Читать бесплатно
Хочу отдельную палату в психушке вместо общей за её стенами
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад…
А. С. Пушкин
Свихнулась, создала свою вторую, третью, пятую реальность и, предположительно, стало бы мне легче. Но вместе с солнцем русской поэзии опасаюсь, что и там не оставят в покое, не дадут забыться в чаду нестройных грез: «…Посадят на цепь дурака И сквозь решетку как зверка Дразнить тебя придут».
Почему так фатально и от чего бежать? Так из определенно нескончаемого дурдома бытийности, где каждые полчаса убеждаешься в верности расхожего утверждения, что сумасшедшие находятся с наружной стороны психушки. Глянешь на колесо сансары, в которое мы попадаем вместе с «выбранной» властью – а там пугающе раздутые брюха и морды наших радетелей, отъевшихся на наши пенсионные, нефтяные и прочие денежки. Тыкают монстры в тебя раздутым пальцем и кричат из телевизора, с рекламного баннера и с прочей дряни: «Это ты нас хотел! Мы тут!!! Мы НАВСЕГДА с тобой!» Поднимешь глаза к небу, силясь крикнуть: «Господи, неужто, в самом деле, я?!»,– а оттуда вместо гласа господня обрюзгшая харя космической героини. И тоже орёт надсадно прямо в уши: «Ты, ты хочешь, чтобы это продолжалось вечно! Начни с нуля! Пусть все повторится сначала!» Не спрашивает, утверждает, астронавтка хренова, обнулёвщица.
Зажмуришься, зажмешь уши руками и бежишь прочь в дебри парковые (лесные-то далеко), а тут тебя из кустов чья-то рука хвать! «А-а-а!!! Кто ты, чудище? Отпусти меня! Чего тебе надо?» «Как что? Ты проголосовать забыла за то, которое очень хочешь»,– отвечает жуть сладким голосом. «Нет! Я не хочу! Ничего не хочу больше!»– рвешься, мечешься. А оно не отпускает и не унимается: «Хочешь - хочешь. Просто ты забыла об этом!»
Вроде, увернулась и скорей домой, в норку, под одеяло. А оно, как привидение, и тут тебя стережет: у подъезда, на скамейке, возле лифта. Наконец, заперлась на все запоры, цепочку накинула, глотнула ржавой воды из-под крана, умылась, не глядя в зеркало. Вдруг Оно там, технологии сейчас ого-го-го. Тем более, что нас всех посчитали, оцифровали, оштрафовали… Тьфу-ты, оговорилась. Впрочем, и это тоже, неоднократно и по любому поводу.
Спряталась под одеяло. Нет, ненадежно, лучше под кровать. А там листочки разные, журналы под слоем пыли. С одного знакомый палец тянется из-под надписи: «Голосуй, а то опоздаешь», а с другого тоже что-то телесное, но жуткое, несуразное. Присмотрелась – две титьки и… ну, это самое, неприличное мужское, указует на надпись: «Наше решение». Рванулась вылезти, да застряла. Уткнулась носом в глянцевый бюст и заплакала: «Ваше - ваше оно. Я тут при чем? Я в "желтый" дом хочу, таблеточку, коечку, белёную стену без лозунгов, без телевизора и манную кашу на ужин вместо Доширака. Ладно, пусть не белёную, облупленную, на какую моих пожизненно отчисляемых страховых взносов хватило».
А грудь как зазвенит в ответ что есть мочи, меня аж подбросило вместе с кроватью. Выкарабкалась, прочихалась, закружила по комнате, а она все трезвонит. Сообразила – в дверь звонят. Подошла на цыпочках, заглянула в глазок, охнула – точно пора в дом скорби. На площадке актер известный стоит, при параде, и задушевным голосом уговаривает: «Дорогая моя, хорошая! Что же вы прячетесь? Это же наш с вами язык,– и для убедительности мне язык показывает.– Как же мы без него? Сделайте свой выбор, а то ведь и без языка можно остаться». И бережно так вынимает из-за пазухи ножик кухонный, большущий, для разделки мяса.
Хотела бежать, да ноги отказали. Обмякла, привалилась к косяку, а из-за двери бас мужской, хриплый: «Дочка, выйди на минутку, мамочка тебе урну для голосования покажет. Ты же давно её не видела. Ты ж её так любишь». Тут чей-то писклявый голосок прибавился: «Вот-вот, не сделаешь свой выбор, он твоей мамкой станет». И всё больше - больше голосов, кричат, спорят, перебивая друг друга: «Что вы гражданку запугиваете, «свободный» выбор сделать не даете? У неё итак мысли, как мои скакуны».
Потянулась к телефону, кое-как набрала короткий номер: «Скорая? Девушка, у меня слуховые галлюцинации и мания преследования, пришлите за мной машину, пожалуйста». А она в ответ: «Спокойно, гражданка! Это – обычная предвыборная кампания. Вы на парад ходили? Нет? Ну вот, сходите, поднимите настроение и сделайте свой выбор, проголосуйте, а то…». «Проиграю…»,– прошептала я. «Прекрасно, вам уже лучше». И трубку бросила.
Я поняла, что мечта о тихой палате несбыточная, и выход только один – в окно. Рванула пластиковую ручку, вскочила на подоконник и прыгнула вниз. Всё – свободна! Закрыла глаза в ожидании удара об асфальт. Жизнь промелькнула кинолентой: отрядное знамя, красный галстук, красная урна для голосования, глянцевый бюст на журнальной странице, знаменитый актер с ножиком. И когда готова была принять неизбежное при падении с высоты восьмого этажа, чья-то крепкая рука ухватила меня за шиворот и рванула вверх. «Господи!– умилилась я.– Спасибо, что не оставил меня». «На минуту оставить нельзя! Так и норовят сигануть!»– рявкнул незнакомый голос прямо в ухо. Я исхитрилась повернуть голову и увидела усатую физиономию одного из умерших вождей. «За что же меня в ад?!»– оторопело спросила я его. «Умничаешь? Ничего, проголосуешь, потом мы тебе покажем настоящий ад»,– злобно прищурившись, пообещал усатый. «Распустились!»– добавил он и метко зашвырнул меня… в урну для голосования.
СКАЗКА О НЕСЧАСТНОМ ВАНЕ И ДОБРОМ ЧЕЛОВЕКЕ
Жил-был Несчастный Ваня. Вернее сказать, сначала он был просто Ваня. Родился, научился ходить, говорить, ложку держать. Это потом несчастья начались. Выяснилось в одночасье — ложку он держит не так, и гости его засмеяли. Он тогда есть стал потихоньку, в закутке, чтоб никто не видел. Потом в школе так хорошо объяснили, что говорит он не то и не так, что парень заикаться начал и говорить стал, как можно меньше.А как женился, узнал, что и ходит он не туда — надо направо, а он налево. Но даже когда он только направо ходить стал, лучше не стало, потому как ходил он не так. Ваня совсем есть, говорить, а главное, ходить перестал. Сидит сиднем и все. Жена с тещей его бросили,и он вовсе одичал. Оголодал, оброс, даже как будто мхом слегка покрылся и в скамеечку свою врастать начал.
Шел мимо Добрый человек, видит, что-то торчит из земли — пень — не пень,бревно — не бревно. Подошел поближе, присмотрелся, а ОНО живое, глазами моргает. Добрый человек и спрашивает: «Ты кто?». Ваня только мычит и моргает.
— Не бойся, говори, я тебя не обижу.
— А м-м-м-можно?
— Можно — можно!
— А как можно?
— А как хочешь!
— А я забыл, как хочу.
— Ты начни помаленьку, там вспомнишь.
Рассказал Ваня Доброму человеку, все, как было, тот и говорит:
— Так ты голодный поди, Несчастный Ваня? Вставай-ка, да иди, поешь.
— А как вставать?
— Да, как получится?
— А где поесть?
— Да, Вон там.
Встал Ваня и, вот чудо, пошел, дошел до Вон там и поел. Вернулся к лавочке,а Добрый человек его дожидается.
— Что ж ты, Ваня, вернулся?
— Не знаю я, куда еще можно идти.
— Хоть куда: и Вон туда, и Вон сюда.
Стал Ваня ходить Вон туда, Вон сюда, Вон там. Постригся, похорошел. Кушает, как хочет, говорит, что хочет и совсем не заикается.
Много ли мало, ли времени прошло, только шел мимо скамеечки Ваниной Добрыйчеловек. Глядь, а Ваня снова там сидит, причесанный, умытый, но какой-то невеселый.
— Почто, Ваня, на лавочке сидишь, почто невесело глядишь, не летаешь соколом Туда, Сюда?
— А что я Там не видал? И Там всё видел, и Сям все знаю.
— Ой, ли? Вон где, за углом, пиво свежее.
— Не хочу пива, меня от него пучит.
— А Вон тут баранина жареная — объеденье!
— На что она мне? Я здесь хлеба с маслом поем, оно и ладно.
— А Вона где девки в красных сарафанах песни поют, зазывают.
— Не нужны они мне. Я еще жену с тещей забыть не могу, все вздрагиваю.
Поуговаривал его еще маленько Добрый человек, да дальше пошел, дела, видать,у него были.
Много ли — мало ли времени прошло, возвращался Добрый человек той же дорогой. Видит, на том месте, где раньше Несчастный Ваня сидел, не то пень, не то колода.Подошёл, присмотрелся, пихнул ногой, оказалось, пень трухлявый. От пинка он весь и развалился.
Так умер Несчастный Ваня. А лет ему было всего…
2007 г.
РУСАЛОЧКА
Интересно, если бы русалки появлялись из икринок, сколько бы их было? Стаи русалочьих мальков сновали бы по мелководью, грелись на солнышке, распевая на все голоса. Шустрые мальчишки ловили бы их сачками, опускали в полиэтиленовые пакеты с водой и тащили домой. Дома мамки и бабки ворчали бы на них: «Зачем ты эту пакость опять домой приволок? Ни на уху, ни на жареху. Да еще спать всю ночь не дают — песни орут. Неси обратно, и не вздумай за баней в бочку с водой вылить, как в прошлом годе. А то соседи точно баню подожгут за их концерты ночные. Или того хуже. Вон, у Васенькиных Петька пустил такую малютку в чан на огороде, а она к осени выросла и Васенькина старшего из семьи увела». «Бабань, у неё же ног нет». «На что ей ноги, её Васька на руках на дальнее озеро отнес и сам за ей нырнул. Теперь семья без кормильца. Ишь, слушают, сучки патлатые, глазенками зыркают. Маленькие, а уже все понимают. Отнеси ты их от греха подальше и не таскай больше в дом!» Мальчишка взял бы пакетик, тяжело вздохнул и поплелся к реке, следом за другими пацанами с такой же ношей. Ему еще повезло, что бабанька сегодня добрая, а Митьку мамка уши так надрала, что они в темноте светятся. К речке бы подкрадывались тишком, быстро сливали русалочьих мальков в воду и бегом, со всех ног домой. Страшно! Русалки у самого берега плавают, ребятишек своих кличут, могут запросто схватить и за собой на дно. А что там — неизвестно, потому как, оттуда никто не возвращался. Рассказывают всякое, но доподлинно никто не знает. Хотя Петька Васенькин божился, что батьку своего видел на дальнем озере, толковал с ним. Тот плакал, говорил, что скучает по ним с мамкой, но Русалку свою любит до смерти и уйти от нее не может. Что там, в озере, жизнь хорошая, интересная и страшного на дне ничего нет. На русалок наговаривают лишнего, а они добрые. Ругаются на них бабы за то, что мужиков уводят, но русалок тоже понять можно, у них только девочки родятся, потому и русалов в природе не существует. Вот и завлекают мужиков деревенских. Детишек человеческих они не обижают, так, пугают, чтобы мальков не ловили, а если тонут малыши, стараются спасти. Бабы же их всяко срамят, коромыслом при случае бьют, детей ими пугают.
Интересно, что было бы, если бы, русалки дружили с людьми? Как весело! Днем они помогали бы бабам полоскать белье, а бабы приносили маленьким русалочкам ватрушки. По вечерам они бы пели хором протяжно-жалобные любовные песни, костерили мужиков, покрикивали на детей, обсуждали фасоны причесок. Бабы дарили бы русалкам луковую шелуху — волосы полоскать, а русалки им жемчуг речной на бусы. И браки бы были смешанные — русалочье человечьи. «Плохо в этом годе с рожью, — сплетничали бы бабы, — как зиму переживем? Вон Петька Васенькин женился на русалке, так матери уже полный амбар ламинарии на зиму заготовил. Жемчугу подсобирал в заначку». «Это когда как, — встряла бы другая бабочка, — по тому лету вся ламинария у их пропала по жаре, так Петька туда всю зиму муку таскал». «Ах, ты ж язва! Что ж яму жену с детишками голодом поморить?! Как жемчуг, так дай, а как имя жрать неча, так морду в сторону!». «Да, я чо, я ничо!», — оправдывалась бы баба.
Интересно, если бы среди русалок водились русалы, как бы к ним бабы деревенские относились? Пошли бы бабы вечером после сенокоса на речку купаться, а русалы их в камышах поджидают. Волосы по плечам широким стекают, борода кольцами, на три голоса страдания поют. Какая зазевалась, увлеклась вокалом, нырнула вслед за русалом. Шум, визг, бабы на берег, юбки в руки и в исподнем к деревне по домам. Дома своим мужикам про… бирон: «Есть ли у нас еще мужики, али нет? Ишь, русалы распоясались, скоро всех баб к себе перетаскают, вам и дела нет!». «Вас и таскать не надо — сами мыряете, — отбиваются мужики, — рады — радешеньки за кудри на всех местах подержаться». «Кабы только за кудри, так неча нырять», — язвили бы бабы.
Интересно, а если бы среди русалок появилась Та самая Русалочка, женился бы на ней принц или нет? Бросил бы его революционный матрос Железняк в воду, а Русалочка спасла. Злобная, жадная, стареющая бизнес-вумен присвоила отреченного от престола принца и на себе женила. Русалочка ни травить, ни убивать, ни воровать, ни убегать — не умеет. Принц вовсе брутальности лишен. Посмотрели бы деревенские бабы про это сериал, поплакали, собрались у колодца и порешили б: принца украсть, привесть к Русалочке, вуменше шары повыжечь, новой паре всем миром хату выстроить с бассейном. Кто знает, какие дети будут. Я думаю, у них бы все получилось, у баб, соответственно, и у Русалочки с Принцем. Все же, в некоторых смыслах Октябрьская революция принесла пользу — больше сказок с хорошим концом.
Май 2015 г.
ГУРИЙ
Мой дед был младше меня на девять дней. Я родилась первого числа львиного месяца августа, а он десятого. Поэтому, он хоть и считался главой прайда, старшинствобыло моё. Дедушка приходился братом своей жене, Дарье Григорьевне — тоже был Григорьевич. Имел Райское происхождение — звался Гурий. Из любимых сказок мне было известно, что Гурии живут в Райских кущах и поскольку они все особы женского пола,получалось, дедушка у них главный. Когда моя тетя, называла его коротко «дядя Гутя»,сразу же получала выговор от внучатой Гурии.
Потрясением стала встреча с женщиной —Гурией, лёлькиной соседкой, оказавшейся на поверку Бабой Ягой, сидящей в валенках при тридцатиградусной жаре, на завалинке своей развалюхи. Наличие черной курицы подтвердило мои подозрения в ведьмачестве бабы Гути и оправдало отсутствие ног у её избушки. Сперла шустрая квохчущая шельма ноги! Оправившись от испуга, признавать старуху Гурией я категорически отказалась.
Гурий Григорьевич — «белый» брат «красного» командира. Первое надолго определило его на земляные работы, второе спасло жизнь.
Главное! Ни у кого не было такого красивого стеклянного глаза, как у деда. Впрочем, дедом его назвать было трудно, даже в пору моей юности. Все незнакомые принимали его за моего папу, когда в воскресный день мы совершали ритуальное шествие по «нашему» маршруту. Григорьевич в синем, габардиновом костюме, голубой рубашке с распахнутым воротом,высокий, благоухающий воскресным одеколоном, ведет за руку маленькую девочку,кукольной внешности и размеров. Большая часть Дюймовочки состоит из пышного платьица, полыхающего алыми маками и красного банта. Дедушка гоооордый! Я первая,и единственная пока, внучка, он сам дал мне необычное, звучное имя. Каждый выходной гуляет со мной, как молодой папаша, а когда может, не только в выходной. Мы идем по родной улице Горького к знакомому магазину, покупаем две шоколадки «Аленка». Большая потом пойдет на угощение домашним, а маленькая, размером с ладошку,принадлежит только мне. Фантики со сказочной Аленкой, аккуратненько уложены в жестяную, раскрашенную коробку. Дальше - место тайное, запрещенное бабушкой страшным заклинанием «близко с ребенком не подходить» — уличная пивная. Стол гораздо выше меня, на уровне моих глаз только металлические крючки для авосек на его единственной ноге, да дедовы синие брюки и начищенные ботинки. За другими столами дядьки, сдувая пену, пьют пиво, жуют рыбку, блаженно покуривают. Что делает дед, мне из под стола не видно. Поэтому на бабушкин вопрос, пил ли он пиво, с чистой совестью отвечаю: «Не знаю», хотя она и так унюхает «всего одну кружку».
Возможно, профессия наложила отпечаток на дедовский характер, но только утаить выпитую рюмочку дедушка не мог от бабушки никогда, не только по причине запаха.«Купил разговор!» — немедленно раскрывала она его тайну. «Купи разговору —поговоришь», — советовала язвительно золовке, комментируя её неудачные попытки душевно побеседовать с братом. Но в трудные жизненные моменты именно дедушка говорил, где нужно и кому нужно веское мужское слово, защищая интересы семьи.На работе и дома проводил он в одиночестве целые дни в мастерской, напевая за работой. Радио в столярке никогда не было. Чистота, запах дерева, кружева стружек. Вся мебель в дедовском доме была сделана его руками. Точеные ноги с фигурой восточной красавицы под огромным, круглым обеденным столом, рюмочки балясин на «последнем этаже»буфета, матовый блеск лака на дверцах шкафа, кожаный корабль дивана, с резной спинкой вместо классической полочки для слоников. «Столяр - краснодеревщик» называлась уважительно его профессия, ныне убитая высокотехнологичным ширпотребом.
Пел. Играл на гитаре, на балалайке охотнее, но если случалось ему петь, все замирали. Густой, мощный голос выдавал натуру волевую, чувственную. «Ревела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали, и беспрерывно дождь шумел, и вихри в дебрях бушевали», — песня об атамане Ермаке, воспринималось бабушкой, как протест всему мироустройству в целом и семейному в частности, она немедленно начинала шикать, что, мол, надо меру знать, пора чай разливать. Бдительность проявлялась уже на первых шагах к бунту. «Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой!» —низко, прочувствованно запевал дед. Обычно жена старалась пресечь митинг и перевести мятежника в безопасное русло: «Ой, папка, не надо о грустном, давай твою любимую».Иногда получалось и «папка» начинал нашу с ним любимую: «Забота наша такая, работа наша простая… И снег, и ветер, и звёзд ночной полет…». Довольно долго я пыталась понять, что такое «извёст ночной полет», придумывая разные варианты вместо того, чтобы спросить, кто такой этот «извёст», придававший таинственную значительность дедовской песне.
Никогда не слышала, чтобы предки ссорились, просто появлялось какое-то напряжение, бабушкина непривычная молчаливость, дед же, всегда был немногословен. Но на семейный уклад размолвки не влияли ни в коем случае. Каждое воскресенье дедушка становился бабушкой. Она не вставала с постели ни свет, ни заря, не проводила время до обеда на кухне. Дед надевал коротковатый ему фартук и гремел отчаянно кастрюлями и противнями. В результате погрома на круглом, накрытом воскресной скатертью столе, появлялись его коронные блюда: холодец с хреном, рыбный пирог, куриная лапша. Меню страдало одним недостатком — перебором специй — соли и черного перца. Я мужественно — солидарно съедала все, сводя на нет бабушкину критику.
Стирка и глажка. Сам процесс я обычно не наблюдала, но дискуссии о его результатах заставала примерно еще с недельку после. Бабушкиной патологией домоводства я страдала лет до тридцати пяти. Стирать, полоскать на 2—3 раза, отбеливать, крахмалить,подсинивать, утюжить каждую складку строго определенным образом, до идеального результата, переживая долго досадные промахи. Однажды Григорьевич был в командировке, помочь вызвалась его племянница, о чем сильно пожалела. Безнадежно «испорченное» бельё, Гурий вынужден был по возвращении перестирать и перегладить заново. Стиральные машины появились не очень давно, и результат их облегчения физического труда некоторое время рассматривался бабушкой критически, до выведения собственной технологии машинной стирки.
Тут надо уточнить одну деталь. Довольно молодой еще женщиной бабушка перенесла инсульт и до конца своих дней самостоятельно передвигалась только по дому с помощью трости, переставляемых табуретов и множества ручек, закрепленных на косяках. При этом, много лет, вела идеально хозяйство не маленькой семьи в огромном доме. Но сейчас речь о дедушке.У них с бабушкой была настоящая семья. Мои родители не смогли повторить и части успеха их тандема. Разве что, дядя немножко приблизился к родительским пережиткам успешного домостроя.
Построить дом, добыть продукты, наладить хозяйственный быт —кладовую, погреб, теплый туалет в доме (в те давние времена!), добыть новейшие чудеса техники, как только они поступили в продажу (телевизор, радиола, стиральная машина, холодильник, увлажнитель воздуха — в 60-е годы, черт побери!), к Новогодним праздникам перебелить весь дом и украсить потолки нежно голубыми облаками, а стены модным «накатом» под обои (можно переделать, если жене не понравится), не забыть шампанское…
Долго берегли меня от взрослой жизни, хранили семейные тайны. Думаю, это к лучшему, иначе человек лишается «детства золотого». Но взросление приходит неумолимо и превращает Деда Мороза в ряженого дядьку с оплаченными подарками. Уже в отроческом, или даже юношеском возрасте, мне стала очевидной бабушкина ревность,а еще позже понятна её причина. Впервые она поделилась со мной, как со взрослой лет в четырнадцать, хотя, наверное, поспешила, или я была недоразвитая, но смысл происшествия постигла не сразу. Сосед — большой начальник Петр Иванович, был на службе, а его супруга — сдобная, изнеженная Людмила Иннокентьевна (за глаза —Людочка), попросила дедушку помочь открыть заклинившую раму. Его не было, со слов бабушки, подозрительно долго и она пошла к соседям. Из дальнейшего эмоционального словоизлияния я поняла, что преступление заключалось в созерцании соседкиного шикарного неглиже (пеньюара) вместо того, чтобы уйти от бесстыдницы, возлежащей в соблазнительной позе на диване, дед продолжал ковыряться с окном. Понятливая подруга разъяснила мне, что раз не уходил — значит, возжелал, изменник! Бабушка-то все экивоками изъяснялась. И уж совсем взрослой от мамы я узнала, что построив после войны дом, дед ушел к другой женщине, по причине внезапной страстной любви. Бабушка осталась с параличом на нервной почве и двумя маленькими детьми. Дед одумался, хотел вернуться, но куда там, гордость, ревность, обида за предательство не только не отпускали много лет, но и подняли на ноги эту железную женщину. Она согласилась впустить мужа только на свадьбу старшего сына, моего отца, и разрешила остаться.
Они пережили вместе «любовь» родины к ним, деклассированным элементам, страшную войну, голод, дедову дизентерию, общую цингу, бабушкину «куриную слепоту», тяжелую стройку под ссуду! Я никогда не слышала упреков и ссор, но дедовское молчание в ответ на любую бабушкину«правоту» стало мне понятным только после «взросления» правдой. Однажды стареющая бабушка еще раз пожаловалась мне на деда, обвинив его в ругательствах, долго не соглашаясь сказать «страшное», очень обидное слово. Через несколько лет я все же допытала её, слово оказалось «падлюкой». Вообще, мне неинтересно было жаловаться на деда, я совершенно искренне не верила и не понимала, что к чему. Кроме того, я всегда немедленно становилась на его защиту, как и он на мою. Я прощала ему не только прегрешения против бабушки, но и по отношению к себе. Раз в месяц проводил он генеральную уборку и тогда, «кто не спрятался, я не виноват». Все, что не там лежало,не являлось вещами их дома, безжалостно отправлялось в мусорку. Жертвами «генералки»стали две пары моих моднейших перчаток, на его же деньги купленных, регулярно забываемых надолго на полке в прихожей. Перчатки было жаль, но как только бабушка начала его распекать, я немедленно перевела все в шутку. На третью пару мне, разумеется, выдали.
Мой сдержанный, молчаливый дед скучал обо мне всегда, а я, подрастая, все реже успевала забегать в дедовский дом. Помню, как он приходил к нам и сидел на кухне с мамой за рюмочкой, говорил свой душевный, «купленный» разговор, потом мы провожали его до такси.
Львы болеют редко, но метко. В нашем прайде все случилось неожиданно и судьбоносно. Я лежала в больнице, были страшные боли и страшная болезнь. Однажды ночью очень уж расшумелись в коридоре и бессонная я, пошла посмотреть, что к чему. У деда был какой-то там постинсультный шок. Он пытался вскакивать, падал с кровати, ничего не соображал, меня не узнал. У меня тоже был шок. Я не могла поверить, что это с ним, что это он, но не кричала, тихонько плакала в туалете. За ним ухаживали сначала дядя, потом отец. Я пришла в родной дом, непривычно пахнущий болезнью, мучением, страхом. Мне сказали, что он никого не узнает, вывезли в коляске. Он узнал меня и заплакал. Я держала его за руку и слезы размывали родные черты, так и не утратившие благородства породы.
День, когда он ушел, был страшным. Я думала, что самое жуткое ужепережила в день похорон бабушки, ошибалась. Отец ушел вниз, в дедовскую мастерскую, и сидел там, тупо глядя на столярный инструмент. Кстати, в свое время папа там именно умер — судьба! Хуже всего стало на кладбище. Было ощущение, будто у меня отрезали всю нижнюю часть тела, невыносимо болело внутри. Не было больше ног, опоры, половины души. И еще — пустые отцовские глаза!
Он ушел, оставил меня без защиты и любви, дедушка с небесным именем Гурий, нарекший меня вдохновительницей, наделивший львиной породой, дедушка, которыйбыл младше меня на девять дней.
2015 г.
Я ВСЕ ЕЩЁ ЕСТЬ
- Ты что тут делаешь?
Две завернутые внутрь лапки, пуговка пупа на барабанчике живота, кнопка обгоревшего носика, васильковые любопытные глазенки, панамка набекрень.
- Слушаю.
- Кого?
- Всех.
- Тут же нет никого.
- А ты?
Задумался. Морщит пимпочку носа, чешет ободранную коленку.
- Без меня ты кого слушала?
- Море.
Замер.
- Оно же не разговаривает.
- Оно шумит.
Слушает.
- Как же оно шумит? Я когда шумлю, знаешь, как громко.
- Оно по-другому шумит. Послушай.
Слушает, приоткрыв от напряжения рот.
- Ф-ф-ф, плям, ш-ш-ш!
- Точно! Волны поднимаются и бегут к нам: «Ф-ф-ф-ф», ударяются о берег: «Плям!», откатываются назад, шуршат камешками: «Ш-ш-ш!».
«Васильки» цветут, сияют от восторга.
- А это что такое: «И-и-и»?
- Чайки кричат.
- Кому?
- Друг другу. Или от огорчения, когда рыбу упустят. Рыбачат.
- Как же они без удочек рыбачат?
- А у них клюв, вместо крючка, вместо удочки, вместо …
- … спинига.
- Вместо спиннинга.
- А ещё что слышно?
- Мама тебя зовет.
Вскидывает головенку:
- Где?!
- Да вот же.
Взволнованный голос приближается:
- Алеша-а-а-а.
Косолапит на зов. Всё, меня больше нет. Вдруг оборачивается:
- А ты не уйдешь? Ещё будешь тут?
- Ещё буду.
- Я вернусь. Будем слушать?
- Будем.
Я всё ещё есть. Он вернётся, и мы будем слушать море.
ДО-РЕ-МИ-ДО-РЕ-ДО...
…Приведённые факты, говорят о том, что сквернословие —это одна из главных социальных проблем нашего общества
(Ишина Татьяна Владимировна)
Экзотические южные цветы на клумбах перед городским театром притягивали отдыхающих и местных жителей, они роились вокруг них на вычурных скамейках сквера,жужжали каждый о своем в тени причудливо постриженных деревьев и шляп. Мы с сынишкой тоже присели отдохнуть после репетиции. Из дверей театра выпорхнуластайка возбужденных подростков, покружила в поисках свободного местечка и опустилась рядом с нами, продолжая громко «чирикать». Через некоторое время мой лингвистичный ребенок заинтересованно спросил: «Мам, а на каком языке они говорят?». Я прислушалась.Они говорили на «нем» — великом и могучем матерщинном русском языке, да так виртуозно, умудряясь не употреблять ни одного не матерного слова, что нетренированному детскому уху трудно было уловить смысл разговора. Впрочем, я тоже с трудом понимала суть беседы. Мальчишки лет по двенадцать — тринадцать говорили громко, ничуть не смущаясь присутствием посторонних. Словарный запас, правда, был маловат, не то, что у моей знакомой доярки, умевшей обложить непослушную корову, этажей этак в пять, с упоминанием одномандатных округов, потому вариаций было немного. Болтовня напоминала «бородатый» анекдот про строителей, несущих носилки с бетоном, где все слова начинались с «ху». Но какие их годы?
— Мальчики, тут еще кто-нибудь есть, кроме вас? — спросила я. Пацаны непонимающе уставились на меня.
— Если тут кто-то еще есть, то почему вы не стесняетесь так выражаться?
Они нисколько не сконфузились, даже не сразу поняли, о чем я толкую. Хорошо хоть пререкаться не стали. А могли.
Как-то я шла по тротуару и неожиданно получила «по ушам» сзади таким громким, жестким матом, что встала, как вкопанная. Кто, вы думаете, меня обогнал? Две девочки лет по десять.
На спортивной площадке мальчишки и девчонки подросткового возраста бурно обсуждали классные новости и ругались, для связки слов, не хуже наших слесарейиз ЖЭКа.
В рейсовом автобусе миловидная девушка рассказывала своему приятелю в «сильных» выражениях о вчерашней вечеринке. Вокруг сидело множество взрослых,некоторые с детьми на руках, и НИКТО не сказал ни слова. Когда я заметила, что ни меня, ни моего ребенка не интересует умение мадмуазели матерно выражаться, она посоветовала мне не слушать. Я заметила, что еду в общественном транспорте, а не личном авто девицы, и она, все же, угомонилась. Народ безмолствовал.
А как старшие могут делать замечания, если гренадерской стати мамаша громогласно, на весь бульвар, спрашивает дочку росточком ей до колен, почему она медленно идет (с их-то разницей в длине ног), в таких выражениях, что покраснели бы извозчики и их лошади. Когда папа на автобусной остановке раздраженно делает выговор девятилетнему сыну, упомянув при этом интимные отношения с его матерью, заканчивая разговор предложением, двигаться в сторону школы на большой скорости, опять же с приставкой «ху». Видно, рассчитывает, что после «крепкой» взбучки дитё принесет из школы сплошные пятерки по русскому и литературе.
Я не ханжа и словарь моих нецензурностей объемный, и употребить могу в определенном месте. Не закричу тактично, ушибивши молотком палец «Ой!Больно!», но... Но, возможно, мы все скоро перейдем на этот язык. Мат и так почти полностью стал языком межнационального общения и не только в устной речи. Осталось немного, до того, как он станет официальным языком нашей страны.
2015 г.
ОБЫЧНЫЕ ЛЮДИ
ПСЕВДО — СЦЕНАРИЙ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ФИЛЬМА
Сцена 1.
Старый дом.
Старый дом, «хрущоба», спальный район. Вид во всей красе. Серая, облупившаяся штукатурка, балконы с «объеденными» подошвами, деревянные, многократно крашеные рамы, двери в подъезды зеленого совдеповского, немаркого цвета. Растрескавшийся, вспученный асфальт, больные, старые деревья, мусорные баки, полумертвая детская площадка. Сгнившая «песочница» и «грибок» над ней, полуразрушенные, кариесные зубы скамеек. Осень, листья уже не золотые — коричневые, но сухо. Небо облачное, без солнца.
Сцена 2.
Старушки.
На убогих скамьях примостились старушки. Укутаны. Шаль на пояснице, поверх пальто или на плечах платок, есть стильная, в берете и шубке. Под собой утеплитель: одеяло розовое, байковое, вязаный половичок из обрезков ткани — «кружок», у «береточной» плед.
«Собрание» расположилось возле второго подъезда, не угловой, значит, не дует, и скамейки две, одна против другой.
Типажи.
«Береточная» — нервная, тощая, волос мало, губы сморщенные, недовольной гузкой, накрашены ярко. «Толстая» — кругом мешки, от глаз до лодыжек, брюзжит медленно и тяжело. Пальто на животе не сходится, подпоясана старым поясом от байкового халата, не в цвет, страдает одышкой. «Молчаливая» — замкнута, больше слушает, кивает или отрицает головой, переживает справедливо лицом. Одета в «честное», советское, серое пальто и «удобные», «осенние» туфли. "Правильная" — лицо добродушное, открытое, в меру пухлая. Смешливая, быстро воспламеняется, но легко уступает, защищает осуждаемых, расстраивается всерьез из-за«скамеечных разговоров». «Обычная» — обычная тетка, не старая и не молодая, не злая и не добрая, похожана вышедший из моды кошелек с двумя пимпочками — защелками. Прическа «гулей» на темечке, вокруг головы мохеровый шарф из бывших дефицитов (в крупную клетку),пальто-балахон не маркого цвета, с рынка, «слоновьи» ноги в полусапожках на высокой подошве (замки до конца не сходятся), толстые, крепкие пальцы с широкими ногтевыми пластинам. Не спорит и не уклоняется, сплетничает в меру.
Сцена 3.
Новый жилец.
Рабочие азиаты выносят мусор из подъезда, грузят в самосвал. Машину с мебелью, разгружают они же. Паркуется простенькая легковушка, из неё выкатывается низенький,крепкий пузан. Одет средне — прилично. По-хозяйски покрикивает на рабочих. Старушки до того шушукавшиеся между собой, обращаются к брюханчику:
— Вы новый хозяин из двадцать четвертой? Сосед наш?
«Колобок» смеется, он на все смеется, с разной эмоциональной окрашенностью.
— Нет, дамочки! Хозяин скоро будет, а я тут за всем присматриваю, — укатываетсяв подъезд.
— Это ж что за человек такой? Богатый?
— Где там, богатый?! Богатый не купил бы в нашей развалюхе.
— А что? У нас стены толстенные — тишина, потолки по три метра. Народу всего — ничего, машин нет. Скоро все квартиры в нашем доме богатые поскупают.
— Скоро нас всех закопают, а дом снесут. Вон, только в нашем подъезде сколь уже померло. Егорова из двадцать второй, лежит пятый месяц, из двадцать третьей, как её?
— Перепелкина.
— Перепелкина, глухая, как пень, уже третий год из квартиры не выходит. В двадцать первой никто не живет, почитай год. На моем этаже какие-то гастрабайтеры во всех квартирах. Уходят рано, возвращаются поздно. Хорошо хоть не орут, не дебоширят, — сквозь одышку выступает Толстая.
— Таджики, они смирные, непьющие, им Аллах не велит, — это Справедливая.
— Так, у вас там померли все старые жильцы, это их дети сдают? — подключается Береточная.
— Ну, да. Машкины….
Дальше обсуждение местных новостей и старостей.Подъезжает дорогая машина, выходит «новый хозяин». Оценочный уровень — вышесреднего, но чуть. Не сволочь, не дурак, так, пофигист. Мужчина в самом соку. Вежливо здоровается, почти проходит в подъезд. Береточная, очнувшись:
— Вы наш новый сосед?
Спокойно поворачивается:
— Да.
— Меня Вера Анисимовна зовут, — кокетничает.
Сосед оценил, вспомнил все прочитанное.
— Позвольте представиться, Иван Николаевич, — почти не ерничает.
«Беретка» поплыла, собралась ответить, но тут вмешивается Толстая:
— Что ж вы, получше не нашли? Домик-то, завалящий, снесут скоро.
— А мне тут нравится, тихо, воздух чистый, соседки хорошие, — подчеркнул.
Каждая отреагировала по-своему. А он скользнул в подъезд.
— Может и не снесут?
У каждой свои мысли, свое «лицо».
Сцена 4.
Котлеты.
Обычная тетка делает котлеты. Это смачное действо. Старая мясорубка, закреплена на столе, фарш, панировка, огромная сковорода шкворчит, так все аппетитно показано,что чувствуешь запах и вкус. «Гуля» где положено, вместо шарфа хлопчатобумажный платок. Камера фиксирует толстые пальцы, ловко разделывающие мясо, особенно подробно — отделение от кости, удаление сухожилий. Телевизор говорит рецепты.
Сцена 5.
Хозяин и тревога.
Хозяин идет по лестнице к себе. Звук шагов фиксируется. В подъезде никого. Хозяин провожает Девчушку — щебетушку, усаживает в такси, возвращается. На первом этаже приоткрывается штора. Снова шаги на лестнице. Все бабки по очереди у ночного окна, после шаги. Глухая и Лежачая у себя с полным отсутствием интереса к внешнему миру. В какой-то момент Лежачая поворачивает голову, будто прислушиваясь, но становится ясно — мостится поудобней. Глухая тоже вроде бдит,открывает занавески, но, оказалось, вешает панталоны на батарею.
Сцена 6.
Юбилей.
У Обычной юбилей. «Гуля» украшена шпилечками с бусинками. Вместо платочка блестящий шарфик. Золотые сережки, цепочка с крестиком на толстой шее. Приоделась с рынка. Гостьи дарят цветы и «полезные» подарки. Ножницы для разделки мяса, сковороду «тефаль». Ставит толстыми пальцами, с плоскими ногтями, покрытыми красным лаком, кушанья на стол. Камера задерживается на котлетах, холодце, окороке. Выпивают. Вспоминают работу. Календарь, передвижное окошечко на дате 13 октября.
Сцена 7.
Воспоминание о работе.
Обычная — молодая. Работает на мясокомбинате. Разделывает мясо. Снова камера фиксирует пальцы, сустав, сухожилие, окорок. «Гуля» попышней, волосы ярко — рыжие, накрашена, платочек вокруг головы завязан бантиком. В цехе с коллегами, среди коровьих туш, свисающих с крюков, смеются, шутят. На всех клеенчатые фартуки.
Сцена 7.
Свидание.
Хозяин в полутемном подъезде, лампочки горят не на всех этажах, поднимаетсяпо лестнице. Только звук шагов в тишине. В противовес тревожной обстановке его довольное лицо. Всплывает картинка — обнимашки с Девчушкой — хохотушкой. Сюжет любой. Перебивка смеха на гулкий звук шагов. Неожиданно скрип двери. Хозяин вздрагивает, оборачивается — вспышка света и темнота.
Сцена 8. Мясо. Скамеечные бабки по очереди, каждая в своей квартире разделывают мясо. У кого «окорочка» дешевые, у кого скромный кусочек говядины. Обычная тюкает поперек большую коровью лытку. Не получается, берет ножовку по металлу и пилит. Пальцы каждой из них по очереди, крупным планом.
Сцена 9.
Пропажа.
Снова шаги в пустом темном подъезде, человека не видно.
Тетки: на первом этаже Береточная у телевизора — смотрит сериал вожделенно, на втором Глухая и Лежачая —каждая в своем ауте, на третьем две квартиры пустые, темно, фонарь льет свет в окна, на последнем, у Толстой чаи, ночнушка, телек.
Щелчок замка, свет на полутемную площадку. Хозяин вздрагивает от неожиданности, потом здоровается. Обычная молчит. Хватается за сердце, валится назад. Хозяин делает шаг в квартиру:
— Что с вами? Вам плохо? Обычная молча кивает, хватает ртом воздух. Хозяин заходит, пытается поддержать, провожает на кухню, усаживает на диванчик. Входная дверь со скрипом закрывается, щелкает замок. Квартиры калейдоскопом, никто ничего не слышал и не видел.
Сцена 10.
На скамейке.
Бабушки под первым снежком рассуждают о пропаже Обычной. Мол, не выходит уже неделю. Заболела или, может, померла. Милицию вызвать? В это время Обычная выходит,как ни в чем не бывало, здоровается, несет мусор на помойку. На обратном пути соседки пытают, не заболела ли.
— Прихворнула. Ноги на погоду разболелись, сил нет. Снег пошел, и отпустило.
Бабульки подхватили, начали жаловаться, обсуждать рецепты натираний. Обычная ушла. Крупным планом её пакет с мусором в баке.
Подъехала машина, в ней Девчушка —хохотушка, выходит, под осуждающими взглядами бабок идет к подъезду. Долго и безуспешно звонит в дверь Хозяина. Возвращается. Старухи смолкают и провожают глазами, как конвойные собаки. Деваха храбрится. В машине, звонит Пузану:
— Нет никого тут. Одни старухи на лавке. Прикинь, я в прошлый раз по — пьяни в другую квартиру ломилась, этажом ниже. Да, хрен его знает, куда он делся. Обещал в Турцию. Черта лысого. Слышно, что Пузан кричит. Девица наглая и спокойная:
— А чо ты орешь? Мне по… ваши дела! — Нажимает отбой — Козел!
В окна смотрят Беретка и Обычная.
Сцена 11.
Откровение.
Машина едет по темнеющим улицам, в окна хрущевки тоже врываются сумерки. Обычная слышит щелчок замка, оборачивается — никого, смотрит на пол кухни и видит лежащего там, окровавленного Хозяина. Хватает ртом воздух, садится на диван, снова глядит на пол — ничего. Вспоминает. Хозяин провожает её на кухню, дверь медленно захлопывается, мужчина усаживает старушенцию, отворачивается набрать воды, она достает чугунную сковороду из-за спинки дивана, он поворачивается со стаканом, непонимающе таращится на сковороду в руках ведьмы. Автоматически протягивает стакан, она бьет его сковородой по голове, он падает. Обычная резво бежит к двери,прислушивается. На нижем этаже, у Береточной надрывается телевизор. Идет обратно.Стягивает клеенку со стола на пол, переваливает на неё Хозяина. Укладывает на спину. Тот неожиданно шевелится, мычит. Обычная бьет со всей дури по голове сковородой несколько раз (пальцы крупно). Садится на диван отдышаться. Подходит к лежащему. Смотрит, встает на колени, прикладывает ухо к груди, потом спешит в прихожую, из старой дамской сумки вынимает дешевое зеркальце, подносит к открытому рту, носу убитого. Удовлетворенно кивает. Изучает внимательно и любопытно окровавленное лицо. Глаза трупа открыты. Звонок в дверь. Тетка вздрагивает. Трезвонят долго и настойчиво.Она не шевелится. На площадке Девчушка-хохотушка слегка навеселе, стучит кулаком в дверь:
— Открывай!
Перетаптывается, хочет в туалет. С трудом находит телефон в сумочке, звонит. В квартире, в кармане убитого, звонит телефон. Старуха в панике. Наконец, догадывается, шарит по карманам, находит, звук становится громче.На лестнице девица, уже спускаясь вниз, услышала отдаленно сигнал телефона,возвращается, матюгается. В квартире. Убийца стукает по телефону сковородой (пальцы крупным планом), дисплей покрывается трещинами, звонок смолкает. Для надежности сует его под струюводы из крана.На лестнице девушка прислушивается к звукам в квартире, снова звонит в дверь и по телефону. Полная тишина. Из трубки: «Абонент находится вне зоны действия сети». Старуха смотрит в окно, вслед удаляющейся девице, из-за занавески. Пятится, натыкается на труп. Обходит, берет в шкафчике лекарство, садится на диванчик, принимает капли. Расслабляется, глаза закрыты. Утром просыпается на кухне, спокойно и привычно занимается домашними делами, пьет чай, все обыденно, труп просто обходит. Потом надевает клеенчатый фартук.
Сцена 12.
В магазине.
В магазине бытовой техники Береточная рассматривает с любопытством ларь — морозильник, спрашивает продавца для чего такой большой. Неподалеку стоит Обычная,смотрит, но не подходит. Продавец неожиданно замечает её.
— Здравствуйте! Ну, как? Довольны покупкой?
Беретка здоровается, с жадным любопытством интересуется, какой именно.
— Вот, дама у нас в прошлом году купила камеру. Очень довольна.
Беретка в изумлении, зачем Обычной такой большой холодильник. Та толкует про заготовки на зиму, ягоды, грибы, мороженые овощи. Соседка задумалась.
— Вы что-то хотите приобрести, помочь? — обращается парень к Обычной.
Она не хочет говорить при соседке:
— Нет, просто смотрю.
На другой день Обычная внимательно инспектирует магазин на наличие соседок.Убедившись, что все чисто, устремляется к знакомому продавцу. Покупает электро-мясорубку и электро — нож.
Старушенции на посту, бдительно интересуются, что в коробках. Отоварилась чем? Обычная говорит, что вещи старые сестра отдала, малы самой. Беретка не верит, озвучивает, что коробки новые. Может, подобрала возле магазина, да поскладывала, оппонируют подруги. Дома Обычная решила испробовать обновки — режет подозрительно толстую кость, мелет мясо. Снова котлеты.
Сцена 13.
Скоро именины.
Звонит телефон в квартирах старух по очереди. Глухой дочка, Лежачей из собеса,Толстой приятельница, Беретке однокурсница. У Обычной тоже звонит телефон. Подруга напрашивается на День рождения. Обычная замерла, затосковала.
В машине Девчушка болтает с Пузаном по телефону, договаривается о свидании в квартире бывшего Хозяина. Ключи-то у него есть. Треплется с подругой. Сообщает, что Хозяин прихватил денежки у компаньонов и был таков, ни слуху, ни духу. Ей ни копейки не дал — жмот. Она нашла себе замену — Пузана, нынче свидание в «гнездышке» Хозяина. Хоть какая-то от него польза, квартира, специально купленная для любовных утех, все равно пустует.
На площадке Обычная столкнулась нос к носу с Пузаном. Оба смущены. Колобок оправдывается — хотел, вещи кое-какие свои забрать у Хозяина. Старушенция делает вид,что верит. Выражение её лица постепенно меняется на радостно-доброжелательное. Возвращается в квартиру, говорит толстячку, что сумку забыла. Тот, довольный, идет наверх. Бабка обзванивает подруг, зовет на именины.
Сцена 14.
Шаги.
В подъезде снова шаги в полумраке. Это Девчушка — щебетунья идет наверх.Обычная подслушивает у их двери. Толстячок уговаривает щебетунью подождатьс подарком, пока он вернется из поездки. Та возражает, мол, и Хозяин тоже обещал, а сам смылся, даже на такси не дал. Колобок обещает на такси и не только. Внизу хлопает дверь,карга на цыпочках бежит к себе. Пузан провожает девицу до такси, садится в своюмашину — уезжать, это видят Беретка и Толстуха из окон. Начинается сериал, они перебазировались к телевизорам. А Колобок вспомнил, что забыл папку в квартире, ворчит, сопит, матюгается, идет обратно. Обычная не отлипает от окна, прислушивается к звукам на лестнице, к телевизору нижней жилицы. Снова шаги, подвыпивший Колобок идет наверх, распахивается дверь квартиры номер 20. Дальше все по отработанной схеме, как с Хозяином. Пузан больше суетится — пьяноват, но результат тот же. Старуха опытными руками обыскивает, вынимает телефон (можно показать как разбитый аппарат летитв реку), раздевает толстяка, достает электро – нож, прочие «инструменты» на столовой клеенке, вокруг все застелено, на ней знакомый фартук.
Всплывает картинка. Обычная в молодости. Колпак, белый халат, фартук из клеенки в кровище, разделывает кур на птицефабрике. Работает увлеченно. Шутит, смеется. Мимо идет плотный мужик, Обычная строит ему глазки, но он подходит к другой, заигрывает. Обычная злится, с остервенением хлопает ножом по куриной шее.У себя в квартире она вонзает нож в шею толстячка. Обычная — маленькая девочка. Смотрит, как мать разделывает курицу, тщательно отделяя суставы, сухожилия, крылышки, ножки.Дома убийца тщательно отделяет суставы толстяка. Всплывает лицо и голос матери: «Нужно вымочить хорошенько и добавить мяса, чтобы поплотней был холодец».
Холодец на праздничном столе. Жареное мясо, котлеты. Все те же гости. С аппетитом едят, расспрашивают именинницу, где берет мясо, рецепт холодца. Она голосом матери:«Нужно вымочить хорошенько и добавить мяса, чтобы поплотней был холодец».
Календарь на стене. Красное окошечко на 13-м октября.
Сцена 15.
Припасы.
Снова осень. На лавочке пусто. Подъезд, дверь квартиры №20. Пальцы, «гуля», платочек. Морозилка распахнута, старуха перебирает в ней, шуршит пакетами, бормочет. На календаре 11 октября. Обычная отодвигает пакеты с морожеными грибами, ягодами, открывается человеческая нога, голова Пузана.
— Тааак, только на холодец и хватит, а котлеты из чего, — хмурится.
Внизу хлопает дверь в подъезд, старуха шаркает к окну, неприязненно смотрит вниз. Шум, разговоры. У подъезда разгружают мебель, молодой мужчина поднимается по лестнице, теперь жилец (или не жилец) въезжает в соседнюю, 21-ю квартиру. Лицо Обычной светлеет. Толстые пальцы тянутся к телефону.
Календарь -13 октября.
Сцена 16.
Кладбище.
Памятники занесены снегом. На них все бабки соседки, по очереди, в том числе и Обычная.
Поминки. За столом Племянница, очень похожая на молодую Обычную.
— Выпьем за тетю нашу. Пусть земля ей будет пухом. Какой человек была, никого не обременяла, а ведь пенсия-то мизерная, Как жила, на что? Даже о поминках своих позаботилась, будто знала, что уйдет. Вон, мяса полный морозильник заготовила. Я котлет нажарила, холодец сварила, все, как она любила. На таких вот, Обычных людях, земля и держится! Царство небесное, вечный покой!
2015 г.
В КРАЮ ПИРАМИД
Всем МЛМ-щикам посвящается
(Людям без чувства юмора лучше не читать)
После Катастрофы, люди оказались кто где. Эти — в пустыне. Были они из разных племен, но языки имели схожие, постепенно научились понимать друг друга, свой образовался, новый язык, и вошел в повседневный обиход. Больше напоминал сленг, да многовато в нем было вспомогательных жестов, но притерлось. Профессии имели разные, большей частью, бесполезные, потому как, навыков, способствующих выживанию, те профессии им не дали. Кладовщицы, нормировщицы какие-то, слесари, бухгалтеры, инженеры непонятного назначения, военные, художники, маникюрши, доктора даже. Но те хоть на что-то годились. Только, без лекарств лечить не умели. Ну, перевязать, шину наложить, диагноз поставить. А что его ставить? У всех одини тот же — голод и холод. Считать особо нечего и не у кого. Бухгалтеры с кладовщиками раньше чужое считали, своего-то раз-два и обчелся, а тут только «обчелся». Технарям разного уровня мастерить нечего и не из чего, копать не приучены, и нечем опять же.
Ну, копать всем пришлось учиться — куда деться, и в основном с помощью природных приспособлений — рук. Военных никто не слушался — одичали все. А им самим никто команд не отдавал, так и не знали, что приказывать. Брели кучно, жаловались друг другу,окапывались от холода на ночь (тут от военных прок был), ели, что найдут сообща или тайком. Наконец, посовещались и поняли — брести дальше бессмысленно, нету ничего,в какую сторону не пойди, а окапываться каждую ночь тяжело, решили больше не кочевать, выбрать место и осесть. А из чего выбирать? Главное, от воды никуда не уходить. Там и зверьё мелкое, какое выжило, обретается, если повезет, можно белком подкрепиться. Но везло редко, мало братьев меньших сохранилось. Решили, особо не усердствовать, чтобы размножались. В будущее, значит, смотрели. И прикармливать животину нечем, сами боялись, чтобы они от людей чего не откусили, некоторые пытались, даже те, что раньше травоядными были. Жить захочешь…
Племя, назовем его так, захотело. Стали договариваться, как жить дальше, чего делать, всем вместе и по отдельности. Бабы заголосили, мужики пусть идут, добудут мамонта, а уж они приготовят, но примолкли. Убивать некого, разве что, друг друга, а было б яйцо да курочка состряпала б и дурочка. Порешили: вместе рыть норы — землянки, вместе ловить тараканов. Ну, и спать всем вместе, теплее все же, и размножаться необходимо, как иначе.
Был у них один мыслитель. А мыслитель в пустыне, что голый на стадионе. Мысли не мысли, есть только то, что есть. Не Моисей все же, на манну небесную и глас Господень рассчитывать не приходилось. Посмотрел он кругом, что, собственно, есть. Глина, песок, вода. И озарила его идея, не новая по прошлым временам, а по нынешним, прямо скажем, бред. Построить пирамиду. Делать, значит, кирпичи из глины, обжигать их и пирамиду строить. Нормировщицы его первыми обложили, тут и так нормировать нечего, нормируй — не нормируй, все одно, по три таракана в деньна каждого, а он стройку затеял. Тараканов надо искать, а не дурью маяться. За каким…она сдалась эта пирамида?! Мыслитель обосновал. Внутри жить будем, снаружи никто не нападет (кому нападать?), нагреется песок и отдаст тепло, как радиатор, сухо, а до вершины достроим, можно будет посмотреть, что там, вдали, за рекой.
Спорили много, едва без тараканов на ужин не остались, ругались, чуть возможности продолжения рода не лишились. Склонила к строительству чисто человеческая мысль — а вдруг все вымрем, хоть пирамида останется после нас. Хеопсова стоит же по сию пору, наверняка. Никто не осмелился задать вопрос, на хрен тараканам их пирамида. Главное — цель появилась — для чего жить.
Да. Дальше что? Египтяне эти сильно умные были. Пока все живущие питекантропы в шкурах шлялись, они уже про золотое сечение и число Пи кумекали. А тут, стороны света с трудом, по восходу и закату. Хорошо, хоть военные соображают маленько без компаса. Архитекторы из них хреновые были, надо ж не только кирпичи из глины делать навостриться, чтоб не разваливались, как спервоначалу было, а чтоб на головы потом не падали. Бухгалтеры с нормировщицами долго считали, а военные рисовали. Доктор однажды хотел внести разлад, когда из-за чертежей этих все голодными спать легли. Это миф, говорит, про строительство пирамид за двадцать с небольшим лет. Там миллионы кирпичей, нужно было столетия класть. А нам, сколько придется? Пустое все. За деморализацию выставили на ночь тараканам на съедение, доктор взмолился о прощении, осознал мотивацию общей целью и замолк.
— Вы, доктор, в строительстве ничего не смыслите, так что, лучше изучайте местную флору — фауну и прочее для использования в лечебных целях. Или экстрасенсорные методы осваивайте. Проученный доктор молчал, все и так знали, что всей флоры и фауны тут с гулькин…нос.
Начертили-таки, на стене землянки палочкой проект, цифры кое-какие записали там же. И принялись. Рассуждали так. Нижнюю часть надо всем вместе строить с перерывом на добычу пищи и её прием, потом народу на стройке будет меньше занято, а на пищедобыче больше. И чем выше пирамида, тем всем сытнее, потому как, больше еды добывается. Еще один стимул работать скорей. А уж как до вершины дойдут — будет благоденствие. И тараканов больше разведется к тому времени, и охотников.
Не буду испытывать терпение любопытного читателя. Пирамиду они построили. Еды, правда, не намного больше стало, видно, плохо тараканы разводились или есть больше стали, дети опять же народились, тоже расход пищи. Да и искусство ловли насекомых — кормильцев плохо развивалось. Тараканы же, всем известно, живут дольше пирамид, потому как приспосабливаются очень хорошо, в отличие от людей. Ясное дело, они прятаться лучше стали. В общем, как было плохо с едой, так и осталось, не сбылась эта мечта. Зато увидеть, что там, на другом берегу реки, получилось. Глянули с вершины, а там тоже пирамида стоит, один в один ихняя, и такие же человечки шевелятся. Не одни они, стало быть, выжили и не их одних светлая мысль посетила. К жизни, кстати, пирамида оказалась непригодна, в золотом сечением не сошлось что-то, внутри кирпичи ухали периодически на головы незадачливых архитекторов. Польза была еще для доктора, научился лечить наложением рук, соответственно, и для окружающих.
Была от пирамиды польза, была. А дабы дух единства не угас, и цель общая новая появилась, решили построить еще одну рядышком, чтобы после племени не одна пирамида осталась.
2015 г.
КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ
«Картинки с выставки» — яркий образец программной музыки со своими особенностями. В ней оригинальным образом сочетаются картинки из реальной жизни со сказочнойфантастикой и образами прошлого.
(Википедия)
Муж часто «приносил» домой подсмотренные картинки. Его умение слышать и видеть смешное, абсурдное в будничной жизни, с юмором, артистично показать в лицах — наш смех до слез.
Пьяный мужчина едва волочит ноги, тяжелая голова тянет вниз. Вдруг узрел красивые женские ноги, поднял голову, впереди девушка с шикарной фигурой.Мобилизовался максимально, но хватило только на то, чтобы слегка ускорить шаг и прохрипеть: «Деушка! Деееушка!». Девушка даже не оглянулась, ускорила шаг. Пьяный тоже попытался ускориться, но споткнулся о камень и сильно ушиб ногу. Когда смог вернуться к преследованию предмета вожделения, красотка была уже далеко. «Ну, и х…й с тобой!» — в сердцах обронил мужик и потащился в прежнем темпе.
Часто пользуюсь чудесной логикой того человека с расширенным сознанием:«Девушка, девушка! Не хочешь? Ну, и х… с тобой!»
Подруга «психологиня» упорно работала на собой. После семинара стоит на остановке, ждет маршрутку. Походит здоровенный пьяный мужик, долго раскачивается рядом, подруга отважно не двигается с места. Неожиданно дядька начинает заваливаться прямо на неё, она автоматически отступает в сторону, тот падает плашмя на асфальт. Семинаристка хохочет, народ таращится. Дама только что,на тренинге, декларировала «самое окончательно и бесповоротное решение —принимать пьяных, какими есть и относиться к подвыпившему супругу с приятием.
Даже последнее китайское предупреждение может оказаться не окончательным.
В троллейбусе одна товарка долго и эмоционально рассказывает другой о своих отношениях с бой-френдом. Вторая увлеченно слушает, изредка подбадривая восклицаниями: «А он? А ты?». В паузе, после особенно длинной тирады снова вставляет: «Ну, а он?». «А что он? Я тебя люблю! Я тебя люблю!» — передразнивает«носовым» голосом девица своего незадачливого возлюбленного.А говорят женщинам главное, чтобы их любили.
Женщинам главное, чтобы их слушали и слушались.
На скамейке в сквере жена читает мужу нотацию. Долго, страстно, с удовольствием исполняет прекрасно отрепетированный монолог. Выговорившись, требовательно обращается к партнеру: «Ну, что ты молчишь?!». Мужчина все это время сидевший с отсутствующим видом, вздрагивает, поднимает голову и удивленно, будто только проснувшись, произносит: «А?».
Как только собираюсь произнести никому не нужную фразу, вспоминаю это «А?».
Приготовила ужин, решила позвать сына. Выглянула во двор — играет с ребятишками в какую-то безбашенную игру. Решила не отвлекать. Проголодается – явится. Скоро сынок прибежал, мыл руки, тараторил: «У Настиной мамы такой противный голос!». Я удивилась: «Что ты? У неё голос красивый. Вспомни, мы на пикнике вместе пели». «Да, прям! Ты не слышала. Она высовывается из окна по вечерам и кричит противным голосом: «Настя! Домой!» — пародировал он. Господи! Спасибо тебе, что образумил!
Наш сын ехал с дружком по длиннющему маршруту в троллейбусе. Круглую, невысокую банку из под селедки они превратили в маску свиньи. Вырезали глазки и смеющийся рот, прикрепили ушки. Получилось похоже и забавно. Подростковая энергия, беспричинное веселье, да еще свиная морда в придачу — это ли не возможность прекрасно провести время в дороге. Транспорт был пустой, они устроились на заднем сиденье спиной к салону, напротив стоял единственный, кроме них, пассажир — мужчина средних лет. Ребята, занятые сами собой, долго не замечали, как дядька неодобрительно смотрит в упор и что-то бормочет. В конце — концов, усекли.Обратили к нему оба лица — мальчишечье и свиное, замерли, тогда мужчина истошно закричал, брызгая слюной, сильно грассируя: «Мне это все бегазлично! Без-гггаз-лично!». К счастью, пацанам было пора выходить. Они выскочили и только тут расхохотались, а одинокий пассажир все еще шевелил губами и размахивал руками в окне уходящего троллейбуса.
Как трудно жить!.. Мертвым с живыми и наоборот.
Два мальчика лет восьми-девяти играют на детской площадке. От «малышевских»горок к ним идет невысокая, но очень плотная девочка-пятилетка, подключается к пацанячьим «догонялкам». Ребята не возражают, стараются быть осторожными, чтобы не задеть младшую, но скоро становится ясно, что опасаться нужно им самим. Девчушка крайне агрессивно хватает их за одежду, рвет, толкает. Отпихнуть, ударить маленькую — нехорошо, можно попытаться отцепить руки, попросить, закричать. Все бесполезно.«Малышка» обнаруживает недюжинную силу. Неподалеку стоит её папа, смотрит на свалку и улыбается. Я спрашиваю, отчего дочка такая агрессивная. Он с гордостью отвечает, что она и в саду всех держит в страхе, никто с ней сладить не может. «Тогда, вы освободите моих детей от вашей силачки, а то им неловко вступать с ней в драку?». Папаша молчит. Один из ребят пытается давить на совесть: «Что же вы дочку так плохо воспитываете? Не понимает, что нельзя приставать к старшим мальчишкам?». «А тыменя не лечи!» — ответствуют родитель. Приходится оторвать кусок майки и спешно ретироваться.
В последующие походы на прогулку, дети проверяли, есть ли там«сумасшедшая девочка», как они её окрестили, а потом уже решали, играть на площадкеили нет. Ну, не бить же её. Даже папу бить бесполезно.
2015 г.
ГРАФ
Граф
«Мельник» хотел стать «Графом», но плутоватая режиссерша «Железная Машка» решила иначе. На роль Графа в Пушкинской«Русалке» назначила прыщавого, «жирноволосого» Ваську Петрова, усмотрев в его немытости признак сексуальности, что самое то по роли.
Высокий, стройный, русоволосый Юра, тоже был на гормональном пике, хоть и без пошлых Васькиных внешних признаков.Чистопородность из него так и перла, что видно и заставило пролетарского вида Машку поддержать «своего». Тем более, театр имел звание «народного». Звание, правда, заслужил переселенный «чуждый элемент» не рабочекрестьянского происхождения. Но он отошел от дел, и заправляла ими теперь воспитанница театра и советского института культуры Мария Комиссарова. Кстати, если читатель решил, будто я специально фамилии подбирала, то зря. Из той песни слова не выкинешь — судьба. Вот,у Юры, фамилия была Смертищев, что тут поделаешь.
Мдааа.… А расстроился он больше не из-за графства, а из-за новенькой «народной» артистки, которую Машка на конкурсе каком-то выцепила и сразу же на главную роль «Русалки» назначила. Ах, какая девочка была необыкновенная! Влюбился «Граф» впервые и на всю оставшуюся жизнь, насмерть. Вот, ведь, фамилия! Только он пока графом не был, это потом, когда всем сталоясно про любовь и про породу, и про «навсегда», его Графом стали звать. А когда спектакль «сдался» и стал «обкатываться» на выездах, Юрик смирился, обрадовался даже — он мог на сцене,на «законных» основаниях обнимать «Русалку», а на не законных, светские беседы вести за кулисами. Стихи ей писал и читал на «капустниках» всяких театральных. Но для Русалки Граф был одним из многочисленных поклонников.
Погруженный в любовные страдания, «пролетел» он с поступлением в институт, и призыв замаячил впереди неотвратимо. Домашние, кстати, не особо огорчились. Страшнее страсти Юриной к Русалке для них ничего не существовало. Род Смертищевых — род профессиональных военных. Старший брат Юрин окончил военное училище и служил, папа на пенсию по выслуге лет собирался. Решили на семейном совете: отслужит мальчик, легче поступит в ВУЗ, и про любовь свою дикую, неразделенную, забудет.Только не оправдались их надежды. Не мог Граф покинуть Русалку, да и тяги наследственной к военному делу не чувствовал. И решил «откосить». Отправился прямиком в психушку и талантливо, тут опыт народного театра и справочник по психиатрии помогли, откосил. Прошел, как положено, все экспертизы, в больничке лежал, а Русалка ему передачи носила и дружеские разговоры вела.
Мама инфаркт получила, папа невроз, брат ступор, а Граф «белый билет». Только ни в какой институт его со справкойиз «желтого дома» не принимали, совсем ни в какой. И пошел он работать, куда бы вы думали? Конечно, грузчиком, но в самый лучший городской универмаг. Все решили, вот оно Графово меркантильное нутро вылезло, но осознали свою ошибку, когдана первое же «8-е марта», преподнес он Русалке сапоги импортные — жуткий дефицит.Так и повелось. Нервно ерничая по поводу своей новой профессии и «душевной» болезни, приносил он любимой самые недосягаемые для советского человека шмотки. А чтобы заработать на них, научился «фарцевать» в команде универмаговских товароведок, неравнодушных к интеллигентному молодомучеловеку.
Думаете, между ними что-то было? Ничуть! Русалка посмеивалась, никаких надежд не подавала, оставляла упорно«в друзьях», меняла кавалеров, как перчатки, надрывая Графское сердце. В период ухаживаний за Русалкой одного пустоголового красавца, Граф в присутствии пассии выпил отраву какую-то,но откачали. Через несколько лет, решился парень на отчаянный шаг, торжественно и официально просил руки Русалкиной у мамаши её, удивив ту безмерно непонятливостью своей. Русалка, между тем, вышла замуж, развелась и снова вышла.
А Граф? Граф, должно быть, из-за устрашающей худобы, казалось, все рос и все больше становился похожим не на графа,а на породистого, недокормленного жеребца.Прошло много лет, и прошел слух, что Граф, наконец, женился. Женился на религиозной девице из баптистской семьи, и сам«обратился». Народил детей и воспитывает их без телевизора,без школы, без театра, будь он неладен. Должно быть, хочет защитить от «Русалок».
2016 г.
РЕПКА
Посадил дед репку и говорит:
— Расти, расти, репка, сладкá! Расти, расти, репка, крепкá!
Выросла репка сладкá, крепкá, большая-пребольшая. Пора настала репку тянуть. Тут беда и случилась. Поселился у деда за забором, стареньким штакетником, сосед новый – молодой, деловой, ушлый. Коттедж себе строил, а на дедов участок и внучку его «глаз положил». И видно, стервец, нарочно ждал, когда репка поспеет, чтобы планы свои исполнить.
Пошел дед репку тянуть. Тянет – потянет, вытянуть не может. А сосед тут как тут.
- Зря,- говорит,- стараешься, репку чужую тянешь.
- Как так, чужую,- изумился старик.- Я её сажал, растил, поливал. На моей земле. Моя репка.
- Садить-то садил и растил, и поливал, но на моей земле. У тебя забор неровно стоит, на мою территорию ты залез, старик, вот документ из регпалаты.
Старик стал воздух ртом хватать, по карманам очки шарить. Наконец вдохнул и позвал бабку. Читали они, читали вместе бумагу, ничего понять не могут. То ли со страху, то ли от отсталости. Позвала бабка внучку. Внучка молодая, грамотная, мигом все смекнула, не зря на дедовы деньги в юридическом училась.
- Все верно,- говорит,- написано. Земля не наша, репка, стало быть, не наша. Нечем в этом году будет за универ платить. Репку ни вытянуть, ни продать, денег взять негде.
Тут и бабка начала воздух ртом хватать. Внучка за валидолом в дом побежала. А сосед в это время с дедом толкует.
- Есть,- говорит,- решение. Вы за меня внучку отдаете. Участок объединяем. За учебу я заплачу и вам за два места в доме престарелых.
Когда внучка с лекарствами из дома выбежала, они уж никому не понадобились. Оба старика отлично отдышались и бегали с лопатой и граблями за новым хозяином репки и их жизни по участку. А тот гарцевал, отмахивался и матюгался.
За скандалом этим забыли все про мышку. Мышка жила себе спокойно в норке, ждала, когда репку тянуть позовут. Уже и хвостик по-хозяйски отгрызла, как долю свою, да чтоб не цеплялся в земле за другие корешки. Слышит шум-гам. Выглянула наружу, что такое, какой-то бугай на кормильцев его, деда с бабкой, замахивается, да ругается. Смекнула, дело плохо. Притаилась, изловчилась и как прыгнет, да как тяпнет нового хозяина за его «хозяйство». «Огородник» взвыл не своим голосом, подпрыгнул не только выше штакетника, выше Бубка, и в хоромах своих заперся. До самого приезда «скорой» носа не высовывал.
Лечился потом долго, все боялся мышиной лихорадки. А зря! Мышка здорова была, а вот ему никакая больница не смогла помочь. Не с головой и совестью, а в смысле женитьбы. Жениться ему теперь оказалось без надобности, только для писанья его «хозяйство» и годилось. Продал он свой дом с участком и уехал за границу в надежде на исцеление и качественную дезинфекцию, чтоб мышей, значит, не было.
Ну, а дед с бабкой, да внучкой, да собакой Жучкой, да кошкой Муркой, да мышкой вытянули репку. Прочие овощи тоже выкопали. На зиму припасы заготовили, лишнее продали, за учебу хотели заплатить, но не понадобилось.
Внучка вышла замуж за нового соседа, хорошего человека. Он и внучку и дедов её обеспечил, да обогрел. Сказка ложь, да в ней намек. На что? Каждый сам решит.
2017 г.
КРАСИВАЯ - ВКУСНАЯ
Красивая - вкусная
Послышался треск сучьев и тяжелые шаги. Кто-то огромный пер напролом через чащу.
«Медведь!»,- испугался Вепрь, но тут же услышал голоса и ослабил руку сжимавшую приклад карабина.
Разговаривали двое. Басовитый бубнил медленно и невнятно, четко проговаривая только одно слово «вкуснаааая», дискант строчил, как из пулемета, но почти все слова были ясны, хотя, одно тоже выделялось особенно.
- Ой! Птичка, какая смешная - серенькая, шустрая! Смотри! Смотри! КРАСИВААААЯ!
- Перепелка! – «взрослым» голосом поучал толстяк (Вепрь почему-то решил про себя, что бас – толстяк).
– Вон сколько их, малявок, в траве! Вкусныеее! Вепрь по-прежнему не видел собеседников, только по шумам догадывался, где они сейчас. Треск сменился шлепками по воде и взгиваньями меньшого, должно быть, от летевших брызг.
- Посмотри, какая рыбка красивааая! – заливался он.
- Форель красивая рыба, - согласился старший и добавил со вздохом,- вкуснаааая!
- Топ, а солнце красивое? – поинтересовался маленький.
- Красивое, - привычно подтвердил Топ.
- А вкусное?- не отставал малыш.
- Вкусное,- согласился тот. И тут же зашелся громким, каркающим смехом.
- Вот балда,- отсмеявшись сказал он,- солнце не съедобное. Да и не достать его, оно, знаешь, как далеко.
Маленький немного посопел, а потом возразил обиженно:
- Ты же сам говорил, все, что движется – живое и его можно съесть, а солнце движется.
- Ишь ты! Сообразил!- удивился Топ.
И тут Вепрь их увидел. Вернее, его, Топа. Он действительно оказался большим и толстым. Безразмерный комбинезон защитного цвета делал хозяина похожим на бронетранспортер, а непропорционально маленькая, лохматая голова, казалась чужеродным предметом на этой махине. Но куда же подевался второй? Сколько Вепрь ни таращился, малыша не увидел. Шевельнуться, сменить позу, ему даже не могло прийти в голову. С первого взгляда было ясно, с Топом шутки плохи. Не смотри, что он так нежно воркует с меньшим. Сожрать не сожрет, но прихлопнет конкурента, как перепелку. «Хотя, может, я и вкусныыый»,- усмехнулся Вепрь.
- Нет, пока всю живность в округе не сожрет, на человечину не перейдет. А про солнце-то, хоть и посмеялся, но задумался – нельзя ли откусить. Где же, все-таки, маленький?Хоть охотник не издал ни звука, толстяк насторожился, замер, прислушался, потянул носом воздух. Но Вепрь тоже был не новичок. Сидел неподвижно, бесшумно, под ветер в сторону от гиганта.
Не обнаружив ничего подозрительного, тот снова заговорил:
- Вишь, показалось.
- Что показалось? - непонятно откуда спросил писклявый.
- Вроде есть кто.
- Кто? Зверь?
- Не знаю, зверь-не зверь…
- Вкусный?- перебил малыш.
- Наверное, вкусный,- согласился Топ.
- Значит, может и сожрать,- пошутил сам с собой Вепрь.
Живая громадина вдруг резко двинулась в его сторону и оказалась совсем рядом. И тут тертый калач Вепрь похолодел. Никакого второго не было. И басом и дискантом толстяк говорил сам с собой.
- Псих!- ужаснулся Вепрь.- Такой страшнее всякого. Это он про себя такой маленький, умильный да пушистый! Значит, снаружи постоянно доказывает меньшому, беспомощному, второму, какой он сильный, главный, агрессивный. Оторвет башку, потом пожалеет, вот, мол, попался глупенький, непутевый, красииивый, вкусныыый.
Озноб пошел по телу волной, но Вепрь, все же, не пошевелился. Топ постоял еще немного в опасной близости от схоронившегося, развернулся и зашагал прочь. Снова затрещали ветки и потек разговор на два голоса. Вскоре все стихло, но Вепрь еще минут сорок изображал в своей лёжке бревно. Потом вылез, подошел к ручью и долго пил воду, склонившись к самой воде, как пьют загнанные животные, спасшиеся от погони.
ШАПКА ИЗ ПИПИСКИ
Одному мальчику давно, в годы дефицита, подарили шапку из крашеной кошки. Мальчик не знал, что его шапка не из норки, а из бродячих Мусек. Он пришел в школу горды-ы-ы-й, а сын директора универмага его обсмеял и всё про кошек объяснил. Мальчик очень расстроился, на родителей обиделся сильно — сильно, прямо убил бы.
Домой кинулся, но родичей убивать не стал, то ли не решился, то ли в детский дом не захотел. И тут ему на расстроенные глаза попался их кот Барсик.— А! — закричал мальчик. — Из таких как ты, уродов, шапку сделали!Схватил котика за хвост и треснул изо всех сил головой о стену. Тот вякнул и умер. Мальчик сначала испугался, что попадет ему, да и кота жалко, вроде привык к нему, а потом, как издевательства одноклассников припомнил, снова злобой вспыхнул, так, мол, ему и надо. Положил труп в портфель и вынес на помойку.
С тех пор шапку под норку он не надевал, в вязаной, из детского мира, ходил. Теплая шапочка и удобная. Он в ней две дырки вырезал. Зачем? А вот зачем. После уроков мальчик шёл ни в кружок авиамоделирования, ни в подворотню, где «Прима» и портвейн, а на пустырь. Там он разгибал отворот на шапке, натягивал её на лицо, так что прорези аккурат на глаза, и Фантомасом таился в щели между гаражами, предварительно разложив кусочки ливерной на видном месте. Вскоре появлялась осторожная, но очень голодная кошечка, и накидывалась на колбасу, а мальчик на неё, глупую. Он бедолагу пытал разными способами, шкуру сдирал и палил мстительно.
Вы думаете, дальше по сюжету мальчик вырос маньяком и стал на людей нападать? Не-е-е-т. Хотя, честно говоря, тянуло, особенно в трудные перестроечные годы, когда на каждом углу делали с человеками то, что он с кошечками. Не смог, не решился. Или психотравма маловата оказалась, или не свихнулся тогда еще окончательно. Но ранимая душа требовала выплеска страданий и нашла, таки, отдушину — живопись. Мальчик стал художником. Непонятым, разумеется.
И вот когда непонятость достигла апогея, когда толстый, сытый критик, сказал, что его картины сплошная претензия, ну, в общем, котик, крашенный под норку, мальчик не выдержал. Опять же, критика не убил, но поджег дверь картинной галереи, где его освистали и не приняли. Хорошо, сигнализация противопожарная в исправности была, так что, мальчика просто полечили от нервного перенапряжения, да и отпустили аффективного на все четыре стороны. А зря. Но они ж про пустырь не знали. Мальчик прямиком из психушки отправился на столичную площадь, снял с себя всю-всю одежду и стал всеми подвижными частями тела размахивать. А на улице холод собачий — зима, а на площади иностранцы — интересуются, про что он там машет. Ну, мальчик от обиды и холода кричать давай, что он не кот драный, а художник, а его тут не понимают, затирают, унижают. Иностранцы обрадовались, вот, говорят, творческую интеллигенцию обижают, надо защитить, и отвезли его к себе на родину. Они ж про котиков убиенных не знали.
Мальчик отогрелся, круассанами отъелся и пошел в галерею, картины свои предлагать. Ему там, через переводчика, объяснили, про котика под норку, и он хотел убить переводчика, но не смог. Тогда отправился бедолага на ихнюю главную площадь, опять же, разнагишался, и, опять же, давай махать. Но климат в Европах мягче, наготой никого не удивишь, это они у нас от вида гениталий на площади возбуждаются, а у себя никак не эррагируют, и не такое видали. Тогда мальчик забежал в ближайший хозяйственный бутик, стащил гвоздь с молотком и бегом обратно, на площадь. Там он сел удобненько, ножки раскинул и прибил свою мошонку прямо к пористой брусчатке. Некоторые туристы и журналисты его пофоткали да кушать ушли, а он остался сидеть нагой, голодный и прибитый. У них Таким в домах скорби обед и кровать не положены, всех Таких кормить за государственный счет, казна разорится.
Другой бы на месте мальчика убил кого или с собой покончил, но он не смог, нерешительный видать был. А кошек и спичек в наличии не имелось. И мальчик решил обойтись тем, что есть. Он отрезал себе пиписку и сшил из неё чудную маленькую шапочку. Кончено, злые языки говорили, что она хуёвая, но это от зависти, потому как, на целый месяц мальчик стал почти Гогеном, без члена, но знаменитым.
Технология реактивного билингвизма - новый подход к овладению иностранными языками
О книге
Данная брошюра в популярной форме излагает суть авторской технологии реактивного билингвизма, принцип, подход к изучению и овладению иностранными языками и не является научным трудом, учебником.
От авторов
Знание иностранных языков стало, с одной стороны, неотъемлемой частью жизни, с другой, настоящей дилеммой. Человек, живущий в XXI веке, желающий быть мобильным, максимально использовать возможности и ресурсы общества, стремится расширить свои представления о людях, вещах, мире в целом.
Изучая новый язык, стирая прежние стереотипы, он обретает новое «я». Знание иностранных языков является большим плюсом при выборе профессии, поиске места работы, выборе направления в образовании. Кроме того, многие жаждут увидеть мир, узнать новых людей, а без языка это сделать очень непросто.
Дилемма заключается в вопросах «как и что»? Как начать? Какой способ выбрать? Что лучше? Сейчас очень много курсов и программ, делающих акцент на определенных составляющих. В основе каждого курса лежит своя концепция, технология.
Авторская школа Анастасии Никулиной «Re-актив» по созданию и внедрению технологий овладения иностранным языком по принципу билингвизма базируется на следующей концепции:
— включение и использование спонтанного реагирования в процессе овладения иностранным языком;
— органичное восприятие иностранного языка по принципу билингвизма, что обеспечивает снятие языкового барьера;
— создание технологий по овладению иностранными языками в процессе совместного творческого процесса;
— их внедрение в процесс овладения языком в качестве ежедневного механизма самообучения.
Причины
Богатый педагогический опыт работы с детьми-билингвами, а также учет психологических установок, сформировавшихся в силу имеющегося языкового опыта, позволили найти оптимальное решение в вопросах принципа, подхода, технологии, метода. Если посмотреть в название школы глубже, в том числе с лингвистической и семантической точки зрения, становится очевидным — в корне есть «актив», что предполагает активную позицию обучающегося. При анализе программ языковых курсов выясняется, что в большинстве случаев студенту предлагается готовый план действий. Однако, в реальной жизни множество ситуаций, не вписывающихся в рамки — заготовки.
Для более четкого понимания приведу пример из собственной практики. Несколько лет назад на первом занятии по немецкому языку ученик, взрослый человек, просил очень просто показать ему, как можно построить элементарный диалог в химчистке. Так как на тот момент я еще работала «на работе», то есть, была частью определенной системы, мне было нелегко отступить от правил, плана, сроков и т. д. Везде были ограничения, которые и меня тоже ставили в жесткие рамки.Но просьба данного ученика помогла мне «очнуться», я поняла, что есть истинный мотив, потребность настоящего момента, и неважно, есть ли опыт такого действия или нет, нужно создать его здесь и сейчас, прожить вместе, взять необходимую часть и пользоваться результатом каждый день.
С того момента я в корне поменяла свое представление о «системе». Я больше не хотела быть в ни числе обслуги, ни в числе гостей, на балу, которым она правит. Даже из чувства вежливости и уважения стоило бы обратиться в первую очередь к ним
Как научиться говорить на разных языках вмесе с ребенком
От авторов
Все в этом мире начинается с нас самих, мы создаем сами свое настоящее, прошлое и, конечно, будущее! История, о которой я хочу рассказать, произошла достаточно давно, но она и явилась началом того, что я делаю сейчас! Начав что-то делать, смотри вперед и не оглядывайся, нет пути назад, закрой глаза и прыгай, беги, делай! Только не останавливайся! Я и представить не могла, что смогу отправиться в дальнее путешествие совсем одна, впервые так далеко от дома! Не было никого, кто бы мог мне указать путь, либо дать правильное решение! Но именно это и научило меня принимать решения самостоятельно!
Еще во время студенчества я по воле судьбы поехала в Германию – страну моей мечты! Я хотела увидеть другую жизнь, познакомиться с людьми, которые мечтают о чем-то другом и говорят на чужом мне языке! Но у меня была цель – научиться понимать людей, язык, способ жизни в непривычных условиях! Это было увлекательное приключение, я не могу описать всего, но есть один очень важный момент, который стал поворотным пунктом в моей жизни! Мы привыкаем делать все по образцу, по плану и шаблону, но в настоящей, реальной жизни этот шаблон часто видоизменен, и действовать по нему не получается, а искать выход из любой ситуации – этому нас не учат! Нам дают готовые знания, мы их берем, какое-то время применяем и благополучно откладываем в «долгий ящик», ключ от которого давно потерян!
Оказавшись в среде изучаемого мной языка, я поняла, что могу учиться каждую минуту, от любого человека! Вокруг меня не было профессоров или методистов, я слушала и применяла! Я смогла обогатить свой язык настолько, что исчез страх «не суметь», «не найти», «не знать» и т.д. Я училась у взрослых и детей, реагировать здесь и сейчас, применять сиюминутно, складывать пазл в сознании и активно им пользоваться! Я перестала «учить специально», неосознанно, я научилась находить связи между простыми закономерностями и явлениями, которых не замечала раньше! Эта история лежит в основе моего подхода, принципа, моей концепции в овладении иностранными языками! Любой человек вполне обучаем, если внутри него есть желание, искра, цель, мотив! У каждого человека есть «доверенное лицо», с которым можно обсудить важные вопросы. Для маленького ребенка самым главным собеседником, доверенным лицом является МАМА! С ней он готов делать все, на веру!
Поэтому я пришла к выводу, что лучшую опору в овладении иностранным языком ребенку может оказать мама! Овладевать иностранным языком – это все равно, что открывать новый мир! Мама открывает мир с новорожденным ребенком, и это действие может повторяться с рождением последующих детей! Но, приобретая опыт овладения языком, мы его не утрачиваем, а можем лишь оттачивать механизм действия! Применять и пользоваться!
Дорогие мамы! Принимая решение открыть для малыша новый мир, вы делаете большой шаг вперед, прорыв! Вас могут напугать разногласия по поводу пользы и вреда билингвизма, но: желание увидеть плохое обязательно приведет вас к этому, а стремление принести пользу себе и ребенку даст вам благо, принесет победы и достижения! Все, что нам необходимо, есть уже в нас самих и вокруг нас! Я с радостью помогу научиться этим пользоваться, более того, я буду учиться вместе с вами! Вперед! К победам!
А. Никулина