О проекте

ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИЙ СЕМИНАР «ПОСТМОДЕРН И СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ»

Деятельность семинара обрела свой нынешний облик: общие черты тематики и программный характер её развёртывания, стиль обсуждений и климат общения — в ходе семнадцатилетней работы. С сентября 1999 г. семинар проводит свои заседания в Музее и общественном центре "Мир, прогресс, права человека" имени А. Д. Сахарова. Тематика заседаний имеет программный характер, отражённый в заголовке семинара. Работу семинара организует В.Ф. Хрустов, кандидат химических наук, старший научный сотрудник химического факультета МГУ.

I. ВЫЗОВЫ ВРЕМЕНИ

В период смены эпох российской истории и становления новой цивилизации в мировом сообществе ряд представителей культурной элиты считает своей актуальной задачей собирание камней былых упований и планов, их воплощения и реализации, способов и результатов их трансформации и ревизии в разных культурных слоях и регионах. Регулярное появление в последние годы публикаций в периодике и монографий по обозначенной теме, содержащих как богатый фактический материал, так и многообразие подходов к его систематизации свидетельствует о том, что эта академическая работа имеет значимую для общества проекцию на проблематику современности.

Российский исторический процесс в окрестностях своей очередной бифуркационной точки разыгрывается как состязание разнонаправленных тенденций. По ответам на каждый из вопросов, касающихся истолкования закономерностей мировой и отечественной истории, смысла и перспектив происходящего, ценностных приоритетов общество разделяется на три сопоставимые по размерам части: две их них придерживаются взаимно противоположных позиций, третья просто растеряна и определённую позицию по сей день не выработала. Институционально оформлены лишь интересы отдельных составных частей властвующего социального слоя, который сменил бутафорию "измов" и ведущие роли в ставшей разорительной и потому снятой с репертуара пьесе на популярные ныне идеи и не менее ответственные роли в рамках новой, высокодоходной пока ещё политической композиции, которую И.М. Клямкин назвал "выборным самодержавием". Для остальных борьба за существование на российском поле боя обрела форму средневековой японской войны, где каждый сражается в одиночку. Ход событий то и дело ставит значительную часть граждан на всех ступенях социальной иерархии перед проблемой профессионального, этического и политического выбора, последствия которого ныне могут быть, да и регулярно оказываются драматическими не только для самоопределяющегося индивида, но и для социума в целом.

Драматизм ситуации состоит в неотвратимости судьбоносного выбора, последствия которого сопряжёны с непрогнозируемым материальным и нравственным дискомфортом, ибо традиция уже «не вывезет». В этот период перспектива в существенной степени определяется проявлением воли, творческим самоопределением социума, уровнем готовности населения стать народом.

Здесь необходимо остановиться на природе рассматриваемой бифуркации. Речь идёт не о конфликте интересов по поводу распределения богатств, почестей и привилегий, когда стороны основываются на общих традиционных представлениях о базисной системе ценностей и целей, следование которой приносит в целом предсказуемые и приемлемые по объёму и качеству плоды индивидуальных и общих усилий. Ключи к решению подобных проблем и конфликтов, как правило, находят с помощью норм и институтов, сформированных в соответствии с этой базисной системой.

Россия переживает период, когда конфликты разворачиваются именно вокруг базисной системы ценностей и целей. Старая система уже утратила названные необходимые качества. В таких условиях возникают конфликты культур, и теперь приходится вырабатывать новые критерии самого понимания блага. Ныне, как пишет Г.С. Померанц, "история входит в частную жизнь и требует от маленьких людей того, что и большим трудно: решить, что здесь, теперь хорошо и что плохо".

Какими путями можно придти к новому пониманию и новому согласию в рассматриваемой ситуации? Как пишет Б.Г. Капустин, "… новое понимание блага в случае конфликта культур не может быть достигнуто никаким созерцанием и никакой логикой доказательств. Конфликтующие стороны могут созерцать только то, что им дано, а им дано разное до несопоставимости. И сколь угодно безупречная цепь логических доказательств неизбежно исходит из неких недоказываемых "априорных" постулатов, не имеющих иного основания, кроме особенного опыта того, кто эту цепь выстраивает ". Становление новой культурно-нравственной определённости осуществляется в ходе политической практики "в процессе коллективного взаимообучения через совместное делание".

Специфика как самого предмета изучения, так и ракурса его рассмотрения определяет смысл обретаемого опыта и, соответствующим образом, процедуры его обретения. Феномен понимания, для достижения которого накапливается и систематизируется опыт, трактуется различно в науках естественных и гуманитарных, в философии, религии, искусстве. С другой стороны, при всех различиях в предметах и ракурсах, речь идет о поисках адекватной рефлексии, предпринимаемых человеком, озабоченным не только выработкой умения конструировать и модифицировать подходы и методы изучения интересующих его объектов и процессов, по и проблемами целеполагания, начиная с конкретных видов своей деятельности и завершая тем центром, который именуется смыслом жизни. Чтобы, собрав эти камни, вернуться к решению конкретных задач.

Человек творческий, центральная фигура эпохи постмодерна, при ситуационном выборе и решении проблем самоопределения апеллирует к ценностным категориям качества жизни, сменившим достижительную мотивацию преимущественно экономического характера, приоритетную для эпохи модерна. В эпоху постмодерна снимается характерная для периода раннего модерна претензия философии естественных наук, прежде всего -- её тогдашних версий онтологии и детерминизма, на создание универсальных схем и подходов для всех сфер восприятия и познания. Для эволюции методологии и философии естественных наук в период зрелого модерна и перехода к постмодерну характерна трансформация концепций причинности на традиционном поле объектов и признание ограниченности своей дееспособности в гуманитарной сфере.

Происходит не только становление современной философии наук о духе и эстетики, мы имеем здесь в виду прежде всего герменевтику, и тем самым разделение и взаимное приятие сфер приоритетной компетентности естественно-научного и герменевтического подходов в их нынешнем понимании, но и признание сущностной и методологической связи этих подходов, их взаимной дополнительности и идейной ценности как друг для друга, так и для гармонизации мировоззрения и бытия человека.

Последняя фраза подытоживает наше понимание проблематики рефлексии и аккомодации индивидуума и социума к вызовам времени в эпоху становления постиндустриальной цивилизации. Это как бы общемировой фон, на котором разворачивается российский исторический процесс. Здесь круг проблем и подходы к их истолкованию и решению существенно модифицируются как специфическими чертами отечественной цивилизации и культуры, так и особенностями нынешней ситуации и её осознания в разных социальных слоях и поколениях.

Радикальные цивилизационные изменения в мировом сообществе в последней трети XX века, смена эпох отечественной истории в 90-е годы и общее ускорение хода часов исторического времени превращают проблематику компетентности и дееспособности в перманентно актуальную как в профессиональной и повседневной социальной деятельности, так и на уровне жизненного выбора для значительной части российского социума. Драматизм нынешней ситуации в России связан с неготовностью или неспособностью значительной части элитных кругов и общества в целом адекватно реагировать на перемены, что выразительно проявляется в культурной динамике 90-х -- начала XXI века, отображаемой результатами многоплановых социологических исследований. Общим местом в работах социологов и публицистов стала констатация когнитивного и ценностного вакуума в современной России.

Очерченная проблема существует не только в нашей стране, но здесь решение задач цивилизационной и культурной трансформации, соответствующих вызовам времени, осложнено и отягощено мощными комплексами архаики в мировоззрении и укладе, традиционной привязанностью к простым, одномерным моделям, а при неизбежной демонстрации их несостоятельности — ностальгией и ретроспективными амбициями как формами компенсации.

В логике следования ряда событий на российской общественной сцене и отклика на них как в широких социальных слоях, так и со стороны представителей культурной элиты, прорисовываются тенденции реставрации нравственного климата, норм и стиля политической деятельности, ценностных ориентаций, характерных для эпохи, с которой мы расставались в конце 80-х – начале 90-х. Наблюдаемые тенденции реставрации прежних методов правления на фоне оскудения материальных и культурных ресурсов, атомизации общества, пессимизма и растерянности, ностальгии значительной части населения по прежним временам трактуются историками или политологами как закономерности очередного контрреформационного этапа исторического пути России, но для широкого круга участников и объектов такого развития событий, проецирующих их на собственную судьбу, на судьбы близких людей и, в конце концов, -- всей страны, эта закономерность оборачивается или представляется бедствием личным, семейным и/или культурным, цивилизационным, масштабы и последствия которого ещё не вполне осознаны.

Истоки и характер бедствия с указанными проекциями объясняются не самим по себе распадом системы нормативных мировоззренческих ценностей, представлений о предназначении основных институтов общественного устройства, сформированных в духе и теле государства российского за века самодержавия и десятилетия реального коммунизма. Их неадекватность вызовам времени была выразительно и доходчиво продемонстрирована эффектами прострации и вырождения тоталитарного режима в последние десятилетия его существования. Материальные и культурные достижения стран с развитыми рыночной экономикой и институтами демократии создавали в массовом сознании заманчивую альтернативу. Потому так мягко рухнул колосс 18-тимиллионной КПСС. Память хранит ещё впечатления от небывалого пика политической активности и запроса закрытых прежде культурных ценностей в конце 80-х. Страна хотела перемен и, по крайней мере, эмоционально была к ним готова.

Но первые же годы нового режима принесли массовые разочарования от несовпадения реалий с ожиданиями. И тут, при отсутствии прежних деспотических норм и запретов и при отсутствии авторитетов, доступных представлений и форм деятельности, стимулирующих цивилизационное восхождение, на авансцену общественной жизни вылезла архаика российского менталитета, которую деспотический режим не позволял выставлять напоказ, но постоянно материально и, "приодев", институционально поддерживал как свою социокультурную базу.

Здесь уместно процитировать А.А. Пелипенко: "Под ментальностью понимается совокупность психологических механизмов, определяющих семантико-аксиологическое оформление экзистенциальных ориентаций, устойчиво воспроизводящееся в культуре. Сама же культура, в свою очередь, понимается как совокупно-системное пространство смыслов (как идеальных, так и опредмеченных) человеческого бытия". Перспективы цивилизационного продвижения нашего общества связаны с изживанием архаики привычек и устремлений, актуализируемым лишь опытом примеривания её к новой реальности.

Поэтому целесообразно присматриваться к формам бытования и самоутверждения этой архаики, чтобы выявлять её корни и на этой основе -- причины и эффекты её воспроизводства в современной России. И не просто воспроизводства: социологи приходят к выводу о консервативной примитивизации общественной жизни. Речь идёт о тяготении респондентов ко всему тривиальному, инфантильному, сентиментальному и о негативной оценке, опрощённом толковании сложного, непривычного, нестабильного в явлениях и мыслях. Поставленные перед необходимостью интерпретировать и оценивать сложные явления и мысли, люди такого склада подозревают, что сама сложность – подвох и обман, что всё, на самом деле, просто устроено и просто объяснимо. Для этих людей характерна подчёркнутая ориентация на мифологические образцы стародавнего или периферийного, которое в качестве сравнительно недавнего прошлого непроблематично. Опорой им служат укоренённые в русской культуре представления о "правде" и "истине", к которым народ как бы изначально приобщён, об "общей пользе" и "народном благе" как главных целях, которым должны служить все институты культуры и власти.

Социологи фиксируют ныне оскудение объёма, сужение ассортимента продукции в разных сферах творения и потребления продуктов культуры и падение спроса на неё, "скатывание к середине" культурных ориентиров и поведения крайних (по возрасту, образованию и другим характеристикам) групп. Эти явления культурного опрощения дают основания прогнозировать соответствующие нормы завтрашнего жизнеустройства в нашем доме.

В этой связи актуальным представляется привлечение внимания общества, точнее говоря, тех его граждан, кто осознаёт очерченные проблемы как личные, к комплексным подходам, где решение насущных проблем от конкретных профессиональных и ситуационных до самых общих проблем гносеологии, смысло- и целеполагания ищут на обрисованной выше основе. Ибо материальное и культурное переустройство России неостановимо, а ресурсы для возможного (и желанного) цивилизационного продвижения велики и по сей день толком не востребованы.

В рассматриваемой ситуации, когда страна живет одновременно в нескольких эпохах, в соперничестве разнонаправленных и разнохарактерных тенденций и устремлений, тематика работы семинара "Постмодерн и современная Россия" отражает интерес его участников к более глубокому пониманию динамики исторического процесса, характера и последствий выбора, совершаемого ныне индивидуумом, стратой, социумом в России и в мировом сообществе. Мы хотим проследить закономерности процессов модернизации в нашей стране в экономическом, политическом и социокультурном аспектах, изучить природу и проблематику цивилизационной трансформации, происходящей в Западной Европе, Северной Америке и на Дальнем Востоке с последней трети XX века, чтобы понять, в какой степени и в каких формах эти процессы влияют ныне и могут воздействовать в будущем на характер и перспективы цивилизационных преобразований в России. Речь идет о выборе цивилизационных приоритетов на перспективу и об их носителе -- центральной фигуре, модельном персонаже политической философии Современности в её российской конкретике. Вряд ли есть смысл культивировать на российской почве отживающие свой исторический срок институты и ценностные нормативы индустриального общества и пытаться выращивать на ней российскую разновидность homo economicus, устремляясь, по выражению В.А. Красильщикова, ''вдогонку за прошедшим веком".

Структурные и функциональные трансформации в социокультурной и экономической сферах, происшедшие в странах Западной Европы и Северной Америки во второй половине ХХ века, инициировали критическую переоценку ценностей и институтов эпохи модерна. Утрата веры в универсализм философских и социальных моделей и подходов раннего модерна и разрушение представления о разросшейся за Новое время системе государственных и национальных общественных институтов как об оптимальном средстве представления и защиты интересов граждан отразились в привязывании приставки "пост" к учениям, ценностям и реалиям уходящей эпохи для маркировки их трансформации, во введении в обиход установки "технологического либерализма" (в терминологии Б.Г. Капустина) вытеснять проблематику выбора на поле культурного многообразия в сферу приватного.

Такая установка помогает уберечься от заведомо некомпетентного вмешательства "издалека сверху", в котором, вдобавок, с заметным весом могут быть отражены корыстные интересы бюрократии соответствующего института. Она способствует активизации "горизонтальных" связей. Но практикование этой установки ведёт к угрожающему росту груза проблем, неразрешимых на приватном и узкокорпоративном уровнях.

Формирующаяся цивилизация постмодерна демонстрирует как феноменальные успехи в выявлении и реализации преимуществ новых приоритетов в сфере ценностей и в методах деятельности индивидуумов и ассоциаций, так и развёртывание новой, остро конфликтной когнитивной и социальной проблематики. Рост компетентности и эффективности в отдельных секторах познания, поведения и жизнеустройства в "первом" мире контрастирует с усугубляющейся несогласованностью их функционирования, неготовностью общества системно концептуализировать эту проблематику, осознать смысловую парадигму и драматизм развёртывающихся коллизий, необходимость концентрации усилий, направленных на их адекватное отражение и поиск новых компромиссных решений, способствующих креативной консолидации общества в новую эпоху.

На российской почве иерархия проблем во всех обозначенных сферах выстраивается иначе. В России нет той материальной и культурной базы, на которой в странах евроатлантики происходит становление постмодерна; процессы демодернизации, оскудения материальной, культурной и кадровой базы приобрели в 90-е годы масштаб национального бедствия, но эти процессы не стали и не станут препятствием для многостороннего воздействия цивилизации постмодерна на динамику исторического процесса в России. Напротив, в ситуации, когда в стране разрушены важные экономические и социокультурные скрепы; когда остро ощущается дефицит общепризнанных ценностей в прошлом и настоящем; когда уровень взаимного доверия граждан предельно низок; когда единственная общенационально авторитетная фигура в стране -- президент, и его авторитет связан не с успехами конкретной деятельности, а с ещё не утраченными надеждами и ожиданиями, воздействие арсенала идей, методов и технологий первенствующей мировой цивилизации на структуру спектра направлений переустройства России, их веса и механизмы реализации оказывается даже более сильным, чем на родине постмодерна. Опыт последних лет богат примерами эффективного использования этого арсенала доминирующими факторами российской политики, бизнеса, массовой культуры.

Как уже было сказано выше, российское общество в целом демонстрирует неготовность к адекватной рефлексии процессов и тенденций глобального и российского исторического процесса. В перечне факторов, замедляющих становление новой персональной, стратной и национальной идентичности в России, в данном контексте уместно выделить дефицит культуры диалога, готовности к поиску взаимно стимулирующих компромиссных решений, заведомо непростых решений, заведомо непростыми средствами.

Этот дефицит обусловлен доминантой инверсионного принципа бинарного структурирования смыслообразования в российской культуре, когда сознание стремится к экзистенциальному природнению к одному из полюсов заданной оппозиции при максимальном отчуждении от противоположного. Неизбежный рост и усложнение конгломерата значений в динамике культуры столь же неизбежно при таком принципе смыслообразования приводит к инверсии, то есть семантической и аксиологической перекодировке полюсов. При таком зигзагообразном движении процессы культурного синтеза мучительно осложнены и замедленны.

Альтернативой инверсионному принципу выступает медиативный, который предполагает динамичное взаимодействие смысловых полюсов в переживающем сознании, ориентированном на становление новых промежуточных смыслов. Эти процессы имеют приоритетный вес и длительность в соответствующей культуре, порождая ориентацию на снятие конфликтной оппозиционности бытия.

Эта проблематика, описанная в работе А.А. Пелипенко "Ещё раз о Востоке и Западе. Или о дуалистических основаниях русской культуры", сопряжена с историко-культурным разделением мировой цивилизации на Восток и Запад в эпоху осевого времени. Об этом целесообразно упомянуть с тем, чтобы обозначить масштаб и глубину культурных преобразований, которые предстоит пережить России, если её историческим путём будет креативное, а не оппозиционное взаимодействие с культурой Запада.

Самые важные решения человек принимает наедине с самим собой. Но подготовить себя к их принятию когнитивно, ценностно, эмоционально помогает буберовское "между", возникающее как в уникальной взаимосвязи Я и Ты, так и в совместной творческой работе групп людей, осознающих потребность в консолидации усилий и плодотворность взаимодействия именно с этими партнёрами.

На разработку очерченных тем в благоприятных для этого климате и процедурах взаимодействия и ориентирован наш семинар.

II. ЗАДАЧИ СЕМИНАРА

Задачи семинара, отражённые в его названии, связаны с изучением

закономерностей вековых социокультурных процессов в России, места ныне переживаемого периода на историческом пути России и в преобразованиях общемирового характера;

стереотипов и трансформаций рефлексии российского прошлого и современности в кругах элиты и на социетальном уровне;

процессов становления и эволюции социальной и институциональной структуры посттоталитарного российского общества и самосознания его страт и поколений, а также — динамики взаимодействия этих компонентов.

Семинар изучает корреляцию этих процессов на отечественной исторической сцене с цивилизационной трансформацией, происходящей с последней трети ХХ века в развитых странах.

Для понимания "механики" и причинности конкретных явлений и адекватной постановки проблем в экономической, социальной и культурной сферах необходим выход на тот уровень смысло- и целеполагания, где формируются и по необходимости модифицируются базовые понятия и правила обращения с ними. Темы и арсеналы средств философии, религии, герменевтики появляются на сцене семинара как запланированно, так и импровизационно, в ходе дискуссий.

III. ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ И ПРОЦЕДУРНЫЕ АСПЕКТЫ РАБОТЫ СЕМИНАРА

Заседания семинара проходят, как правило, два раза в месяц, с 19 до 22 часов. На большей части семинаров тема представляется в основном докладе, который делает, как правило, специалист, разрабатывающий её профессионально. На основной доклад отводится порядка часа, минут 20 выделяется на вопросы к докладчику, на завершающем этапе участники семинара в своих выступлениях излагают впечатления от доклада и своё понимание темы. Ряд семинаров проходит в конференционном режиме. Это -- семинары, на которых обсуждаются либо проработанные участниками литературные материалы, либо развёртывается дискуссия по материалам предшествующих семинаров. На некоторых семинарах проводится диспут двух или большего числа участников семинара.

Семинар не патронируют и его деятельностью не управляют какие-либо учреждения или организации, но в его заседаниях, наряду со сложившейся за прошедшие годы аудиторией, регулярно принимают участие видные учёные и общественные деятели.

Семинары с разной частотой посещают порядка 70 человек. Численность аудитории семинара колеблется в пределах от 12 до 35 человек. Большая часть аудитории семинара -- люди старше 30 лет. Как правило, они имеют высшее образование: кто -- естественно-научное, кто -- гуманитарное. Мало кто из участников семинара разрабатывает профессионально темы, рассматриваемые на семинарах. Для большей части участников семинара участие в его работе отражает их любительский интерес к рассматриваемой проблематике, желание ознакомиться с её профессиональной обрисовкой, с панорамой взглядов и подходов к теме коллег по семинару, а также -- принять участие в её обсуждении.

Деятельность семинара носит проблемно-образовательный характер. Большая часть его участников имеет либеральные или социал-демократические убеждения. Двери семинара открыты для всех тех, кого интересует его проблематика и привлекает принятый на нём стиль обсуждения. В динамике работы семинара все взгляды и позиции актуализируют своё право на представительство.

Тезис Г.С. Померанца: "Стиль полемики в известной степени важнее её предмета. Сохранять человеческий стиль полемики, человеческий подход к конфликтам — вот это должно быть, мне кажется, сегодня основным". — служит камертоном в постановке наших дискуссий.

Анализируя опыт семинара за последние годы и строя планы на ближайший период, мы стремимся выработать такие формы работы, которые позволяют сочетать информационную содержательность с активным откликом аудитории. Совместная творческая работа на семинаре приоритетна по отношению к просветительству. Здесь мы следуем подходу Г.П. Федотова.