ЖИЗНЬ НА «СПАЛЬНЕ»: 1920-е годы (часть 3)
Дата публикации: Mar 02, 2018 7:25:7 AM
Дети
Почти все взрослые обитатели «спальни» днем были на работе. Дома оставались дети, совсем немного бабушек и несколько большее число нянек. Обычно няньки — девочки от 12 до 16 лет, которые нанимались чуть ли не за харчи. Где-то, иногда довольно далеко, деревенская семья с удовольствием сбагривала подросшую дочку «с хлебов долой», и она оказывалась в рабочей семье, где хозяйка не хотела отдавать ребенка в ясли. Конечно, она участвовала во всех домашних работах, а соседки-сверстницы были ей подругами. Детей много на «спальне», потому что семьи молодые, обычный возраст родителей — 30-35 лет.
Во что играли дети? На улице игры у всех одинаковые: зимой на санках с гор катались — что в Болшеве или в Горках, что на Первомайке. Летом повсеместно играли в лапту или гоняли чижика, правда, здесь у этой игры было другое название — «колипень».
Игра в «Чижика», фотография из интернета
Дома же просторы коридоров и наличие других помещений позволяло детям заводить игры, подобные летним, в любое время года — в войну, в казаки-разбойники, даже водить хороводы. Но днем, когда взрослые на работе, девочки, собираясь по двое-трое у кого-нибудь в комнате, играли в свои девчачьи игры: в куклы, в лоскутки, в «камушки». Последняя заключалась в том, что пять маленьких камешков укладывались на ладошку, подбрасывались и ловились особым манером по очереди. Сначала — одной ладонью. Следующее упражнение чуть сложнее: камешки на тыльной стороне, а поймать нужно на ладонь; потом — наоборот. Еще нужно было хлопнуть в ладоши, пока камешки в воздухе и т.д., всё усложняя задания.
Похожие правила были при игре в мяч, для чего выходили в коридор: мяч должен стукаться в стенку и об пол. Случалось, вспоминая весну, девочки играли в «классики», разрисовывая мелом бетонный пол в коридоре.
Игра в «Классики», фотография из интернета
Случались, конечно, ссоры, но повздоривших девочек скоро мирили. Ритуал был таков: примиряющиеся сцеплялись согнутыми мизинцами, а примирительница произносила; «Мирись, мирись, не ругайся, не дерись».
У мальчишек были свои игры, например, на лестнице. Железные ее перила, отполированные до блеска, годились для игры со скобкой: достаточно тяжелая металлическая скоба, согнутая по поперечному сечению перила, надевалась на перило на 4-м этаже и с легким звоном скользила вниз, а за ней, прыгая через две-три ступеньки, мчался ее владелец. Конечно, можно было съехать по перилам и самому, мальчики превосходно умели это делать.
Мальчишеские игры отличались большим разнообразием, часто возникали новые, неизвестные ранее. Кто-то изобрел изумительно простой свисток, издающий прямо-таки «милицейскую» трель, а сделан-то был всего лишь из полоски жести от консервной банки и кусочка пробки. Спустя несколько дней, засвистала вся «спальня», а за ней — вся Первомайка. И, оказывается, главное удовольствие — сделать свисток, а не пользоваться им! Тешились недолго — надоело. Трели прекратились к большому облегчению взрослых. А у мальчишек уже другое увлечение: запускать жестяной пропеллер с нитяной катушки. На катушку наматывается нитка, осью служит большой гвоздь; в торце катушки — два маленьких гвоздика без шляпок, на них надевался пропеллер, для чего в нем были две соответствующие дырочки. Потянул нитку — и пропеллер, превратившийся в прозрачный диск, парит под потолком.
Но уже новое увлечение вытесняет и летающий пропеллер. У кого-то нашлась тонкая трубка, из нее сделано простейшее «духовое ружье»: трубка вонзается концом в сырую картофелину — внутри остается пробка, затем то же делается другим концом. Одна пробка служит поршнем, другая — пулей: «поршень» проталкивается шомполом — и «пуля» с хлопком летит на порядочное расстояние. Родители ворчат: картошки много перепортили, да и «пули» повсюду валяются. Ну ладно, вот совсем тихое занятие: подобие курительной трубки: в нее дуют, струя воздуха бьет вверх, и над трубкой пляшет пробковый шарик. Соревнование: кто дольше продержит шарик в воздухе.
Длинные пустые коридоры (выставлять что-либо в коридор из комнат до середины 30-х годов нужды не было) позволяли проводить и совершенно экзотические состязания. Мальчик садился на пол, надевал на колени связанный концами шнурок и закручивал его так, чтобы шнурок зажимал все время большое металлическое кольцо. Достаточно закрутив, начинал разводить колени — раскрученное до огромной скорости кольцо падало на пол и стремительно, со звоном, мчалось по коридору от одного конца до другого.
Почему я так подробно об этом рассказываю? Потому что других игрушек у ребят не было! Даже куклы у девочек были в основном самодельные. Если кому дарили настоящую, купленную в магазине, то к счастливице сбегались сверстницы со всей «спальни» — посмотреть.
В магазинах игрушек было полно, да купить их трудно было решиться: родители тех детей всего лишь два-три года перестали быть безработными. Первые заботы — накормить, обуть, одеть. О приобретении необходимой мебели многие только мечтали, а пока в комнатах были казенные железные кровати, табуретки, столы вроде кухонных.
Игрушки можно было покупать у Сережи-татарина. Он был торговец-джентльмен. Требуются ботинки малышу — пожалуйста. Денег нет? Ладно, берите, заплатите в получку. И записывал долг в свою тетрадку. Но если малыш выпрашивал игрушку ценою этак рублей в пять, прекращал мучения матери словами: «Игрушка дорогая, у вас денег не хватит». И ребенок замолкал — ничего не поделаешь.
Зато с раннего детства это поколение выучилось мастерить. Не только на Первомайке, во всех городах и весях российских. Спустя пять-десять лет многие из этих ребят строили летающие модели самолетов, ломали голову над самодельными фотоаппаратами, радиоприемниками. Голь на выдумки хитра! Но когда пришел черед им, уже 30-летним, принять на свои плечи заботы страны, оказалось, что именно это поколение дало превосходных инженеров и рабочих, выдающихся ученых. Это они обеспечили громадный скачок в науке и технике второй половины 50-х годов.
Зимний вечер
Осенью и зимой темнеет рано. Сумерки, быстро сгущавшиеся во всех помещениях «спальни», мало кому нравились. Но вот вспыхивал свет сразу во всех комнатах и коридорах — это дежурный электромонтер включил рубильник. Маленькие приветствовали свет радостным «Э-э-э!», на несколько секунд заполнявшим все этажи. Выключателей нигде не было — ни в комнатах, ни в коридорах, ни в местах общего пользования. Если нужно погасить свет, откручивали лампочку на один-два оборота, но во многих комнатах он горел всю ночь. Некоторые так к этому привыкали, что сами признавались, что боялись спать в темноте.
Наибольшее оживление в коридорах наступало вечером: в комнатах не разыграешься — взрослые вернулись. Собирались группами — большими или маленькими. Кое-где, усевшись прямо на пол, ребята — и мальчики, и девочки — по очереди рассказывали сказки и истории, особенно нравились жуткие, мороз по коже, как в «Бежином луге» Тургенева.
Девочки больше любили петь и хороводы водить. Самые маленькие, например, затевали такую игру: двое, взявшись поднятыми руками, устраивали воротца, а остальные цепочкой в них проходили, распевая:
«Ходи в петель, ходи в рай, ходи в дедушкин сарай,
Там и пиво, там и мед, там и дедушка живет».
Или: «Отдай мои деньги — четыре копейки,
Я на эти деньги куплю себе серьги…»
Песенка вроде считалочки, мелодия простая. Если кому покажется очень уж примитивно, пусть вспомнит свои теперешние — много ли в них смысла. А тем детям было весело в общей игре.
Даже девочки постарше, школьницы, в это время охотно забывали «правильные» песни, которые они пели, когда класс парами шел на экскурсию или на митинг. На «спальне» они предпочитали другие, удивительным образом прилетевшие сюда через годы и расстояния из каких-то дворянских усадеб или женских гимназий:
«Вот едет рыцарь вдоль села, пастушка там овец пасла…»
И дальше о том, как, очарованный красотой пастушки, рыцарь предложил ей руку и сердце.
Или водили хоровод вокруг одной девочки:
«В этой корзиночке много цветов, мы их набрали из разных садов.
Роза, фиалка и лилия тут есть — можно для Милы веночек сплесть…»
Иногда сам собой устраивался вечер художественной самодеятельности…
«Милочка, Милочка, как вы хороши, любят вас девочки ото всей души…»
Собиралось много детей, присоединялись мальчики. В таком случае старались занять сушилку — было такое помещение на третьем этаже, около красного уголка. Каждый был не только зрителем, но и исполнителем — спеть или сплясать, или хотя бы коротенький стишок рассказать. Любой номер принимался с радостью. Выходил настоящий концерт!
И снова игры. Например, такое действо: участники становились двумя рядами напротив и поочередно надвигались — один ряд на другой:
«Бояре, а мы к вам пришли, молодые, а мы к вам пришли.
Бояре, мы невесту выбирать, молодые, мы невесту выбирать.
Бояре, вы зачем пришли, молодые, вы зачем пришли?..»
Распевка была бесконечной, и этим, наверное, нравилась.
Страшно любили прятки. Пока тот, кто водит, отсчитывал: раз, два, три… и так до 50-ти или больше, ватага мчалась по коридорам, распевая хором: «Постой-погоди, постой-погоди…» Случалось, на неистовый топот выскакивали рассерженные соседи, ругаясь и норовя угостить шлепком кого-нибудь из бегущих. Но дети ловко увертывались и не особенно обращали на них внимание.
Бывало, из-за аварии в электросети Вернецкая и Лазарет погружались во мрак.
«Лазарет» (казарма № 7)
Неприятность для взрослых, для ребят оборачивалась праздником. Раздобывшие свечи счастливчики выходили из своих комнат, и вереницы детей с огоньками в руках устраивали шествие по коридорам и лестницам, которые во мраке казались бесконечными и загадочными.
***
Вот так шла жизнь на первомайской «спальне» во второй половине 20-х годов [прошлого века]. Нельзя сказать, что она была счастливой, безбедной. Но когда кончились эти пять лет, люди с тоской вспоминали: «Эх, было время! Мы даже не думали, при какой власти живем».
Зато власти думали… Прихлопнули лавочку Рожкова; магазин Сережи-татарина был продан с аукциона; за мелкими торговцами-разносчиками милиция гонялась как за ворами. А в госторговле можно было купить только черный хлеб по карточкам, но становиться в очередь надо было с ночи, а то не достанется.
В каморках становилось все теснее — дети росли, а комнаты не растягивались. Вот они уже взрослые, замуж выходят, женятся. Вторая семья отгораживалась от родителей занавеской. Жилищного строительства практически не было; на «спальне» приспосабливали под жилье все, что можно и нельзя. Даже красный уголок забрали под общежитие. Новой детворе уже нельзя было резвиться по коридорам — они все больше загромождались табуретками с примусами или керосинками, шкафчиками, столиками…
В 20-е годы обитатели «спальни» составляли как бы большую семью. Хоть и не всегда между соседями дружба была, но в какой семье ссор не бывает? В основе отношений была определенная общность. И за соседскими детьми присматривали, и на кухне можно было смело ставить свою кастрюлю в печь и, уходя на работу, попросить кого-нибудь: «Через час передвиньте вот сюда, чтобы не кипело».
В 30-е годы уже предпочитали готовить на собственных керосинках — а то не успеешь оглянуться, варево украдут вместе с кастрюлей.
Пришлые и временные жильцы безобразили в местах общего пользования, и местность вокруг домов все больше стала походить на помойку…
Иван Иванович ЧУБУРОВ
«Калининградская правда», № 129 за 1999 год