Вместо предисловия

Этот дневник 28 января 2007 года передала мне моя бабушка по линии отца, Клара Владимировна Загацкая (в девичестве – Рахман). Старый желто-серый блокнот с изломанной картонной обложкой я видел и в детстве, когда бабушка доставала его, открывала, начинала читать вслух, плакала и убирала обратно. И с тех пор я ни разу не спрашивал про этот дневник, потому что знал, что он значит для человека, пережившего бомбы, голод и смерть близких. Теперь же бабушка отдала мне его сама. Сначала я думал сделать этакую компиляцию, своеобразный ликбез, выбрав самые острые и «исторические» моменты. А потом решил не выкидывать ни одного слова, ни одной точки – чтобы все было так, как было. Поэтому орфография и пунктуация оригинальные.

Весной 1941 года бабушка закончила 8 класс. И если внимательно вчитываться с каждое слово, то сквозь строчки становится видно, как детские горести и радости – влюбленности, разочарования, сладкие булочки и верные подружки – сменяются чем-то большим и очень взрослым. Голодом, холодом, мучительным ожиданием бомбежки и маленькими праздниками, когда Совинформбюро сообщает об успешных операциях Красной Армии. И по-детски наивная уверенность, что все обязательно будет хорошо, что будет Победа.

Дневник Клары Владимировны Рахман

ДНИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941 ГОДА

Первый раз в своей жизни начинаю вести дневник. Вообще я против всяких записей на бумажку своих мыслей, т. к. очень не люблю, чтобы их кто-нибудь знал, но теперь такое интересное время и вместе с тем такое тревожное, что, если я выживу все это то будет очень интересно вспомнить.

Пожалуй, начну с самого начала войны. После окончания учебного года, который, кстати сказать, я кончила далеко не блестяще, т. е. с 4 хорошо, я с мамой поехала к папе в Кексгольм. Что это за городок! Там я сначала очень скучала, т. к. ни с кем из ребят знакома не была.

22-го июня папа, мама, я и семья папиного начальника поехали кататься на катере по Ладожскому озеру. Ну, накатались и приехали. Вылезаем на берег и слышим разговор, что немец бомбил сегодня ночью Киев, Могилев и еще какой-то город. Приходим домой (это было в 1 час дня), оказывается, выступал В. М. Молотов. Так началась великая отечественная война. Вот положеньице-то! Тетя Мина в Киеве, Рая в Могилеве, Лена в Выборге. Да! Не особенно приятно.

26-го числа мы приехали в Ленинград. Здесь были Люба, Соня, Феля, Вова Р. и др. В первую же ночь мы все дежурили. Тут я немножко узнала Вову Розенштейна и Андрея Подвысоцкого. Почему я раньше их совершенно не замечала, я сама никак не пойму.

4-го июля мы эвакуировались в Старую Руссу. Сколько было слез и сборов. Туда поехала Люба, Соня, я, Вова и девочка Рива Каждан (?-С.З.). Люба, Соня, я и Вова сговорились жить дружно и стать родными, т. к. первый раз в жизни мы ехали одни, без родителей. Тогда мы еще не знали, что на нашей дороге стоит вожатая Мила, которой, очевидно, нравился Вова.

Мы с Любой почему-то сразу заметили это и совершенно незаметно у нас появилось новое для нас чувство – мы стали ревновать Милу к Вове. Вова очень хороший, чуткий товарищ, но иногда на него находит бзык и тогда он становится невозможным. Мы с Любой решили добиться авторитета в его глазах.

Когда мы приехали в Старую Руссу, всех малышей отправили по совхозам. На станции остались 26 человек взрослых ребят с Галиной Ивановной, нашей физкультурницей. Вову заставили уехать с ребятами, о чем все очень жалели. Только это мы легли спать, вдруг тревога. А мы спали как раз на станции. Чувство не особенно приятное. Спали мы: Соня, Люба и я рядом. Мы подождали немножко и легли спать. Отбоя мы не слышали. Утром мы встали, а нас уже ждет ведро сметаны и сладкие булочки. Фу! Слюнки текут.

Вечером мы поехали на машине в деревню. Здесь мы познакомились с Ривой. Оказалась она очень хорошей, скромной девочкой. Также ехал еще и Юлик Локоткин. Он очень симпатичный, но противный трус. Приехали мы в деревню и расположились в хате.

Да! Забыла, что, когда мы ехали на машине, как раз над нами снижали немецкий самолет. Это называется, эвакуировали!

Ну вот! Стали мы жить семьей. В нашу семью входили: (по старшинству): Рива, Соня, я, Люба, Вика, Витя Фистуль и еще один мальчик. Хорошая, очень хорошая была у нас семейка. Самая лучшая и самая дружная. Возглавляла ее Рива. Другая семья возглавлялась Милой и туда входили: Вова с братом, Юлик, Миша Свердлов с сестрой, Тина и др. ребята. Мила вела себя в отношении Вовы очень не хорошо. Она все время ходила за ним по пятам. Впрочем, это все ерунда. Не стоит тратить чернила и бумагу на разные сплетни. Вообщем жили мы там прекрасно. Люба, Соня, Тина и я дежурили на речке. Целый день сидели на плоту и сторожили речку, чтобы она не убежала. У нас все время обитался Юлик. Вот трус. Просто противно. Маменькин сыночек.

Каждое утро к нам в окно просовывалась рыженькая головка. Появлялся наш папаша – Фимочка. Он жил отдельно от нас всех с Ритой Кудряковой. Потом начинался наш день, а вечером к нам приходили в гости Вова, Юлька и Фима пить чай. Прожили мы так кажется неделю, но очень сдружились. Скоро нам пришлось ехать дальше. У меня заболела нога и я осталась ждать подвод вместе с больными, а Люба, Соня, Рива, Вика и др. шли 75 км пешком.

Приехали на станцию Пола (? – С. З). Только вылезла из машины (она нас подобрала на пути) Соня мне сообщает, что за Вовой приехала мама и сказала, что наши родители хотят, чтобы мы приехали. Мы, конечно, сразу решили ехать, но как? На станции стоял поезд, который с минуты на минуту мог тронуться. Мы спросили у нашего директора разрешения, он категорически запретил ехать. В это время поезд трогается, мы с Соней хватаем свои вещи, впрыгиваем в вагон и уезжаем. Там остались только Люба, Фима, Женя Леонов, Нелли Укконен, а все остальные ребята приехали сюда.

Здесь сразу мы начали дежурить. Сначала дежурили по группам, а потом все вместе. Скоро все: Рива, Соня, Аля, Вова, Феля, Юлик, Вова (повтор, видимо, случаен – С. З.) и я очень сдружились, но особенно Рива, Соня, Вова, Юлик и я. Каждый вечер после дежурства мы ходили гулять и возвращались домой в 12 часов ночи. Вова почему-то мне очень понравился, т. е. я его стала в тысячу раз больше уважать. Правда это менялось несколько раз, т. к. Соня говорила, что он не такой уж хороший товарищ, как мне кажется, но все-таки я остаюсь при том же мнении и сейчас.

Скоро Рива, Юлик и Аля уехали, а мы остались. Продолжали наше дежурство. Очень часто играли в карты и во флирт.

Хотя этот дневник посвящается больше истории моей жизни во время войны, но все-таки личные чувства придется немножко написать.

Как-то во время игры во флирт Вова мне пишет: «Что было бы, если бы я признался вам в любви». Я понимаю, вернее, мне кажется, что это все брехня, но дальше он мне писал все подобные же вещи. Хотя это и глупо, заводить в такое тревожное время подобные вещи, но он сам вызывал меня на это. Мне, конечно, было это довольно приятно и даже немного льстило, что это именно я. Надо признаться, что раньше я, да и не только я, но и Соня, и Люба думали, что 9 класс относится к нам с пренебрежением, но по рассказам Вовы, оказывается, мы ошибались. Мальчики 9 кл. даже хотели с нами дружить. Это было для нас новостью. Мы были в 8-ом классе.

Вечером Вова хотел меня провожать. Не только меня, но вышло так, что я шла с ним одна, т. к. Фелю и Соню мы уже проводили. У нас был такой порядок, чтобы всех провожать до дому.

Тут я у него спросила, правда ли то, что он писал. Он говорит, что правда. Ну, правда, так пусть будет правда.

Мы продолжали дежурить в школе. Дежурили 3 дня с 7 утра до 2 часов дня, а 3 дня с 2 часов до 9 вечера, т. к. ходить можно было тогда уже только до 10 часов.

Все шло нормально. Во время тревоги выходили на крышу и сидели там. Тревоги были часто, но совсем спокойные. Жили мы довольно хорошо. Продуктов нам хватало и мы ни о чем не думали, кроме того, как бы побольше погулять.

Наступил сентябрь.

8-го сентября днем Соня, Вова, Тина и я пошли за своими карточками в фотографию на Литейный. Был хороший солнечный день.

Вдруг началась тревога. Ну, т. к. ходить тогда во время тревоги было нельзя, мы зашли в один двор. Вдруг видим над головой самолеты. Они летели довольно высоко, но все сразу узнали в них немецкие самолеты. Вдруг от самолетов что-то отделилось и кто-то крикнул: «бомба!» Как мы испугались! Ведь это было все-таки в первый раз. Но потом оказалось, что это листовки. Через некоторое время мы услышали взрывы (это рвались бомбы). Зенитки били оглушительно громко. Тревога кончилась и, когда мы вышли на улицу, то увидели зарево и черный дым. Горели Бадаевские склады!!!

В ночь с 8-го на 9-е ноября я ночевала у Сони, т. к. у меня пятый этаж, а у нее первый. Около 12 часов ночи опять воздушная тревога. Мы вышли в коридор, т. к. слышали, как кружится самолет над городом. Тогда мы еще плохо отличали звук нашего самолета от немецкого, но били зенитки, а если наши самолеты в воздухе, то зенитки не бьют. Вдруг послышался свист и разрыв! В эту ночь произошло наше боевое крещение. Окна открылись, двери открылись и дом содрогнулся. Оказывается, бомба упала в дом 9 по Маяковской. От дома осталась одна груда развалин. Бомба была весом около 1000 кг. И вот так каждую ночь. Правда тогда пострадал в нашем районе только один дом. И вообще в сентябре в нашем районе было довольно спокойно. Но зато, начиная с октября ему досталось.

Немцы сначала (почти весь сентябрь) налетали и бомбили только ночью, а днем летали только разведчики. Однажды (мы как раз в тот день дежурили вечером) объявили тревогу. Мы как обычно пошли на крышу. Было светло, как днем. Стоим мы на крыше и вдруг: «б-б-а-х-х», «»б-б-а-х-х». Видим кругом взрываются бомбы и именно кругом: в районе Московского вокзала, Смольного и др. районах. На крыше были Вова, Соня, я и еще один мальчик. Вовка начал на нас кричать, потом схватил за ворот и стащил вниз. Там стояли Тина и Феля. Они подумали, что мы сбежали и сами побежали на крышу. Так кончилась первая бомбардировка., которую я видела собственными глазами. Да! Зрелище не особенно приятное. Потом немец начал бомбить около 7 часов. И вот, стоишь на крыше и вдруг слышишь: «з-з-з-б-б-а-х-х». Дрожь по телу пробегает, но в это время ни о чем не думаешь и о собственной жизни особенно. Этот момент проходит как-то мгновенно и думаешь о нем только тогда, когда все кончается. Нервы настолько напряжены, что абсолютно ничего не замечаешь. И так почти каждый день.

Еще я пропустила одну вещь, но скажу о ней мельком. В августе всех посылали на труд. Я работала на электрической подстанции. Очень уставала, но мало замечала это, т. к. ела сколько хотела. Теперь бы, конечно, не смогла так работать.

Соню Валентина Леонтьевна, наша директорша, послала на работу под Ленинград, но она бежала оттуда от немцев. Вообще Ленинград постепенно окружали, но в газетах ничего не было написано. Все была тайна.

Продолжаю.

Скоро он стал бросать зажигательные бомбы. Ну, по сравнению с фугасными, это, конечно, ерунда. Их очень скоро тушили. Прям брали за стабилизатор и выбрасывали на улицу. Ко всему можно привыкнуть, и мы привыкли к бомбам. В нашем районе он бросал очень много фугасных бомб. Он разрушил почти всю Моховую, ул. Красной связи, Гродненский, попал в Куйбышевскую больницу. В общем, всюду. Мы так привыкли к этому «з-з-з-б-ба-х-х-х!», что теперь я сижу на пятом этаже во время тревоги, дом качает из стороны в сторону, и это совершенно не трогает. Но к голоду привыкнуть нельзя. Неужели так долго будет продолжаться!

3-го ноября мы начали заниматься в школе. Меня выбрали в комитет комсомола. Секретарь комитета – Вова. Но заниматься не пришлось. Соня, правда, занимается, но это только ради столовой. А я не могу. Ну что это за занятия, когда почти через 2 часа тревоги, а то и меньше. Дома холодно, а в желудке пусто. Ну, была надежда на эвакуацию, а теперь ее временно прекратили.

4/XII – 41г.

Теперь буду писать по дням. Очень интересно, чем все это кончится.

4 декабря.

Сегодня никак не могла встать. Вдруг часов в 10 объявили наш район районом обстрела из дальнобойных орудий. Вот когда я сразу вскочила, т. к. не на шутку испугалась. Раньше тоже происходил обстрел города, но наш район как-то не трогали, а теперь, видно, принялись и за нас. Это не особенно приятно. Сегодня обедала у дедушки. Еда сейчас самый большой вопрос. Прошел слух, что можно эвакуироваться. Придется идти пешком может быть километров 200-250. Ну, и наплевать. Я на все согласна, только бы выбраться из Ленинграда. Положение его ненадежное. Вот опять начинают бухать дальнобойные. Настроение паршивое. Голод с каждым днем чувствуется все больше и больше. На улице на каждом углу встречаешь похоронные процессии. Хорошо, если покойника хоронят в гробу, некоторых везут прямо на санках. Люди падают. Какое ужасное положение. Это – блокада!

5 декабря.

Чорт возьми!! Немец опять начинает бомбежку ночью. Сегодня вечером и ночью он опять здорово бомбил. Весь Басков горел от зажигательных бомб. На наш дом тоже были сброшены две бомбочки. Но что это за бомбы – по сравнению с фугасными! Ерунда.

Ура-а-а! Сегодня ужасно счастливый день! В 2 часа звонил дедушка и говорит, чтобы к нему приехали с корзинкой. Оказывается, он достал конину. Дураки те, которые не любят конину. Это прекрасная вещь. Все-таки дедушка молодец! Если бы не он, мы бы, пожалуй, погибли бы. Вечером он принес дуранду. Тоже хорошая вещь в наше время. Наплевать на бомбежку.

Папочка! Милый мой папуся. Как мне его жалко. Он с каждым днем тает и тает. На кого он похож? Это скелет! Неужели?........... Сердце перестает работать при этой мысли. Нет, нет, нет, этого не может быть. Я сойду с ума!

Как тяжело. Как жаль Леночку. Как она страдает! Еще бы! Но, как можно ей помочь? Как? Бедная, бедная девочка! Ей ведь в 10 раз тяжелее, чем мне.

6 декабря.

День сегодня прошел почти без происшествий. Целый день занимались с Леной приятным и полезным делом: мочили, мололи и пекли лепешки из дуранды. Наелись сырой дуранды столько, что боюсь, как бы не отравиться. А впрочем, наплевать. Настроение паршивое. Очень хочется уехать из Ленинграда. Не знаю, почему, но стала очень нервно переносить тревоги. Раньше я совершенно спокойно слушала, как над городом кружат фашистские стервятники, а теперь у меня все переворачивает внутри. Может быть нервы немного дают себя знать? Это не хорошо. Сегодня приходила Соня. Сказала, чтобы я пошла на комсомольское собрание и сходила бы к Вовке насчет комсомольских дел, а я не пошла. Что мне могут сделать за это? В другое время я бы конечно пошло, а теперь ничего не лезет в голову. Что будет?

7 декабря

Сегодня утром радио принесло некоторые приятные вести. Во-первых: у Москвы наши части начали теснить немецкие полчища; во-вторых: Англия предъявила 5 декабря ультиматум Финляндии, Румынии и Венгрии, чтобы они прекратили войну с СССР и порвали бы всякие отношения с Германией. Иначе она считает себя в состоянии войны с этими странами. Они должны были дать ответ в 12 часов дня, но дали они его или нет, это неизвестно. Что будет завтра? Очень и очень интересно.

Сегодня воскресенье, и у нас целый день народ. Гораздо веселее. Особенно я люблю, когда приходит Вера Яковлевна. Она вносит какое-то оживление в нашу жизнь. Она читает письма Гени. Все-таки Геня счастливая. Вообще, я даже не завидую, но радуюсь за тех, кто находится не в Ленинграде. Особенно часто я думаю об Аничке и Рае. Вот положеньице-то! Зашли к ним в комнату, и так больно смотреть на все оставленные ими вещи. Да! Очень тяжело.

Сегодня в передаче для старших ребят по радио передавали «Письмо к другу – Ленинградцу». Какое прекрасное письмо! Оно выражает полностью все мысли. Постараюсь немного припомнить его: «Ночь. Темны город, погруженный в мрак. Я сижу в своей комнате, около буржуйки, и пишу письмо тебе, неизвестному другу – Ленинградцу. Ты будешь ходить по городу Ленинграду, и в нем уже не будет разрушенных домов. Вместо них будут новые прекрасные здания. И вот теперь я вспоминаю рассказ моего товарища. В ночь с 6 на 7 июня мы были у него, и он рассказывал нам о городе Ленинграде в 1918-19 г. Он рассказывал о голоде и холоде, которые переносили жители этого героического города. Он говорил о пережитых трудностях, но в голосе его мы чувствовали гордость. И вот наступило 6 ноября. 5 месяцев войны. Немцы озлоблены, они пытаются сорвать празднование этого праздника. В часов 7 радио разносит сигнал воздушной тревоги. И сейчас же жители города расходятся по своим местам. Группы самозащиты поднимаются на чердаки, занимают свои поста на лестницах дежурные, матери спускаются с детьми в бомбоубежища. Но налет врага сорван! Наши зенитки бьют громче обыкновенного, к блеску луны наши прожектористы прибавляют и лучи своего прожектора, истребки взвились, и уже раздается приятный и успокаивающий звук их моторов. Несколько стервятников все-таки сумели сбросить свой бомбовый груз, но бомбы падали куда попало. Вскоре гул самолетов утих, зенитки перестали трещать, и радио разнесло по городу отбой ВТ. И только люди сошли с чердаков, лестниц, поднялись из бомбоубежищ, как радио донесло до них аплодисменты и они услышали спокойный голос. Это говорил Сталин! И жилец открывал дверь своего соседа и говорил встревожено и радостно: «слушай, говорит Сталин!», и сейчас же скрывался за своей дверью, боясь пропустить хоть одно слово своего любимого вождя! Через некоторое время был опять дан сигнал ВТ, но никто не ушел из своих квартир. Все слушали Сталина! И когда прозвучал отбой, никто не обратил на это внимания. И сегодня вспоминаю рассказ моего товарища. Как много сходства между жизнью ленинградцев в суровую зиму 1941 года с жизнью петроградцев 1918-19 гг.. Но наша жизнь еще тяжелей. Однако ленинградцы мужественно переносят все невзгоды. А сколько их?! Каждую ночь фашистские солдаты, дрожащие и скачущие на одной ноге, выходят из своих нор в женских платках и юбках и по приказанию своего сонного офицера стреляют. И орудие у них направлено в сторону Ленинграда. Один снаряд попадает в Неву, взрывая еще плохо окрепший лед. Другой на своем пути натыкается на гранитную стену дома, пробивает ее и разрывается в густо населенной коммунальной квартире. А по улице уже мчится к месту разрыва снаряда скорая помощь. Наутро жители окрестных домов узнают о ночном происшествии. И в сердце их зарождается еще большая злоба к фашистам.

Трудно, очень трудно переносить холод в квартирах от разбитых стекол, отсутствие света и воды. И не все одинаково это переносят. Холод в квартирах оттого, что нет дров. Ведь запастись ими было некогда. Война же началась летом. Но люди стойко переносят это. Они говорят: «Зима, это наша, Ленинградская зима», а вот для них, подлюг, она не особенно приятна.

Уже далеко за полночь. Но я хочу докончить это письмо к моему неизвестному другу.

Попрошу тебя, когда ты когда-нибудь будешь вспоминать этих героических людей, защищающих свой осажденный город, вспомни и тех скромных людях, которых здесь просто называют – окопники, о бухгалтерах, докторах, рабочих, студентах, которые, взяв лопаты в руки, делали противотанковые рвы, заградительные стены, которые обнесли Ленинград стальным кольцом укреплений.

Рядом со мной в коляске лежит мой сын, ровесник войне. Ему уже 5 месяцев. Он спит, разметавшись по кроватке. Его не тревожат выстрелы из дальнобойных. Он привык к ним, как другие дети привыкают к солнцу. И я приложу все усилия, чтобы вырастить его, поставить его на ноги, чтобы он смог увидеть радостную и счастливую жизнь, которая наступит после окончания войны.

Стреляный это будет воробей.»

Конечно, я написала это плохо, но это все, что я запомнила, т. к. ничего не записывала. Все-таки хорошее письмо. Уже очень поздно. В половину одиннадцатого слушала последние известия. Финляндия, Венгрия, Румыния ответили на ультиматум Англии, но ее это не удовлетворяет. Англия объявляет себя в состоянии войны с этими странами. Как это прекрасно! Может быть, скоро прорвут блокаду! Неужели это будет? Мне не верится, что я поем когда-нибудь вдоволь хлеба, только хорошего, а не черного и сырого из земли и дуранды!

Чорт возьми! Неужели мы доживем до этого времени…

На южном фронте тоже хорошо. Наши, наверное, скоро возьмут Таганрог.

Меня только пугает папа. Это ужас! Нервный, как я не знаю кто. Еле-еле ходит. Сегодня получили конфеты, так он заставил их разделить на 3 части. Никогда с ним этого не было. Вот до чего доводит человека голод. Ну, ладно, надо идти спать – все уже давно спят, не было бы тревоги.

8 декабря

Вчера произошло событие, которое войдет в мировую историю: Япония напала на Америку. Началась 2-я мировая, империалистическая война.

7 декабря 1941 г.

Теперь пока не воюет Турция и Швеция, но это, мне кажется, не надолго. В какое время мы живем!

Сегодня нам дали сливочного масла. Это очень хорошо, т. к. с начала декады жиров в норме не было. Значит, дела наши стали лучше. Но, несмотря ни на что, мне очень хочется уехать. Все уезжают, у всех есть что-нибудь, на что можно опереться, а у нас ничего.

Папа совершенно скапутился. Он стал такой ужасный!

9 декабря

Целый день возилась с дурандой.

10 декабря

Хорошие новости! Наши части взяли Тихвин. Это уже хорошо. Все едут и едут. Лида уезжает. Лена наша с Шурой тоже уезжает. Неужели мы здесь будем погибать. Настроение паршивое, несмотря на хорошую сводку. У меня сейчас только одна мечта: уехать, уехать и уехать. Сегодня мы выиграли 200 рублей. Но что сейчас деньги?

Папа пошел сегодня на завод, и т. к. трамваи уже несколько дней не идут, то ему пришлось идти пешком. Он пошел и упал. Его даже никто не поднял. Он полежал, весь замерз, потом встал и еле-еле приплелся домой. Что это будет?

Сегодня пустили слух, что прибавят хлеб. Рабочие будут получать не 250, а 300, а иждивенцы не 125, а 150. Но, оказывается, это брехня. Только раздразнили. Может быть, это и специально сделано, чтобы вызвать недовольство в народе?

11 декабря

Так как пишу утром, то новое только то, что наши части взяли город Елец.

19 декабря

Вот уже 8 дней, как я не писала. За это время произошло очень много. Начну с самого начала, т. е. с 13 числа. 13-го числа я пошла в школу и там узнала, что 11 числа умер Александр Карлович. Сердце ужасно заныло при этом известии. Ведь он у нас преподавал 4 года. 14-го должна была идти хоронить его. Зашла за Фелей и узнала от нее, что ее папу отвезли в больницу. Как она изменилась! Прямо жуть одна. В этот же день я ходила в военкомат. Мы получили обратно письмо, которое мы послали Муле и на нем написано: «В Ленинград за выбытием из части». Я хотела узнать что-нибудь о нем, но это бесполезное дело. Придется ждать. В этот же день я получила письмо от Любы, Фимы и Жени. Оно меня очень огорчило своим содержанием. Они меня упрекают в том, что я покинула Соню в самый трудный момент. Чорт ее знает, что Соня написала им. Она обещала мне показать это письмо. Но что бы там ни было, это письмо показало мне, что Люба не считает меня своим другом. Это очень тяжело переживать. 15-го мы с Леной ходили в театр. Видели новую вещь: «Крушение». Вещь очень хорошая, но все впечатление испортилось ужасным холодом. Я до самого вечера никак не могла согреться.

17-го получили телеграмму от Раи. Она уже находится в Турткуле. Она уже счастливая. Правда, она ничего не имеет от Мули, но по крайней мере не переживает того ужаса, который переживаем мы.

Вчера, 18-го, утром было все спокойно. Вдруг начали разрываться снаряды. Мы сидели дома и еще раздумывали: «наши это стреляют или не наши». А в это время снаряды разорвались на Ковенском, Советском, Жуковской, Маяковской. Вообщем, кругом. Дома у нас так дрожали окна, что казалось, сейчас выскочат. Сегодня с 6 часов утра дежурила за маму в жакте, т. к. она с 4-х часов утра заняла очередь в магазин. Утром ко мне пришла Феля. У нее умер папа. Она очень изменилась. Мама ее стала такая страшная. До 6 часов вечера я простояла в магазине и достала масла. Это уже хорошо. Что сейчас делается в городе! Люди падают как мухи и сразу умирают. Я очень боюсь за папу. Он совсем раскис.

20 декабря

С утра пекли лепешки из дуранды у Анны Израиловны. Фелина мама пришла к дедушке в комнату (Феля с мамой спали у нас. Они такие вшивые! Мамаша ее спала на диване, а потом там нашли вшей. Фу, как противно!) и начала просить лепешек. Я понимаю, что она голодная, но надо же понимать, что в такое время стыдно просить. В 12 часов Анна Израиловна, Лена и я пошли в кино. Смотрели «Любимая девушка». Очень понравилось. Но обратном пути около больницы увидели санки, а на них лежал труп. Ноги были не закрыты. Страшно!

Рано ложусь спать, т. к. завтра надо рано идти в магазин.

Сегодня много думала о нашей дружбе и пришла к убеждению, что эта война нас нисколько не сплотила. С Соней мы, правда, не ругаемся, но это не дружба. От Ривы и Али нет писем. Как скоро они нас забыли. О Наде я даже не хочу вспоминать, так как это свинья и больше никто. Никогда я не думала, что она такая. Ну, уж если мы выживем, то я им все-все это выскажу. Ведь очень тяжело в такое время потерять всех друзей (если их так можно назвать). Люба, правда, не забывает еще нас. Сегодня у меня очень плохое настроение. Сама не знаю, почему. Вероятно от того, что очень хочется кушать. Сегодня сказали, что в 3-ю декаду дадут виноградное вино и прибавили 50 гр. конфет. Прибавили бы еще хлеба!

21 декабря

Встала в 5 часов утра и сменила маму. Она заняла очередь в магазине. Встала в 3 часа ночи и была уже 85.

Утром услышали очень приятную новость: на Ленинградском фронте наши части гонят немецкие полчища.

С 11 – 6 часов стояла в магазине. Достала шоколадные конфеты, начиненные дурандой. В магазине все толкаются, ругаются. В 7 часов пришла Лена. В то время, когда я стояла в магазине, был обстрел района и потом тревога (ее очень давно не было). Лена около университета видела ужасную картину: куски человеческого мяса. Это последствие обстрела из дальнобойных.

Сейчас 8 часов. Пишу, и в это время передают по радио доклад Сталина, записанный на пленку. Говорил он эту ночь 6 ноября. Как раз в этот день было очень много тревог. Сижу, а в голове сидят конфеты. Очень хочется взять, но надо растянуть 15 штук на 9 дней. Конечно, мне не выдержать. Сейчас возьму одну конфетку и пойду спать. Завтра опять стоять в магазине за макаронами. В школу не хожу, все равно еще больше устаю. Пойду-ка я спать. Спокойной ночи. Что-то принесет нам завтрашняя сводка! Сегодня наши захватили ст. Войбокало и г. Волоколамск.

22 декабря

6 месяцев Великой Отечественной войны.

Этот день ознаменован еще одной победой наших войск на Ленинградском фронте. Сегодня в наши руки обратно перешли ст. Будогощь и станция Грузино. Немцы бегут!

Раньше сводку передавали так:

«От Советского информбюро: в течение 21 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах».

Потом так:

«В течение 21 декабря наши войска вели бои с противником на всех направлениях. На ряде участков Южного, Юго-западного и Западного фронтов наши войска преследуют противника и заняли ряд населенных пунктов, в том числе:…»

А теперь ко всем фронтам прибавился еще один – Ленинградский фронт, на котором тоже гонят противника. Неужели скоро прорвут вражескую блокаду и мы сможем поесть белую булочку, или хотя бы ржаной хлеб? Нет, не верится, что это будет скоро. Сегодня опять занималась дурандой. Потом отвозили с Леной Раины вещи к нашей Лене. Они собираются уезжать. Какие счастливые! Мне тоже очень хочется уехать. Я думаю, что голод переживу, но весной здесь будут ужасные эпидемии, т. к. все кладбища завалены трупами. Причем, трупы эти не закопаны, а сложены в штабелях. Меньшинство лежит в гробах, а большинство без гробов. Вот времечко-то настало. Куда не повернешь голову, везде гроб. Сегодня у нас был прекрасный обед (это по теперешнему времени): суп из ржи с ушками и свининой, а потом косточки от конины. Они нисколько не противны, а очень даже вкусные. К хлебу были дурандовые лепешки. В общем, кажется, наелась.

Сейчас сообщили, что Гитлер отстранил своего главнокомандующего всеми военно-воздушными силами и стал им сам. Это что-то такое да значит. Ну, надо ложиться спать, т. к. у нас уже три дня нет света, а керосин в лампе догорает. Придется ложиться, хотя и 7 часов.

24 декабря

Сегодня решили пойти с Леной к папе. Шли 6 км пешком. Удивительно, что совершенно не устали. Лена мне рассказывала содержание книги «Один в поле не воин». Дошли очень быстро. Обратно приехали на машине. На Ленинградском фронте за эти 2 дня ничего особенного не произошло.

Света все нет. Целый день горит коптилка. Я ее сделала сама. Хорошая вещь! Особенно когда нет спичек. Приходила вчера Тина. Она собирается уезжать со своим двоюродным братом. Вот странный человек! У нее лежит папа и уже несколько дней не встает с кровати, а она совершенно спокойно может оставить его и одну маму. Правда, она говорит, что у них живет кто-то, кто не оставит их одних, но мне кажется, какие бы они ни были плохие, так поступать нельзя. Она хочет открепиться от комсомольской организации. Опять она мне напомнила Вовку! Но что это все-таки значит? Я думаю о нем совершенно спокойно. Но это не мешает мне его по-прежнему уважать. Фу, что это я вдруг занялась старыми мыслями! Ладно, когда-нибудь, если останусь жива после этой заварухи, приятно и смешно будет все это вспомнить. И как теперь я вспоминаю о том, как я вела себя раньше и говорю себе: «неужели я была такой дурой!», так и потом, может быть, я буду смотреть и вспоминать обо всем с легкой усмешкой: как это было глупо!» А теперь надо идти спать.

25 декабря

Ура!!!!! Новость! Радость! Прелесть!

Как обычно, прослушала последние известия в 6 часов утра. Каждый день ждешь что-нибудь новенького, радостного. Все чего-то ждешь. В последних известиях ничего особенного не сказали.

Но вдруг!.. (Вот действительно неожиданно) Пришла Ириша и принесла самую радостную и долгожданную весть: «прибавили хлеба». Да! Долгожданная прибавка. Теперь рабочие получают 350 гр., а мы, несчастные лодыри, получаем 200 гр. Но сколько погибло народу! Люди умирают прямо на ходу. Куда ни повернешь голову, куда ни посмотришь – гроб, гроб и гроб. Это хорошо, если гроб, а то вообще везут скелет, завернутый в простыню. Сегодня мылись в ванной, так что хочу скорее лечь спать.

Меня очень беспокоит Муля. От него уже нет никаких известий с 1-го ноября. Ни от кого писем нет. Это называется подруги! Одна Люба еще пишет. Все-таки это большое свинство! Ни Аля, ни Рива не пишут. А о Наде я вообще больше не хочу вспоминать. И ей было еще говорить, что она мне подруга! Фельку я не могу видеть. Такая бесстыжая! Даже не хочется думать. Неблагодарная!

Может, обо мне тоже кто-нибудь так говорит. Ну и пусть, я нисколько не обижаюсь. Если говорят, значит, заслужила.

26 декабря

Пошли утром с Леной в Университет. Не знаю почему, но сегодня мне гораздо труднее было идти пешком, чем к папе. Может быть, из-за сильного мороза. Перед этим зашли к Соне. Ее не было дома, и я разговаривала с ее папой. Он мне рассказал, что за последнее время она очень изменилась, и сказал, что заметил, что с некоторого времени она охладилась по отношению ко мне. Меня это почему-то не особенно удивило, только немного сжалось сердце. Он, оказывается, здорово за ней следит. Он напомнил мне нашу ссору. Об этом даже я забыла. Это произошло месяца 2 тому назад из-за карточки, которую я дала Вове, но не дала Феле. Он посоветовал заниматься в школе. Сама не знаю почему, но мне заниматься в школе не хочется. Я хочу заниматься в оптико-механическом техникуме.

27 декабря

Сегодня целый день у нас просидела Фелина мама. Вот противная. Вечером приходила Соня. Она получила письмо от Любы. Одна она нас не забывает. Остальные спасли свою несчастную душонку, а о нас и не думают.

28 декабря

Простояла целый день в магазине. Думала, дадут какую-нибудь крупу, но, увы, сие от меня не зависит. Настроение прескверное. Несмотря на то, что, может быть, мы пережили самое страшное, мне очень хочется уехать из Ленинграда. Весной здесь будут ужасные эпидемии. И не исключена возможность нового наступления на наш город. А с сколько умирает народу – 3-4 тысячи человек в день. У людей атрофированы нервы. Говорят: «умер человек». И на это никто не обратит внимания.

31 декабря

Последний день 1941 года. Сколько времени мы будем помнить этот год! Какой он паршивый. Хочется его проводить и как следует встретить новый – 42-й год. Но, как его встретить, когда мы сегодня даже без хлеба сидим. 2 раза ходила на 3-ю Советскую и очень устала. Даже нет настроения украшать елку, которую мы Анной Израиловной вчера купили. Фелька еще сидит у нас. Надоела до черта.

Вот и прошел 1941 год. Сколько мы перенесли.

Сегодня радио принесло радостную весть. Наши части взяли Керчь и Феодосию. А у нас на Ленинградском фронте войска генерал-майора тов. Федюнинского гнали, гнали немцев, догнали до Волхова и дальше ни с места. Долго будет продолжаться этот голод? Наверное, кончится, когда половина Ленинграда вымрет.

4 января 1942 г.

Четвертый день нового года. Начался он для меня ужасно: 1-го числа слег папа. Пришел врач и сказал, что у него воспаление легких и сильное истощение. Мне кажется, он не выдержит. В таких условиях: без света, без воды, без хлеба поднять его ужасно трудно. Вчера и сегодня стоят ужасные очереди за хлебом. Говорят, что на хлебозаводах нет топлива. В общем, пришла наша гибель.

Вчера я ходила в поликлинику, так там лежат 5 человек мертвых. Лежат прямо на полу, открытые, страшно синие, руки скрюченные. Жуть!

Долго так будет продолжаться?!!!!

Сегодня я у себя нашла 2 вши. Наверное, скоро умру. Как не хочется умирать! Папа с каждым днем тает и тает, слабеет и слабеет. Как посмотрю на него, так слезы и катятся. Ну, что мы можем сделать с мамой одни.

6 января

Папа лежит, как мертвец и твердит, что не сегодня, так завтра умрет. Мама еле ходит. Есть нечего.

Сейчас сидим с мамой и плачем. Папа говорит, что скоро мы от него избавимся. Мама говорит, что ей тоже все безразлично и что ей жалко только меня, что я останусь одна. А дед! Какой он отец? Он думает только об Анне Израиловне. Он видит такое положение и не может дать денег, хоть немножко.

Сейчас мама обнаружила, что у нее опухли руки. У папы опухли ноги. Ночью он кричал на крик. Думали, он не выдержит. Пошли с Леной за водой. Даже за ней стояла очередь.

Воды нет, света нет, есть нечего, трамваи не идут, люди мрут. Магазины пустые, а на фронтах не лучше, а хуже. Нет, нам ни в коем случае не выжить.

Мам ходила на рынок и еле-еле нашла и купила 2 коробки спичек по 7 рублей. Хлеб стоит 250 рублей килограмм, и то не достать. Плитка шоколаду – 120 рублей.

Хлеб стоит не 250, а 300 рублей.

Пообедала. Весь обед мой и мамин состоял из водички и немножко ржи. Это суп. Ни жиринки. Вместо хлеба ели лепешки из ржаной (так называемой) муки. В 6 часов легла спать и проспала до утра.

7 января

Когда ложишься спать, немножко забываешься. Зато как не хочется вставать! Изо дня в день повторяется одно и то же. Мама в часов 4-5 идет в магазин, возвращается обратно усталая, измученная, голодная. Входит в комнату и говорит, что магазин наш (т. е. к которому мы прикреплены) пуст. Это легко только сказать – пуст, но как это обидно: стоять и ничего не получить. В нашем магазине есть только одна мука, из которой невозможно ничего делать и от которой тошнит, как от рвотного порошка, и больше ничего. Утром попили чаю и все. Чувство голода нас не покидает. Как это надоело! Надоело чувствовать, что если съешь сейчас кусочек, то потом на этот кусочек получишь меньше.

Сегодня ходили на базар с Анной Израиловной. Что там делается! Какие прекрасные вещи меняют на хлеб, на дуранду. И вообще там меняют на хлеб – дуранду, конфеты, керосин. Там, имея лишний хлеб, можно одеться с ног до головы. Но сейчас редко кто думает о вещах. Еда – вот больной вопрос всех.

Вот уже несколько дней подряд, приблизительно в 1 ч. или в 2 часа начинается обстрел из дальнобойных. И, вероятно, это с одной точки, т. к. страдает все время наш район. Бухают здорово. Даже слышно, как летят стекла. Сейчас 2 часа. Обстрел был, если еще не повторится. Со вчерашнего дня не работает радио. Звонила в радио-узел. Там сказали: «повреждение». Хотя оно ничего успокоительного не приносит, но все-таки с ним веселее.

Настроение такое ужасное, что хуже быть не может.

У папы температура 35,7. Он даже не может сам подняться.

В общем, положение наше катастрофическое.

Не знаю, что мне делать? Надо идти работать, но куда?

Хотела бы устроиться хотя бы в госпиталь. Если бы устроилась, могла поработать до сентября, а в сентябре пошла бы в оптико-механический техникум (если буду жива, конечно, во что не особенно верю). В школе я определенно решила не заниматься. На папу я теперь надеяться не могу. Если я кончу 10 классов, что они мне дадут? Абсолютно ничего. Я смогу пойти работать только канцелярской работницей. А если я кончу оптико-механический техникум, я уже буду иметь специальность. Это все будет так, если я выживу, конечно.

Писем нет. Наверно, меня забыли все мои бывшие друзья. Это очень и очень тяжело.

15 января

Прошло пол-месяца, на который мы возлагали такие большие надежды, и ничего. Никакого абсолютно улучшения. Еще полмесяца вычеркнуто из жизни. Вместо того, чтобы было какое-нибудь улучшение, с каждым днем становится все хуже и хуже. День!!! Какое это мучительное слово. День! С этим словом связано теперь столько переживаний. Первое и самое гадкое – голод. Он нас не покидает. Дальше: каждый день приходится таскать воду из дома 19 (хорошенькое дельце!) на 5-й этаж. Только сегодня у нас заговорило радио. На днях было выступление Попкова, он сказал, что все это история нескольких дней и что скоро будет лучше. Но когда это будет? Наверно, когда мы протянем ножки.

Вот еще новость! Последние дни ознаменованы огромным количеством пожаров. Этого еще не хватает.

И если мы все это перенесем, то нас еще ждет впереди одно испытание – эпидемия. Это самое ужасное! А эпидемия будет повальная, т. к. трупы не закапываются, а валяются прямо на земле. Уборные нигде не работают, и все выливается или на улицу (красивая картинка!), или во двор. В общем, вот полная картина нашей жизни. Голод отчаянный, дров нет, света нет, воды нет, трамваи не идут, радио почти не работает. Красота, кто понимает.

17 января

Ходила сегодня к папе на завод. Очень устала. 7 км туда и столько же обратно.

18 января

Выступал Попков и говорил, что скоро появятся продукты. Но что нам от этих обещаний, ими сыт не будешь.

20 января

Сегодня чувствуется некоторое улучшение. Дали 400 гр. муки рабочим и 100 гр. иждивенцам.

Ходила на 3-ю Советскую к дедушкиному мастеру и видела очень интересную картину. По улице ехал извозчик, и к его коляске сзади была привязана другая лошадь. Вероятно, она была больная, т. к. упала и почти не двигалась. Скоро она почти перестала дышать, и мужик ей перерезал горло. Сам же после этого уехал, оставив лошадь на дороге. Через некоторое время около этой лошади стал собираться народ. Потом кто-то принес нож и начал резать лошадь. Что тут началось!!! Со всех сторон бежал народ с ножами, топорами. Скоро вокруг лошади собралось столько народу, что было не протиснуться. Ее рвали, резали, кромсали.

21 января

Усиленно говорят о прибавке, но это брехня. Правда, качество хлеба стало гораздо лучше. Дуранды в нем больше нет.

Сегодня у нас говорит радио, но с перерывами.

22 января

Сегодня получили по 100 гр. повидлы на иждивенцев, 100 гр. сахарного песку на рабочих и служащих, 100 гр. пшенной крупы на всех и 50 гр. сливочного масла на всех.

23 января

Ходила в поликлинику вызывать папе врача. Вошла в дверь, споткнулась обо что-то и когда разобрала толком, обо что споткнулась, увидела, что лежу на покойнике. В этой поликлинике даже не успевают убрать с полу одного покойника, как появляется другой.

24 января

Сегодня у нас радость: прибавили хлеба. Рабочим на 50 гр. – 400 гр., служащим на 100 гр. – 300 гр., и иждивенцам на 50- 250 гр. Это, конечно, мизерная прибавка, но и то, значит, есть какой-то сдвиг.

Живем мы как в глухой деревне. Нет ни газет, ни радио. Сегодня, кажется, взяли 6 или 8 городов Калининской области, среди них гор. Торопец, Осташков, Новоржев.

25 января

Нигде нет воды. Пришлось ехать на Неву. Хуже, чем в 18-м году. Есть опять сегодня из-за воды нечего.

После обеда я еще больше захотела есть.

Последние дни стоят ужасные морозы выше 30 градусов.

13 февраля

Сколько времени я уже не писала. Много за эти дни произошло изменений и довольно приятных. 6-го числа в 6 часов утра после последних известий вдруг передают сообщение Ленинградского отдела торговли. О том, что он разрешает продажу сахарного песка. Через некоторое время получили сливочное масло. В магазинах такой порядок, что даже не верилось, что \то может быть.

И несмотря на это мы несколько дней сидели без обеда. Ох, до чего это было тяжело.

Но вот 11-го числа – новость!

Прибавили хлеба. Это очень приятно. Теперь рабочие получают 500 гр. , служащие – 400 гр., иждивенцы – 300 гр. 12-го числа получили крупу. 13-го – сахарный песок.

Настроение значительно улучшилось. В последние дни полным ходом идет эвакуация. Люби едут и едут на Финляндский вокзал.

Мы не знаем, что делать? Ехать, или оставаться? Если ехать, то что нас ждет там, за пределами города. Ведь у нас нет даже 1-й тысячи денег. Если мы останемся здесь, что будет здесь?

На улице и во дворах делается что-то невообразимое. После первой же оттепели здесь начнется такая эпидемия! А бомбежки!!!!!!!! Наверное, скоро в Ленинграде объявят карантин, т. к. если этого не сделают, зараза распространится на всю страну. Теперь говорят, что весной начнут гибнуть женщины. Может быть, мы умрем? Ну и чорт с ним.

Немного узнала о наших ребятах: у Вовы умер папа, а мама потеряла карточки; у Фелицаты мама лежит при смерти, если уже не умерла. Это очень неприятные новости. Соня получила письма от Жени Леонова, Али, любы и Ривы, Я же ничего не получаю. Это свинство. Неужели я не заслужила этого. Вероятно, так. Ну и наплевать. Правда, немного обидно, но ведь насильно мил не будешь. Пока больше писать ничего не буду. Положение на фронтах, особенно на Ленинградском, не особенно быстро двигается к улучшению. Воды по-прежнему нет. Ириша заболела, так мне теперь приходится ходить за водой, выносить помои, ставить самовар. В общем, целый день верчусь.

15 февраля

Вчера дали мясо. Только масла нет. Вчера объявили указ Президиума Верховного Совета СССР о всеобщей мобилизации на предприятия оборонной промышленности и на стройку. Меня не возьмут, но я сама решила идти работать. Сегодня сходила к Любиной маме. Она очень похудела. У папы ее открылся понос. Он очень похудел. Уже несколько дней стоит оттепель. По Ленинграду началась дизентерия. Начинается! Еще не хватает.

Снова начинаются обстрелы. Сегодня был жуткий обстрел нашего района. Снаряды свистели прямо над головой. Что еще нам предстоит пережить?!! Говорят, что весной будет умирать очень много женщин. Может быть, я и выдержу из-за того, что молодая, но мне не верится.

Сегодня была оттепель, так уже было трудн ходить и дышать. Это еще февраль, а впереди еще март, апрель, май.

Так много народу уезжает. Видно уж нам придется погибать в нашем Ленинграде. Жалко!!!

16 февраля

Немцы начинают шевелиться!! Сегодня в последних известиях передали, что немцы вводят в бой свои резервы. Опять целый день обстрел.

Одно хорошо, что крупу опять дали. Ту же норму: рабочим – 500 гр., служащим – 375, иждивенцам – 250 гр.

Сейчас 9 часов вечера. День стал гораздо больше. В 6 часов еще светло.

Ужасно обстреливают. Только что был такой взрыв, что я даже вздрогнула. Не страшно, но неприятно.

Вот, уже второй раз этот день передали по радио об обстреле района.

23 февраля

За эти дни много новостей.

17-го пошли в баню. Это звучит очень громко. Но помыться, конечно, не удалось. Я говорю конечно, потому что можно себе представить, какая может быть баня, если их всего несколько в городе.

18-го устроила себе баню дома. Очень хорошо помылась.

19-го. Сегодня у меня очень радостный день. Получила сразу четыре письма и все из разных мест. От Али, Любы, Ривы и Нади – первый раз. Я так обрадовалась, что не знала, с которого начать читать.

20-го вечером вдруг завыла сирена. Тревога!!! Последняя тревога была 21-го декабря. Сегодня в магазине давали мясо. Завтра будут давать крупу – ту же ному – и масло по 150 гр. рабочим и 100 иждивенцам и служащим.

21-го – завтра будут давать сушеные овощи. По 150 гр. всем.

Сегодня у нас умерла Ириша.

23-го февраля – День 24-й годовщины Красной Армии и лота. Обещают, что будет лучше, но мне не верится. Гитлер готовит весной новое наступления.

Мне очень хочется уехать из Ленинграда.

Мама променяла свою жакетку и получила: 1 кг. 200 гр. макарон, 600 гр. муки (кажется, ржаной), 200 гр. гречневой, 200 гр. овсяной и 500 гр. постного масла. Хлеб на рынке стал дешевле. Можно купить за 200 р., а был 500. Коробок спичек стоит 10 р.

Завтра дадут 25 гр. какао иждивенцам и 25 гр. шоколаду – рабочим. Нормы такие мизерные, прямо смешно. Ну что 25 гр. шоколаду рабочему – на один зуб.

27 февраля

Вера объявили выдачу крупы и мяса. Мясо мы уже получили, а крупы нет. Сегодня получили сахарный песок и должны дать клюкву. Ой! Как хочется клюквы.

Вчера получили письмо от Любы. С некоторых пор она стала поэтом. Выходит это у нее довольно прилично. Меня только очеь обижает то, что пишет она мне, а обращается почти все время к Соне.

Между прочим, на днях заболел Сонин папа и очень плохо себя чувствует. Но ее это совершенно не беспокоит. Я прямо удивляюсь, как она хладнокровно относится к этому.

Настроение у меня в последние дни стало значительно лучше. Ехать мне почти отхотелось. Правда, немного смущает то, что все почти учреждения эвакуируются. Просто повальное бегство. Да! Вчера сообщили, что наши части окружили и уничтожают 16-ю немецкую армию. Начали ее окружение в районе Старой Руссы.

Несмотря на то, что мы там жили совсем мало, она стала нам такой близкой, прямо удивительно.

Теперь мы с Соней хотим устроиться на работу.

6 июня

3 месяца я не писала. А сколько за это время произошло!!!

Самое страшное и тяжелое – это смерть папочки. 1-го марта его взяли в заводской стационар. Он уже поправлялся и ходил, но там он заболел поносом и 14-го его отвезли в больницу на Кировских островах. Я его долго искала и нашла с трудом. Когда я к нему пришла, то увидела, что он лежит под одеялом и охает. Когда он увидел меня, то сказал: «Ой, доченька, я пропал». Ему так не хотелось умирать!!! Я с ним побыла день и ночь. Ему все время было нечем дышать. На следующий день в 12 часов я пошла домой. Старший врач мне сказала, что он долго не проживет. С утра он все время дремал. На следующий день мы пришли с мамой, но его уже не застали живым.

Мы пошли в покойницкую.

Он там лежал. Папочка! Милый!

Мне до сих пор не верится, что его нет. Когда я его увидела, я думала, что сойду с ума: полуоткрытые, закатившиеся глаза, приоткрытый рот и весь такой желтый, худой. Это лежал один скелет. Похоронить его у нас не было сил. Разве заслужил мой папочка такую смерть. Похоронили его в братской могиле в Новой Деревне. Когда выходила первый раз из больницы, то увидела ужасную картину: на телеге везли целую груду (в полном смысле этого слова) покойников. Все голые, страшные. Эта картина никогда не забудется.

17 июля

После его смерти мы очень долго не могли прийти в себя, а когда немного очухались, то решили уехать, но это нам все время не удавалось.

С 1-го апреля я поступила на работу ученицей в парикмахерскую и теперь уже работаю. Если бы не наш отъезд, я скоро стала бы мастером, но для меня это не так важно, т. к. работать я могу и без аттестата, а в дальнейшем я и не собираюсь быть парикмахером.

Вот мы и в поезде!!! 13-го июля в 1 ч. 30 минут мы сели в поезд на Финляндском вокзале. Там нас накормили лапшой с <неразборчиво> (очень вкусно) и дали 1 кг 200 гр. хлеба. Отправились мы в 3 ч ночи. 14-го целый день простояли в Полюстрове – пригороде Ленинграда. Варили себе на костре <неразборчиво>. Кипятили кипяток.

Здесь же получили сухой паек: 74 гр. копченой колбасы, 20 гр. масла и полкило хлеба. В 11 вечера приехали в <неразборчиво> Гриву. С поезда сели на машины и доехали до Ладожского озера. Зато сколько трудов стоило попасть на катер!!! У нас очень много было вещей и половину из них мы положили в один катер, а половину в другой. С первой половиной поехала я, а с другой мама и дедушка. Озеро переехали очень хорошо.

21 января 1943 года

Начинается новый этап в моем записывании в дневник. Приехав сюда, в Йошкар-Олу, т. е. в Кошмар-Дыру, как ее здесь называют, я решила больше не писать дневник и сейчас очень жалею об этом, т. к. много пропустила и много забыла. Но сейчас от разных мыслей и дум, я решила во что бы то ни стало вспомнить основное, записать и продолжать все записывать.

Ой, чорт возьми! До чего же много новых чувств, мыслей и переживаний. Немедленно записать!!! И все-все-все.

Начну с самого нашего приезда. Приехали мы сюда в 12 часов ночи. 21-го числа - июля, конечно. На следующий день, утром я пошла искать Лену с Шурой и пришла к заключению, что город этот не такой уж ужасный, как я думала. Нашла Лену. Они, конечно, поплакали все, но иначе же и быть не могло. Недели 2 мы жили у них, потом приехал Шура. Он, конечно, как обыкновенно, сразу начал грубить, <неразборчиво> переехали на другую квартиру. Хибарка маленькая, тесная, но мы сделали маленький ремонт и стало немного свободнее. Живут здесь мы, Мила – теперешняя жена деда, <неразборчиво> и Ира. 1-го августа дед поступил на работу в часовую мастерскую Военторга, и я тоже поступила к нему. Но скоро начались скандалы. Дед начал сходить с ума. Я так с ним скандалила, что он чуть меня не убивал. Оказывается, это у него реакция перед женитьбой. Месяца через полтора он вдруг заявляет, что женится на Миле. Сколько переживала мама его скандалы, описать трудно, и поэтому я даже обрадовалась, что все это прекратится. Но… не тут-то было. Я решила уйти от него и идти на завод работать. И вот дня моего поступления на завод начались новые скандалы.

Теперь перехожу к моей жизни на заводе. Решила, что дневник этот я посвящу Любе, так что писать буду, как бы ей рассказывала.

10 сентября

Любка! Дорогая! С сегодняшнего дня я вступила в новую жизнь, в новый быт, в новое общество. Это большой важности день.

Числа 6-го я познакомилась с Галей, нашей соседкой. Она очень красивая девушка. У нее хорошая фигура, хорошая кожа, волосы, глаза, губы. Единственное, что у нее длинноватый нос. Признаться, она мне сразу очень понравилась, и мне т. к. было очень тяжело без знакомых, очень захотелось с ней подружиться. Только одно утешало меня в этот период – итак, это твои письма, Сонины, Алины, Ривины. О тебе я никогда не забываю и не забуду, как бы далеко мы не были.

На вид Галя очень гордая, но мы с ней познакомились, и она мне и посоветовала поступить на завод. Вот 10-го то я пришла с ней на завод. Привели меня к мастеру. Он направил меня к какой-то Ане. Приводят меня в комнату, там сидят 2 девушки и смеются. Подводят меня к одной из них. Оказывается – это Аня. На вид она не сразу может понравиться. У нее очень крупные черты лица, толстые губы. В этот день я уже начала работать,

Скоро я постепенно начала со всеми знакомиться. Но скоро у меня стало такое настроение, что мне казалось, что меня все ненавидят. Мне стало стыдно проходить мимо всех.

Любочка! Ты, наверное, не испытываешь такого чувства никогда. А еще в это время от вас ни от кого не приходили письма. Как я страдала, мне казалось, что и ты меня забыла. А еще придешь домой и начинается скандал. Я хотела повеситься. Ты говоришь: «Дура». Нет, не дура и совсем не дура. Я ужасно переживала, да и сейчас не меньше, что я такая маленькая. Ну почему, почему я такая маленькая?

С Галей мы понемногу сдружились, но у нее есть подруга, так что даже быть близко знакомой я и то не могла. Да и вообще я пришла к заключению, что нам с ней дружить нельзя. Она гордая, капризная. Да и вообще, если бы ты с ней встретилась, тоже не подружилась.

В этот период я пришла к заключению, что подружиться можно, только узнав как следует характер человека, с которым хочешь подружиться, хотя теперь я немного отступила от этого решения. Почему и как, я тебе расскажу позже. Работали мы много. Я как-то сказала Ане, что мне кажется, что меня все ненавидят, но она обозвала меня глупой и сказала, что это неправда. В ноябре мы переехали на другой завод. Цех у нас замечательный – теплый светлый, чистый. Народу много, весело. В нашей же комнате работала одна девочка – Ева. Она мне сначала показалась очень неприметной, но потом мы с ней познакомились и теперь дружим. Вот с ней-то я и отступила от своих правил. Мы как-то с ней сразу начали все рассказывать друг другу. Знаешь, она девочка очень хорошая, прямая, очень простая. Если бы ты ее увидела, мне кажется, она тебе бы понравилась. Ведь у нас с тобой один вкус. Единственное, за что я боюсь в нашем знакомстве, так это за то, что у нас совершенно разные вкусы. Она очень избалована ребятами. Потом, у нее есть подруга, которая мне очень не нравится. В общем, не знаю, что получится. Пока что я знаю, что с Галей у нас уже ничего общего нет, а Ева мне нравится. Жаль, что тебя здесь нет. Мы бы уж с тобой рассудили. Не знаю, правильно ли я сделала, что все ей рассказала про себя. Но, если я ошиблась на этот раз, то очень довольна, что будет урок на будущее. Ой, как мне тебя не хватает!!! И еще Сони и еще Вовы – в общем, я бы хотела, чтобы скорее встретиться нам всем, всем в Ленинграде.

Мне, конечно, очень хочется с Евой дружить, потому что, сама понимаешь, без друга очень трудно, а ты пока далеко.

Любка!!! Родная!!! Какая у меня радость, на днях я получила письмо от Вовки. Ты знаешь, мне кажется, что я его все-таки очень уважаю. У меня возник один вопрос – люблю я его или нет. Вот опять жаль, что тебя нет. Но сейчас это еще не очень важно, т. к. его здесь нет. Мне кажется, что если человека любишь, то готов за него на смерть пойти! Готов на все идти, а я этого сказать еще не могу. Хотя я очень уважаю его. Может быть, это еще из-за того, что мы с ним так мало дружили. Но я думаю, что если мы встретимся с ним, то будем дружить. Во всяком случае, письмо его мне доставило очень много радости. В этот же день я получила письмо от Али и Сонечки. Аля пишет, что очень обиделась, когда я ей напомнила о наших спорах. Сонечка мне написала стихотворение. Его я напишу потом, а то сейчас письмо у <неразборчиво>. Ну теперь я буду писать все подробно, каждый день. Я хочу, чтобы когда мы с тобой встретимся – ты могла бы точно знать все мои мысли и переживания.

21 января (день смерти Ленина)

Сегодня нас отпустили в 4 часа. Мы думали, что у нас завтра будет выходной, но оказывается, его не будет. Скоро штурм, от него я очень устаю. Да и не только я, а все. Сегодня Аня меня все время целовала. Не знаю, действительно ли она меня любит. Мне все еще кажется, что меня не любят. Уверена я только в тебе. Но зато так уверена, что дальше нельзя. Но вот только почему от тебя нет писем? Я чего-то волнуюсь. Евка чего-то не приходит. Ходила к Гале. Поговорила о работе и пошла домой. Сегодня решила рано лечь спать. Вчера была в кино, видела «Секретарь райкома». Очень понравилось. Очень хорошо показаны типы. Очень хорошо играют артисты.

29 января

Сегодня меняемся сменами Настроение далеко не блестящее. Сегодня решили с Евой записывать песни и анекдоты. Вообще я хочу больше заняться книгами. Хочется читать, читать.

Напишу стихотворение, которое прислала мне Соня:

Добрый день, дорогая Кларуся,

Добрый день, дорогая моя,

Вспоминаешь ли старую дружбу,

Вспоминаешь ли, Клара, меня?

Сама пишу, а сердце бьется

И нет отрады никакой.

Оно тогда спокойно будет,

Когда увидимся с тобой.

Кларочка милая, Кларочка славная,

Кларочка, радость моя,

Если б ты знала, моя ненаглядная,

Скучно мне как без тебя.

Кларочкая милая, будь ты счастливая,

Горя, нужды ты не знай.

Будь ты счастливая, всеми любимая,

И ни о чем не страдай.

Вот друг! Правда, Любка? Только вот ты мне в Ленинград тоже написала стихотворение, а я его потеряла. Как жаль. Но все-таки здоровская у нас дружба. Тьфу, тьфу. Как бы не сглазить.

Ну, пока все. Сейчас буду писать письмо тебе и еще кому-нибудь. Сидела, сидела, и вдруг на меня пришло вдохновение писать что-нибудь. Я решила тебе написать стихотворение.

Любочка, милая, друг дорогой!

Скоро ли встретимся мы с тобой

Мне уж невмочь стало ждать того дня,

Когда я посмотрю на тебя.

Но я верю, придет и он,

Такой радостный, как сон

Тогда уж нам ничего, ничего

Не помешает ни за что.

А встретимся мы только там,

О чем все время мечтается нам,

Встретимся мы в Ленинграде родном,

Любимом и дорогом.

Сколько пережил он,

Сколько ран сейчас в нем,

Но ведь мы молоды,

И тоже строители нашей страны.

Не жалея сил и труда

Только явимся мы туда,

Будем строить, залечивать раны

Нашего родного, любимого Ленинграда.

И уж никто нашей дружбе

Не сможет помешать тогда,

Ведь она стала на нужной,

Как жизнь и как еда.

27 января

Эти дни очень много работаю. А с сегодняшнего дня, наверное, не будем вообще выходить с завода. Писем ни от кого нет. Чем объяснить? Не знаю. Кажется, я всем написала. Настроение паршивое.

Позавчера произошел маленький инцидент с Евой. Она пришла и поздоровалась, а я не слышала. Мне показалось, что она со мной надулась. Думаю – подойдет, так значит, дружит со мной. Она подошла. В общем, во многом бывает виноват мой характер паршивый, моя обидчивость. Мне все кажется, что меня все ненавидят, что я такая противная. А правда это или нет, чорт его знает. Ведь в душу каждого не влезешь.

16 марта

Опять решила написать и опять многое забыла. Сейчас прочла предыдущие записи и увидела, что сейчас у меня уже несколько изменились мысли. Первое, о чем буду сейчас писать – это о заводе, о начальстве.

Когда я пришла на завод, все мне казалось в розовом свете: с начальниками можно поговорить, все честные и откровенные, но не так это.

Теперь я убедилась в большой несправедливости начальника цеха мастеров. Хочу написать о начальнике нашего цеха. Это такой подлый человек, такой вредный, что объяснить трудно. Если не взлюбит человека, он может его закопать, унизить до последнего и никуда не пожалуешься, никому не скажешь т. к. он пользуется авторитетом у начальства. С другой стороны, если он человеку симпатизирует, он, несмотря на то, что тот ничего не знает, назначает и повышает его все выше. Например, на другом объекте работала девушка. На лицо она очень интересная. Ему она очень нравится. И вот он переводит ее к себе. Она несколько дней поработала, и он назначает ее бригадиром 6 разряда. И все это мы узнаем по секрету друг от друга. Никто нам ничего не объявлял, никакого приказа не было. Как же должна себя чувствовать Люба (эта девушка), как мы можем ее уважать. Один рабочий чего-то поспорил с мастером, на следующий день его <переводят> с 5-го на 3 разряд. Ну, где же здесь справедливость! Рабочего совершенно не считают за человека, нисколько с ним не считаются. И все это тоже так давит, так портит настроение, что просто противно на все смотреть, что-нибудь делать. И все же, несмотря на это, я рада, что работаю. Завод мне много дал во всех отношениях. Я стала лучше разбираться в людях. В общем, мне сегодня больше не хочется писать.

Запишу только письмо, которое мы с Евой написали бойцам:

Дорогой боец!

Первым долгом разрешите вас поздравить с 25-летием Красной Армии и пожелать еще больше успехов в вашем дальнейшем наступлении. Еще не зная вас, мне уже хочется верить, что вы сражаетесь в первых рядах нашей доблестной Красной Армии. Да иначе и не может быть! Нет таких людей в наше время, которые бы не стремились все вперед и вперед. Мне очень хочется с вами познакомиться, узнать, как вы живете, чем интересуетесь, получаете ли письма от родных, друзей. Я буду очень рада иметь переписку с бойцом, защищающим нашу Родину.

Но для нашего первого знакомства вы должны знать немного и обо мне. Я сейчас нахожусь в Йошкар-Оле, работаю на заводе, мне 17 лет. Приехала сюда в августе из Ленинграда, так что пережила весь ужас Блокады и бомбежек, и поэтому мне еще радостнее слышать о наших победах. А как радостно было слышать о прорыве Блокады Ленинграда! И теперь, после каждого сообщения Советского информбюро, хочется работать с удесятеренной энергией.

Ну, пока, для первого знакомства о себе хватит.

С нетерпением жду вашего ответа, желаю успехов.

С приветом!

Клара