В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою – нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства –
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет – никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.
Январь 1972
All are magi somewhat during Christmas.
At the grocer, there’s slush and upheaval.
For a tin of halvah, with insistence,
heavy-laden with bundles, the people
lay a siege, by the counter assembled;
each - a self-styled king and a camel.
Paper cones, bags of nylon and twine,
hats and ties, all twisted, unraveled.
Smells of cinnamon, vodka, and pine,
orange mandarin, cod-fish and apple.
Swarms of faces, and snowflakes have veiled
any trace of the Bethlehem trail.
And the bearers of small, modest gifts
leap on buses, jam doorways, unshaken,
disappear in the vast courtyard rifts,
thought they know that the cave must be vacant:
not a crib or a beast to behold,
and no Her – with the halo of gold.
Emptiness. But this notion begets
a light that appears from far yonder.
If Herod but knew that the stronger he gets,
the greater, more certain the wonder.
This very relation’s persistence
forms the basic mechanics of Christmas.
And we celebrate this - from afar
he is nearing, - we’re pushing the tables
closer in. Not the need of a star,
perhaps yet, but already one’s able
to discern the good will in all men,
as the shepherds light fires again.
Snow is falling, the chimneys – they blare.
People's faces, like stains, now appear.
Herod drinks. Womenfolk, everywhere,
hide their boys. No one knows – Who is near:
scared, our hearts, unaware of his mark,
might not recognize him in the dark.
But, the haze will disperse and reveal,
with the draft of the doorway to clear it,
someone’s shape in a shawl coming near,
and you sense inside you the Spirit
and the Child, unnoticed thus far;
you look up and you see there – a star.
January 1972