, принял на себя все хозяйство детского дома.

По истечению 8 месяцев организуется другой список. Его издаёт Народный Комитет Просвещения РСФСР. Начальник Управления детскими домами направляет список по форме на воспитанников детского дома№7 для испанских детей, датированный 4 июня 1943 года. Он содержит 6 листов. На каждом листе имеется 11 граф. Первая графа – это номер по порядку. Содержит 88 детей, а во 2-й графе перечислены фамилии и имена, 3-я - год рождения, 4-я – имя отца, 5-я – профессия отца, 6-я – имя матери, 7- я – профессия матери, 8-я – брат или сестра в СССР, 9-я – место пребывания, 10-я – занятия и 11-я – какой партии принадлежат родители. В этом списке фамилии воспитанников составлены в произвольном порядке, а не в алфавитном. Года рождения указаны: 1923, 1924, 1925, 1926, 1927, 1928, 1929, 1930, 1931,1932 и 1933 года.Испанцам было от 10 до 20 лет. В графе «Место рождения» указаны Гальдамес, Сан- Себастьян, Астурия и другие. Самыми распространёнными среди имён отцов оказались Хуан, Доминго, Дельфин, Анхель и Станислав.У 12 детей отцы записаны умершими. Профессии отцов.Указаны, что в Испании они работали трамвайщиками, пекарями, железнодорожниками, горняками, рабочими, моряками, плотниками, художниками, малярами, счетоводами.Самыми распространённые имена среди матерей – Мария, Элеонора и Кармен. У 5 детей мамы записаны «умерла». Большинство матерей не работали и были домохозяйками. У остальных детей мамы работали портнихами, телефонистками, медсёстрами, прачками, официантками, продавщицами. Родители принадлежали различным партиям, но большинство – это коммунисты, социалисты и республиканцы. Из графы «Брат или сестра в СССР» узнаём, что у Дель Боске Солидад, родившейся 26 февраля 1927 года была сестра Росита, которая умерла от воспаления лёгких в Залесовской больнице. И младший брат Энрике, с которым они вместе находятся в эвакуации в Тундрихе. Самая старшая сестра Анна проживает в Саратове. У Эгевария Агиросабель Анто – брат Инес. Из графы «Место пребывания» определяем, что большинство детей – 74 человека находятся в Тундрихе, остальные отправлены в Саратов, Челябинск, Тбилиси и Краснодар. Их этой же графы узнаём, что Ганза лес Мартин Пено, 1929 года рождения отправлен работать на меланжевый комбинат в город Барнаул, отец Елены Висенс, автора книги «Неизвестная правда об испанских детях в СССР».

Анализируя списки 1942 (по сведениям 1939 года) и 1943 годов, делаем вывод, что по истечению 8 месяцев из-за, болезней в ходе тяжёлой эвакуации и сложных условиях по прибытию на новое место жительство ушло из жизни, умерло 19 детей.

На местном кладбище, в Тундрихе сохранились места захоронения испанских детей. Эти могилы находятся рядом друг с другом. Очевидцы отмечают, что раньше там были кресты, которые отличались от русских (по размеру и вере).

Из «Списка Испанских сотрудников, работающих в Испанском детском доме №7» узнаём, что вместе с детьми приехала Мартинес Виктория, 1895 года рождения. Она была инструктором по труду, вернее работала воспитательницей. Хотя в Испании она была мастером по изготовлению женских шляп и белья(модистка). Виктория входила в Коммунистическую партию. Её состояние здоровья оценивалось, как хорошее. В детском доме находится её племянник Хосе Мале.

Учитель - Пьер Пухоль Акторис родился 2 ноября 1886 года. Входил в социалистическую партию. Имел физическую слабость. Вместе с ним в эвакуации находилась его жена Льевер Монтано Сицилия, 1886 года рождения. На Родине она была домохозяйкой. Здесь страдала болезнью сердца и у неё была 1 степень инвалидности. Сицилия не работала из-за болезни. Они имели 4 детей. Долорес и Хосе находились в Чили. Рамона проживала во Франции. Себастьян зачислен в органы НКВД СССР.

Воспитательница Мартин Аншало Леонор родилась 12 февраля 1917 года. В Испании она работала медсестрой. Шесть лет трудится воспитательницей в Испанском детском доме №7. Входит в партию Социалистический Союз молодёжи. Имеет слабое здоровье. Детей нет.

Портниха Фернандес Родригес Иевес родилась 12 июля 1903 года. В Испании она была домохозяйкой. Сочувствует партии мужа, который состоял в Коммунистической партии и был убит на войне. Иевес слаба здоровьем. Её дети Рудольф, Мария и Амор находятся вместе с ней в детском доме №7.

Учитель Морель Паят Хосе родилась 22 февраля 1909 года. Указано, что из-за недостатка персонала является также и руководителем кружков (хор, балет, зрелищ). Её состояние здоровья хорошее. Входит в Социалистическую партию. Детей не имеет.

Список подписан директором Испанского детского дома №7 Кравченко Анатолием Васильевичем.

Испанские дети плохо разговаривали на русском языке. Хотя многие односельчане отмечают, что в общение с ними они понимали друг друга. Да и не первый год находились в Советской стране. Кармазинов Михаил Фёдорович отмечает, что некоторые русские сотрудники испанского детского дома жили на квартирах у местных жителей и даже семьями.

В первую зиму дети - испанцы в деревню не ходили, потому что зимней одежды у них не было. Только к следующей зиме им привезли фуфайки, штаны и валенки. Весной они посадили для себя овощи и картофель. Всё лето они ухаживали за своими посадками и работали в колхозе. Вместе с местными жителями работали в поле: пололи, убирали лён, копали картофель, собирали колоски. Многие познакомились с местной молодёжью. Я тоже познакомилась и подружилась с двумя испанскими девочками. Одну звали Аврора, а другую Розой. Их фамилий я не помню. Они были мои ровесницы. Вместе с ними была ещё русская девушка – Аня Лившиц. Она была постарше нас, и не училась, а работала в детском доме. Её отец тоже работал там. Нам было интересно смотреть, как он, поставив поддон на голову, носит из пекарни хлеб. Пекарня находилась недалеко от школы, рядом с домом Сулаевых. Хлеб для детдомовских детей и сотрудников пекли хороший. Колхозники и артельские рабочие такого хлеба в войну не ели.

Столовая для прибывших испанских детей тоже находилась в отдельном здании рядом со школой. Позднее в этом здании размещалась библиотека, а сейчас его уже нет. Еда была скудной. Колхозы, выполняя доведённые государственные задания, не могли оказывать детдому существенной помощи, поэтому мясо и молоко у них было не часто. Местные жители жалели детдомовцев, но помочь тоже не могли. Тогда мы сами жили впроголодь. Когда испанцы приходили в гости, их угощали тем, что было. Мама наша часто пекла какие-то постряпушки, и мы угощали ими девочек. Парёнки разные парили, и ими угощали. К нам девочки приходили помыться в баню. Своей бани у нас не было, сгорела, но мы договаривались с соседями и топили баню у них. Иногда наши гости помогали нам в домашних делах. Осенью 1943 года тыквы много наросло, так они помогли перетаскать её с огорода. Хотя работы у нас было много, но мы находили время и для вечёрок, устраивали игрища. Играли в «Разлуку», в «Третий лишний», в лапту и в другие игры. Детдомовцы тоже на них приходили. Они были общительные, хорошо говорили по-русски. По вечерам, особенно зимой, мы к ним ходили в гости. Вместе вязали носки, рукавицы, обвязывали платочки, кисеты шили. Посылки на фронт отправляли. Во время работы или просто так, кто пел, кто играл на гитаре. Пели и русские песни, и испанские. Многие пели и играли очень хорошо.

Когда парням и девушкам исполнялось 16-17 лет, их отправляли в ФЗУ (фабрично-заводское училище). Там они получали профессию и работали на заводах в Барнауле.

Антолина Эгевария Агиросабель, бывшая воспитанница, проживающая в городе Москва, рассказывает по телефону, как они приехали в Тундриху. «Сначала мы думали, что нас везут в Тундру. Но оказалось просто, что эти слова созвучны с названием села. Раздетые, голодные. Разместили в школе. Спали на полу, а потом появились кровати. В каждой комнате проживало от 20 до 25 детей. Многие болели. И после лечения в Залесовской районной больнице, нас отправляли в санаторий в город Бийск на долечивание. Там было усиленное питание». В Бийске Антолина вместе с другими детьми ходила в русскую школу. Запомнился случай, как по дороге в школу, на мосту, дети увидели табун диких лошадей, которых перегоняли из Монголии. Хорошо, что успели спрятаться в будке сторожа. Ещё ей вспоминается Новый год и подарки, которым дети были рады. Она рассказывает о том, что местное население в Тундрихе относилось к испанским детям хорошо. Антолина отмечает, что у местного населения были овцы, коровы и другая живность. «Они кормили нас, детей молоком, пареной тыквой. Жители села делили с нами последний кусок хлеба, помогали нам выживать. Помню, что ходили за хлебом группами, по очереди. А ещё помню немцев с Поволжья. И церковь, которая находилась рядом со школой, которая не работала. Там хранили зерно, и наши мальчишки ухитрялись доставать зерно, поджаривали его на костре и подкармливали девчонок. Об этом узнал сторож, но старший воспитатель Морено Хосе всё уладил. И эта история не получила огласки». В разговоре Антолина несколько раз упоминает о том, что в селе – прекрасные люди и самое главное – это их хорошее отношение к нам, испанским детям!

Антолина рассказывает, что в школе учились отдельно от местных ребятишек. «У нас были свои учебники на испанском языке. И с нами работал переводчик, но только по истории и географии». Испанские дети учили урок на своём родном языке, а потом пытались с помощью переводчика, пересказать по-русски. А по другим предметам, в том числе и по арифметике, учили урок только на испанском языке. Антолина отмечает, что до сих пор она считает, умножает и делит на испанском языке, а потом переводит на русский. Ещё в разговоре, воспитанница упоминает о детских шалостях. «Однажды, в детском доме, показывали кино про цирк. Её сестра, которая была на четыре года старше меня, пришла и после этого кино, она вставала на табуретку и валяла дурака. Она изображала робота.»

Из эвакуации из села Тундрихи Алтайского края в сентябре 1944 года вместе с детдомом № 7 вернулись в село Нахабино Истринского района Московской области испанцы: Мартин Леонор, воспитатель; Мартинес Виктория, инструктор по труду; Морено Хосе, учитель; Пьеро Антонио, учитель с женой и Фернандес Певес, официантка и многие другие.