Лекция 6. Гелиопольская космогония.

Город столбов

Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать.

Вольтер

Открывая новую фэнтезийную или фантастическую книгу, вам наверняка в первую очередь захочется узнать о мире, в который вы попали; некоторые авторы погружают читателя постепенно, повествуя о созданном ими мироустройстве по ходу действия; другие могут дать в самом начале нечто вроде предыстории, последовательно подводящей к той точке, с которой стартует сам сюжет.

Если рассматривать мифические сказания как фэнтезийные повести, второго принципа придерживаются и составители сборников мифов, так как начинаются они зачастую с космогонии. Мы помним, однако, что у египтян подобных сборников не было, и основная масса знаний об их мифах нам известна из заупокойной литературы, которая вообще не преследовала цели рассказать связную историю. Не только у египтян, но и у некоторых других народов, для которых мифы тесно переплетаются с ритуалами, все важные сюжетные повороты привязаны как раз к последним, и раскрываются лишь тогда, когда это необходимо.

Мне близка позиция учёных, предполагающих, что абсолютно каждый дух-покровитель нома/столицы нома/города/села представлялся в этой местности демиургом, но прежде чем приписать ему ответственность за сотворение бытия, его следовало самого сделать богом и организовать культ.

И этим же фактом обусловлен синкретизм, о котором я рассказывал ранее: при условии, когда бо́льшую популярность приобретает божество, не имеющее отношения к местному покровителю, жречество обычно старается переписать историю так, чтобы либо провести между двумя богами родственную связь, либо попросту слить их в единого персонажа.

Опираясь на теорию, согласно которой все религии выросли из анимизма и тотемизма, и глядя на звериные головы египетских богов, логично предположить, что это — «выросшие» духи-хранители, оставившие лишь небольшой намёк на своё звериное происхождение, в остальном же получившие антропоморфный вид. Процесс таких перемен во внешности называется антропоморфизацией тотемов, а на территории Египта начался примерно в одно и то же время практически в каждом номе.

Подобная «эволюция» связывается с возрастанием человеческих силы и влияния — по-началу почти таких же будоражащих, как и силы неизученной природы, — и с появлением правящего класса. Пока номы ещё являлись самостоятельными протогосударствами, всё должно было идти гладко: местный божественный владыка мыслился таковым, потому что сам ном находился во власти своего князя. Бог и правитель сопоставлялись, отождествлялись, и ничего не предвещало беды, пока не случилось первого объединения Египта и не появился один монарх на всю страну. Как вы помните, никто не знает наверняка, кто был тем первым, зато все знают божество, которому поклонялись первые цари, потому как имя этого божества использовалось в царских титулатурах. И уже в них встречается имя солярного бога — Хора. Однако тот Хор, которого и самого считали правителем Египта, и вписывали в свои тронные имена, принадлежал к младшему поколению богов, и, например, Мюллер полагает, что он точно не древнее своего родственника — Ра, хоть и появляющегося в титулатурах поздней, но оказывающегося почитаемым настолько, что жрецы других городов начинают прибегать к спекуляциям, дабы их родные боги при таком положении вещей не забылись вовсе. 

Да и сами гелиопольцы не стеснялись утверждать, что их город напрямую связан с Солнцем. Поговаривали, что там находился даже священный источник, который в разных версиях называется либо «Источник Солнца», либо «Колодец Солнца»: там божественное светило купалось утром и вечером и оттуда же (вот прям с этого самого места) поднялось, когда только впервые возникло в мире.

Вот только местный космогонический миф в самых древних из обнаруженных интерпретаций указывает на то, что солнцепоклонниками жители Гелиополя были далеко не всегда.

А рассказывали они, собственно, следующее.

Когда не появилось ещё ни людей, ни богов, ни земли, ни света, ни даже времени, существовал только безбрежный Первозданный Океан — Нун.

Из него, окутанного непроглядной тьмой и неподвижного на протяжении многих тысячелетий, вдруг появляется Атум — «завершённый», создавший сам себя.

Руки Атума так и чесались что-нибудь сотворить, а мысль, что неплохо бы в этом царстве тьмы, холода, воды и маленького холмика создать ещё и ветрюгу впридачу, показалась ему весьма недурственной. Однако, сотвори он сейчас ветер, тот поднимет волны, и о дальнейшем творчестве в режиме апокалипсиса придётся забыть. Поэтому одновременно с ветром Атуму показалось целесообразным создать также и то, что его уравновесит.

Так при участии чесавшейся руки (вы не представляете, но у неё даже есть имя: иногда она упоминается как богиня Иусат), детородного органа (да убереги нас всех Мерлин, но мы сохраним невозмутимое выражение лица) и внезапно рта самого Атума появилась первая божественная пара: Шу и Тефнут.

Шу — бог ветра, воздуха и — внезапно! — света, а то и самой жизни; в качестве одного из вариантов перевода его имени встречается «пустота».

И логично предположить, что Тефнут, будучи сестрой и женой Шу, призванной уравновесить супруга, является его дополняющей противоположностью. Поднаторевшие в магии стихий исследователи подумали то же самое: раз Шу — это воздух и ветер, а ветер в Египте — сухой и жаркий, значит, Тефнут как-то должна быть связана с влагой и прохладой. Аргументы в пользу этого умозаключения ссылаются на засуху и мор, которые за собой влечёт исчезновение богини в другом мифе, а также на её имя, консонанты которого дословно обозначают «плевок»; впрочем, Милица Матье в своих работах напротив замечает, что плевался Атум как раз своим сыном, и древнеегипетский «плевок» созвучен именно с его именем, а Тефнут в лучшем случае отрыгнули.

И назвали Отрыжкой, а в худшем — вообще выблевали. Токсикоз такой токсикоз.

Как бы там ни было, дождями Тефнут действительно управляла, но замысел Атума при её создании оказался несколько иным: согласно гелиопольскому мифу, он сотворил Тефнут как хранительницу законов, стабильности и порядка. Помните, я как-то рассказывал вкратце о Маат и её важном значении в мироощущении египтян? Будучи временами самостоятельной богиней, она также нередко отождествляется и с Тефнут. Стабильность, порядок и гармония и должны были, по мнению Атума, стать той силой, что не позволит недоделанному миру развалиться на этапе закладки фундамента.

Помимо этого, высказываются предположения, что Шу и Тефнут обозначали ещё и время, которое у египтян тоже оказалось особенным.

По их представлениям, у времени было два связанных состояния: цикличность и бесконечное повторение с одной стороны, названное «нехех», и неподвижная вечность «джет» — с другой. Они связаны в том числе с наблюдаемой цикличностью самой природы и представляемым вечным пребыванием в загробном мире. Для нас же главное сейчас то, что это время вообще наконец появилось, и нехех представлял собой Шу, а джет — Тефнут.

Кстати, вы помните, что эти трое там не одни? За чадоделием всё это время наблюдал Нун, которому дети, вероятно, понравились, и он воскликнул: «Да возрастут они!», после чего уже только польщённый Атум вдохнул в Шу и Тефнут... ну-у, не совсем жизнь, египтяне так не говорили: он вдохнул в них Ка.

Существует, однако, версия, принадлежащая Текстам саркофагов, по которой ещё до возникновения Холма Бен-Бен Атум, находясь в водах Нуна, будучи, видимо, ещё пока несформировавшейся частью этого первичного бульона и при этом беседуя с ним беспрепятственно, говорит, что будущий сын его, Шу, означающий Жизнь, «пробудит в нём — Атуме — разум и оживит сердце». На это Нун замечает, что пробуждение разума и оживление сердца — это, конечно, замечательно, однако без гармонии и порядка, олицетворяемого Маат-Тефнут, Атум даже с пробуждённым Жизнью разумом (мозгом?) и ожившим сердцем останется в забытьи полудрёмы, если не без сознания, и не сможет подняться из волн Первозданного Океана.

«Вдохни дочь свою Маат и поднеси ее к ноздрям своим, дабы пробудился твой разум. Да не будут удалены от тебя дочь твоя Маат и сын твой Шу, имя коему Жизнь…»

Здесь, в позднем пересказе, оставленном на саркофаге, история приобретает почти философский посыл, проводя различие между «быть живым» и «находиться в сознании»: пробуждает сознание и разум не жизнь как таковая, а гармония и порядок — Маат, и стать самостоятельным, независимым, завершённым можно лишь когда гармония и жизнь работают в связке.

Фанфакт: «поднести к ноздрям и вдохнуть» в египетских представлениях синонимично поцелую.

Нужно отдать Нуну должное: для водной глади у него удивительно острое зрение, так как вокруг всё ещё стояла непроглядная темнота (это при том, что Шу отвечает не только за ветер, но и за освещение). Не столь зрячими оказались только что ожившие Шу и Тефнут, и повествование принимает внезапный оборот: эти двое благополучно теряются. И не где-нибудь, а в самом Нуне.

Я бы на месте Атума попросил Нуна внимательно поискать в себе внуков и вернуть их, бестолковых, на Холм Бен-Бен обратно, но Атум, видимо, решает, что ни к чему беспокоить тысячелетнего старика, и вырывает себе Око, чтобы на поиски отправилось именно оно.

Если чуть забежать назад, можно найти пару версий, как появились люди, потому что им место отведено именно в сцене встречи Атума с детьми, а Ока — с подсидевшим его Великолепным.

Согласно одной версии, Атум был счастлив видеть Шу и Тефнут, и заплакал от радости, а упавшие на землю слёзы превратились в людей.

Согласно другой, плакал не Атум, а Око, и не от радости, а от гнева и обиды.

Встречаются и ещё варианты: бог (правда, уже не Атум) действительно плакал, но не от гнева или радости, а из-за того, что у него не было матери, по отсутствию которой он и убивался так горько, что породил целый человеческий род. В другом тексте человечество связано не столько со слезами, сколько с вызванной ими божественной слепотой, плодом которой и является. Этот последний вариант уже тянет на философские измышления, все же остальные, к слезам приуроченные, порождены каламбурным созвучием в египетском языке слов «слёзы» и «люди».

В другом сюжете, который описывает и Плутарх, к этому напротив приводит конфликт между Шу и молодой парой из-за того, что эти двое сочетались тайком. Возможно, Шу хотелось, чтоб всё происходило у него на глазах, но это не точно.

Существует также отнюдь не уличающий Шу в склонности к подглядываниям этиологический миф, рассказывающий о появлении звёзд. Они — ожидаемый плод любви между Гебом и Нут, но вот незадача: все куда-то деваются по утрам. И вдруг Геб узнаёт, что причина — в его возлюбленной, которая совершенно бесстыдно ест их общих отпрысков, а к ночи рожает новых. На ссору супругов является Шу и поступает так же, как сделал бы любой, у кого есть дочь — встаёт на её защиту: как она ела детей, так и продолжит, благо что она их не переваривает, а рожает обратно к назначенному часу; а если тонкие душевные струны Геба задеваются подобным положением вещей слишком сильно, то и нечего ему тогда обниматься с Нут днями напролёт.

Но как бы там ни было, у влюблённых богов получается родить ещё четверых детей, и в этом мифе появляются два брата — Осирис и Сет, и две сестры — Исида и Нефтида. С ними вы, вероятно, знакомы хотя бы косвенно, да и я их тоже не раз упоминал в связи с сюжетом осирического мифа, к которому мы перейдём поздней, так как на их появлении космогонический миф заканчивается.

Эти четверо — самостоятельные боги со своими культами, «пришедшие» в Гелиополь из других городов. На вопросы «зачем» и «почему» отвечают они же сами, говоря, кем в представлении египтян были: Осирис и Сет, когда-то правившие страной, оба олицетворяют царскую власть; имя Исиды, жены Осириса, и вовсе переводится как «Престол», а имя их сына Хора, как я уже говорил, чаще всего встречается в титулатурах царей первых династий. Правителям было важно подчеркнуть преемственность своего титула, они мыслили себя потомками и/или воплощениями Хора, и появление его семьи в космогоническом мифе Гелиополя является иллюстрацией того, как между местными богами и теми, чей культ приобретает великое значение, проводятся родственные связи. Атум, Шу и Тефнут, Геб и Нут, а также Осирис с Исидой и Сет с Нефтидой становятся семьёй, и всю их компанию называют также Гелиопольской Эннеадой или Девяткой.

Вы заметите мне, что в сказании всё ещё, если только не считать мутную историю с Оком, нет Солнца, а ведь именно вокруг него строился местный культ, и будете совершенно правы.

Основной предмет поклонения отнюдь не вплетается в кружево повествования так же филигранно, как сделали это Осирис и Сет с жёнами. Однако его имя вдруг появляется рядом с именем Атума и записывается через дефис: Ра-Атум. И вот уже в том сюжете, который я вам пересказал, мыслится не хтонический владыка Гелиополя, а солнечный Ра, его поглотивший.

Возможно, чтобы Атуму было не так обидно, в Гелиополе разрабатывается концепция, согласно которой светило мыслится в трёх состояниях: как восходящее, полуденное и закатное. В качестве последнего великолепно подходил местный «завершённый» демиург — Атум, но как воплотились остальные?

Восходящее оказалось у жрецов под самым носом и приняло облик бога Хепри; его имя происходит от глагола «хепер» — «возникать» или «появляться». Сам глагол обнаруживается аккурат в Текстах Пирамид, где говорится следующее:

Привет тебе, Атум, привет тебе, Хепри, который возник сам!

На сцену вступает игра слов, столь любимая египтянами что здесь, что во множестве других своих мифов: Хепри-Атум — возникший сам собой и собою же завершённый — её результат. То, что это именно отождествление и обращение к единой сущности, становится очевидно из ряда других текстов.

Хепри как отдельное божество не имел даже собственного культа и представлялся либо человеком со скарабеем вместо головы, либо вообще целиком — скарабеем, катящим впереди себя Солнце. 

В качестве полуденного светила выступает Ра — бог-Солнце, причём, если смотреть на положение его на небе, самое яркое и сильное. Его отблески ловят навершия гелиопольских обелисков, он — путешественник на двух ладьях: дневной и ночной, он — неутомимый змееборец, и, помимо всех отдельно упоминаемых змей, над которыми он одержал победу, возможно, самая важная змея была отдана ему её же собственными жрецами, соединившими два имени воедино, поместившими Ра на место Атума в ходе сотворения мира и других богов, а Атума понизившими до состояния закатного светила. Помимо того, что Ра замещает Атума в сюжете, описанном выше, или, будучи солнечным лучом, падает на Холм Бен-Бен, после чего тот оживает и становится Атумом, этот солярный бог часто встречается в мифах, имеющих хотя бы косвенное отношение к Гермополю — городу, покровителем которого  являлся Тот, и потому к ним мы вернёмся, когда будем рассматривать гермопольскую космогонию.

Появление Ра не только в космогоническом мифе, но и в самих культах Гелиополя — жреческая инициатива, а пятая династия, при которой местная космогония сформировалась уже полностью, была важной вехой и для возвеличивания этого бога.  И он определённо способствовал развитию Гелиополя, а местным жрецам определённо было за что его благодарить, отстраивая свои столбы. От подобного сотрудничества гелиопольского жречества и правящей династии выигрывали все: одни получали красивую теологическую концепцию, обосновывающую их право на власть, а вторые — развивающийся город и возможность для местного Владыки не кануть в небытие, а напротив — получить распространение своего культа, пусть и в связке с другим божеством.

Город подхватывает культ Солнца добровольно и оперативно, и, например, Мирча Элиаде связывает это, опять-таки, с укреплением власти царя.

Древнеегипетские цари считали себя воплощениями солнечного бога с давних времён. Однако в Египте Древнего царства ещё сохранилась память о том, как царю необходимо было доказывать своё право называть себя Солнцем,  претендовать на бессмертие и находиться на Небе. Доказательство совершалось посредством поединка с Быком Подношений. Мирча Элиаде относит этот этап развития древнеегипетского общества с тем самым противостоянием, возникшим между солярным богом Ра и хтоническим богом растительности и загробного мира — Осирисом. Похоже, что от этого противостояния зависели судьбы всех остальных хтонических богов, включая и Атума. Победа Ра становится очевидна, когда у царя отпадает необходимость что-либо кому-либо доказывать и жертвовать своей жизнью в сражении с опасным зверем, как и представать перед Осирисом на суде: он становится Солнцем по умолчанию, только потому, что он — царь, и нет власти выше, чем его собственная. Он так же владеет Египтом, как Солнце владеет Небом, с этого момента переставшим быть вотчиной бога загробного мира. К Осирису отходит мир подземный, в котором правитель Древнего царства даже не может себя представить.

Культом Солнца, однако, Гелиополис не ограничивался. Большим почтением пользовались некоторые животные, которых будет грешно не упомянуть.

Так, помимо ихневмона и змеи, с Атумом связывают такую же, как и он, не сотворённую никем птицу — Бену. В некоторых текстах она мыслится как нечто отдельное и предшествующее богу, в других — оказывается его собственным воплощением.

Впрочем, связь, между ними проводимая, растёт из того же солнцепоклонничества: Бену символизирует солнечное начало и почитается за душу Ра, так что это можно назвать ещё одним результатом слияния двух богов.

У Шу и Тефнут также были свои божественные звери — пара львов Рути с единой душой на двоих.

Другие два животных почитались уже из-за своей связи всё с тем же Солнцем. Это, конечно, уже упоминавшийся скарабей — плод древнеегипетской любви к словесным играм, — и чёрный бык Мневис, являвшийся не чем-нибудь, а Ба самого Ра. Вокруг обожествляемого животного развился целый культ со своим храмом, специальным жречеством, стадом с жёнами-коровами и детьми-телятами и, конечно, некрополем: после смерти каждого Мневиса мумифицировали по всем правилам.

Несмотря на то, что цари щедро одаривали успешно развивающийся и поддерживающий царскую власть Гелиополь, столицей всей страны он никогда не был, при этом оказывал на неё ощутимое влияние. Некоторые исследователи даже высказывали предположение, будто ещё до того, как Египет объединился при Мемфисе, такая попытка совершалась под началом Гелиополя, однако доказать это, по крайней мере, пока — невозможно, равно как и узнать об этом городе больше, чем уже было сказано: к началу нашей эры от него не осталось практически ничего кроме руин и древних преданий. На месте, где раньше находился великий солнечный город, сейчас располагаются районы Каира (так что в каком-то смысле Гелиополь всё-таки стал столицей Египта), а от столбов, на навершия которых опускался сам Ра, конкретно там остался всего один.

При этом гелиопольская космогония, будучи самой распространённой из разработанных, частенько отзывается в других областях: так, скарабей, например, стал общенациональным символом; такую же популярность получает и ихневмон, чьи статуэтки принадлежат даже Птолемеевской эпохе, указывая на то, сколь долгоиграющим был этот культ, да и мумифицированные останки также имеют место; родственная связь с Атумом проводится уже в космогонии Мемфиса; Геб, продолжая традицию преемственности царского титула, тоже начинает мыслиться царём, правившим перед Осирисом. Местные концепции пользовались уважением даже тогда, когда Эхнатон, принявшийся изгонять из Египта старых богов, обошёл при этом стороной быка Мневиса, признав за ним право воплощать солярное божество, тесно связанное с царской властью. Да и что бы он сделал! — ведь именно в Гелиополе поклонение Солнцу было возведено в абсолют более чем за тысячу лет до рождения Эхнатона.

Однако мы видим, что концепция такого поклонения вырабатывалась тщательно и основывалась на истории божеств, изначально не связанных с солнцем; оно не было создателем мира до того, пока Ра не соединился с Атумом, и Атум также не стал закатным солнцем сразу, как только появился из пучин Первозданного Океана, создав сам себя. В отличие от него, себя не создавала та часть египетской мифологии, которая дошла до нас, будучи отражением жреческой мысли. У мысли этой, однако, тоже была какая-то тактика, которой она придерживалась, чтобы в этих историях отразить не только создание мира вообще, но также обосновать царскую власть и укоренить её преемственностью, полученной от богов.

Вопросы к лекции:

1. Почему Гелиополь назывался Городом Столбов и с каким культом это связано? Что с этими столбами сейчас? (1 балл)

2. Какие элементы в образе Атума отражают черты хтонического божества, а какие — солярного? (1 балл)

3. Какую выгоду извлекал Гелиополь из слияния местного Владыки Атума с царским покровителем — Ра? (2 балла)

4. Какое природное явление могло вдохновить на появление образов Нуна как бескрайнего океана и Холма Бен-Бен как первого участка суши? Какие ещё природные явления отражены в рассказанных на лекции мифах и как? (2 балла)

5. Как миф отражает взаимосвязь Шу и Тефнут? Почему так важно создать их одновременно? Могут ли они, по-вашему, существовать друг без друга? (3 балла)

6. В чём заключаются сходства и различия между вороном и письменным столом ихневмоном, змеёй, Бену и Мневисом? (3 балла)

Дополнительные задания:

1. Темы для докладов (15 баллов):

а) «Змеи в египетской мифологии»

б) «Антропоморфизация тотемов»

в) «Соляризация Верховного Существа»

2. Темы для сочинений (20 баллов):

а) «Зачем писать космогонические мифы для покойников. Только неправильные ответы!»

б) «Почему Атум — Владыка, а Нун — горемыка нет»

в) РПГ-отыгрыш лекции

Да будете вы живы, здоровы и сильны!