10.04.2020 год
20.04.2020 год
«В стандарте надо обдумать проблему доверия и насколько зарегулирование убивает доверие к учителю».
«Дети знают многое другое, чего не знаем мы. Дети больше нас знают, более готовы к онлайн-миру, чем взрослые, в миллиарды раз. Не надо подгонять детей, иначе они уйдут из нашего образования».
«Домашнее образование, семейное, экстернат становятся формами не инноваций, а доминантными формами развития, а ЕГЭ на дому не такой уж абсурд, он конвертирует с идеологией домашнего образования».
«По данным исследований ряда психологов, за годы обучения в педвузах резко возрастает авторитарный стиль. Надо подумать о трансформации этой системы».
«ФГОС 4.0, как бы сказал Выготский, – это снятая форма стратегии образования».
«В пространстве онлайн-мира нужен ли единый список учебников? От этого регулятора надо уходить и искать другие варианты».
«Мы в иной парадигме межкоммуникационных отношений действуют другие законы, и социальная ситуация развития источник развития личности».
«Поскольку многие решения и учителя, и дети находят в соцсетях, вырабатываются новые коды понимания, что нужно детям. Должен действовать принцип опережающего контента, а не материала - он связан с метапознанием, которое дает общекультурную картину мира».
«Сегодня образование становится более пластичной, гибкой и генеративной системой, которая обладает большей готовностью жизни в неопределенной ситуации».
«Избыточность разнообразия – самый важный ресурс преадаптивности и трансформации».
«Цифра – это больше чем цифра. Сегодняшний ребенок – это человек, достроенный цифровым орудием. Любые попытки оторвать ребенка от гаджетов вызовут фантомные боли».
Источник: "Вести образования" от 20 апреля 2020
20.04.2020 год
В рамках третьей Международной конференции "Детская литература как событие" пост-докторант кафедры Теории литературы и сравнительной литературы Университета Сан-Паулу Даниэла Моунтиан прочла лекцию"Корней Чуковский в Бразилии и Монтейру Лобату в России – мастер-класс «Играем в Писателя» (методика проведения) ", а также выступила с сообщением "«Тараканище» К. Чуковского в бразильских школах" на секции "На перекрестке языков и культур".
Сейчас у нас появилась возможность поделиться мастер-классом "Играем в Писателя - Монтейру Лобату", который Даниэла записала для всех желающих. Ссылка: https://www.youtube.com/watch?time_continue=30&v=zqFa4MC5lE0&feature=emb_logo
Источник: Чтение.ру 20.04.2020
Вести образования, 30.04.2020
20 мая состоялось онлайн-заседание клуба «Норма и деятельность» на тему «Персонализация VS Индивидуализация».
Ольга Дашковская/ 21 мая 2020
Казалось бы, два этих понятия для большинства из нас являются синонимами. Другого мнения придерживается заведующая лабораторией индивидуализации и непрерывного образования Института непрерывного образования Московского городского педагогического университета, президент Тьюторской ассоциации Татьяна Ковалева. Она стала инициатором дискуссии и выступила с основным докладом.
Татьяна Ковалева рассмотрела предложенную тему в трех версиях: исторической (в контексте педагогического наследия), сегодняшней (социально-педагогическая ситуация, в которой мы сейчас оказались) и футурологической (прогнозы на основе нынешних педагогических реалий).
Исторический анализ классиков педагогики показывает, что индивидуальный подход – принцип учета возрастных и иных особенностей учащихся – нашел отражение еще в трудах Яна Амоса Коменского и Адольфа Дистервега, затем получил свое развитие в статьях Константина Ушинского и в современных работах – Володара Краевского, Исаака Лернера, Эдуарда Костяшкина. Петр Щедровицкий ввел понятие индивидуальной образовательной программы, Александр Тубельский в своей книге «Учитель, который работает не так» описал практику своей Школы самоопределения, где ученик сам выбирал содержание и способы его изучения (индивидуально или в группе) и аттестации.
«При этом принцип индивидуализации не отменяет стандартов – он лишь обозначает движение ребенка в соответствии со своим выбором, который связан с культурой рефлексивного осмысления и оценкой его возможных последствий», – пояснила Татьяна Ковалева.
По ее мнению, индивидуальный подход применяется по отношению к ребенку в школе, детском саду, вузе, а принцип индивидуализации выводит нас на индивидуальную образовательную программу, которую можно реализовать за пределами той или иной организации при создании определенных условий. Главным из них является сопровождение ребенка квалифицированным взрослым.
«И вот тогда стали возникать разговоры о тьюторском сопровождении, и, когда мы вводили этот термин, Эдуард Днепров предлагал найти русский аналог, поскольку у нас в стране не любят иностранных слов, – рассказала Татьяна Ковалева. – Но мы не могли найти других аналогов, кроме “дядек” в Пушкинском лицее, и термин “тьютор” прижился. Более того, он получил нормативное закрепление в профстандарте тьютора, и сейчас в стране работает 18 магистратур, которые готовят по этой специальности. Они сопровождают процесс индивидуализации и индивидуальную образовательную программу, не толкая воспитанника, не забегая вперед, а создают среду и возможность анализировать его пробы и понимать, какой шаг для него будет наиболее продуктивным».
Переходя ко второй части своего доклада, Татьяна Ковалева подчеркнула, что нынешняя ситуация связана с рыночными стратегиями, вместе с которыми в нашу жизнь вошел термин «персонализация». Он широко используется в учебниках по менеджменту и в методичках Сбербанка, в которых даже приведена таблица отличий индивидуализации и персонализации. Там указано, что индивидуализация подразумевает одинаковые цели для всех учащихся, применение разных дидактических подходов, учебная программа определяется учителем. А персонализация ставит разные цели перед разными учащимися.
То есть произошла некая путаница, и если принять персонализацию за основу, то это сведет на нет труды всех вышеперечисленных классиков педагогики и сделает ненужной профессию тьютора: как пояснила Татьяна Ковалева, «она фактически просто теряет свою миссию, потому что и в профессиональном стандарте, и в образовательном стандарте тьютор прикреплён к принципу индивидуализации. А если индивидуализация держится учителем, тогда зачем нужен тьютор? Тьютор просто превращается в ассистента учителя, и у нас профессия теряется».
Надо сказать, что тема Сбербанка, точнее, изданных им методичек по разведению понятий «персонализации» и «индивидуализации», затронутая в выступлении Татьяны Ковалевой, стала поводом для активного обсуждения в чате.
Отвечая на вопрос участников чата о том, готов ли он отстаивать линию персонализации, заданную Сбербанком, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Александр Асмолов ответил:
«Персонализация включает в себя индивидуализацию, развитие личности как субъекта деятельности, поэтому искать различия между ними – это нонсенс.
Я готов защищать дискурс персонализации как ценности развития личности, предлагая формулу “Индивидом рождаются, личностью становятся, индивидуальность отстаивают”. И тут ни Сбербанк, ни Запад ни при чем. Я сделаю все, чтобы персонализация как ценностная форма развития личности стала мемом нашего образования».
Кроме того, он не сомневается в том, что тьюторы будут востребованы в будущем, потому что «профессии тьютора, социального педагога, освобождённого классного руководителя всегда будут профессиями поддержки и проектирования таких социальных условий развития, таких вариативных программ, которые помогут человеку отстоять, заслужить своё лицо».
С Александром Асмоловым не согласился известный философ и культуролог Вадим Розин, по мнению которого, персонализация и индивидуализация – это разные понятия: в первом случае акцент делается на развитие личности, а во втором – на создание среды и условий для ее развития.
Ректор МГПУ Игорь Реморенко напомнил, что клуб называется «Норма и деятельность», поэтому следует искать ответ на вопрос, какую педагогическую деятельность мы имеем в виду, используя то или иное понятие?
Завлабораторией прикладной методологии ККИПКиППРО (г. Красноярск) Геннадий Блинов связал оба термина с поисками смысла собственной деятельности в обучении.
В этом плане особенно интересен конкретный опыт, о котором рассказала генеральный директор АНО «Центр развития результативного образования» Елена Булин-Соколова:
«Школа предоставляет ребенку возможность создать образовательный маршрут с учетом его жизненных личностных целей. И эти цели с ним надо обсуждать, чтобы ученик мог концентрировать усилия на учебной работе. Под цели выбираются содержание и средства обучения.
Четко сформулированные цели позволяют ученикам, родителям, педагогам, администрации школы формировать общее видение ожидаемых результатов каждого ребенка.
И объединиться всем участникам образовательного процесса для их достижения.
Школа ориентируется на ребенка и позволяет ему создать активную позицию в образовательном процессе.
Роль квалифицированного сопровождающего взрослого выполняет тьютор или учитель.
Он должен удерживать эту линию индивидуального развития ребенка.
Но одного тьютора недостаточно, важно, чтобы вся школа тратила усилия на выращивание субъектной позиции учащегося по отношению к своему образованию.
Но для организации индивидуального образовательного маршрута необходимо перестраивать расписание, формы работы и другие условия. Это довольно непростая история в условиях нормативного подушевого финансирования. Но опыт школ, которые идут по этому пути, показывает, что такие решения находятся: школа создает пути, разрабатывает локальные нормативные акты, учителя осваивают новые техники определения зоны ближайшего развития ученика».
«Если ребенок сам принимает решение, сам делает выбор – называется это индивидуализацией или персонализацией, не имеет первостепенного значения, – сказал Александр Адамский, завершая обсуждение. – Я вынашиваю идею человека как института образования, когда на ребенке, на семье концентрируются все финансовые, кадровые и другие ресурсы. И все способы педагогической поддержки строятся вокруг ребенка и его индивидуальной образовательной программы».
Министр просвещения и авторы «Инициативы ФГОС 4.0» обсудили взаимодействие.
Ольга Дашковская / 10:30 | 2 июня 2020
29 мая состоялась встреча министра просвещения РФ Сергея Кравцова с авторами инициативы ФГОС 4.0: научным руководителем Института проблем образовательной политики «Эврика» Александром Адамским, руководителем Школы антропологии будущего РАНХиГС Александром Асмоловым, ректором МГПУ Игорем Реморенко, научным руководителем Института образования НИУ ВШЭ Исаком Фруминым и лидером общественного движения «Школа – наше дело» Артемом Соловейчиком.
Собравшиеся обсудили итоги дистанционного обучения в период самоизоляции и перспективы образовательной политики в связи с разработкой нового поколения школьных стандартов. Было высказано много важных предложений, заинтересовавших министра.
В самом начале встречи Cергей Кравцов рассказал о напряженных буднях сотрудников его ведомства за прошедшие два месяца пандемии. По его словам, все работали по 24 часа в сутки, без выходных, постоянно находясь на связи со школами, детскими садами и учреждениями СПО. Перестраиваться приходилось буквально на ходу.
«Эти месяцы, конечно, нас погрузили в решение таких оперативных и текущих вопросов, чтобы хоть как-то удержать ситуацию», – признался министр. При этом, по свидетельству Сергея Кравцова, почти треть сотрудников Минпроса переболели COVID-19, некоторые побывали в реанимации, был даже один летальный исход.
Очень сложно решался вопрос с определением дат проведения ЕГЭ, поскольку на кону стояли жизнь и здоровье детей и ответственность за принятие решений по организации ЕГЭ и летнего отдыха детей возрастает многократно.
Сергей Кравцов обратился к участникам встречи с просьбой поделиться мнениями о ситуации с дистанционным обучением.
Исак Фрумин считает: то, что дети в этот период не остались безнадзорными благодаря организации онлайн-занятий – это уже большое достижение. Однако один из важных уроков, который следует извлечь из этого опыта, состоит в том, что «очень многие вклады в цифровые ресурсы, которые были сделаны за предшествующие годы, оказались бессмысленными».
Поэтому, готовясь к новой возможной волне пандемии, по убеждению Исака Фрумина, необходима поддержка рынка цифровых услуг со стороны Минпроса.
В том числе следует принять во внимание наиболее интересные муниципальные кейсы, которые сейчас изучает специально созданная аналитическая группа. Как считает эксперт, это более целесообразно, чем «городить» новую монопольную государственную структуру, отвечающую за цифровые ресурсы.
Анализ зарубежного и российского опыта дистанционного образования в период пандемии планируется обсудить на международной конференции.
По мнению Игоря Реморенко, период дистанционного обучения показал, что востребованным оказался не столько учебный контент, опубликованный на многочисленных интернет-платформах, а сервисы, предоставляющие методическую поддержку учителям для проведения онлайн-уроков.
Судя по московскому опыту, сложнее всего подобрать ресурсы для начальной школы. Студенты МГПУ подготовили короткие ролики для учеников младших классов, которые учителя могли использовать в своей работе. По мнению Игоря Реморенко, необходимо создать систему LMS как агрегатор школьных интернет-ресурсов (эта тема будет обсуждаться на заседании клуба «Норма и деятельность» 2 июня).
Еще один важный вывод, который, по мнению Игоря Реморенко, можно сделать по итогам карантинного периода, заключается в том, что дистанционное обучение обесценило значимость репродуктивного образования на запоминание, поскольку многие ответы на вопросы учителя дети быстро находили, погуглив информацию в интернете.
В связи с этим ректор ведущего педвуза высказал предложение об обновлении контрольно-измерительных материалов ЕГЭ, убрав из них гугл-ориентированные задания на проверку фактов, дат, цифр.
Сергей Кравцов поддержал идею методического сопровождения учителей в период дистанционного обучения. А тему обновления КИМ ЕГЭ он обещал вынести на обсуждение.
Характеризуя ситуацию с дистанционным обучением, Александр Адамский отметил: «Первое, что я бы хотел зафиксировать: система не рухнула, и это, мне кажется, ключевой результат. Ни одна из школ в России не закрылась. Ни один учитель не уволен. Все получают зарплату. Учащиеся продолжают учиться. Система выдержала это испытание благодаря самоотверженному труду учителей».
В то же время Александр Адамский подчеркнул, что «надо трезво проанализировать хотя бы в экспертном кругу предшествующую образовательную политику и честно сказать, что ориентиры были заданы ошибочные».
Например, были проигнорированы рекомендации специалистов о том, чтобы обеспечить каждого школьника персональным девайсом, а не «напичкивать» школы дорогостоящими компьютерами.
Ставка делалась исключительно на бумажный рынок и его монополизацию.
В этом смысле, по мнению Адамского, следовало бы провести трезвый анализ нормативных актов и решений, принятых за последние 5–6 лет, возможно, скорректировать направления.
После подведения итогов прошедшего периода Александр Адамский высказал ряд предложений по общественной инициативе ФГОС 4.0, которые обсуждались на четырех онлайн-конференциях в апреле-мае.
«Это взаимодействие ведомства и профессионального экспертного сообщества в работе через шаг, с горизонтом на 10–15 лет вперед для того, чтобы постепенно к этому двигаться в контексте выполнения поручения президента об обновлении ФГОС», – сказал Александр Адамский. При этом он пояснил: «Мы не разрабатываем ФГОС. Мы разрабатываем некоторые концептуальные, методологические, мировоззренческие основания для Стандартов, которые будут переданы в Минпрос и правительство для дальнейшей разработки».
Но сверхзадача, по его словам, состоит в том, чтобы создать стандарт условий: «увязать в единый комплекс ориентиры по результатам и содержанию образования, организационные финансовые механизмы и инструменты, механизмы аттестации как школьников, так и учителей и управленцев, и повышение квалификации, и прохождение финансовых потоков».
«Эта связка сейчас не действует, – констатировал эксперт. – Муниципальное задание само по себе, описание результатов само по себе. И вот этот разрыв привёл к тому, что единственным эффективным регулятором ФГОС является ЕГЭ, квалификатор ЕГЭ и т.д. И все шишки валятся на ЕГЭ как раз потому, что произошел разрыв этой связки. Мы пытаемся соединить это в комплекс».
Александр Адамский обратился к министру с рядом важных предложений:
Создать цифровой мониторинг состояния системы образования, чтобы получать всю необходимую отчетность в один клик. Подобная система была подготовлена ИПОП «Эврика» и применялась Минобром в период действия первого нацпроекта «Образование».
Начать формирование единой современной системы оплаты труда учителей, чтобы ликвидировать гигантские разрывы в оплате труда в разных регионах. При этом расчеты Института «Эврика показывают», что в систему образования необходимо добавить минимум 1 трлн руб., чтобы были созданы минимальные условия для работы учителей и реализации ФГОС.
Необходимо повысить роль сети федеральных инновационных площадок, перенести туда различные пробы, в том числе по смешанному обучению, за которым будущее.
Повысить роль школьных управляющих советов, создать сеть, объединяющую эти органы, с целью формирования гражданского заказа как основы для принятия стратегических решений.
Сергей Кравцов считает, что интерес к управляющим советам был утрачен потому, что, по большому счёту, они стали «прикрытием решений школьных директоров, формально действовали и никакой роли не играли».
«Поэтому главный вопрос заключается в наделении управляющих советов реальными полномочиями, тогда этот механизм заработает. Давайте мы посмотрим с учётом опыта Москвы, как можно ситуацию перезагрузить», – сказал министр.
Оценив важную роль инновационных площадок, министр предложил развивать такие школы в содружестве с педуниверситетами.
В дискуссию включился Артем Соловейчик.
По его убеждению, роль родителей заметно возросла в связи с распространением семейного образования, альтернативных школ и особенно во время пандемии, когда многие из них фактически стали учителями своих детей.
«Cовременные родители уже очень образованы, они анализируют законы, приказы и высказывают свои предложения», – подчеркнул Артем Соловейчик.
По его словам, проведенные им три онлайн-планерки собрали 150 тысяч участников, которые высказали 3 тысячи предложений.
Часть из них он передал министру.
Также движение «Школа – наше дело» планирует организовать педагогический всеобуч для родителей.
Еще одна проблема, которую поднял Артем Соловейчик, – это незащищенность директоров школ, которых, согласно 278 статье Трудового кодекса, можно уволить без объяснения причин, не спрашивая мнения родителей.
Три года продолжается история со школой Тубельского, где за это время поменялись несколько директоров. Каждый раз эти должности занимают люди, не имеющие представления об идеях великого педагога, а к голосу родителей никто не прислушивается.
То же самое происходит сейчас и со школой Щетинина. Артем Соловейчик предложил создать на базе лицея Щетинина ресурсный центр образования и музей памяти великого педагога и ученого.
«Я считаю, что ситуация с директорами очень важная. Надо директоров защитить, чтобы они были подотчётны не только учредителям, но и родителям. И тогда заработают по-настоящему управляющие советы», – сказал Артем Соловейчик.
Сергей Кравцов признал, что ему понравилась идея педагогического всеобуча для родителей, отметив, что разъяснительная работа с ними очень нужна. К реализации этой идеи, по его мнению, имеет смысл подключить педагогические вузы.
«С одной стороны, родители участвуют в управлении школой, но, с другой стороны, система образования может определённым образом тоже ориентировать родителей, давать некоторые рекомендации, работать с ними. По-моему, сейчас это очень востребовано может быть и очень актуально», – подчеркнул Сергей Кравцов.
Неравнодушно отнесся министр и к проблеме школы Щетинина, отметив, что «здесь не может быть простых решений», и выразил готовность подумать об увековечивании его памяти.
В заключение Сергей Кравцов поблагодарил экспертов за конструктивный разговор и обозначил темы, которые его особенно беспокоят, в их числе – качество подготовки в учреждениях СПО. Он обратился к участникам встречи с просьбой оказать поддержку в решении этой проблемы.
По мнению Александра Асмолова, среднему профессиональному образованию принадлежит ключевая роль в развитии среднего класса в России, тем более если учесть рост популярности колледжей и техникумов и резкое увеличение учащихся в этой сфере: за последние 7 лет доля выпускников школ, поступающих в учреждения СПО, возросла с 28% до 54%.
По мнению Александра Асмолова, система образования сейчас нуждается в кардинальной перезагрузке. Ученый выразил надежду, что ФГОС 4.0 станет интегратором нового образовательного пространства, представляющего собой единство разнообразия. «И тогда образовательная политика станет поставщиком социальной справедливости, и тем самым мы снизим риски дальнейшего социального расслоения населения», – считает ученый.
Итоговая конференция по ФГОС 4.0, посвященная сборке смыслов, запланирована на 16 июня.
01.06.2020
То, что происходит сейчас в школах – возможность перейти к другому способу обучения – деятельностному – через образовательные события, индивидуализацию и поддержку инициативы ребенка.
Мы все переживаем развитие через кризисную ситуацию. Волна внешних обстоятельств выкинула нас из привычной лодки, и кто-то поплывет, а кому-то безопаснее вернуться в лодку. Утонувших, к счастью, не будет.
Продвинутые школы ушли в цифровые среды, интернет-платформы и онлайн-сервисы, перестраивая учебный план и формат обучения под новые реалии. Некоторые учителя впервые столкнулись с задачей по-другому выстроить обучение и действуют наощупь, реализуя цифровизацию на коленке.
Между родителями по сети распространяются примеры дистанционного взаимодействия учителя с классом: прочитать заданные страницы учебника, решить задачи номер 1, 2, 3, прислать фото решения из тетрадки на электронную почту учителя. Напоминает передачу домашнего задания одноклассниками для заболевшего ученика («что задали, ребят?»). Но если «заболел» и сидит по домам весь класс, то логично поменять формат обучения для всех учеников.
Можно делать ставки, сколько недель протянут дети, в одиночку читая параграфы учебников и уныло решая задачи номер 1, 2, 3? Но есть ощущение, что просветленная жизнь отшельников доступна не всем, – дети взвоют. Они должны работать в командах, взаимодействовать, хотя бы онлайн. Без этого образовательный процесс не будет полноценным.
В помощь учителю «Вести образования» собрали единую картинку того, как обучение может быть организовано дистанционно в цифровом формате, и главное – с учетом понимания нового содержания.
Шаг 1. Критически оцениваем объем учебного материала, который нужно пройти за период до летних каникул. С учетом изменившегося формата и всех передряг, сдерживаем свои амбиции: лучше меньше, да лучше. Пакуем необходимый минимум, объединяем темы в общие блоки.
Шаг 2. Формируем портфель форматов обучения, определяем:
какова будет доля лекционного формата и обязательной самостоятельной индивидуальной работы учеников, в том числе на электронных платформах с заданиями. По возможности минимизируем эту часть;
какова доля совместной деятельности в сети и работы в группах – приоритетное направление;
какова доля дополнительного углубленного изучения тем и консультаций – в сети вы можете легко предоставлять такую возможность желающим.
Шаг 3. Действуем. С первым элементом портфеля более-менее понятно, большинство учителей на нем и останавливаются.
Выбираем канал информирования класса – как точку входа для учеников, через которую они получают доступ к учебным заданиям и материалам. Это может быть социальная сеть, блог, сайт, мессенджер, закрытая группа и т.д.
В том же «ВКонтакте» можно не только создать закрытое сообщество класса, чат обратной связи, делиться документами с возможностью скачивания, но и проводить онлайн-трансляции коротких лекций, давать задания и инструкции, запускать обсуждения и проводить опросы, получать продукты работы групп и коллективно обсуждать их в чате. Учитель может размещать в среде самый разный учебный контент – видео, тесты, рисунки, полезные ссылки на внешние ресурсы и т.д. Объемные файлы для групповой работы можно передавать через Google с открытым доступом для всего класса, drive.google.com – самая популярная и простая платформа для совместной работы с документами.
Шаг 4. Выбираем платформу с учебными заданиями и интерактивными учебными материалами для самостоятельной работы учащихся.
Будем использовать ее как основу получения предметных знаний и формальной их оценки. Так и родителям спокойнее, и директору, и учителю, потому что больше всего напоминает «привычную лодку» офлайн.
Видеоуроки можно брать на платформах РЭШ, МЭШ, онлайн-школ и видеопорталов Фоксфорд, InternetUrok, Skyeng (английский язык). Лекции читают учителя и преподаватели вузов, к занятиям доступны тесты, интерактивные приложения. Теоретические блоки учащиеся могут брать на платформах в виде текстов, видеозаписи коротких лекций учителей, ваших собственных видеозаписей (вы можете записывать и выкладывать видео).
Регистрируем себя и весь класс на одной из популярных платформ с заданиями: Яндекс.Учебник, Дневник.ру, ЯКласс, Учи.ру, Мои достижения, Олимпиум и десятки других ресурсов. С помощью этих ресурсов школьники 1–11-х классов смогут продолжить изучать общеобразовательные предметы и готовиться к выпускным экзаменам. Учителя же получают автоматическую проверку выполненных классом заданий. С 30 марта в Яндекс.Учебнике будут доступны инструменты для удалённого проведения уроков и чаты для обратной связи с учениками.
Шаг 5. Организуем онлайн-взаимодействие в формате совместной деятельности.
Делаем акцент не на предметных знаниях и механическом запоминании, а на формировании метапредметных компетенций на базе «сложных» творческих заданий. Учитель не просто читает лекцию и дает проверочные задания, а строит процесс обучения через совместную деятельность учеников по получению новых знаний.
Если мыслить в таких категориях, становится понятно, почему видеозаписи лекций и фото страниц учебника устаревают – здесь нет места субъектности ученика. Сеть, наоборот, создана для производства индивидуального продукта и заточена под субъектность. Она-то нам и нужна для полноценного дистанта.
Вопрос только в том, как организовать совместную деятельность географически распределенных участников и на чем ее построить. Ответ сегодня: на групповых задачах и образовательных событиях в режиме веб-конференций.
Наиболее удобные платформы для проведения вебинаров и веб-конференций: Zoom.us, Microsoft Teams, Google Hangouts, Skype, TrueConf, VideoMost, Talky, Mirapolis, Webinar.ru, eTutorium и другие. Нам нужны те из них, которые допускают живое онлайн-общение через видеосвязь всех участников.
Например, Zoom позволяет бесплатно организовать полноценный интерактив в сети с возможностью делить учеников на группы.
Каждая группа будет работать в своем онлайн-кабинете, видеть и слышать друг друга, обсуждать и спорить, иметь общий чат, создавать коллективные заметки на доске для записей, каждый участник может выводить на экран презентации и видео, расшаривать свой экран. Ученики могут подключиться к встрече через телефон с приложения zoom или через компьютер. Учитель может создать в расписании несколько встреч, собрав всех на свою лекцию, потом разделив учеников на отдельные рабочие подгруппы, которые в конце снова объединятся в общую итоговую группу, и все это будет действовать онлайн. Платформа позволяет бесплатно подключить до 100 участников.
Microsoft Teams предлагает бесплатно доступ к функциям чата, видеозвонков, совместного доступа к файлам, общему хранилищу документов. Одновременно в сети могут работать до 300 человек.
Участники могут видеть и слышать друг друга, проводить обсуждение групповой задачи либо отключить свои звук и видео и внимать установкам учителя. Здесь также можно делиться файлами, презентациями, картинками и ссылками. Участники группы могут совместно работать в режиме реального времени в привычных приложениях Microsoft Office, в том числе Word, Excel, PowerPoint, совместно создавая презентации и тексты. В бесплатной версии несколько ограничены функции модерирования группы, но и этой версии достаточно, чтобы создать активную интерактивную среду. Можно выходить через компьютер или мобильное приложение, первое предпочтительнее по набору доступных функций.
Сетевой формат занятия не равен обычному уроку, только проведенному онлайн. Ценность сетевого занятия – в совместной деятельности учеников. Ситуация обучения задается решением интересной групповой задачи, которая требует поиска информации и алгоритмов, анализа данных, принятия решений, распределения ролей, обсуждения и представления финального продукта. Все это можно организовать в дистанционном формате.
Про что можно организовать совместную деятельность по тематике вашего учебного предмета?
Совместный поход в виртуальный музей, на выставку, просмотр фильма, ролика, концерта, прослушивание музыки. В период карантина свои двери онлайн бесплатно открывают оперные театры и филармонии, музеи и театры – от Венской оперы до Большого театра, от Эрмитажа до Лувра. Любой совместный опыт можно обсудить и на его основе создать медиапродукт, например, собрать коллекцию видеоотзывов или сделать сиквел-продолжение.
Пока дети сидят дома, они могут изучать пространство дома и свой опыт существования в этом пространстве, в семье. Как отличается потребление воды и электроэнергии в разных домах? Какой у меня график дня и циркадные ритмы? Как одно и тоже историческое событие отразилось на истории моей семьи? Какие доминантные признаки наследуются из поколения в поколение? Совокупность личных опытов дает основу для обсуждения и общего продукта. Каждый может показать свою сферу интересов или стиль жизни, на личном опыте и портретах можно построить целую карту класса, проводить сравнения.
Ученики лучше разбираются в технологиях, чем учителя. Можно привлечь их к взаимному обучению, совместно разобрать новые приложения и программы для коллективных проектов. Это все можно делать в формате видеосвязи с выводом экрана монитора в общий доступ.
Анализ кейсов с проблематикой. Дается проблематизирующий кейс (текст, видео, аудио), в котором нужно разобраться.
Один класс может построить онлайн-квест для другого класса, создать в google-формах систему заданий, провести исследование, опрос.
Работая в онлайн-группе, можно создать совместную презентацию, мультфильм, сложить из отдельных видео-кусочков от всех учеников театральный этюд, написать рассказ, склеить и озвучить ролик. Главное – интересные способы организации этой деятельности.
Образовательное событие выстраивается в сети в следующей логике:
Подготовка. Разработка первоначального замысла-сценария, регистрация всех участников на платформе видеоконференций, создание нужного числа кабинетов по числу групп, тайминг.
Сбор всех участников онлайн в формате видеоконференции, например в Zoom. Краткое установочное устное задание, передача необходимых файлов, совместный просмотр видео. Педагог предлагает проблемную ситуацию, задачу, кейс, материал, на основе которого организуется работа групп. И тут ключевой вопрос – зачем? Интерес появляется, когда очевидна польза от усилий по созданию продукта. Где его можно применить, как развить, для чего он нужен.
Ученики распределяют роли или самоопределяются по группам, каждая группа берет отдельный блок или элемент общего проекта. Группы разводятся онлайн по кабинетам, это делает учитель через приглашение участников в каждую из групп.
Работа в группах через онлайн-кабинеты – обсуждение, чаты, создание общих презентаций, текстов, карт, схем (платформы позволяют это делать всем вместе – рисовать и стирать, сохранять результат). Ученики могут отключаться от обсуждения и индивидуально искать материал в сети или выполнять эксперименты, задания дома самостоятельно, а потом собираться вместе онлайн и обсуждать свои результаты. Все это общение происходит в отдельных онлайн-группах, к каждой из которых учитель имеет доступ. Ученики имеют возможность задать вопрос педагогу в чате или через видео.
Общий сбор в единой видеогруппе всех подгрупп. Представление результатов работы, взаимное обсуждение и взаимная оценка. Плюс среды в том, что здесь можно получать обратную связь не только от учителя, но и других учеников. Можно проводить взаимооценку и экспертизу проектов, разделить учеников на группы экспертов, оценивающих продукт по разным параметрам. Можно ставить оценки не по итогам одного занятия, а по итогам серии событий, по итогам длительных проектов.
Итоговая рефлексия того, что произошло и что получилось, оценка пользы и перспектив итогового продукта. Важный этап, поскольку событие должно оставить рефлексивный след для каждого участника.
Понятно, что такой «урок» не может длиться 45 минут, это проект на несколько часов, а то и дней. Почему нет? Предложите директору склеить свои уроки за неделю в один блок или объединить два-три предмета и создать общее событие с учителем смежной дисциплины. Объединяетесь с коллегами и работайте онлайн в команде, это удобнее и эффективнее.
Увеличьте горизонт планирования – составьте расписание не на неделю, а на четверть. Дистанционное обучение не может копировать жесткий график обычного расписания.
В расписании дистанта должно быть больше воздуха и самоопределения учеников: управлять собственным временем – бесценный навык, пусть пробуют. Откажитесь от идеи тотального контроля.
Сформируйте смешанные онлайн-классы. Ученики могут объединяться в микрогруппы не только в пределах своего класса, но и во всей параллели классов. Эффективно создавать разновозрастные группы из разных параллелей: синтез идей и взаимообогащение знаниями усиливается значительно. Назначьте лидеров из числа самых продвинутых в цифровых технологиях учеников. Воспринимайте пространство своего предмета как единое поле для экспериментов.
Для этого нужно отказаться от попытки переложить в дистанционное обучение структуру учебного материала, которую принято реализовывать офлайн.
Материал в принципе должен дробиться иначе: теперь это не главы параграфов, а тематические модули, которые объединяют несколько тем и предметов в один.
А сам модуль растянут во времени и гибок. Какие два-три модуля из оставшихся тем своего предмета в этом году вы можете построить?
Заручитесь поддержкой родителей. Проведите родительское собрание в Zoom или Microsoft Teams, покажите возможности этих платформ и сервисов с заданиями, с которыми вы работаете (их можно выводить на общий экран со своего браузера). Для родителей это тоже новый опыт и немалый стресс, будьте единой командой в это время перемен.
Вернемся к началу. Мы находимся в ситуации неопределенности, которая – как всегда – одновременно дарит и волнения, и шансы. Сейчас можно придумывать, творить, создавать, осваивать новые инструменты. Учитель наконец самостоятелен и автономен в своем педагогическом творчестве.
Если не строить дистанционное обучение по шаблону очного, то на выходе из кризиса мы можем получить другое содержание образования. Это будет другая школа, которая иначе выстраивает взаимодействие с учеником, иначе строит расписание, иначе воспринимает учителя.
Все это в корне повлияет на уже существующие механизмы системы образования и сподвигнет к изменениям, которых давно ждет педагогическое и родительское сообщество.
О том, как меняется наш язык, как быстро он осваивает заимствованные слова, какие варианты произношения становятся нормой и о чем можно судить по речи человека, рассказывает один из составителей нового орфоэпического словаря, заместитель директора Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН Мария Леонидовна Каленчук.
Насколько быстро меняется язык и, соответственно, как часто надо переиздавать словари?
В мировой лингвистике считается, что смена языкового стандарта происходит за 25 лет. Орфоэпический словарь, который только что вышел, мы писали 15 лет. Он пришел на смену словарю, изданному впервые почти полвека назад. За это время многое в языке изменилось: сменилось, по крайней мере, два поколения людей, у каждого из которых были свои особенности произношения. Кстати, если раньше для описания произношения ученым всегда хватало двух норм, старшей и младшей (это, образно говоря, фонетические «отцы» и «дети»), то сейчас во многих случаях мы вынуждены фиксировать одновременно три нормы. Люди стали дольше жить, и у нас появились фонетические «внуки» со своей системой произношения.
Словарь должен идти в ногу со временем?
Он должен быть немного консервативным, при этом оставаясь актуальным. Известна фраза: в языке прогрессивно то, что консервативно. Если хоть чуть-чуть не тормозить процесс перемен и быстрого развития произносительных норм, то скоро мы не сможем читать стихи Пушкина и получать от них эстетическое удовольствие. Если норма кардинально изменится, от нас уйдет целый культурный пласт.
Как варианты становятся нормой, кто выносит вердикт?
Все зависит от материала. Решения, касающиеся орфографии, принимает Орфографическая комиссия РАН, в которую входят самые авторитетные лингвисты. На последнем заседании, например, Комиссия разрешила писать «интернет» и «рунет» с маленькой буквы. Когда интернет появился, это было именем конкретной сети, а сейчас мы уже воспринимаем его как тип связи. И хотя орфография обычно не допускает вариантов, в данном случае разрешили писать и так и так. В других сферах, в той же орфоэпии, подобной процедуры, к сожалению, нет — там решение о норме принимают ученые-лингвисты, авторы словарей. Мы так долго писали свой словарь потому, что должны были во всех сложных случаях провести массовые социоязыковые исследования, набрать статистику.
Норма идет за узусом, то есть за массовым употреблением?
Не всегда. Если норма будет идти за узусом, то мы будем рекомендовать произношение «шóфер», потому что так говорит половина москвичей, или «жáлюзи», как говорит 75% москвичей. Еще в 1940-е годы один лингвист сказал: «Ошибка не перестает быть ошибкой, даже будучи широко распространенной». Важно понять, что критерии «все так говорят» и «все так пишут» для нас не определяющие. Нормой становится то, что не противоречит внутреннему языковому закону. Скажем, в русском на конце слова не бывает звонких согласных. Но современная молодежь с удовольствием произносит «имидж», «паб», «смог», «блог» со звонким на конце, как в английском. Словарь этого не разрешает, потому что совершенно очевидно, что это вопрос моды: человеку нравится демонстрировать, пусть даже неосознанно, что он знает английский язык.
Если норма не идет за узусом, можно ли заставить узус идти за нормой?
Норму легко пропагандировать на уровне правописания (вы можете заставить школьников писать правильно), а на уровне произношения — нет. Даже если вы скажете, что с 1 января под угрозой расстрела надо произносить какое-то слово определенным образом, вас никто не услышит. Орфографию человек контролирует, а произношение, если он не специалист, — нет. Расскажу на эту тему анекдот. Мужчину, у которого была большая борода, однажды спросили, что он делает с ней, когда спит: кладет под одеяло или на одеяло? Через две недели мужчина умер от бессонницы, пытаясь понять, куда он кладет бороду во время сна. То же самое с произношением. Мы обычно сознательно не контролируем произносительную сторону речи. Мы задумываемся о том, как правильно говорить, только в каких-то «болевых» точках вроде «звóнишь — звони́шь». В данном случае, правда, эта проблема раздута средствами массовой информации.
Почему раздута?
Потому что, по существу, проблемы нет. Подавляющее число глаголов, которые кончаются на «-ить», пережили за последние 100 лет перенос ударения. А в языке есть такая закономерность: если какое-то изменение началось, оно затрагивает весь класс слов, просто в разных словах движение происходит с разной скоростью. Всем с детства известна строчка: «Уж зима кати́т в глаза». Но сегодня мы так уже не скажем, как не скажем и «женщина кати́т коляску по улице». Нас не раздражает, что «кати́т» поменялось на «кáтит». В словарях середины ХХ века в качестве единственных вариантов значились «дари́т», «вари́т», «соли́т». Сегодня это уже кажется невозможным. То же самое со «звонить».
Этот глагол просто отстает?
Да. Меня раздражает произношение «звóнит», но как лингвист я точно знаю: пройдет немного времени и это станет допустимой нормой. Потому что перенос ударения в данном случае не случаен, он продиктован внутренним языковым изменением. И если сейчас «звóнит» имеет в словаре мягкую запретительную помету «не рекомендуется», то через какое-то время надо будет написать «допустимо». Уже сегодня словарь допускает произношение «вклю`чит» (младшая норма при старшей «включи́т»).
Почему в этих словах ударение переходит на первый слог?
В русском языке есть тенденция к переносу ударений, во-первых, на начало слова, а во-вторых, на корень, то есть на ту часть слова, которая содержит основную смысловую информацию. За последние сто лет темп нашей речи, как и темп жизни, очень убыстрился, и ударение, падающее на корень, просто помогает нам улавливать значение слова. Однако эта тенденция касается не всех слов. Например, многие говорят «жáлюзи», хотя правильно «жалюзи́», но рекомендовать этот вариант мы не можем, потому что в отличие от «вклю`чит» он не отвечает внутренней закономерности языка. Обычно одна странность в слове поддерживает другую: «жалюзи» не склоняется, значит, слово остается неосвоенным и сохраняет связь с «родиной» — а во французском языке ударение падает на последний слог. Если бы слово полностью освоилось (как, например, «тетрадь», «кровать» — никто же не замечает, что они греческие), то его произношение, возможно, изменилось бы.
Не несет ли огромный поток заимствований, который обрушивается на нас сегодня, опасности для русского языка?
Ничего нового с точки зрения истории языка в этом нет. Первая такая масштабная волна была во времена Петра Первого — тогда к нам хлынул поток немецких и голландских заимствований. В XIX веке — французских. Это всегда вызвано не языковыми, а внешними, социальными причинами. Меня абсолютно не пугает этот процесс, потому что я знаю: язык — очень устойчивая система, которая прекрасно умеет себя защищать. Мы никогда не сможем навязать языку то, что ему не нужно. Пройдет время, и все, что было случайным, излишним, данью моде, будет вытеснено. Так что вполне возможно, что весь этот вал заимствований — по большей части временщики в языке. А если нет — новые слова в большинстве своем полностью ассимилируются и подчинятся законам русского произношения.
То есть бороться с заимствованиями бессмысленно?
Да. Вы знаете, как Владимир Иванович Даль боролся с заимствованиями?! Они его очень раздражали, ему казалось, что если придумать удачный русский синоним, то можно перекрыть дорогу иностранным словам. Но когда он писал в своем словаре вместо слова «атмосфера» — «колоземица», а вместо «гимнастика» — «ловкосилие», вряд ли можно было надеяться, что это приживется. Все искусственное в языке приживается с большим трудом. Язык живет своей жизнью, и мы всего лишь наблюдатели, а не руководители этого процесса.
Как быстро язык осваивает заимствованные слова?
По-разному. Например, слово «сканер» появилось недавно, но русский язык его уже полностью освоил — в его звуковом облике нет ничего странного. А некоторые слова продолжают сохранять свои фонетические странности — скажем, долготу согласного на месте написания двух одинаковых букв (это невозможно в корне ни одного русского слова). В подавляющем большинстве заимствованных слов две одинаковые буквы уже произносятся, как по-русски, кратко: «грамматика», «доллар». Но если слово продолжает быть малоосвоенным, в нем эта долгота сохраняется, как в словах «гемма», «мокко». Заимствованные слова приносят в русский язык и новые звуки — например «w», как в Windows или уикенд, которые мы произносим на английский манер.
Двойные согласные в заимствованных словах вызывают проблемы и при написании. Существует ли какое-нибудь правило на этот счет?
Недавно Орфографической комиссией было утверждено правило: если в русском языке есть однокоренное слово с одной буквой, то и во всех родственных словах надо писать одну букву. Раз есть слово «блог», значит, «блогер» пишется с одной «г». Есть «секс-шоп» — значит, «шопинг» пишется с одной «п». А вот «диггер» пишется с двумя «г», как в языке-источнике, потому что в русском нет однокоренного слова с одной буквой. Эту логику было трудно нащупать, зато теперь появился хоть какой-то ориентир для пишущих.
Как фиксируется ударение в заимствованных словах?
Здесь, к сожалению, значим узус. Например, «мáркетинг» — «маркéтинг». В английском ударение падает на первый слог, а с точки зрения русского языка удобнее ставить ударение на второй слог. Сейчас мы разрешаем оба варианта. Они сосуществуют и конкурируют между собой. Скорее всего, уйдет английский вариант.
А что вы скажете о произношении слова «менеджер»?
Вообще во всех русских словах перед «е» может быть только мягкий согласный. Когда в начале ХХ века в языке появился целый ряд слов с твердым перед «е», это стало показателем чуждого происхождения слова. После революции малокультурные люди, пытаясь симулировать образованность, переиначивали русские слова на иностранный лад и говорили «музЭй», «шинЭль», «газЭта». Казалось бы, пройдет какое-то время, сменятся поколения, и язык избавится от этого. Но так не случилось по одной простой причине. Дело в том, что в русском языке перед всеми гласными могут быть и твердые, и мягкие согласные («вол» — «вёл», «сад» — «сядь»), и только одна позиция, перед «е», была неполноценной. Языковая система стремится к симметрии, поэтому, когда заимствованные слова «подкинули» ей новую возможность, она с радостью ею воспользовалась. Похоже, что от произношения типа «кафЭ», «антЭнна» язык избавляться уже не будет. Сейчас твердые и мягкие согласные перед «е» в заимствованных словах распределяются примерно поровну. Это единственная особенность произношения иноязычных по происхождению слов, которую язык не стремится русифицировать. Так что, если говорить о слове «менеджер», возможны оба варианта — мЕнеджер и мЭнеджер, а какой из них закрепится — покажет время.
Неграмотная или просто отличная от нашей речь часто раздражает. Может быть, нам нужна языковая толерантность?
Толерантность нужна везде, не только в языке. Другое дело, что наша толерантность не должна распространяться лично на нас — особенно если мы хотим, чтобы окружающие считали нас образованными, интеллигентными людьми. За своей речью необходимо строго следить. Что касается толерантности по отношению к окружающим, поделюсь своим наблюдением. Я не раз замечала, что воспитанные люди, беседуя с теми, кто говорит неграмотно, невольно начинают произносить те же — неверные — варианты слов: они как будто не хотят противопоставлять себя собеседнику, посылать ему сигналы об ошибках. Казалось бы, мелочь, но она характеризует по-настоящему интеллигентных людей. И все же вопрос о толерантности очень трудный. Потому что язык — это культура. Не будет языка в его литературном варианте — не будет и культуры. Поэтому какие-то запретительные или хотя бы охранительные механизмы нужны. Но пока я не вижу, чтобы кто-то вообще об этом думал.
Что это за механизмы?
Во-первых, словари, причем прошедшие специальную экспертизу. Словарное дело должно быть государственным. Это элемент и инструмент сохранения и языка, и культуры. Во-вторых, хорошие учителя и грамотная система преподавания языка и речи. Владеть языком — не значит уметь расставлять запятые, потому что это вопрос технический, не имеющий никакого отношения к развитию языковой интуиции, языкового вкуса, вообще к развитию человека и мышления. У нас целые поколения людей не умеют хорошо публично говорить — их этому не учили.
На Западе люди, которые хотят чего-то добиться в жизни, занять высокие посты, нередко нанимают преподавателей, ставят себе речь, произношение.
Так и есть. В той же Англии, если у вас нет оксфордского или кембриджского произношения, вы никогда не сделаете государственной карьеры. Вы должны сначала нанять преподавателя и научиться правильно говорить. У нас уважения к речи нет, как нет и понимания того, что речь — это показатель культуры. Все это должно воспитывать государство — само по себе ничего не изменится. Кстати, я обратила внимание, что если раньше в объявлениях о работе писали «европейская внешность, знание иностранных языков и персонального компьютера», то сейчас иногда проскальзывает «хорошее владение русским языком». Это уже шаг вперед.
Если, скажем, политический лидер будет говорить грамотно, это привлечет на его сторону людей?
Ответ на самом деле может быть двоякий. Потому что, с одной стороны, человек, говорящий хорошо, должен привлекать окружающих. А с другой стороны, многие сразу поставят на нем метку — «не наш». Это очень интересный вопрос, и изучать его должны не лингвисты, а в первую очередь социологи и культурологи.
Какие еще метки ставит на человеке его речь?
По речи можно судить о сфере деятельности человека. Существует профессиональный жаргон, который отражает желание обособить некую группу людей. Астрономы называют себя «астрóномы», врачи говорят «áлкоголь» и «наркомани́я» — и считают это единственным возможным вариантом. Такие варианты фиксируются в словаре с пометой «в профессиональной речи возможно». Даже образованные и культурные люди часто вынуждены говорить так же, чтобы провести границу между «своими» и «чужими». Мы нередко наблюдаем это явление, например, в крупных компаниях. Однако отличить профессиональный вариант от просторечного возможно не всегда. Скажем, кто говорит «шоферá» — водители или малокультурные люди? А «возбýжденный» и «осýжденный»? Хотя я каждый день слышу эти варианты по телевизору, в нашем словаре они сопровождены пометой «неправильно». Конечно, речь говорит о культуре и образовании человека. В замечательной книжке Корнея Ивановича Чуковского «Живой как жизнь» есть такая зарисовка. Автор отдыхает в доме отдыха и каждый день ходит на пляж. Рядом с ним лежит потрясающей красоты женщина, и он день за днем любуется каждым ее движением, каждым жестом, улыбкой. Но однажды красавица открывает рот и говорит: «Ну и взопрела я на этом пляжу!». Так что можно носить одежду самых дорогих брендов, сделать замечательный макияж, а рот откроете — и все встанет на свои места. Переиначивая поговорку, можно сказать: по одежке встречают, по речи провожают.
Человека выдает не только словоупотребление, но и интонация?
Разумеется. Словоупотребление — это то, что лежит на поверхности. Представьте себе такую сцену: у вас за стеной разговаривают, слов вы не разбираете, слышите только интонацию. Вы всегда сможете сказать, интеллигентные люди разговаривают или нет. Не потому, что они кричат — просто интонация почти не поддается контролю и всегда очень многое говорит о человеке.
Кстати об артистах. Раньше наряду с дикторами они считались носителями литературной нормы. Можно ли на них ориентироваться сегодня?
Действительно, раньше мы понимали, кого считать носителями эталона, — это были актеры, особенно МХАТа, Малого театра, дикторы радио и телевидения и вообще образованные люди. Сегодня театр и СМИ в этом смысле потеряли свою позицию, а слово «образованный» уже не означает «культурный». Мне очень нравится одна смешная фраза: «У него два высших образования, но нет начального». Сейчас полно людей с высшими образованиями, да только сказать, что они культурные, можно далеко не всегда. Те же, кого мы называем интеллигентными (а не образованными) людьми, — прослойка очень тонкая и социально изменчивая. Так что сказать, кто является в наше время носителем образцового произношения, очень трудно.
Каковы основные показатели культурной речи?
Во-первых, соблюдение норм, в том числе в плане интонации. Интонация должна быть не английской, как сейчас модно, а русской. В русском языке в конце законченного повествовательного предложения тон в большинстве случаев должен идти вниз, сегодня же часто слышишь, что он идет вверх, — и для слушателя это сигнал о том, что предложение не закончено, смысл не исчерпан и дальше будет еще что-то. Слушатель ждет — а его обманывают. Во-вторых, речь должна быть богатой, то есть разнообразной. Можно соблюдать нормы и при этом говорить короткими предложениями из трех слов: «солнышко светит ярко», «на перемене открыли окно». В-третьих, речь должна быть яркой, экспрессивной, эмоциональной. Она не должна быть банальной.
В русском языке очень сложные правила пунктуации и орфографии, усвоить их удается далеко не всем. Не планируется ли упрощающая реформа в этих областях?
Она очень нужна, но, к моему глубокому сожалению, не планируется. Потому что любая реформа раздражающе действует на людей. Каждый раз, когда поступают обоснованные предложения на этот счет, начинаются волнения. Мы уже проходили это в 1960-е годы, когда Академия наук пыталась провести реформу орфографии. Профессиональное сообщество понимает, что письмо нуждается в упрощении, что все споры относительно пунктуации должны решаться, как в английском языке, в пользу пишущего, что нужно убрать максимум исключений. Почему, например, «гореть» и «пловец» пишутся через «о», если любой здравомыслящий человек в качестве проверочных слов будет использовать «гарь» и «плавать»? Ситуация с написанием этих слов такова: проверить можно, но нельзя. Почему «шут» пишется через «у», а «парашют» через «ю»? Правописание должно поддаваться единой логике, и тогда не придется зубрить так много правил и исключений. Но как только мы начинаем что-то предлагать, даже точечно, скажем писать «парашют» через «у», взрываются все средства массовой информации и формируют общественное мнение, мол, пришли лингвисты и хотят убить великий русский язык.
И напоследок практический вопрос. Какие предлоги использовать со словом «Украина»?
Это политический вопрос, и мой ответ, боюсь, политикам не понравится. Писать и говорить надо по законам русского языка: «на Украине», «с Украины». Эта литературная норма — результат исторического развития языка на протяжении долгого времени. Сочетаемость предлогов «в» и «на» с определенными словами объясняется исключительно традицией: «в школе», «в институте», «в аптеке», но «на работе», «на почте», «на курорте» и т.д. Литературная норма не может измениться по команде из-за каких-либо политических процессов. И я не думаю, что ради политики надо коверкать язык.
Еще одна политическая проблема — изменение произношения топонимов: Кыргызстан, Башкортостан, Молдова и т.д.
Это очень сложный вопрос. Казалось бы: делай, как в языке-источнике, и проблем не будет. Но это не так. Вспомните, как по-английски звучит «Голсуорси» или «Эдинбург»! Никакой связи с тем, как принято произносить эти топонимы по-русски. Почему раньше говорили «Кижи́», а сейчас «Ки́жи»? Да, местное население ставит ударение на первый слог. Тогда нужно говорить «Черéповец», потому что так город называют его жители. Это вопрос не столько языковой, сколько социоязыковой, и однозначного лингвистического ответа на него пока нет.
Как использовать различные средства при необходимости организации онлайн-обучения.
Эльвира Александрова, 11 августа 2020
Ролики может готовить сам учитель, учитель вместе с детьми во время офлайн-урока (мотивация: для тех, кого нет в классе, но если даже такая необходимость не возникает, то их все равно нужно снимать под другими предлогами, чтобы научить ребёнка самостоятельно их создавать), и, конечно, ролики могут записывать сами дети при (или без) участия родителей.
1. Ролики, в которых учебно-практические задачи, задачи на осмысление собственного способа действия и др. могут быть представлены в игровой форме (тогда, когда у ребёнка ещё нет учебной мотивации – первый, второй класс – с использованием сюжетов из сказок, что себя отлично зарекомендовало).
Так, в учебнике математики используется сюжет сказки Н.Н. Носова «Приключения Незнайки и его друзей» для введения понятия о величинах, сказка «Два жадных медвежонка» – при решении задач на уравнивание величин, сказка Г. Остера «Это я ползу» и мультик «38 попугаев» на основе этой сказки и др., а также придумано и включено много игр, помогающих ученику освоить математическое содержание, однако ни одна из предлагаемых игр не является развлекательной или занимательной.
2. Ролики, в котором учитель ведёт диалог с любым учеником или группой детей, находящихся рядом с учителем.
Условно назовём их «теоретическими», поскольку они связаны с созданием ситуации успеха, постановкой учебной задачи и поиском того или иного нового способа действия. Способ общения взрослого с ребёнком задан прямо в учебнике для 1-го класса, где есть обращение к взрослому (учителю и родителям), что в данной ситуации может оказаться очень важно. Фактически задана инструкция для учителя и родителей.
3. Ролики со стороны учителя, связанные с операционным составом способа действия, когда на основе детских обсуждений конструируется и озвучивается алгоритм для выполнения тех или иных учебно-практических заданий.
4. Ролики, обучающие работать с книгой, с текстом, а именно с текстовой задачей, с выполнением арифметических действий, тем самым выстраивая алгоритм самостоятельной работы.
Это тот случай, когда учитель задаёт пошаговую инструкцию и ребёнок учится самостоятельно работать с роликам и с книгой. Его особенность – это повторяющаяся инструкция: подготовься к выполнению задания (открой, найди, приготовь, подбери, вырежи, запиши, нарисуй, раскрась, пощупай, налей и т.д.), теперь останови ролик и включи, когда будешь готов. Далее, чтобы приступить к выполнению задания, учитель предлагает подумать, придумать, попробовать, посоветоваться, а для этого надо опять остановить ролик, попробовать выполнить задание и затем записать видео, сделать фото или написать текст, где сообщить, что интересного ты обнаружил, какие трудности испытал, какие вопросы хотел бы задать. Вот тут, если родители соучаствуют в учёбе ребёнка, должны выполнить важнейшую роль: их задача, в случае затруднений у ребёнка или самого взрослого, – помочь ему найти границу между знанием и незнанием, умением и неумением и сообщить об этом учителю в лаконичной форме, а не пытаться самостоятельно поучать ребёнка, заменяя учителя!
5. Ролики контрольно-оценочные, когда ребёнку предлагается выбрать и выполнить только те задания из учебника или рабочей тетради, с которыми он может справиться успешно и выполнить из предложенных 2–3 задания (количество по желанию).
Но главное – он сообщает учителю номера тех заданий, которые считает трудными и к которым он пытается (и тем самым учится) задавать вопросы (например, к задачам с недостающими данными, с лишними данными, с неверным условием, то есть к заданиям с ловушками). Теперь ролик или фото своей работы снимает ученик. Кроме этого, если дети придумывали свои задания, то их они тоже могут представить на фото или сделать их презентацию с помощью видео.
6. Ролики, которые дети по желанию снимают для тех, кто не научился тому, что он сам умеет делать.
Итог игры «Научи другого!» – этот ролик для учителя будет диагностическим, в нём ребёнок моделирует и объясняет другому человеку учебный материал (даёт определение, описывает в виде графической или знаковой модели общий способ действия, общий принцип, лежащий в основе понятия, способ решения текстовой задачи, собственный способ придумывания заданий, в том числе заданий с ловушками и пр.). Такие ролики будут способствовать развитию речи, осознанию собственного способа действия и т.д. Такими роликами дети могут обмениваться между собой, тестируя «понятность», «доступность», новизну. Сюда же можно отнести и ролики (фото), в которых ученик или группа учеников, работающая над составлением контрольной работы для другой группы учеников из своего класса (или учеников другого класса/школы), объясняют, почему они включили именно эти задания в таком количестве и как они хотели бы, чтобы их выполнили другие ученики, а это значит, что в приложении должен быть образец выполнения, с которым можно будет сверить выполненные другими учениками задания.
7. Ролики, которые связаны с проектными задачами в игровой или учебной форме.
Итогом решения проектной задачи должно быть не только получение «никогда не существовавшего в практике ребёнка результата», как говорит эксперт «Эврики» Алексей Воронцов, а рефлексия и анализ способов его получения с возможностью выстраивания собственной образовательной программы.
Тогда, как мне кажется, можно рассматривать по крайней мере два типа проектных задач: первый тип – задачи, запускающие интерес к теме и позволяющие спроектировать содержание и план изучения материала (по сути такая задача может включать в себя несколько учебных задач, открывая несколько способов действий) и проектные задачи, которые дадут возможность использовать изученные темы с их способами действия для построения при желании своего дальнейшего продвижения по углублению своих представлений о рассматриваемом предмете (выстраивание индивидуальной образовательной программы), а не только получение реального продукта. Другими словами, если учебная задача (к которым относятся и учебно-практические, учебно-исследовательские, учебно-теоретические задачи) может быть представлена в виде проектной задачи, заданной в игровой или учебной форме, то такие проектные задачи могут служить как началом освоения новой темы, так и её окончанием. Если же проектные задачи построены на других основаниях, как прикладные на этапе рефлексии для выявления степени (уровня, глубины, гибкости) освоения того или иного учебного материала, то они могут быть основанием для построения индивидуальной образовательной программы по углублению и расширению представлений об изучаемом предмете, а не только для получения конкретного продукта. Этим, как я думаю, они и могут быть интересны.
К сожалению, практика показывает, что учитель не только не видит различия между проектными задачами и учебными, но и часто не отличает учебные задачи от арифметических.
Для подготовки роликов учителя, как и дети, могут образовать группы и совместно готовить одновременно несколько разных роликов в соответствии с собственными интересами и возможностями, чтобы их можно было каждому участнику группы использовать в своём классе; это станет для каждого участника своеобразным повышением квалификации.
При подобной кооперации учителей можно было бы собрать банк видеороликов разных типов по разным темам, которые стали бы отличным ориентиром для тех учителей, которые хотят осваивать технологию развивающего обучения.
Елена Пояркова, Виктория Чал-Борю
22 мая 2020
Сначала – три типичные истории из практики любого психолога.
На приеме у психолога молодая женщина. Она хочет понять, почему никак не может выйти замуж. Отношения с мужчинами складываются в рамках легких и романтических либо сложных и тягостных, чаще с женатыми мужчинами. Но серьёзные отношения, которые могли бы продолжиться браком, так и не складываются. На вопрос психолога «А во что ты играла в детстве?» она отвечает: «В домики, крепости, много играла с мальчишками… Помню, что очень хотелось играть в невесту, наряжать куклу в платье и фату и устраивать свадьбу. Но мама каждый раз заставляла снять фату и сердилась. Она говорила, что рано еще в это играть». На глазах у женщины слезы: она и сейчас чувствует, как ей было обидно и как хотелось побыстрее вырасти. Но ни поиграть, ни стать невестой у нее не получилось до сих пор.
Мама приходит на консультацию по поводу ребенка: «Мой ребенок не играет. Ему только три с половиной, может, ещё рано? Или он просто не умеет? Я говорю: “На, возьми машинку и поиграй” – он отказывается. Говорит, что не хочет. Тогда я предлагаю: “Иди построй мишке домик”. А он опять отказывается. У меня уже сил нет! И чтобы хоть немного отдохнуть, даю ему смартфон. Знаю, что ребенок должен играть… А сама играть ненавижу! И не хочу тратить на это время».
К психологу обращается семья с ребенком шести с половиной лет. Жалуются на агрессивность и тревожность. Ребенок «ненавидит брата», плохо спит, очень напряжен, в детском саду ни с кем не играет, общается только с воспитательницей. Зато радует родителей своими успехами в танцах и английском, хорошо читает, успешно занимается на подготовительных занятиях к школе. Вопрос родителям: «А во что он играет?» Они удивляются: «А когда играть-то? И слава Богу, что у него нет на это времени. Он с одних занятий на другие еле успевает».
Что общего в этих историях? В том, что детская игра часто вызывает сложности у взрослых. Кому-то трудно понять смысл и пользу конкретной игры, кто-то сам не умеет играть, не может создать условия для развития игры, не замечает, как она развивается, ну а для кого-то не очевидна ценность детской игры как таковой.
Мы, практикующие психологи, часто сталкиваемся с тем, что у взрослых недостаточно навыков, знаний и времени, чтобы дать детской игре возможность развиваться естественно. И это очень серьезная проблема, потому что игра – самый важный инструмент, с помощью которого возможна регуляция социальной и эмоциональной сферы дошкольника. Именно в игре у ребенка появляется возможность создать ситуацию, в которой все «понарошку» и безопасно, но чувства переживаются настоящие и всерьез.
Речь идет о естественной детской игре, «вызревающей из обобщенных детских потребностей и аффектов» (Л. С. Выготский). Форма такой игры может быть самая замысловатая, непонятная до конца ни родителю, ни самому ребенку. Почти сто лет назад Л. С. Выготский сказал, что «…отсюда и возникает игра, которая с точки зрения вопроса о том, почему ребенок играет, всегда должна быть понята как воображаемая иллюзорная реализация нереализуемых желаний». (По материалам журнала психологического общества имени Л.С. Выготского «Игра и ее роль в психическом развитии ребенка»)
Наблюдая за этой проблемой и понимая ресурс свободной игры в жизни ребенка, мы разработали серию «Воспитание чувств», которая поможет вернуть естественную игру дошкольникам. Эти книжки – пространство отношений, диалога между взрослым и ребенком, совместного научение игре. Три книжки посвящены некоторым переживаниям детей-дошкольников (страх, злость, чрезмерное любопытство), остальные – типичным сложным ситуациям, с которыми они сталкиваются. И во все это можно играть!
Разбираемся с детскими страхами. Проводим границу между нормой и опасностью.
Обсуждаем, как это – быть старшим или младшим в большой семье.
Болеем правильно. Кормим малоежку.
Побеждаем гнев. Настраиваем функцию «свое – чужое».
Приемы сказкотерапии сочетаются с заданиями на рефлексию, размышления, что запускает механизм формирования эмоционального интеллекта. В каждой тетрадке – комментарий для взрослых и идеи-подсказки для совместных игр и творчества.
Давайте посмотрим, как помочь детям «играть в страх».
Страх – очень важное чувство. Он сигнализирует нам об опасности, реальной или мнимой. Дети 5–6 лет могут бояться темноты, насекомых, змей, высоты, замкнутого пространства, потеряться, даже голода или смерти. И все это – естественные формы детского страха.
Взрослому, который сталкивается с проявлениями страха у ребенка, иногда бывает сложно сориентироваться и отреагировать правильно. Когда ребенок говорит: «У меня под кроватью монстры!», что хочется ему ответить? «Никого там нет, иди спи». А что делает мама Лисенка, одного из героев нашей книги? Она не переубеждает малыша. Она предлагает ему способ защиты (пистолет) и идет вместе с ним проверить, какие именно монстры живут в его комнате.
И самое главное – мама верит ребенку, что он действительно напуган. Она разговаривает с ним на языке игры, на языке воображения и фантазии. Именно это дает Лисенку чувство, что мама его понимает и остается рядом с ним. Опираясь на помощь мамы, учась справляться со страхом, Лисенок становится смелее и решительнее.
Хорошо, когда переживания ребенка замечены взрослым. Чем чаще мы разрешаем появляться детским переживаниям, тем больше ребенок узнает о себе. Задача взрослого – разговаривать, интересоваться, слушать малыша, давать ему время для усвоения опыта. Как мама Лисенка в книжке «Не боюсь бояться».
Сложности бывают не только с детьми, которые боятся, но и с теми, кто проявляет излишнее любопытство и бесстрашие. У каждого ребенка есть переживание, которое побуждает его двигаться вперед, активно исследовать мир вокруг, и переживание, которое его останавливает. Баланс между любопытством и страхом – уникален.
Дети, у которых слишком много любопытства и мало страха, часто оказываются в опасных ситуациях. Любопытство импульсивно. Заигравшись, ребенок выходит за границы знакомого мира и оказывается на территории, где можно встретиться с реальной угрозой. В этой ситуации малыш оказывается беспомощным, и ему нужна помощь взрослого.
Если не запрещать ребенку любопытствовать, а включаться в игру вместе с ним, он быстрее научится необходимым навыкам. Игра – хорошая форма обучения, в том числе безопасности. Зайчонок, герой книжки «Где живут светлячки», очень любопытен. Играя в Зайчонка, ребенок почувствует на себе, сколько любопытства – хорошо, а сколько – уже опасно.
Хорошо, когда вместе со здоровым любопытством к ребенку приходит чувство осторожности, он узнает о наличии правил, начинает догадываться о причинах беспокойства взрослых, которые его любят. Ребенок готов к освоению мира, но у него нет для этого навыков. Взрослые могут задавать малышу ориентиры и границы, показывать, где опасно, какие существуют правила поведения.
А как играть с чувством злости? Не опасно ли это? Опасно агрессивное поведение. Оно может разрушать и отношения в семье, и дружбу со сверстниками. Злость же помогает осваивать новые территории, защищаться от врага, спорить и конкурировать.
Если ребенок умеет правильно злиться – умеет говорить «нет!», то в будущем его трудно будет обмануть, сделать объектом манипуляций, использовать и «подсадить» на дурное, опасное для жизни. Важно понимать, как злиться правильно и что делать, если злости становится слишком много, и она переходит в агрессию.
В книжке «Давай злиться вместе» мы описываем много игр, помогающих ребенку научиться управлять злостью и использовать ее энергию, не разрушать, а созидать.
Детская игра не требует колоссальных вложений взрослого, но дает хороший результат в развитии социальных и эмоциональных компетенций дошкольников.
Что важно делать взрослому, чтобы игра развивалась? Создавать условия для игры. Давать ребенку время, пространство и ресурсы: достаточное время для игры, безопасное пространство, в котором дети не мешают взрослым, но могут находиться где-то рядом, предметы и материалы, подходящие для игры.
Взрослые, беспокоясь о развитии детей, часто начинают включаться в процесс активнее, чем следует. Например, придумывают свою игру, не давая развиваться детской, или пытаются играть как дети, или «улучшают» созданное ребёнком. Самое главное, что может сделать взрослый – это оставаться эмоционально доступным для ребенка.
Играть с ребенком – не значит становиться его сверстником.
Играть с ребенком – это значит, оставаясь взрослым и занимаясь своими взрослыми делами, дать возможность ребенку проявлять воображение, фантазию и активность и реализовывать их в игре.
Наши книжки – это не просто идеи детских игр. Это помощь взрослому и мостик к самостоятельной детской игре. Обсуждая и разыгрывая предложенные в книжках ситуации, постарайтесь не вмешиваться, просто наблюдайте со стороны, как ваши дети пробуют разное: и то, что нравится вам, и то, что не нравится. Дети редко учатся через правильные слова, сказанные родителями или другими взрослыми. Они верят только в свой опыт, свою игру, свои отношения.
И, конечно, они впитают ценности, которые вы им демонстрируете своими поступками, и они будут их тоже уважать, даже если сейчас всё сделают по-своему. Дайте им время.
19.12.2020 год Константин Ушаков
Речь, собственно о двух подходах к обучению. Один из них более современный, центрирован на ребенке (student – centered) его активном участии, обучении на основе его запросов, его заинтересованности и ответственности и пр..
Второй подход, который можно отнести к традиционному, центрирован на учителе (teacher- centered), в том смысле, что именно педагог определяет, что учить, в каком порядке, каким образом и пр.
А теперь снова вернемся к ПИЗе, но не последней, а 2015 года. Последняя была в большей степени посвящена оценке качества чтения, а 2015 – естественнонаучному образованию. Поэтому все, что будет сказано в дальнейшем относится к естественно научной области, ЭТО ВАЖНО.
Так вот – исследование* показало, что обучение направляемое и определяемое педагогом дает лучшие результаты, чем обучение, построенное на основании запросов ученика, его заинтересованности. Во всяком случае, в области естественнонаучного обучения. Традиционные подходы (если они реализуются качественно) дают лучшие результаты! При этом, однако, чем выше уровень ученика, тем в большей автономии (в учебном плане) он нуждается.
Это заставляет нас внимательнее отнестись к решению дилеммы: что первично: мотивация учащегося, его интерес или базовые знания. Похоже, что интерес вторичен по отношению к знанию. Устойчивый интерес возникает, если для него есть база.
Сегодня ключевой проблемой для педагогов стал вопрос: как сделать урок увлекательным, интересным. А, по – моему, вопрос должен стоять иначе: КАК СДЕЛАТЬ УРОК ВАЖНЫМ для ученика. Мы часто исходим из посыла «сейчас не понимает как это важно – потом поймет», но это недостаток квалификации, не более. Если мы этого не можем, тогда выход один – развлекать (геймификация). Важным, полученное знание станет только тогда, когда он поймет что с ним делать. Без применения знание просто не нужно. Вообще.
Не стоит воспринимать это текст как призыв - назад к будущему, это не так. Это просто разговор о том, что потенциал классических подходов далеко не исчерпан.
И хватаясь за красивый лозунг увлекательности обучения, мы оказываемся в положении туземцев с острова Тану. (смотри пост от 18 октября)
Обучение не может быть все время увлекательным и интересным, а ребенок в процессе обучения безмятежным. Узнавание нового всегда в той или иной степени дискомфортно. Неважно происходит ли это на уроке в процессе понимания синуса, или на перемене в процессе конфликта со сверстником.
И, в конце концов, важнейшим результатом 11-летнего обучения будет влияние на характер ученика. Классический урок всегда имел для этого возможности.
Подробности в «Директоре школы», как всегда
*Improving a Country’s Education. PISA 2018 Results in 10 Countries
Если у вас есть друзья-математики, которые спрашивают вас, зачем читать художественную литературу, дайте им этот текст. Если у вас есть друзья, которые убеждают вас, что скоро все книги станут электронными, дайте им этот текст. Если вы с теплотой (или наоборот с ужасом) вспоминаете походы в библиотеку, прочитайте этот текст. Если у вас подрастают дети, прочитайте с ними этот текст, а если вы только задумываетесь о том, что и как читать с детьми, тем более прочитайте этот текст.
Людям важно объяснять, на чьей они стороне. Своего рода декларация интересов.
Итак, я собираюсь поговорить с вами о чтении и о том, что чтение художественной литературы и чтение для удовольствия является одной из самых важных вещей в жизни человека.
И я очевидно очень сильно пристрастен, ведь я писатель, автор художественных текстов. Я пишу и для детей, и для взрослых. Уже около 30 лет я зарабатываю себе на жизнь с помощью слов, по большей части создавая вещи и записывая их. Несомненно я заинтересован, чтобы люди читали, чтобы люди читали художественную литературу, чтобы библиотеки и библиотекари существовали и способствовали любви к чтению и существованию мест, где можно читать. Так что я пристрастен как писатель. Но я гораздо больше пристрастен как читатель.
Однажды я был в Нью-Йорке и услышал разговор о строительстве частных тюрем – это стремительно развивающаяся индустрия в Америке. Тюремная индустрия должна планировать свой будущий рост – сколько камер им понадобится? Каково будет количество заключенных через 15 лет? И они обнаружили, что могут предсказать все это очень легко, используя простейший алгоритм, основанный на опросах, какой процент 10 и 11-летних не может читать. И, конечно, не может читать для своего удовольствия.
В этом нет прямой зависимости, нельзя сказать, что в образованном обществе нет преступности. Но взаимосвязь между факторами видна. Я думаю, что самые простые из этих связей происходят из очевидного:
У художественной литературы есть два назначения:
Во-первых, она открывает вам зависимость от чтения. Жажда узнать, что же случится дальше, желание перевернуть страницу, необходимость продолжать, даже если будет тяжело, потому что кто-то попал в беду, и ты должен узнать, чем это все кончится… в этом настоящий драйв. Это заставляет узнавать новые слова, думать по-другому, продолжать двигаться вперед. Обнаруживать, что чтение само по себе является наслаждением. Единожды осознав это, вы на пути к постоянному чтению.
Простейший способ гарантировано вырастить грамотных детей – это научить их читать и показать, что чтение – это приятное развлечение. Самое простое – найдите книги, которые им нравятся, дайте к ним доступ и позвольте их прочесть.
Не существует плохих авторов для детей, если дети хотят их читать и ищут их книги, потому что все дети разные. Они находят нужные им истории, и они входят внутрь этих историй. Избитая затасканная идея не избита и затаскана для них. Ведь ребенок открывает ее впервые для себя. Не отвращайте детей от чтения лишь потому, что вам кажется, будто они читают неправильные вещи. Литература, которая вам не нравится, – это путь к книгам, которые могут быть вам по душе. И не у всех одинаковый с вами вкус.
И вторая вещь, которую делает художественная литература, – она порождает эмпатию. Когда вы смотрите телепередачу или фильм, вы смотрите на вещи, которые происходят с другими людьми. Художественная проза – это что-то, что вы производите из 33 букв и пригоршни знаков препинания, и вы, вы один, используя свое воображение, создаете мир, населяете его и смотрите вокруг чужими глазами. Вы начинаете чувствовать вещи, посещать места и миры, о которых вы бы и не узнали. Вы узнаете, что внешний мир – это тоже вы. Вы становитесь кем-то другим, и когда возвратитесь в свой мир, то что-то в вас немножко изменится.
В 2007 году я был в Китае, на первом одобренном партией конвенте по научной фантастике и фэнтези. В какой-то момент я спросил у официального представителя властей: почему? Ведь НФ не одобрялась долгое время. Что изменилось?
Все просто, сказал он мне. Китайцы создавали великолепные вещи, если им приносили схемы. Но ничего они не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому они послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google и расспросили людей, которые придумывали будущее, о них самих. И обнаружили, что те читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками.
Литература может показать вам другой мир. Она может взять вас туда, где вы никогда не были. Один раз посетив другие миры, как те, кто отведали волшебных фруктов, вы никогда не сможете быть полностью довольны миром, в котором выросли. Недовольство – это хорошая вещь. Недовольные люди могут изменять и улучшать свои миры, делать их лучше, делать их другими.
Верный способ разрушить детскую любовь к чтению – это, конечно, убедиться, что рядом нет книг. И нет мест, где дети бы могли их прочитать. Мне повезло. Когда я рос, у меня была великолепная районная библиотека. У меня были родители, которых можно было убедить забросить меня в библиотеку по дороге на работу во время каникул.
Библиотеки – это свобода. Свобода читать, свобода общаться. Это образование (которое не заканчивается в тот день, когда мы покидаем школу или университет), это досуг, это убежище и это доступ к информации.
Я думаю, что тут все дело в природе информации. Информация имеет цену, а правильная информация бесценна. На протяжении всей истории человечества мы жили во времена нехватки информации. Получить необходимую информацию всегда было важно и всегда чего-то стоило. Когда сажать урожай, где найти вещи, карты, истории и рассказы – это то, что всегда ценилось за едой и в компаниях. Информация была ценной вещью, и те, кто обладали ею или добывали ее, могли рассчитывать на вознаграждение.
В последние годы мы отошли от нехватки информации и подошли к перенасыщению ею. Согласно Эрику Шмидту из Google, теперь каждые два дня человеческая раса создает столько информации, сколько мы производили от начала нашей цивилизации до 2003 года. Это что-то около пяти эксобайтов информации в день, если вы любите цифры. Сейчас задача состоит не в том, чтобы найти редкий цветок в пустыне, а в том, чтобы разыскать конкретное растение в джунглях. Нам нужна помощь в навигации, чтобы найти среди этой информации то, что нам действительно нужно.
Книги – это способ общаться с мертвыми. Это способ учиться у тех, кого больше нет с нами. Человечество создало себя, развивалось, породило тип знаний, которые можно развивать, а не постоянно запоминать. Есть сказки, которые старше многих стран, сказки, которые надолго пережили культуры и стены, в которых они были впервые рассказаны.
Мы должны читать вслух нашим детям. Читать им то, что их радует. Читать им истории, от которых мы уже устали. Говорить на разные голоса, заинтересовывать их и не прекращать читать только потому, что они сами научились это делать. Делать чтение вслух моментом единения, временем, когда никто не смотрит в телефоны, когда соблазны мира отложены в сторону.
Мы должны пользоваться языком. Развиваться, узнавать, что значат новые слова и как их применять, общаться понятно, говорить то, что мы имеем в виду. Мы не должны пытаться заморозить язык, притворяться, что это мертвая вещь, которую нужно чтить. Мы должны использовать язык как живую вещь, которая движется, которая несет слова, которая позволяет их значениям и произношению меняться со временем.
Писатели – особенно детские писатели – имеют обязательства перед читателями. Мы должны писать правдивые вещи, что особенно важно, когда мы сочиняем истории о людях, которые не существовали, или местах, где не бывали, понимать, что истина – это не то, что случилось на самом деле, но то, что рассказывает нам, кто мы такие.
В конце концов, литература – это правдивая ложь, помимо всего прочего. Мы должны не утомлять наших читателей, но делать так, чтобы они сами захотели перевернуть следующую страницу. Одно из лучших средств для тех, кто читает с неохотой – это история, от которой они не могут оторваться.
Мы должны говорить нашим читателям правду, вооружать их, давать защиту и передавать ту мудрость, которую мы успели почерпнуть из нашего недолгого пребывания в этом зеленом мире. Мы не должны проповедовать, читать лекции, запихивать готовые истины в глотки наших читателей, как птицы, которые кормят своих птенцов предварительно разжеванными червяками. И мы не должны никогда, ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах писать для детей то, что бы нам не хотелось прочитать самим.
Все мы – взрослые и дети, писатели и читатели – должны мечтать. Мы должны выдумывать. Легко притвориться, что никто ничего не может изменить, что мы живем в мире, где общество огромно, а личность меньше чем ничто, атом в стене, зернышко на рисовом поле. Но правда состоит в том, что личности меняют мир снова и снова, личности создают будущее, и они делают это, представляя, что вещи могут быть другими.
Оглянитесь. Я серьезно. Остановитесь на мгновение и посмотрите на помещение, в котором вы находитесь. Я хочу показать что-то настолько очевидное, что его все уже забыли. Вот оно: все, что вы видите, включая стены, было в какой-то момент придумано. Кто-то решил, что гораздо легче будет сидеть на стуле, чем на земле, и придумал стул. Кому-то пришлось придумать способ, чтобы я мог говорить со всеми вами в Лондоне прямо сейчас, без риска промокнуть. Эта комната и все вещи в ней, все вещи в здании, в этом городе существуют потому, что снова и снова люди что-то придумывают.
Мы должны делать вещи прекрасными. Не делать мир безобразнее, чем он был до нас, не опустошать океаны, не передавать наши проблемы следующим поколениям. Мы должны убирать за собой, и не оставлять наших детей в мире, который мы так глупо испортили, обворовали и изуродовали.
Однажды Альберта Эйнштейна спросили, как мы можем сделать наших детей умнее. Его ответ был простым и мудрым. Если вы хотите, чтобы ваши дети были умны, сказал он, читайте им сказки. Если вы хотите, чтобы они были еще умнее, читайте им еще больше сказок. Он понимал ценность чтения и воображения.
Я надеюсь, что мы сможем передать нашим детям мир, где они будут читать, и им будут читать, где они будут воображать и понимать.
Автор: Neil Gaiman
Перевод: Наталья Стрельникова