Было тяжело, но интересно…

         Моя милая мама, Арапова  Мария Пантелеевна, живет в красивом природном местечке, на берегу реки Обь, Ордынского района, в деревне  Милованово. Рассказать хочу о ней. 

         Годы стремительно летят, не щадя и не жалея. Сейчас ей уже 89 лет, а когда-то  была маленькой, беззащитной девочкой, эвакуированной в самом начале Великой Отечественной войны, вместе с матерью Кулаковой Марией Игнатьевной и младшими братишками Володей и Коленькой, из теплой и солнечной Белгородской области в жгуче-холодную Сибирь, неласково их принявшую. У мамы был ещё один брат, Саша. Случилось так, что он гостил у родственников, когда немцы напали на Украину, да так и остался там. В эвакуации его с семьёй не было.  

         Алтайский край, поселок Ключи, ничем не отличался в то время  от других сел и деревень. Впоследствии  маленькой Маше, а ей было 10 лет, придется столкнуться и с хорошими, добрыми людьми, подававшими ей милостинку для маленьких братиков, и с плохими, которые даже  не пускали на порог. Жить  было негде, ее маму, Марию Игнатьевну, тогда еще молодую и красивую женщину, отправили работать на свиноферму, там они и жили, питаясь с животными. Отработала она там 26 лет, за хорошую работу и большой привес животных, уже  после войны, её отправили на ВДНХ, оттуда она привезла подарок, хорошее одеяло, которое живо до сих пор. Отца, Пантелея Михайловича, призвали на фронт, в мирное время он работал председателем колхоза, сельсовета и райпотребсоюза. После окончания войны он не стал искать семью. 

         Холодными днями и ночами, мама часто вспоминала  родительский  дом, сливовый сад и озеро с лебедями, почему-то никогда не покидающими  его, и плакала, как только может плакать ребенок, у которого украли  детство.  Когда Марина, так её звали в селе, стала чуть постарше, вместе с подружками её направили резать картошку и сушить, сейчас  этот  продукт называют чипсами. В огромных баках картошку мыли, чистили и сушили, а потом в коробках и мешках отправляли на фронт для « наших солдатиков», так ласково мама называла защитников Родины. Было тяжело, ведь мужской силы не было, только женщины и дети. Управляющий  картофельным процессом не давал голодным ребятишкам съесть кусочек картошки, жестоко наказывал, «но мы всё равно умудрялись украсть не сушёную, так сырую картошку, а потом  втайне от него варили и съедали, прямо с кожурой, желудки-то были пустые».  

         Росточком  маленькая, хрупкая, юркая,  на обмолоте пшеничных и ржаных снопов она была незаменима. Автоматизации тогда  никакой не было. В амбаре  она  стояла на высоком  постаменте, с  острым  длинным ножом, а внизу –  огромный крутящийся барабан. Очень быстро нужно было разрезать подаваемый снизу сноп и колосьями вперед затолкать его в это приспособление. Через несколько минут  из металлического  стока сыпалось зерно, будущий хлеб. Так как в других семьях родители не позволяли использовать своих детей на тяжелых работах, то по полной программе доставалось моей маме. Разве сейчас, в век цивилизации и автоматизации можно представить себе, как подросток – девочка, со светящимся фонарем, ночью, впереди тяжелого гусеничного трактора, бежит по не паханому полю, освещая путь машине, потому что на нем не было фар. Мама называла его «Газогенераторный», потому что он работал на березовых чурочках. Однажды, тракторист, сжалившись над ней, посадил впереди на капот, а труба была красной, раскаленной, вот тут она и прижарила себе ноги. 

         Уже после войны, когда маме было 15-16 лет, она вместе со взрослыми мужиками работала в лесу, рубила сучки. Одета была плохо, не по сезону, валенки развалились быстро, так что практически  голыми ногами стояла на снегу. Однажды её, еле живую и промерзшую, привезли домой с обмороженными ногами. С тех пор  они болят. «Меня не щадили, потому что   заступиться было некому, отца не было, а матери некогда. Посылали на самые тяжелые и грязные работы», –  рассказывала она. 

         Когда наступало лето, ей, как и другим подросткам, приходилось работать на покосе. Лошадей угнали на фронт, на заготовке сена для скота  использовали силу быков и коров. «В моём распоряжении был бык  «Козлик»,  я так его звала за прыгающую  походку. Я опоясывала вожжами  копну сена, привязывала  их к  деревянным  перекладинам, и он тащил  её к стогу, здесь уже в паре со мной работали  подростки, такие же, как и я». Этого же быка, запряженным в телегу, использовали  для подвоза  обедов.  «Однажды,  –  вспоминала она, –  я должна была приготовить обед, ехала на телеге и, не теряя времени, прямо тут же,  чистила картошку и бросала в бак с водой. У Козлика случилось расстройство желудка и всё зеленое  содержимое кишечника веером полетело  в меня и в бак с картошкой, ну и было мне потом!» 

         Осенью, со всеми вместе, работала на  зернотоке.  По эскалаторной ленте зерно  ссыпалось  в огромную кучу, которую постоянно ворошили лопатами и зерно подбрасывали на лопате вверх, чтобы просушить. И так целый день и каждый день. На ногах, от колючей шелухи, стали появляться язвы, плохо заживающие и сильно болезненные, на всю жизнь они оставили свой след глубокими рубцами. Совсем другое дело, когда заканчивалась работа, девчонки надевали свои летние незамысловатые платьица  и бежали  на танцы (тачок). Веселились, пели песни под гармошку, как будто  и не работали целый день, не глотали пыль. Наверное, потому что были молодыми. Мама любит  вспоминать  один смешной случай, который рассказывала нам не один раз. Так же, приехав с поля, после работы, девчонки принялись красить брови. Одна подружка, Стюрка, перепутала черный карандаш с красным, потому что было темно, электричества не было. Когда пришли на вечеринку, парни посветили спичками  и  раздался хохот:  «А к нам глухари прилетели!».  

         В 19 лет мама вышла замуж, родила пятерых  дочек – Светлану, Любовь, Веру, Елену и Надежду. Вскоре Верочка умерла от коклюша. Сейчас она совсем старенькая и немощная, но, вспоминая свою прожитую жизнь, всегда говорит «Было тяжело, но интересно….

Елена Яковлева