Геноцид

Первым шагом оккупантов на захваченной территории стало введение ограничений гражданских свобод местного населения. Было объявлено чрезвычайное положение. Все население подлежало обязательному учету.

       Захватчики создали систему тюрем и концентрационных лагерей, где без суда и определения срока заключения находились сотни тысяч людей. Наиболее крупными среди них были Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Майданек, Маутхаузен, Заксенхаузен, Тростенец, Треблинка. 

       Война давно закончилась и с каждым днем людей, прошедших и переживших ее остается все меньше и меньше, поэтому особенно важно не забывать  и ценить то, что наша жизнь и наше мирное существование - это их заслуга.

      В каждой семье, в каждом доме есть своя семейная реликвия. Реликвии - это предметы, особо чтимые и хранимые как память о прошлом. Семейные реликвии ценны вдвойне. Они помогают понять, что жизнь человека бесконечна, если о ней помнят потомки, позволяют прикоснуться к истории семьи и почувствовать, что она нам близка, что она затрагивает и нашу жизнь,  влияет на всё происходящее сегодня. В семье Загорских-Закариных – это память об отце, дедушке и прадедушке Загорском Евгении Петровиче. 

        В школьном музее хранится открытка, присланная из концентрационного лагеря Майданек дедушкой учителя нашей школы Закариной Татьяны Степановны. 

        Евгений Петрович родился в 1904 году в деревне Дрогичаны Волковысского уезда Гродненской губернии в семье лесника Петра Игнатьевича Загорского. В 1915 году Евгений окончил двухкомплектное народное училище в родной деревне, о чем свидетельствует документ из семейного архива. В 1914 году началась Первая мировая война.  Волковысский уезд оказался в самом центре событий, связанных с военными мероприятиями российских властей и отступлением российских войск летом – осенью 1915 года. С конца 1915 года территория Волковысского уезда, как и вся Гродненская губерния, оказалась под оккупацией кайзеровских войск. Все жители деревень Дрогичаны, Романовка и Жорновка были эвакуированы на восток Российской империи, то есть стали беженцами.  Петр  Игнатьевич с женой Анной и тремя детьми Устиньей, Иваном и Евгением вынужден был покинуть уже обжитое место. Семья оказалась в городе Колпино недалеко от Петрограда, где пробыла до 1922 года.  Из воспоминаний Загорского Степана Евгеньевича: «В Колпино отец продолжал учиться,  окончил  шесть классов. Одновременно он учился на столяра-краснодеревщика и плотника.  Вернувшись с семьей  на родину, отец уже вполне мог зарабатывать себе на жизнь, столярничая и плотничая».  Во время пребывания в Колпино Евгений успел вступить в ряды РСМ (примерно в 1919 году) и, естественно, впитал в себя революционных дух того времени.

        В 1921 году Россия подписала с Польшей Рижский договор, по которому Западная Беларусь отошла к Польше. Беженцам предложили выехать на родину. В 1922 году семья Петра Игнатьевича возвращается в Дрогичаны. Деревня была почти полностью разрушена. Вначале жили в землянке и заготавливали лес на строительство дома. Лес был панский, поэтому от зари до зари работали на панских полях, чтобы как-то рассчитаться. Евгений Петрович принял активное участие в борьбе с режимом Пилсудского. В 1925 году Волковысской призывной комиссией он был признан годным к строевой службе и зачислен в 76 пехотный полк в Гродно ефрейтором (с 15 марта 1926 года по 1 октября 1927 года), о чем свидетельствует запись в военном билете и фотографии, которые также хранятся в семейном архиве. Тогда же получил  удостоверение личности, где имелись даже отпечатки пальцев. В 1933 году Евгений Петрович женился на Прасковье Степановне. Особого достатка не было, но и не бедствовали: Евгения Петровича ценили как хорошего плотника. 

        После присоединения в 1939 году Западной Беларуси к БССР Евгений Петрович был избран депутатом сельского совета. До войны он обучался на курсовой базе Госстраха в городе Лиде и работал страховым агентом в Волковыске. Евгений Петрович часто ездил в служебные командировки. Начало войны застало его вне дома, в командировке в Шиловичском сельском совете. В семейном архиве Загорских сохранилось командировочное удостоверение, датированное 21 июня 1941 года. Двое суток Евгений Петрович добирался до Дрогичан, так как Волковыск и шоссейные дороги  уже бомбили немцы. Начались дни оккупации. Поначалу при новом режиме не было особой жестокости; немцы оставили в деревне старосту (причем старостой остался человек, выбранный на эту должность еще до войны). Даже солдаты Красной Армии, вышедшие из окружения и отставшие от своих воинских частей, могли жить в деревне. Но все это длилось не долго. Когда «победное шествие немецкой армии» было остановлено, изменилась и жизнь. В 1942 году должны были арестовать всех бывших окруженцев, которые остались в деревне. Но староста, который знал о планах немцев, предупредил нужных людей  и они скрылись.

       В свое имение вернулась репрессированная в 1939 году помещица Вильковская. Она, а также житель деревни Дрогичаны Купрашевич Петр, написали донос немцам на Евгения Петровича. В марте 1942 года его и еще двоих мужчин из соседней деревни  Романовка (Мелешкевича Фому и Колосовского Евгения) как бывших советских работников забрали немцы. Какое-то время все трое находились в Волковыске в гестапо. Жена Евгения Петровича даже приходила и пыталась хоть что-то узнать о судьбе мужа, но тщетно. Единственное, что ей  сообщили, было неутешительно: всех отправили в концлагерь. Оставалось только ждать и надеяться. Прасковья Степановна теперь боялась за детей: ведь семьи арестованных угоняли на принудительные работы в Германию, разлучали родителей и детей. Но ей помог староста. Именно благодаря его заступничеству она с детьми осталась дома. А спустя некоторое время пришла и весточка от мужа. Он оказался в концлагере под Люблином, в Майданеке. Тогда это было лишь местом на карте, никому не известным и ни о чем не говорящим. А теперь.… Теперь Майданек – это синоним смерти… 

        Майданек, второй по величине нацистский концентрационный лагерь в Европе, создан осенью 1941 года по приказу Генриха Гиммлера, во время его визита в Люблин. Лагерь был расположен в восточной части Люблина на площади в 270 га, и строился под руководством инженера, офицера СС Ганса Каммлера. Согласно генеральному проекту он был рассчитан на 250 тысяч заключенных. Этот план  реализовали лишь на 20 %. В середине декабря 1941 года были построены бараки для 20 тыс. военнопленных. В  начале 1942 года вместимость лагеря выросла в пять раз. Концлагерь был разделён на пять секций, одна из них была для женщин. Имелось множество различных зданий: 22 барака для заключённых, 2 административных барака, 227 заводских и производственных мастерских. У лагеря существовало 10 филиалов. Заключенные лагеря занимались принудительным трудом на фабрике по производству обмундирования и на оружейном заводе «Штейер-Даймлер-Пух».

      Уничтожение людей проводилось с апреля 1942 года с использованием газа Циклон Б.  Майданек — один из двух лагерей смерти Третьего рейха, где использовался этот газ (второй – Освенцим). Крематорий был запущен в сентябре 1943 года. 

         «Когда с Майданека налетал ветер, жители Люблина запирали окна. Ветер приносил в город трупный запах. Нельзя было дышать. Нельзя было есть. Нельзя было жить. Ветер с Майданека приносил в город ужас. Из высокой трубы крематория в  лагере круглые сутки валил черный, смрадный дым. Дым относило ветром в город. Над люблинцами нависал тяжкий смрад мертвечины. К этому нельзя было привыкнуть. «Печами дьявола» звали поляки печи крематория на Майданеке и «фабрикой смерти» - лагерь…  Гитлеровцам не удалось при отступлении уничтожить лагерь. Они успели только сжечь здание крематория, но печи сохранились. Уцелел стол, на котором палачи раздевали и рубили жертвы. Сохранились полуобгоревшие скелеты в «складе трупов». Сохранился весь лагерь» (Из  периодической печати 1944 г.).

       По подсчетам исследователей, в лагере погибли от невыносимых условий существования и в газовых камерах не менее 350 тыс. евреев и представителей других национальностей. За один лишь день, 3 ноября 1943 года, в Майданеке убили 18400 евреев под громкую музыку, которая звучала из репродукторов.  Лагерь ликвидирован Красной армией 22 июля 1944 года. Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны Марка Павловича Иванихина: «Не могу забыть концлагерь Майданек. Мы освободили этот лагерь смерти, увидели изможденных людей: кожа и кости. А особенно помнятся детишки с разрезанными руками, у них все время брали кровь. Мы увидели мешки с человеческими скальпами. Увидели камеры пыток и опытов. Что таить, это вызвало ненависть к противнику».

        Поскольку концлагерь находился в Польше, в зоне действия Красного Креста, то заключенным разрешено было отправлять домой весточки (правда, по одному образцу). Правовой основой работы Международного комитета Красного Креста во время Второй мировой войны была Женевская конвенция в редакции 1929 года.  К концу войны 179 делегатов совершили 12750 посещений лагерей военнопленных в 41 стране. Центральное информационное агентство по вопросам военнопленных  имело 3 тыс. работников, картотека пленных насчитывала 45 миллионов карточек, Агентство обеспечило пересылку 120 млн. писем.

        Прасковья Степановна получила из концлагеря  несколько открыток. Одна из них датирована 14 июля 1943 г. На лицевой стороне указан арестантский номер 672, имя отправителя – Загорский Евгений, адрес концентрационного лагеря – Люблин I, штамп, имя и адрес получателя – Загорская Прасковья, д. Дрогичаны, почта Изабелин, Волковысский повет, Белостокское воеводство, имеется печать Красного Креста.  Последняя присланная из концлагеря открытка датирована февралем 1944 года. На открытках были марки, но ни одна из них не сохранилась: все сорвал сын Евгения Петровича, Степан Евгеньевич, потому что на них был изображен Гитлер.

Из троих односельчан, которых одновременно забрали в гестапо, вернулся только один – Колосовский Евгений. Все, что известно о Загорском Евгении Петровиче, Прасковья Степановна узнала от него, единственного выжившего. С его слов, в концлагере односельчане были вместе, в одном секторе. Знал он и то, что ни Евгения Петровича, ни Мелешкевича нет в живых. А Колосовского, так как он был очень слаб и находился в так  называемом   «ревире» (что-то вроде санчасти), вместе со многими другими заключенными переправили дальше на запад. Он оказался в английской зоне, уже на территории Германии, где и был освобожден. Вернулся лишь в 1946 году после восстановления здоровья. И именно тогда для Прасковьи Степановны не осталось никакой надежды…

         В 2002 году сын Евгения Петровича Загорский Степан Евгеньевич отправил запрос с целью узнать  о судьбе своего отца. В присланном ответе указанно, что Загорский Евгений Петрович на 31 марта 1944 года находился в концентрационном лагере Майданек (арестантский номер 672). 6 апреля 1944 года переведен в концентрационный лагерь Нацвейлер / группа Вессерлин (арестантский номер 11473), а 18 июля 1944 года – в Нацвейлер / группа Некаргартах-Хайльбронн. 

        Нацвейлер-Штрутгоф - нацистский концентрационный лагерь. Расположен в Вогезах поблизости от эльзасской деревни Нацвейлер, Франция, в 50 километрах к юго-востоку от Страсбурга. Представлял собой целую систему, включающую более 50 лагерей, расположенных на границе между Францией и Германией  и подчиненных главному лагерю. Лагерь действовал в период с 21 мая 1941 года до начала сентября 1944 года, когда войска СС начали эвакуацию лагеря. Главный лагерь был освобождён 23 ноября 1944 года.        

        Евгений Петрович умер 17 января 1945 года в 13.00, причина смерти: общая слабость организма. Баланда, 200 граммов картошки или хлеба, напиток из желудей и цикория, - это дневной рацион в концлагере Майданек. При таком питании вес взрослых мужчин не дотягивал и до пятидесяти килограммов.

       В Докладе Красного Креста на Нюрнбергском процессе раскрываются причины большого количества смертей узников под конец войны: «В хаотических условиях, которые имели место в Германии под конец войны, в лагеря не поступало продуктов питания, в результате чего от голода погибло много людей. Немецкое правительство было очень встревожено этой ситуацией и сообщило об этом Красному Кресту, это сообщение было передано 1 февраля 1945 г. В марте 1945 г. состоялись переговоры между президентом Красного Креста и генералом СС Кальтенбруннером. После этих переговоров Красному Кресту было разрешено распределять продукты питания непосредственно через своих представителей, которым было разрешено находиться в каждом лагере».

Первым шагом оккупантов на захваченной территории стало введение ограничений гражданских свобод местного населения. Было объявлено чрезвычайное положение. Все население подлежало обязательному учету. Руководство нацистской Германии разрешило своей армии истреблять мирное население завоёванных земель любыми средствами:

- уничтожать города, сжигать деревни вместе с жителями,

- забирать у населения продовольствие и скот,

- заставлять много и непосильно работать.

        Для организации и проведения геноцида руководство Германии направило на территорию БССР карательные подразделения для массового уничтожения людей. Гитлеровские захватчики проводили массовый угон мирных советских граждан на рабский труд в Германию, причём это проводилось такими методами, что за время транспортировки в Германию гибли десятки советских людей. Большая часть остарбайтеров (восточных рабочих) от непосильного тяжёлого труда истощалась и заболевала, после чего подвергалась истреблению. За годы оккупации БССР немецко-фашистскими захватчиками в немецкое рабство было угнано свыше 380 тысяч человек. 

        Расследование уголовного дела о геноциде советских граждан, белорусов, лиц иных национальностей и этнической принадлежности, находившихся на территории БССР в годы Великой Отечественной войны, является данью памяти погибших и способствует исторической справедливости.

        В 2024 году исполняется 80 лет со дня освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Все знают, сколько бед принесла эта война: миллионы осиротевших, изувеченных, погибших. Одна из страниц - судьбы тех, кто был насильственно вывезен в Германию с оккупированной немцами территории. Шансы на выживание «остарбайтеров» зависели от того, где они работали. Условия жизни работающих в сельском хозяйстве были значительно лучше, чем тех, кто работал на предприятиях. Выжившие пронесли страшные воспоминания о фашистской неволе через всю жизнь и спустя 80 лет вспоминают с болью. В июле 2024 года Ольге Фёдоровне исполнилось бы 97 лет, такая долгая жизнь подразумевает большое количество событий. История Данильчик Ольги Фёдоровны похожа на судьбы многих людей, чья юность была опалена войной.

        Ольга Фёдоровна родилась в 1926 году в деревне Львовка Волковысского уезда Гродненской губернии в семье плотника Фёдора Павловича Савко и Анны Филипповны Савко. Жили и работали как все. Семья была большая, старшая Соня, затем Ольга, Степан и Виктор, у родителей было пятеро детей. Ольга закончила три класса приходской школы. Учиться было некогда, необходимо  было помогать родителям: работать в поле, заниматься домашним хозяйством.

        Из воспоминаний Ольги Фёдоровны: «Когда пришли немцы в деревню, было страшно, стали собирать всех молодых девушек и парней. Сестре Соне повезло она была у родственников в деревне Палошки. Посадили нас на повозки и повезли, слышны были крик, слёзы родных, куда и зачем мы не знали. Сбежать было невозможно, расстреляли бы на месте, а жить хотелось. Привезли в Берестовицу, какое-то время мы сидели и ждали, много плакали. Затем выгнали к вагонам, стреляли с автоматов вверх, чтобы мы не разбежались. Вагоны были товарные, дышать было тяжело, только через маленькие щелочки немного можно было глянуть на улицу и подышать. Сколько дней ехали – не помню, казалось дорога эта никогда не кончится. Высадили нас из вагонов в специально отведённом месте, под открытым небом, поставили всех вряд и хозяева выбирали и покупали нас, кого за пять марок, кого за три. Так я попала в фермерское хозяйство, хозяина звали Корт, а вот местность как называлась точно не помню. Работали в поле, доили коров, всё что нужно было делать по хозяйству. Кушать давали всегда, вроде нас никто и не охранял и ночлег был всегда».

1944 году среди работников фермы стали распространяться слухи о приближении советских войск. Приехали люди в штатском забрали и повезли в Шауляй. И Так Ольга Фёдоровна оказалась в Литве, где ещё два года работала на птицеферме в Шауляе. Там работала, по её словам, одна молодёжь. Там же встретила верную подругу – Зину, с которой дружила многие годы. В 1947 году вернулась домой, родные уже не надеялись на встречу. В 1950 году вышла замуж за парня из своей деревни Данильчика Николая. В браке родилось двое детей. 

        Казалось, всё наладилось. Муж Николай был очень хорошим портным, был заработок, за что и жили. Однако, счастье было недолгим. В 1958году муж умер от перитонита. Ольга осталась с двумя маленькими детьми семи и трех лет. Более сорока лет Ольга Фёдоровна работала техработником в часовой мастерской от Рембыттехники. Сохранилась фотография, на которой Ольге Федоровне вручают грамоту  за добросовестный и многолетний труд. Уйдя на пенсию, без дела не сидела.  Любимым занятием стало шитьё, пригодилась швейная машина.  В свободное время шила наряды себе и детям, внукам пекла очень вкусные пироги. 9 Мая вся семья собиралась, чтобы поздравить Ольгу Федоровну с Днём Победы. Ежегодно,  накануне 9  Мая, Волковысский районный исполнительный комитет, Волковысская ветеранская организация, ОАО «БЕЛЛАКТ»  поздравляли Ольгу Федоровну с Днем Победы.

На средства генерала  Гурецкого в Шауличах начали строить  двухэтажную школу  с большими окнами. Я сама помню, как на второй этаж кирпичи помогали носить. В 40-ом пошла учиться в неё. Напротив школы стояла ветреная мельница, выстроенная на средства генерала». Молодежь устраивала вечеринки, которые «…обычно проводились в гумне на току, что стояло у дороги в районе нынешнего лесничества». Однако, у некоторых семей земли было мало. По словам Харук (Куделько) Серафимы Александровны «в деревне жили дружно и русские и поляки. Никто никого не дразнил, как это бывает в других деревнях. Земли у нас было совсем мало. Чтобы что-нибудь купить приходилось идти на заработки: на лесопосадку или собирать грибы и ягоды. Все лето, как только выпадала свободная минутка, бежала в лес, а потом несла в Волковыск продавать собранное». Семья Серебровских  жила бедно, дом был очень плохой. И поэтому, когда в 1939 году из хутора Коренецких бежала в Польшу одна семья, они перевезли их дом с хутора на свой участок дом № 40. Долго пожить в доме не удалось, так как вместе с немцами вернулись и бывшие хозяева дома. Они выгнали Серебровских в «свиранок». Там они и жили до последнего дня. Кирило Вера Васильевна так описывала жизнь деревни: «При поляках жилось тяжело. Запомнилось, что штрафы платили часто. Не подмёл улицу напротив своего дома – плати штраф в один злотый полицейскому. Деньги тогда вес имели, не то, что сейчас. Когда лес садили, то за день всего 80 грошей зарабатывали. По ночам сами жители по очереди деревню охраняли на случай пожара. Однажды зимой в 40-градусный мороз отец сторожил. Не выдержал холода и в дом зашёл погреться, а тут как раз проверка приехала. Оштрафовали отца на 25 злотых, а тогда для нас это были большие деньги».

Трагедия жителей «сестры» Хатыни

        Ранним утром 7 июля 1943 года ещё до того, как селяне должны были выгонять на пастбище своих коров, Шауличи в 3 кольца окружили немецкие солдаты и полицаи.  Когда рассвело, всех из домов начали выгонять на улицу. Там устроили перекличку. Жителей деревни проверили по спискам, после чего обвинили в помощи партизанам. Надежду Иосифовну Павлють и еще двух подростков, которые не числились в списках жителей, повели на окраину деревни, за школу и за горой приказали идти домой. Она просила, чтобы отпустили её дочь, ведь она всего 5 неполных месяцев как в деревне, но немцы ничего не слушали, а наставили на неё автоматы и Надежда Иосифовна ушла. Но она не отошла далеко, а когда немцы отвернулись, спряталась в кустах, чтобы быть поближе к своей любимой дочери. Она всем телом, каждой клеточкой вслушивалась в то, что происходит в деревне, ибо ей были видны только верхушки шауличских  деревьев. Было раннее утро, когда послышались первые  выстрелы и первые крики. Она поняла всё и от этих выстрелов, от этих криков в ушах у неё всё зашумело, презирая опасность, бросилась к  полицаям с просьбой пропустить её. И тогда один полицай сказал: « Пани, юж вашей цурки нема.»  Она опять пошла к кустам, опять слушала как стреляют, как кричат люди, как плачут малые дети. А потом, когда зажгли деревню, и пламя охватило весь восток,  вышла и пошла, не зная куда.  Войдя в дом, упала на кровать и со всех сил начала биться головой о стену. Через какое-то время рассудок вернулся к ней, но слух так и не восстановился». Стариков с мужчинами и подростками отделили от женщин и всех закрыли в сараях. Некоторым дали в руки лопаты и заставили копать себе могилы. «В деревне, около гумна, не доезжая до школы, увидели шауличских парней, которые капали большую яму. Они были побиты: в ссадинах и подтеках. Среди них был и Серебровский, державший жену из Бискупцов. Он поздоровался с нами и сказал, что они копают себе могилу, и скоро в ней будут лежать. На угол гумна немцы устанавливали пулемет. Трудно передать, что  в нас произошло, когда вскоре  услышали треск пулемета, крики и плач» (из воспоминаний Леонарда Ивана Александровича). Затем мужчинам из других деревень приказали засыпать ямы. «Нас, самых молодых, отобрали, приказали взять лопаты и закапывать могилы. Меня и ещё несколько мужчин подвели к могиле, что у школы. Я был в каком-то оцепенении. Глянул в яму, а там кое как заброшенные одеждой шевелились тела, раздавались стоны раненых ещё живых людей. Немцы приказали засыпать, а у меня и других руки не шевелились. Ужас парализовал нас. Немцы начали бить нас пока боль не привела в чувства. Следы этих побоев долго не сходили с лица и тела. Нам ничего другого не оставалось, как браться за эту страшную работу. Засыпали, а земля стонала и шевелилась. Страшнее этих минут у меня в жизни ничего не было». В этот день было расстреляно 336 человек, из них 120 детей. Все дома с пристройками сожжены.

        Что же послужило причиной трагедии? В полутора километрах от деревень Шауличи и Свинашки на дороге Волковыск-Мосты, партизаны убили немецкого доктора Мазура, родственника шефа гестапо в Белостоке Зиммермана. Мазур состоял в нацистской партии и люто ненавидел поляков. По его указанию многие люди были арестованы гестапо или отправлены на каторжные работы в Германию. Прибывшие на место происшествия немцы с помощью овчарки по следам вышли к деревне Шауличи. Осведомитель сообщил, что в деревню заходили трое партизан. Партизанам запрещалось заходить днем в деревни, так как тем самым могли накликать на деревню беду или выдать своих связных. Приказ об уничтожении Шаулич мог поступить только из Белостока, административного центра, в который входил и Волковысский повет.  Зиммерманн стал председателем суда, рушившим судьбу выбранной в качестве наказания деревни. Руководство акцией поручили Геймбаху.

        При планировании акции по уничтожению деревни, немцы позаботились об имуществе крестьян. Все собранное в деревне отвезли в Войтковичи и сгрузили во дворе комендатуры. Потом все имущество и скот распродали.

        В пылающую деревню никого не пускали. Оцепление сняли только на третий день после трагедии.  9 июля Куделько Серафима Александров пошла в родную деревню. «Не могу пересказать, что мы почувствовали, увидев самый родной на земле  уголок разграбленным, сожженным. По улице слева от школы нашли яму, засыпанную свежей землей. От дождя песок  просел, покрылся красными пятнами и потрескался. Это была первая могила, а красные пятна - проступившая, переполнившая могилу кровь наших родных и односельчан. Целый день мы проплакали и пробродили по своей деревне. В одну из трещин могилы, что у школы я решила засунуть руку и вытащила оттуда юбку. Мы решили, что здесь похоронены женщины. В памяти моей до смерти ничто не сотрет эти страшные дни. И всегда, 7 июля, пока носят меня ноги, я бываю в Шауличах». 

Мемориальный комплекс «Шауличи»

        Сожженная в годы войны деревня Шауличи – «сестра» белорусской Хатыни. Она так и не отстроилась после трагедии 1943 года и стала деревней-памятником, мемориальным комплексом. Сегодня к ней ведет с асфальта полевая дорога, а о самой деревне напоминает узкая, вымощенная булыжником улочка. Рядом с братскими могилами убитых мирных жителей появились обелиск, скульптурная композиция "Воин и подпольщица", два скорбных креста.  Возвышаются 77 холмов. Это сожженные немцами деревенские хаты, пепелища которых со временем покрылись дерном. Их венчают таблички с фамилиями проживавших здесь семей. Во время реконструкции к 70-летию Великой Победы на месте сожженных домов установили 40 деревянных срубов-символов, гранитные плиты и памятные таблички с именами погибших. В сердце мемориала бронзовый колокол печальным звоном напоминает о сотнях загубленных жизней… Мемориал в Шауличах – один из крупнейших в Беларуси мест увековечивания сожженных деревень.

        К 70-летию шауличской трагедии по обе стороны бывшей деревенской улицы посажена Аллея памяти. Шауличи входят в программу маршрута ежегодного молодежного велопробега, посвященного Дню Победы.

       Ежегодно в мемориальном комплексе проходят траурные мероприятия, вспоминают о той трагедии, которая произошла 7 июля 1943 года.