РАБОТА. РЕЗЮМЕ ГОСПОЖИ ГОЛЬДЕН. РЕФЛЕКСИЯ. ТОРГ.
РЕЗЮМЕ ГОСПОЖИ ГОЛЬДЕН
Она себе взяла фамилию простую,
Слегка её на иностранный лад cковеркав.
И, ипостасей этой дальше аттестуясь,
Как много глупостей ей пущено по ветру...
За спину всех своих врагов поставив,
Она рискует, но не больше остальных,
А получить за ставку нужно максимально,
Чтоб оторваться максимально от других.
И лошадью не бегать в табуне,
Она не в масть при всяческом раскладе,
Среди овец бараном - тоже нет,
А значит мало клички ёй писатель.
Конечно, здесь зазор уже намечен,
Меж словом первым и последним делом,
Конечно, лодка вышла без протечек,
В глаза налжёт - с оптическим прицелом.
Она пройдёт по краю, по карнизу,
Разрушив бесконечно дорогое,
Она ударит по лицу подлизу,
Но не оставит ничего в покое.
И длинных строф не напишу в угоду,
Про цвет волос, родню, друзей и роды,
Без вод наполню описанье до краёв,
И от неё пойдёт с клеймом порода.
Пятится рак, отходит назад трус -
И всякий, кто не жаждет лишиться
собственных лап.
Но если слон отступает на шаг,
То напомнить стоит себе ему же,
Что такая крупная жирная туша,
Мнёт, топчет других,
но не бросит вверенный ему флаг.
Вблизи себя г-жа Гольден
Видеть не видит себе советника,
Лупу взяв, она пытается сдвинуть глыбу,
Но подумать стыдно,
Для этого берёт себе рычаг из веника.
Её по пальцам, а она боится
Убить взглядом, поранить словом!
Руки она наложить боится,
заслышав только первые стоны.
Но под руками не плоть убогая,
падающая от любой простуды,
И приложить старания надо,
слыша - не слышать любых пересудов.
Так, когда ночь наступала страшная,
в возрасте нежном в детском садике,
Она пыталась заснуть, лёжа смирно,
вокруг бесновались ночи фанатики,
Госпожа же Гольден была накануне
предводителем этих игр бесноватых.
А в этот день у неё голова набилась
мягкой и сладкой ватой.
Лёжа тихо и чуть-чуть вращаясь,
ребёнок сам себя убаюкивал,
И когда терпение его закончилось,
Сев на кровати, она захрюкала.
На голове простыня наверчена...
вот результат поведенья примерного!
Собственно, вот из каких причин,
из двух, как сатирик,
выбрала скверное.
У неё было два сравнительно
точных способа деньги
потратить свои (левые).
Это ещё называется
в органах деньги отмыть,
приукрасив действительность,
От тусклого грязного
глянца избавив,
яркими красками ржавчину выкрасить.
Ну, стать студентом песня не новая.
Что ещё вдруг станут
Гольден оценивать?
Стала она рубрику
в некой газете обслуживать,
по объявлению.
Звёзд с микрофоном нигде не хватала,
на это в редакции квоты закончились,
Сев за компьютер, с утра до вечера,
с думой возвышенной...
про пончики.
Спорт уважала она как профессию,
издалека на него глядя,
И очень хотела набить подушку тому,
кто с нашим спортом не ладит...
Поскольку её репортажи виделись
г-же Гольден светлыми, чудными!
То критику, как и её редактор,
считала занятиями блудными.
Она до утра от утра сидела
за интернетовскими помоями,
И обед променять на второй завтрак
ничего особенного не стоило.
И мыслей даже других не было!
Только о том, как много она,
Зря потратила личного отдыха,
на натирание в краске окна,
Чтобы нить из него выкрутить,
чтоб ткать полотно ровное!
Наказание ей за это придумало небо,
долгосрочное, но условное.
Не стало мозга ткани пропитывать
сложным раствором из препаратов...
Ни души губить за еду не заставило,
ни в глушь не отправило -
мазать плакаты!
Только китайские колокольчики
в каждом тёмном углу звонились,
Только падала в лужи бумага,
чашечки часто об пол бились...
Гневалось небо и хмурило брови,
а женщина данного поколения
Долг отдавала валютой невидимой,
горела книгой между поленьев.
О, книга, горящая, ты, видя,
не видишь, мысль без зрачков и глазниц,
Как исчезают твои страницы,
титульный скручен лист.
Больше напоминает она
сигару-мечту ароматную,
Верно, на непритязательный
вкус и взгляд стала намного приятнее.
Память не сохранит никогда
глупых широких улыбок мечты,
Ярость из устаревших слов,
решения лучшие - те, что просты.
Спортом с профи лицом увлечься ли?
Нет греха тут отчётливо видного,
Зарабатывать заставить гений свой,
что тут может быть обидного?
Пусть данная лёгкость
стиля станет у живота на посылках,
Пусть помолчит беспокойная совесть,
уже прикрученная к носилкам.
Губы прикрыв, госпожа Гольден,
глазами пробегает текст быстренько,
Это не пройдёт в печать, где мир
отражается ярко и чистенько.
Это даже на стол не ляжет,
принтер и ксерокс на фразе сбой дадут.
Каждый может
с места тёплого быть прогнан.
Вот матерьял и вот матерьял,
тысячу лет по кругу прокатится,
Что ж я буду ради таких же белых
бумажечек пятками пятится.
Демонам наперекор устраивать
праздники свечные дому небесному.
Нет есть разница
в хлебе насущном и в хлебе полезном.
Но среди здравия, сил цветущих,
то ли от слишком большого везения
То неможется, то суетно,
то в стеблях у цветов поленья.
На Гольденовской субмарине
сквозь задраенные люки
На очертя какой глубине
прорываются серые духи.
Но не страшны нам духи белёсые,
на стенах висят раз-работки дизайна,
Внушают они успех повсеместно
как в былые года комбайны.
Яркие, выпуклые, надёжные -
бери их в пальцы и с ними царствуй!
Голова не болит и не кружится:
выпита чашка чая с лекарствами,
Что-то третье с твоей башковитостью,
она похоже на шишку более,
Чем на агрегат неизученный,
за давностью дней поеденный молью.
Она пухнет - она опухоль,
она давит, мучает, глумится,
Какая-то страшная и зловещая,
принесла на крыльях её, птица.
Но проходит любая хворость,
истекает её песочек,
Только что изводила кашлем вселенная,
а вот и чиха чихать не хочет.
А ты не оглянешься ли Гольден,
из грязи на злато себя разменявшая,
Может быть прощены, грехи твои,
Может быть, но ты - себя предавшая.
Новое тебе дано имя,
но ты о заслугах мечтаешь прошлого,
Тебе мало всего, ты хочешь
сама себе казаться хорошею... Её имя было простое,
её имя было Прасковья,
А семьи несложный отзыв,
несозвучен - Данодань,
И формальный этот повод
прислонён был ко причине,
Под другой явиться маской
на веселие Московья.
Не судить хочу, не мерить
новой мерой грешность сути,
На обычную дорогу, попрошу
господ взглянуть, и
Как давно Вам в красках ярких,
подбирая сложный ракурс,
Говорили о цветеньи
нежных белых вишен сакур?!
Но без нудных аллегорий,
без намёков и введений,
Учит жизнь нас,
шаг за шагом, разворачивая холст.
И кто все оставив дрязги,
фрагментарно в рамку вставит,
Те уроки и паденья, тому приходиться
Не странно ль (?)
приручать к себе других.
Докажи нам, что умнее,
что учился малевать!-
Но дела идут другие:
два крыла ему тугие -
на карачках танцевать,
Чтобы мир не стал зубрёжкой
старых догм и старых правил...
Что ж она теперь не
вспомнит ни фамилии ни имя
Ей понравилось на выбор
свой себе границы ставить.
Не гнушаясь кормом свиньим,
Никого она не славит.
Шею если ей закрутят -
шарфом шёлковым закроет,
В ушки если вставят клипсы -
выдаст так, за бижутерью.
Впитывает так эпоху,
покрываясь слой за слоем,
Что ведёт в одежде рваной
за собою, всех, кто верит.
Но даёт на время дьявол
поиграть в свои игрушки,
Он и сам уж слишком любит
танцы, деньги и вино.
Гольден как-то раз лишилась
роли говорящей служки,-
Вышел в парк Национальный
приручённый было слон.
Снова вместе с дикой пищей,
вместе с розовым закатом,
Ощутила Парасковья пару -
тела и души.
И проснулся рыцарь бледный,
в чистку отдал свои латы,
В ней вельможа пробудился,
чей наряд кругом расшит...
А нельзя ли стать торговкой,
честно вещь менять на деньги?
Здесь её предупредили,
честна будь во время оно!
Для торговых каравелл,
честных правила - брамстеньги.
Но не только эти мачты
на плавучих кораблях.
Гольден, как это не странно,
продавала крайне плохо.
Весь процесс напоминал ей
то поход миссионеров,
То сбор средств на чьи-то нужды,
то окучиванье лохов,
Трудно ей далась наука,
даже первый шаг карьеры.
И с конца она решила
непосильную задачу.
Всякую карьеру в пояс
подтолкнула и пинка ей!
Ночью ей приснился мачо,
В пояс он воткнул мачете,
на предплечье нож сверкает.
Плюнув и на сновиденья,
также как на все уловки,
Своей выпестанной в холе
и лелеянии лени.
Гольден со столба однажды
сорвала одну листовку:
Напугавшись высоченной,
вставшей за спиною, тени...