Город сгинул, последнего дома
Как живое взглянуло окно...
Это место совсем незнакомо,
Пахнет гарью, и в поле темно.
Но когда грозовую завесу
Нерешительный месяц рассек,
Мы увидели: на гору, к лесу
Пробирался хромой человек.
Было страшно, что он обгоняет
Тройку сытых, веселых коней,
Постоит и опять ковыляет
Под тяжелою ношей своей.
Мы заметить почти не успели,
Как он возле кибитки возник.
Словно звезды глаза голубели,
Освещая измученный лик.
Я к нему протянула ребенка,
Поднял руку со следами оков
И промолвил мне благостно-звонко
"Будет сын твой и жив и здоров!"
1916
Слепнево
The city’s gone, the final window gazed,
As if alive, with melancholy, stark…
This seems to me - a strange and foreign place,
It smells of burning and the fields are dark.
But once the hesitant crescent, again,
Slashed the curtain of the thunderous cloud:
We watched: A tired and hobbling man
Made his way to the woods, up the mound.
It was frightening to see him outstrip
The stalwart troika up the road,
There, he rested, and continued to limp,
With the heavy weight of his load.
We barely noticed him there when anew
He appeared by the old, hooded cart,
And like stars, his eyes glimmered blue,
Shedding light on his face, worn and marred.
I held out my child as he neared,
His hand, scarred with fetters, rose high,
And he said in a voice that was mellow and clear:
“May your son live healthy and thrive!”
1916
Slepnevo