Н.В.МУРАВЬЕВ
Прокурорский надзор
в его устройстве и деятельности
Москва, 1889
Подготовка текста и примечания
Н.В.МАЗУРЕНКО
(2022 г.)
Н.В.МУРАВЬЕВ
Прокурорский надзор
в его устройстве и деятельности
Москва, 1889
Подготовка текста и примечания
Н.В.МАЗУРЕНКО
(2022 г.)
Н.В.МУРАВЬЕВ
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР
в его
УСТРОЙСТВЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ПОСОБИЕ ДЛЯ ПРОКУРОРСКОЙ СЛУЖБЫ
ЧИТАТЬ ОНЛАЙН
Сей чин якобы око Наше и стряпчий
о делах государственных.
Петр Великий.
ТОМ ПЕРВЫЙ
ПРОКУРАТУРА
НА ЗАПАДЕ И В РОССИИ
Н.В.МУРАВЬЕВ. Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности. Читать онлайн в современной орфографии, в современном написании.
Подготовка текста и примечания
Н.В.МАЗУРЕНКО (2022 г.)
МОСКВА,
Университетская типография, Страст. бул.
1889
Посвящается
Евгении Ивановне
Муравьевой
«Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности» – классический труд известного государственного деятеля, юриста, прокурора, министра юстиции и генерал-прокурора Российской империи Николая Валериановича Муравьева (1850-1908), посвященный истории и организации прокурорской службы в странах Европы и Российской империи.
Выпускник, а затем и преподаватель Московского университета, Н.В.Муравьев стал известен как один из лучших лекторов по уголовному процессу, слушать которого приходили и студенты с других факультетов. С течением времени он стал и одним из лучших судебных ораторов России, и именно его в 1881 году назначают прокурором Санкт-Петербургской судебной палаты и обвинителем по делу 1 марта 1881 года. Муравьев произносит блестящую обвинительную речь по делу «первомартовцев», настаивая на применении смертной казни к главарям исполнительного комитета террористической партии «Народная Воля» Андрею Желябову, Софье Перовской, Николаю Кибальчичу и Тимофею Михайлову. В 1884 году Муравьева переводят на ту же должность в Москву. Затем, в 1891 году, Н.В.Муравьев становится обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената, а через год, в 1892 году – государственным секретарем (статс-секретарем на период 1892-1894 годов). Подготовленные им «обер-прокурорские заключения» считаются образцовыми.
Министр юстиции и генерал-прокурор Российской империи в 1894-1905 годах, Н.В.Муравьев по своим взглядам, которых он, впрочем, никогда не скрывал, был сторонником сильной самодержавной власти – «убежденным монархистом», считавшим оправданным и необходимым стремление к подчинению русской судебной машины «воле монарха», тем самым к превращению суда в «один из органов правительства», что сказывалось в его настойчивом желании ограничить роль суда присяжных и отменить принцип несменяемости судей. В течение почти целого десятилетия Муравьев был известен как один из самых преданных и дельных сотрудников Императора Николая II, как довольно жесткий министр юстиции.
Несмотря на «тенденциозность общественных устремлений», отмечавшуюся коллегами-современниками, его блестящие судебные речи издавались и в годы советской власти. Будучи профессиональным ученым, министр юстиции Н.В.Муравьев всегда ратовал за развитие юридической науки, он постоянно консультировался с ведущими специалистами России в той или иной области юридической теории и практики, способствуя проведению «съездов криминалистов» и других общественных совещаний. При Муравьеве в 1902 отмечалось столетие учреждения Министерства юстиции, которое было отпраздновано весьма скромно.
В 1905 году следует отставка Муравьева с поста генерал-прокурора и министра юстиции. Это был своего рода протест против санкционирования правительством верноподданнического шествия рабочих к царю во главе со священником Георгием Гапоном, против которого Н.В.Муравьев решительно возражал. Сразу же после 9 января 1905 года Н.В.Муравьев подал в отставку и уехал в Рим, где в 1905-1908 годах служил русским послом в Италии.
Предлагаемый вниманию читателя его капитальный труд по истории прокурорских органов, по мысли автора, является могучим пособием для прокурорской службы. В книге излагается история и значение прокуратуры в истории западных стран и России. На момент написания книги (1889 г.) Н.В.Муравьев являлся прокурором московской судебной палаты. Автор труда намеревался выпустить его продолжение, издав свою работу в двух томах.
Первый том озаглавлен «Прокуратура на Западе и в России» и состоит из двух частей. В первой автором изложены основные понятия о прокуратуре, происхождение и ход ее развития в Западной Европе, а также ее положение во Франции, Германии, Австрии, Великобритании и ряде других стран Европы конца XIX века, при этом наибольшее внимание отведено Франции. Вторая часть содержит исторический очерк развития русского фискалата и прокуратуры от Петра Великого до 1880-х годов, и особенно периода судебной реформы императора Александра II. В заключительных главах работы Н.В.Муравьев довольно подробно касается соображений авторов судебной реформы и различных вариантов законов, рассматривавшихся в момент их принятия. Второй том задумывался автором как руководство по русской прокурорской службе, но так и не был издан. Текст обильно снабжен ссылками на использованные западные и русские источники, законодательные акты, а в приложении приведена аннотированная библиография литературы о прокуратуре на иностранных и русском языках.
В 1892 году Н.В.Муравьев, будучи сотрудником Тюремного комитета, проживал в Санкт-Петербурге по Михайловской улице, дом № 1–7 [1]. В 1893-1894 годах, состоя членом Санкт-Петербургского Английского Собрания, Н.В.Муравьев объявил свой петербургский адрес: Миллионная улица, дом № 9. [2] В 1894-1905 годах, будучи министром юстиции, он жил в служебной квартире в здании Министерства юстиции (Екатерининская улица, дом № 1; нынешний адрес: Малая Садовая улица, дом № 1 [3] – Итальянская улица, дом № 25, тот же дом) [4].
Публикатором книги Н.В.Муравьева осуществлен, условно говоря, «перевод» ее текста со старой русской орфографии на современное правописание и пунктуацию, в примечаниях также даны толкования встречающихся в тексте разного рода устаревших русских слов и выражений, приведен перевод латинских, французских, немецких и английских фраз и текстов, а также даны пояснения упоминаемым в тексте малоизвестным историческим терминам, событиям и явлениям.
Николай МАЗУРЕНКО
Читать или скачать книгу в современной орфографии в формате pdf
можно ЗДЕСЬ.
[1] Адресная книга города С.-Петербурга на 1892 год. Под ред. П.О.Яблонского. СПб., 1892, ч.2, с.132.
[2] Список господ членов С.-Петербургского Английского Собрания с 1 марта 1893 г. по 1 марта 1894 г. [СПб., 1893], с.26; Стодвадцатипятилетие С.-Петербургского Английского собрания. 1 марта 1895 года. СПб., «Типография С.-Петербургского Градоначальства, Миллионная, 17», 1895, [Список], с.33.
[3] Адресная книга города С.-Петербурга на 1896 год. Под ред. П.О.Яблонского. СПб., 1896, ч.3 («Алфавитный указатель жителей»), с.215; Весь Петербург на 1905 год. Адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. СПб., «Издание А.С.Суворина», 1901, Отдел 3 («Алфавитный указатель жителей»), с.438.
[4] Весь Петербург на 1901 год. Адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. СПб., «Издание А.С.Суворина», 1901, Отдел 3 («Алфавитный указатель жителей»), с.388.
Цель настоящего труда уже отчасти указана в его заглавии; она состоит в том, чтобы посредством сжатой, но возможно полной разработки учреждения прокурорского надзора в его устройстве и деятельности дать пособие для прокурорской службы. Необходимость в нем едва ли подлежит сомнению. Правительственному деятелю, который интересуется и дорожить своим занятием, нельзя довольствоваться знанием текста соответствующих законов и примерами вседневной практики. Просвещенный взгляд на дело и сознательное ему служение, эти два условия достойного успеха, идут дальше, проникают глубже, далеко за пределы юридической техники и канцелярского делопроизводства. Историческое развитие институтов, сопоставление их различных типов, научная их доктрина и догма положительного законодательства, рассматриваемая в связи с потребностями жизни – все это требует особого внимания и, расширяя профессиональный кругозор юриста, предохраняет его от казуистической сухости и бюрократического застоя. Это вполне применимо и к особой области прокурорской службы. Прокурор должен знать, во имя чего он действует, как сложились и видоизменяются различные стороны его деятельности, в чем заключаются задачи ее отдельных проявлений, и в принципе, и в бытовой их обстановке. И не одному прокурору полезны познания такого рода: юрист всякой иной профессии, учащийся или начинающий по судебной части, наконец, просто любознательный читатель могут встретить надобность в систематическом изложении оснований прокурорского института, столь важного в правительственно-общественном строе вообще и в судебном в частности.
Между тем на русском языке до сих пор нет сочинения, специально посвященного прокуратуре, кроме краткой брошюры покойного Н.А.Буцковского, изданной 22 года тому назад, и ныне, при всех своих достоинствах, не удовлетворяющей вышеприведенным требованиям. Отрывочные данные о прокурорском надзоре приходится отыскивать по разным произведениям и журнальным статьям, которые непосредственно касаются других учреждений и только косвенно прокуратуры, или же имеют своим предметом целые отделы правоведения. Является поэтому уместным и своевременным восполнить этот пробел и тем облегчить пользование обширным запасом сведений о государственном установлении, которое, существуя в России более полутораста лет, в своем теперешнем виде действует уже около четверти столетия.
Вспомогательный характер предлагаемых очерков определяет их скромный план и направление. Это отнюдь не ученый трактат, а именно пособие. Вовсе не претендуя быть всесторонним исследованием прокуратуры, оно представляет свод всех главнейших сведений и данных, нужных или по крайней мере полезных для обстоятельного с ней ознакомления. Согласно такой цели, и метод их обработки принят смешанный, эклектический: последовательное, общее обозрение истории, теории, догмы и практики прокуратуры как на Западе, так и в особенности в России, учреждения которой составляют центральный предмет предпринятой работы.
Все сочинение разделяется на два тома, соединенных внутренним единством содержания, но могущих каждый иметь свое отдельное значение. Первый том содержит в себе, так сказать, общую часть, которая, в свою очередь, распадается на два отдела или части. В первой из них излагаются основные понятия о прокуратуре, происхождение и ход ее развития в Западной Европе, а также современное положение ее в важнейших государствах Запада, причем наиболее места отведено отечеству прокуратуры – Франции. Вторую часть того же тома занимает исторический очерк русского прокурорского надзора, с указанием затем выдающихся сторон его по судебному преобразованию Императора Александра II и в их практическом применении до нынешнего времени включительно. Второй том задуман как руководство собственно по русской прокурорской службе. В нем шаг за шагом подвергаются подробному рассмотрению все ее отрасли и виды, все действия и отправления, из которых она слагается. Материалом для этой особенной части главным образом послужили учения действующего права на основании точного смысла мотивов и официальной интерпретации закона, разъяснения и мысли, высказанные в нашей процессуальной литературе и многолетний личный опыт автора на всех ступенях прокурорского надзора двух столичных судебных округов. Сюда же присоединены практические указания по канцелярской технике и прокурорскому делопроизводству, вместе с его главнейшими формами и образцами.
В надлежащих местах сочинения сделаны ссылки на законодательные и литературные источники, а в приложении помещен библиографический указатель прокуратуры для справок на случай ближайших и непосредственных занятий ее вопросами. В тексте нередко приводятся подлинными словами более характеристические отзывы и мнения ученых и писателей; казалось предпочтительнее злоупотребить цитатами, чем перефразировать то, что уже раньше так хорошо и метко выражено авторитетами. Всюду организационные вопросы трактуются по возможности отдельно от предметов деятельности, а в тех и других принципы теории поставлены наряду с выводами практики. В заботливости о простоте и цельности изложения было приложено посильное старание не загромождать его излишними специальными подробностями, в ущерб капитальным пунктам. Все то, что ниже сказано о прокуратуре, или принадлежит к общим и коренным понятиям о ней, или имеет насущный смысл в ее практическом существовании и обиходе. Если и не удалось достичь здесь многого, то первая попытка, быть может, проложит путь последующим. Учреждение русского прокурорского надзора со всеми примыкающими к нему вопросами заслуживает изучения и давно уж ждет исследователей.
Еще одно замечание – pro domo sua [5].
[5] Pro domo (sua) – «за свой (собственный) дом» в смысле «в защиту своих личных интересов». Латинское выражение, сделавшееся ходячим благодаря речи Цицерона с этим заголовком, в которой он говорит о себе самом.
Своим трудом автор горячо желал бы принести хоть некоторую долю пользы делу, которому им лично отдано немало годов и сил. Но искренняя преданность этому делу, с его высокими задачами, заставляет и в самых бескорыстных пожеланиях ему успеха и процветания, быть осторожным, сдержанным; не нужно забывать той старой истины, что идеализация иногда вредит учреждениям, также как и людям. Однако же, именно в этом отношении не идет ли настоящая работа навстречу упрекам и порицанию? Не скажут ли автору, что он преувеличивает значение и ценность прокуратуры, и в круге ведения ее чинов рисует перспективы трудно достижимые? Отрицая справедливость такого нарекания и в доказательство ссылаясь на все дальнейшее, где темное очерчено наравне со светлым, и опасности, ошибки, увлечения отмечены рядом с заслугами и преимуществами, автор, тем не менее, готов признать, что книга эта написана не для восхваления, но и не для принижения прокурорской деятельности. Пособие всегда имеет в известной степени назначение учительное, дидактическое, а в убежденном наставлении недостаточно еще выяснить, как должно действовать, нужно показать, что так поступать велят долг совести и благороднейшие побуждения души. Только то изображение службы государству и общественному благу плодотворно, которое, не скрывая правды, способно пробудить или поддержать живое сочувствие к изображаемому поприщу. Любовь к делу еще никогда, нигде и ничего не портила, тогда как равнодушие, апатия, рутина все искажают и всему препятствуют. Поэтому, и в самой прокурорской службе, и в изложении начал ее лучше все-таки, даже держась на среднем уровне, стараться о приближении к тому, который возвышается над обыденными, затягивающими шаблонами. Действительность и без того быстро и беспощадно берет свое. Но если идеалы высоки и крепки, то и неизбежное понижение их до реальной почвы будет слабее, менее заметно и ощутительно…
§ 1. Определение и общие понятия. – § 2. Главные задачи и руководящие начала прокурорской деятельности. – § 3. Развитие и главнейшие типы прокуратуры. – § 4. Научные вопросы и общее значение прокуратуры.
В старинном обычае предпосылать всякому юридическому изложению краткое, но по возможности полное и точное определение его предмета есть несомненно много хорошего. При всей растяжимости общих формул первое ясное понятие о правовом институте дается всего легче именно вступительным изображением его в крупных и выпуклых очертаниях. Если из многих описательных признаков выбрать наиболее существенные, характеристические и наименее спорные, то сопоставление их образует средний тип учреждения, которым исчерпывается его социально-юридическая природа. Логически развиваясь в ряде последствий, эти признаки обрисовывают предмет с разных сторон и точек зрения, и в отвлеченном, теоретическом виде, и исторически, во времени, и сравнительно, в пространстве. Такое элементарное определение правового института прямо вводит в круг относящихся к нему общих понятий, основных начал и важнейших явлений. На пороге догматического изучения и знакомства с практикой выступает наглядная картина общественных и индивидуальных потребностей, интересов, задач, отношений, из взаимодействия которых и возникает стройное государственное установление.
В составных частях юридического определения, удовлетворяющего своему назначению, должен заключаться краткий ответ на вопросы: из кого состоит учреждение, где оно действует, какие задачи лежат на нем, и в чем главным образом проявляется его деятельность. Ставя эти вопросы относительно прокуратуры, мы получаем a priori следующее общее ее определение. Прокуратура есть постоянное государственное установление правительственного характера, состоящее из иерархической системы единолично действующих должностных лиц, призванных по долгу службы быть в отведенной им преимущественно судебной области блюстителями закона, представителями публичных интересов и органами правительства. Действуя в этом качестве, прокуратура ведает: 1) преследование публичных преступлений перед уголовным судом и 2) наблюдение за охранением законов в деятельности тех или других учреждений, вверенных ее надзору.
Рассмотрим ближе отдельные части этого определения для того, чтобы выяснить применение его в действительности.
Как постоянное государственное установление правительственного характера, прокуратура противополагается временному поручению, частному уполномочию и адвокатуре с ее общественно-частным характером. Прокуратура является не только институтом государственного права, но и частью правительственного устройства, таким же деятелем государственного механизма, как войско, дипломатический корпус, суд в тесном смысле, администрация, полиция, финансовое ведомство. Неотъемлемою принадлежностью прокуратуры служит определенная степень предоставленной ей власти, состоящая из целой комбинации прав и обязанностей. Пользуясь первыми, неся вторые, прокуратура осуществляет присвоенную ей долю правительственной власти в общей сфере государственной службы и в общеустановленном порядке правительственной деятельности. Поэтому прокурор есть должностное лицо, камера его – присутственное место, распоряжения и действия – официальные правительственные акты.
Представляя собою иерархическую систему единолично действующих чинов, прокуратура тем самым прежде всего резко отличается от всякого коллегиального установления, члены которого действуют всегда совместно, с общего согласия и на совещательном основании, с поглощением личности коллегией, отдельных мнений общим решением. Напротив того, в прокуратуре каждый из чинов ее действует сам за себя, на свой личный страх и по крайнему разумению своей личной совести, посредством напряжения своей единичной воли. Отсюда, однако же, вовсе не следует, чтобы между отдельными действиями и деятелями прокуратуры не было связи, чтобы первые работали вразброд, ничем не сплоченные, а последние не имели иного руководства, кроме личного импульса и понимания. Уже из понятия о «иерархической системе» чинов как существенном признаке прокурорского учреждения, вытекает внутренняя связь его членов, основанная на строгом проведении в нем таких начал, которые соединяют должностных лиц в крепкое органическое целое, способное к сильному воздействию и дружной деятельности. Начала эти – иерархическая дисциплина и единство. Дисциплина, связывающая прокурорских чинов сверху вниз и обратно, выражается в подчинении низших высшим, и всех вместе – общему правительственному главенству. Это подчинение, обусловленное призванием и положением прокурорской власти в ряду других властей и в отношении правительства, отнюдь не механическое и безграничное: с ним совмещается возможная свобода совести и убеждения. Образуя строго дисциплинированную иерархию, подчинение не исключает известной независимости слова и действия там, где это согласуется с задачами учреждения. Единство организации и деятельности прокуратуры облекает разных чинов ее одними и теми же служебными полномочиями и сообщает им деловую солидарность. Объединенные друг с другом, они действуют в принципе нераздельно, все как один и каждый как все. Учреждение не заслоняет лица, подобно коллегии, но стоит непосредственно за ним, поддерживая его своим неразрывным с ним единением, в котором по закону экономии труда скрывается один из залогов силы. Прокурор говорит и пишет от имени всей прокуратуры. Но в смысле ответственности это не значит, что деятель прикрывается институтом, а знаменует лишь правильное ее распределение: ответственность личная лежит на первом, общественная – на втором, нравственная – взаимно на обоих.
Прокуратура действует по долгу службы, т. е. обязательно, ex officio [6], не потому, что так хотят отдельные чины, а потому, что так предписывают законы об их обязанностях. Этим принудительным или обязательным свойством прокурорская служба отличается от всякой частной самодеятельности, хотя бы в общественном интересе, из гражданских побуждений. Если прокурор не исполняет своих обязанностей по производству дел, относящихся к его ведению, его понуждает к этому начальственное приказание, которое может быть вызвано и частной жалобой заинтересованного лица. Бездействие прокурорской власти при наличности поводов к ее приложению есть нарушение долга службы и, смотря по важности, или дисциплинарное упущение, или даже преступление по должности. Но обязательно только вообще действовать в установленном порядке, самые же приемы действия и предпочтение одного из нескольких факультативны и подлежат усмотрению того должностного лица, которое отвечает за движение и исход предпринятого производства.
[6] Официально (лат.).
Характер и пределы области, отводимой для деятельности прокуратуры и влияющей на всю постановку ее учреждения, зависят от взгляда законодателя на главнейшие, ниже излагаемые ее задачи. Если из них преобладает функция законоохранительная, надзор, то ввиду его повсеместной необходимости и деятельность прокуратуры совершается в огромной области управления вообще. Сюда входит собственно администрация, суд, финансовые дела казны или фиск. Везде наблюдение вверяется прокуратуре, все делопроизводство поручается ее надзору, и институт ее получает общеконтрольное значение. Прокурор является контролером законного порядка во всех государственных установлениях, без различия ведомства. Совпадая с кругом их ведения, такая прокурорская деятельность распределяется не по содержанию – оно одинаково и по судебным, и по административным делам, – а по объему прав надзора (высший, низший, ближайший, задерживающий, протестующий) и по пространству действия (центральный, коллегиальный, местный). Эта постановка прокуратуры свойственна более всего начальным стадиям ее развития, когда потребность правительственного надзора за присутственными местами и постоянного их побуждения к исполнению обязанностей особенно ощутительна, по молодости или несовершенству общественного строя, и сказывается сильнее всех других интересов, удовлетворяемых впоследствии деятельностью того же учреждения. Но по мере того, как развиваются понятия о государственном организме и новые условия общественного быта, вырабатывается убеждение, с одной стороны, что в таком общем и всюду проникающем надзоре нет настоятельной необходимости, а с другой – что, благотворный на бумаге, в действительности он весьма трудно достижим и недостаточно производителен. Вместе с тем расчленение уголовно-судебных функций (на судейскую, обвинительную и защитительную) и надобность в особом органе для публичного уголовного преследования в суде открывают перед прокуратурой судебное поприще, которое и становится преимущественной сферой ее деятельности, все более и более принимающей судебный характер. Замыкаясь в этой сфере, занимаясь только или главным образом судебными делами, прокуратура делается учреждением, состоящим при суде, принадлежностью судебного ведомства. Члены ее входят в состав судебной магистратуры и подчиняются высшему органу заведывания судебной частью, министру юстиции. Это не устраняет, впрочем, некоторого обмена разнородных функций между прокуратурой, построенной на судебной почве, и сопредельным ей административным ведомством. В своем устройстве прокуратура сохраняет многие административные элементы, а в своей деятельности служит живым соединительным звеном между судом и управлением. При этом ей иногда предоставляется в виде изъятия некоторое участие в делах административных, куда она вносит элемент судебный, юридический, специальное знание законов и охранение их истинного разума при применении их с ее содействием.
Термин «блюститель законов» (conservator legis, gardien de la loi, Wächter des Gesetzes) есть один из коренных эпитетов прокуратуры, выражающий собою один из главнейших ее атрибутов. В этом качестве прокурор следит за исполнением закона в тех учреждениях, которые вверены его наблюдению. Это своего рода юридическая цензура, приставленная к присутственным местам, непрерывный надзор за целостью в них законного порядка. Применяя закон, они, конечно, и сами обязаны неуклонно соблюдать все его требования. Но для большего обеспечения особый контроль в этом отношении возлагается на прокуратуру, что как бы указывает на недоверие законодателя к учреждениям. Наблюдательная функция прокуратуры состоит из двух логически связанных частей: 1) наблюдения за тем, чтобы законный порядок не был нарушен, и 2) принятия мер к его восстановлению, когда нарушение уже последовало. Отсюда двоякая деятельность прокуратуры: предупредительная, направленная к тому, чтобы не допустить нарушения, каковы просмотр и пропуск определений присутственных мест, протест на них в высшие инстанции и другие средства контроля над производством, и карательная, имеющая целью восстановить уже нарушенный порядок посредством преследования нарушений и нарушителей. Одним из видов этой последней отрасли является и уголовное преследование преступлений, которое также можно вывести из наблюдения за тем, чтобы граждане не нарушали запретительных предписаний уголовного закона. Как блюститель закона прокурор наблюдает и за верным его пониманием и толкованием; это обязанность юрисконсульта, отправляемая смотря по району действия только при суде в форме заключений о применении закона, или также и при административных учреждениях. В суде – прямом органе закона, призванном охранять его своими приговорами и решениями, – консультативная обязанность прокуратуры может иметь значение не столько единоличного закономерного надзора, в котором суд теоретически едва ли и нуждается, сколько юридической помощи судье со стороны правительства, заинтересованного в том, чтобы всеми зависящими от него мерами ограждать и гарантировать правильное исполнение закона. В охранении его прокуратурой следует отличать идею такого охранения и самую наблюдательную функцию, посредством которой оно проводится, причем эта идея даже в отвлеченном своем виде для прокурорского института гораздо важнее и плодотворнее внешних ее проявлений в особых обязанностях. Последних может и не быть, но принцип охранения закона должен проникать всю деятельность прокуратуры, придавать и ей оттенок той высшей справедливости, которая воплощается в законе.
Большая часть законов, с которыми суд имеет дело, касается прав и выгод государства или общественного блага. Поэтому прокурор – блюститель законов – естественно служит в то же время и представителем публичных интересов. Все вообще государственные установления более или менее осуществляют их в своей деятельности, так как все существуют для государственной и общественной пользы (salus publica suprema lex) [7].
[7] Salus populi suprema lex esto (с лат. – «Да будет благо народа высшим законом») – латинская фраза, впервые высказанная Цицероном в сочинении «О законах» (De Legibus).
Но именно на прокуратуре лежит специальная обязанность оберегать эти интересы в судебном состязании или правовой борьбе сторон, составляющей форму и сущность современного процесса. Суд предполагается спокойным и беспристрастным решителем этого состязания, в котором прокурор выступает как бы поверенным государства, адвокатом представляемого им общего блага. Таково положение прокуратуры прежде всего в уголовных делах, где интерес государства заключается в репрессии доказанного преступления. Нормальная формула уголовного процесса, единственно разумная и справедливая, сводится к юридическому спору государства с заподозренным или обвиняемым, свободно защищающим себя по вопросам о виновности и наказании. В этом споре прокуратуре принадлежит право и обязанность от имени государства доказывать виновность и требовать наказания, иначе говоря – власть обвинительная или уголовное преследование. В том же публичном интересе действует прокурор и в гражданском процессе, когда отстаивает или разъясняет законные права государства или лиц (физических и юридических), которые нуждаются в особом его попечении по своей юридической беспомощности. Французская юриспруденция выработала по этому поводу целую «теорию общественного порядка» (theorie de l’ordre public), защищаемого прокуратурой при каждом случае его нарушения. По этой теории, все, о чем в законах постановлено ради общественного порядка (государственной пользы, общего блага и проч.), все, что поэтому не может быть окончательно разрешено соглашением частных лиц между собою, чем они не могут распорядиться по своей частной воле или усмотрению (quod voluntate privatarum mutari non potest), – все это подлежит ведению суда, не иначе как с участием прокуратуры. Она вступается в судебную борьбу, или сама ведет ее во имя публичных интересов, представительство которых кладет на всю прокурорскую деятельность безличный отпечаток действий, чуждых всякой выгоды, расчета или своекорыстия. А так как публичные интересы в своем идеальном виде не должны ни в чем расходиться со справедливостью, то и деятельность эта приобретает высокий нравственный оттенок. Не за себя, не за какого-либо реального клиента с его личными стремлениями и нуждами борется прокурор в судебном производстве; он имеет в виду лишь благосостояние и безопасность всех своих сограждан, соединенных в общественный союз основными началами человеческого общежития. Последовательно проводя этот основной принцип в своей деятельности, прокуратура должна избегать всего, что несогласно с ним или может помешать его применению. Для нее публичный интерес везде стоит на первом плане, и самое охранение закона в ее действиях достигает своей цели в том лишь случае, если идет с ним рука об руку.
Как орган правительства («agent du gouvernement», «Organ der Regierung») прокуратура действует уже и в двух предыдущих качествах настолько, насколько вообще блюсти законы и ограждать публичные интересы относится к ближайшему призванию правительства. Прокуратура есть непосредственное его орудие; через нее правительство следит за соблюдением закона в своих учреждениях и оберегает интересы общественного порядка в различные моменты гражданской жизни. Так, если преступников – нарушителей уголовного закона рассматривать как внутренних врагов этого порядка, то правительство при помощи полиции и прокуратуры защищает от них внутренний мир и спокойствие страны, подобно тому, как от внешних врагов ее защищает войско. Уголовное преследование признается в современном государстве одною из правительственных функций; как таковая, она и исполняется правительственным же органом – прокуратурой. Далее, правительство, заведуя казною и финансовыми интересами государства, поручает их судебную защиту, между прочим, и прокуратуре в форме или активного представительства, или в виде консультативного участия в производстве. Наконец, в суде и в судебном ведомстве прокуратура занимает положение правительственного уполномоченного и агента. Из огромной сферы общегосударственной власти волею верховного ее носителя выделяется самостоятельный суд, творящий правосудие по законам и по разумению судейской совести. Исходящее из того же высшего источника правительство не вмешивается в самое отправление правосудия, но обязано, для исполнения своих задач, принимать в этой функции обвинительное и наблюдательное участие, что и достигается посредством состоящего при судах прокурорского института. Через него правительство сносится с юстицией, наблюдает за ее деятельностью, пресекает всякие в ней беспорядки и получает все сведения, нужные ему для управления судебной частью. Прокуратура обыкновенно всюду подчинена министру юстиции, стоящему у самого кормила высшей правительственной власти. Прокурор не только «око», но и «рука» правительства в деле правосудия. Этим обусловливается прямая зависимость учреждения и чинов прокуратуры от правительства, назначение и сменяемость последних по его усмотрению, беспрекословное повиновение их приказаниям свыше в границах, впрочем, точно обозначенных законом. Но так как и правительство может состоять из людей, доступных ошибкам или заблуждению, то при естественной гибкости всякого зависимого орудия возникает опасность личного произвола, давления на правосудие, гнета или излишней податливости прокуроров. Опасность эта устраняется принципиально правильною постановкою прокуратуры при практическом выполнении ею указанных ей задач. Между видами и намерениями правительства и требованиями закона и интересами общественного порядка не должно быть разлада, те и другие должны совпадать или, по крайней мере, примиряться, не враждовать. Если в прокуроре, в видах поддержания правомерности его деятельности, беспристрастный блюститель закона и безличный представитель публичных интересов не уничтожаются органом правительства, то и этот последний не имеет поводов изменять справедливому и благонамеренному образу действий.
Сложность оснований, на которых построена прокурорская деятельность, вносит в ее отправление некоторую неизбежную двойственность. Как блюститель закона и представитель публичных интересов прокурор подчиняется только предписаниям закона и указаниям своей совести; как орган правительства он находится в полной от него зависимости. Для соглашения и совмещения этих двух положений служит разграничение, берущее за исходный пункт тот или другой момент в деятельности прокуратуры. Это разграничение принадлежит к числу труднейших вопросов прокурорской службы, тем более, что на практике всякие подобные границы часто неуловимы и легко стираются. Яснее и удобнее всех других внешний признак, процессуальный момент времени: деятельность вне и до суда, отмеченная по преимуществу характером распорядительным, признается зависимою, все же действия перед судом, имеющие своим предметом применение закона к фактам в публичном интересе, считаются свободными от всякого начальственного стеснения.
Сообразно активному свойству правительственной функции и прокуратура как орган ее находится в постоянном трудовом движении и борьбе. Уже одно уголовное преследование требует особой энергии, всегдашнего напряжения и готовности к нападению и защите – словом, всех качеств воинствующей, так сказать, деятельности. Она немыслима без тесного обобщения деятеля с руководителем, т.е. без полной солидарности между правительством и прокуратурой, которой нужна могучая поддержка сверху для того, чтобы свободно и успешно действовать внизу. Правительство дает прокурорам инвеституру, правильное руководство, законные поручения; прокуратура же обязана перед правительством разумным повиновением, точностью в исполнении распоряжений, правдивостью в донесениях. Правительство может многого достигнуть через прокуратуру и должно иметь возможность твердо опереться на нее. Но чем больше ее значение в этом смысле, тем выше должны быть ее законная самостоятельность и нравственный уровень, тем строже общественная ее ответственность.
Таким образом, все три составные части общего призвания прокуратуры крепко друг с другом связаны. Разъединить их можно, только разрушив целость всего учреждения и изменив его юридическую сущность и общественную физиономию. Так напр., без наблюдения за охранением законов, прокуратура останется лишь государственной адвокатурой или собранием правительственных поверенных, не имеющих коренных свойств магистратуры как института или особого сословия, предназначенного применять и ограждать законы. Если же у прокуратуры отнять значение органа правительства, то она окажется учреждением, оторванным от своего источника, и прокурор явится как бы добавочным судьею, действующим и говорящим рядом с настоящим судьею, слушающим и решающим. Обе эти комбинации вполне возможны, но ни одна из них не составляет истинной прокуратуры, которая существует лишь при одновременной наличности исчисленных выше признаков и функций.
Место прокуратуры в общей системе, а, следовательно, и в изучении права определяется ее принадлежностью в обширном смысле к государственным установлениям, а в тесном – к суду и в то же время к органам правительства, как власти исполнительной. Поэтому постановления о ней включаются и в государственное право, и в судоустройство, составляющее часть судебного права, и в другую часть его – процесс. Обыкновенно, впрочем, учение о прокуратуре относят к так называемому судебно-уголовному праву, или уголовному судопроизводству, с эпизодическим выделением в область гражданского процесса немногих ее обязанностей по участию в нем.
Первая и главная задача современной прокуратуры заключается в публичном уголовном преследовании, под которым разумеется деятельность, направленная к изобличению лица, виновного в преступлении, с целью подвергнуть это лицо назначенному в законе наказанию. Деятельность эта, носящая название обвинительной, состоит из собирания данных для обвинения и самого обвинения перед судом. В таком определении уголовное преследование, производимое прокуратурой, принадлежит к научно-историческому типу, преобладающему в юридической культуре цивилизованных народов нашего времени. В основание уголовного преследования могут быть положены весьма различные начала, сообразно которым и различается его форма, причем видимыми, отличительными ее признаками служат интерес, во имя которого преследование ведется, и тот или другой его субъект или деятель. История уголовного преследования в его последовательном развитии указывает две основные его формы: 1) частную, когда оно производится частным лицом, реально пострадавшим от преступления, ищущим за него возмездия в личном интересе, для восстановления своего права или получения того или другого удовлетворения, и 2) публичную, когда идеальным субъектом преследования выступает общество или государство во имя отвлеченного блага и общественных (публичных) интересов, страдающих от преступления. Публичное преследование, смотря по непосредственному своему органу, может быть: 1) народное, когда каждый гражданин, как таковой, пользуется правом и несет нравственную обязанность преследовать в общем интересе преступление, не имеющее никакого личного к нему отношения, или 2) официальное, должностное, когда преследование делается правом и юридическою обязанностью назначенных государством должностных лиц. Но и это последнее официальное преследование может быть отправляемо через различных деятелей и различными способами. Оно или а) вверяется тому же судье-инквиренту [8], который в своем лице совмещает все функции уголовного правосудия, т.е. следователя, обвинителя, защитника и судьи, и основывается на розыске виновности и невинности. Или же преследование б) возлагается на особое предназначенное к тому государственное учреждение, отдельное от судебной власти в тесном смысле и состоящее при ней под именем прокуратуры. В противоположность розыскному, или следственному преследованию, к котором начатие и ход дела, а также и сам обвиняемый предоставлены в полное распоряжение следователя, прокурорское преследование производится вполне или отчасти в порядке более или менее обвинительном, т.е. в форме разрешаемого судом состязания прокурора с обвиняемым. По приведенной генеалогии вид уголовного преследования вообще, преследование публичное, есть понятие родовое, заключающее в себе два производных или видовых: первой степени – об официальном должностном преследовании и второй степени – об обвинительном преследовании и о прокуратуре.
Изложенная классификация может быть выражена в следующей схеме:
[8] Следователю
Каждая из этих форм преследования отвечает и известной форме уголовного процесса, характеризуя ее своим исключительным господством или преобладанием. Частное преследование есть институт простейшего состязательного процесса, который сводится в личному спору двух частных противников перед судьей, не идущим далее их доказательств и требований. При публичном преследовании в этот спор вступает государство как властный его участник или сторона, вносящая в процесс безличное начало общей пользы. Способы разрешения спора усложняются, так как для удовлетворения преследующей стороны уже недостаточно условной истины, представляющей формальной вывод из домогательств обеих сторон; требуется открытие истины материальной, действительной, которая предполагается более доступной беспристрастному государственному чиновнику, нежели заинтересованной частной стороне. Народное преследование неразлучно с широкими формами народного суда, решающего, кто прав и виноват в уголовном состязании гражданина-обвинителя с гражданином-обвиняемым. В официальном преследовании отражается замена народного суда должностным, назначенным от государственной власти, которая берет в свое ведение все отправление правосудия. Спор равноправных сторон обращается в розыск судьи над обвиняемым, получающий полное свое выражение в так называемом инквизиционном процессе. Когда же против этого последнего вследствие многочисленных его недостатков, между прочим, и смешения уголовно-судебных функций, наступает реакция, вызывающая возвращение к прежним обвинительным формам процесса, то свойственное им разделение этих функций и, между прочим, отделение преследования от постановления приговора является одним из существенных элементов нового порядка вещей. При этом развившийся и окрепший принцип государственности уже не допускает оставления уголовного преследования в частных руках и, признавая в ней неотъемлемый атрибут государственной власти, вручает его прокуратуре. Как орган уголовного правосудия прокуратура подходит всего более под смешанную форму процесса, в которой начало обвинительное, ограждающее личную свободу частного лица, по возможности примиряется с обеспечивающим
общественные интересы началом официального розыска. Прокуратура легко совмещает оба начала и способствует их соглашению: она ведет официальное преследование, руководит первоначальным розыском, уживается и с розыскным, и с обвинительным следствием и, наконец, поддерживает на суде настоящее обвинение. Если же решительно ограничить ее функцию только одним государственным обвинением, т.е. представительством публичных интересов в уголовном суде, то она может служить органом преследования и в обвинительном процессе самого чистого типа. В новейшей конструкции уголовной юстиции судебная власть в обширном смысле расчленяется и, выделяя органы, ведающие уголовно-судебные функции, распадается на суд или судебную власть в тесном смысле, следователя, или власть следственную, и прокурора, или власть обвинительную. Теоретическая организация этой последней резюмируется следующими общими положениями.
Государство имеет право и обязанность для ограждения закона и публичных интересов преследовать все преступления, кроме немногих уголовно-частных правонарушений; с этою целью, озабочиваясь наиболее правильным и успешным осуществлением преследования, оно вверяет его особо для того предназначенному учреждению – прокуратуре. Отдельная и независимая от суда, она состоит при нем, имеет судебный характер и обставлена как строгими условиями личного состава, так и гарантиями его ответственности перед законом и обществом. Организованная таким образом, прокуратура в известных более или менее широких пределах свободно распоряжается преследованием и приводит в действие все нужные для него наступательные средства, чему противополагается оборонительное действие абсолютно или относительно равных средств защиты. Регулирование этой юридической борьбы и разрешение спора, составляющего ее узел, исходит от независимого суда, произносящего свои беспристрастные суждения на основании оценки по совести доказательств, представленных ему прокуратурой и защитой. Вместе с тем в устранение монополии преследования частное лицо, потерпевшее от преступления, пользуется правом не только отстаивать свои интересы наряду и совместно с прокуратурой, но и всецело заменять ее в случае бездействия или отступления.
В итоге, из указанного выше тройственного призвания прокуратуры вообще, в связи с обвинительным построением ее уголовной деятельности в частности, оказывается, что по теории производимого ею уголовного преследования оно должно быть: закономерное, целесообразное для публичных интересов, правительственное и по возможности обвинительное, т.е. противопоставленное защите.
Другая, наблюдательная или охранительная задача прокуратуры значительно уступает первой, обвинительной и в качественном, и в количественном отношении. Публичное уголовное преследование само по себе так обширно и сложно, а производство его требует от прокуратуры так много времени, сил и труда, что на долю надзора остается только небольшая доля области ее ведения. Но это результат только позднейшего развития прокурорского учреждения. В его истории надзор за соблюдением законного порядка и интересов казны обыкновенно предшествовал уголовному преследованию, которое явилось уже одним из его последствий и проявлений; теперь же надзор служит в прокурорской деятельности как бы добавлением к преследованию. Прежде законоохранительная функция господствовала, и надзор исчерпывал собою призвание прокуратуры, выражаясь повсеместным контролем правительственных действий и распоряжений, протестом против тех из них, которые прокурор признавал неправильными, и принятием мер к приостановлению их исполнения, пока высшая власть, извещенная прокурором, не выскажет своего решения. Теперь же, когда из правительственного надсмотрщика за соблюдением законного порядка в правительственном же делопроизводстве прокурор сделался более всего государственным обвинителем, к этой функции свелись главнейшие задачи и были приурочены все принципы учреждения. Что же касается до надзора, то он, с одной стороны, замкнулся в судебной сфере, стал наблюдением за охранением порядка в судебном ведомстве, а с другой – и здесь получил лишь крайне ограниченное применение в виде возбуждения дисциплинарной ответственности и донесения по начальству о замеченных беспорядках и упущениях в судебных местах. Обязанность надзора вовсе не представляет необходимой принадлежности прокуратуры в теории, последнее слово которой даже и заключается в освобождении ее от этой функции и в сосредоточении всех сил ее на одном публичном преследовании. Новейшее законодательство (напр. австрийское) делает опыты именно в этом направлении. Но самая идея закономерного надзора, будучи, как уже выше сказано, одним из коренных понятий прокурорского института, неразлучна со всякой его организацией и должна проникать собою все его задачи, независимо от их содержания. В отношении обвинительной деятельности идея эта выражается в следующей краткой формуле: прокуратура, преследуя виновных, имеет в тоже время попечение о том, чтобы от законного порядка не было отступлений ни в пользу обвинения, ни в пользу оправдания. На прокуратуру не возлагается не свойственная ей положительная защита законных прав обвиняемого, но ей вменяется в обязанность отрицательно наблюдать за тем, чтобы и эти права, как все основанное на законе и им охраняемое, не были нарушены.
Всякая правильно организованная юридическая деятельность должна быть построена на известном руководящем начале, которое систематически управляет ее действиями и ведет их к единой общей цели.
Для прокурорской деятельности такое руководящее начало заключается в главном и первом призвании прокуратуры: это закономерность, согласование с законом всего, что от него уклонилось, начало законности, Legalitätsprinzip немецкой доктрины. В отведенной прокуратуре области она обязана всеми имеющимися в распоряжении ее средствами домогаться соблюдения везде и всегда законного порядка, а при малейшем его нарушении – немедленного его восстановления или наступления определенных законом последствий этого нарушения. Исполнение обеих прокурорских функций, обвинительной и наблюдательной, есть осуществление одного и того же начала закономерности, так как и преследуя преступление, т.е. нарушение закона, запрещенное под страхом наказания, и принимая установленные меры к пресечению беспорядка в делах и учреждениях, прокурор стремится к одному и тому же – к восстановлению нарушенной законности. Из закономерности как руководящего принципа прокуратуры вытекает ее обязанность в пределах предоставленной ей власти охранять законность всюду, где окажется хотя бы малейшее от нее отступление, приступать к законному воздействию везде, где того требуют какие-либо признаки правонарушения, и не оставлять этого воздействия до тех пор, пока не будут исчерпаны все законные средства к восстановлению порядка. Неисполнение прокуратурой такой обязанности представляет ничем не оправдываемое упущение, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло. Случайный недосмотр, апатичное равнодушие или умышленное послабление только квалифицируют или оттеняют вину, которая равносильна презумпции, сопровождающей каждое происшедшее в круге прокурорского ведения правонарушение, если по поводу его прокуратура молчала или бездействовала. Поэтому само собой разумеется, что поставленная на страже закона прокуратура должна строго соблюдать его и в своей собственной деятельности. Прокурор, сам нарушающий закон – это своего рода contradictio in adjecto [9], явление, глубоко извращающее самую сущность прокурорского учреждения и требующее поэтому немедленного устранения. Все прокурорские действия и распоряжения, в которых, как и в судейских, нет места личному произволу, должны исходить из одного начала закономерности; в нем боевой лозунг и профессиональное знамя прокуратуры. При безусловном проведении этого начала в обеих отраслях прокурорской деятельности конечные задачи каждой из них ставятся весьма категорично. Прокуратура обязана: 1) преследовать все без исключения наказуемые деяния, и 2) принимать зависящие от нее меры к устранению или исправлению всех без исключения беспорядков или неправильностей по делопроизводству, порученному ее надзору.
[9] Contradictio in adjecto (лат., контрадикцио ин адъекто) – противоречие между определяемым словом и определением (напр., сухая влага); внутреннее противоречие, абсурд.
Строго говоря, никакие обстоятельства или соображения, посторонние точному смыслу и даже букве закона, не могут стеснять прокуратуру ни в самом приступе к законным действиям, ни в дальнейшем их производстве и окончательном завершении. Можно подумать, что с исключительно легальной точки зрения даже известный тезис fiat justitia, pereat mundus [10] не является парадоксом для прокуратуры. Но, кроме легальной, есть еще и другая точка зрения, нравственно-житейская, которую ни в каком юридическом учении нельзя упускать из виду, под опасением впасть в излишний ригоризм и мертвое доктринерство. Summum jus summa injuria [11] – азбучное положение, не менее заслуживающее внимания.
[10] Латинское словосочетание, означающее «Да свершится справедливость, даже если погибнет весь мир» (то есть независимо от практических последствий этого).
[11] Римская пословица (лат.: суммум йус сумма инйуриа), означает: «Чрезмерно точное осуществление права порождает наивысшую несправедливость».
Жизнь не ждет закона и часто опережает его или, выбиваясь из-под его малоподвижных, иногда механических рамок, рядом с ним создает такие условия и комбинации, которые не только сильно влияют на степень и характер его исполнения, но даже фактически упраздняют или изменяют его первоначальное значение. Далее, при самом применении закона возможны весьма нежелательные крайности, согласные с его буквой, но глубоко противоречащие его духу и истинным намерениям законодателя. Благоговейное исполнение его предписаний на практике может выродиться в мелочный педантизм, в узкую казуистичность, при которых исполнитель перестает видеть из-за формы внутреннее содержание. Отсюда при подобных столкновениях жизни с законом множество трудно разрешимых коллизий и необходимость для устранения их держаться на той нелегко уловимой границе, которая отделяет юриспруденцию от юридического буквоедства. С такими коллизиями приходится считаться каждому юристу-практику, но прокуратура, этот специальный блюститель закономерного хода жизни в должностной или судебно-уголовной области, встречается с ними особенно часто и притом иногда при трудных и жгучих обстоятельствах. Живой орган государственной власти, ее именем отстаивающий перед судом справедливые интересы общества и правительства, прокурор обязан сообразоваться с ними, а они практическою силою вещей рядом с началом законности выдвигают начало уместности и целесообразности (Opportunitätsprinzip [12]).
[12] Принцип целесообразности, противоположный принципу законности (нем.).
Начало это не нарушает принципа закономерности, не должно ему противополагаться и по отношению к нему занимает место подчиненное и второстепенное, но, тем не менее, служит могучим рычагом в гражданском обороте и потому непременно требует себе признания. Отказывая в этом последнем, прокуратура вступила бы в разлад со своими общественными задачами и нередко делалась бы вместо незаменимого фактора общежития лишним для него бременем и помехой. Так, бывают исключительные случаи, когда явления действительности складываются в формальные признаки преступления, а между тем судебное его преследование и приложение к нему уголовной кары представлялось бы лишь бесцельным соблюдением внешней обрядности или даже могло бы причинить обществу или отдельному лицу гораздо более вреда, чем самое нарушение закона. Перед такого рода случаями обвинительная деятельность прокуратуры должна остановиться и сложить оружие, торжество которого здесь не было бы торжеством справедливости и истинных общественных интересов. Не менее важна целесообразная уместность действий прокуратуры по законоохранительному надзору, где факты обыкновенно не укладываются в рамки карательных постановлений, а наблюдение за исполнением закона другими легко может проявиться в виде придирчивости, которую в житейском обиходе отождествляют с ябедничеством. Затем самые законы о прокурорской деятельности, как и всякие другие, не в состоянии предусмотреть всего бесконечного разнообразия жизни, всех казусов и затруднений практики. Устанавливая только общие нормы и пункты, наиболее существенные или предельные, они отдают все лежащее между ними во власть свободного самоопределения отдельных органов прокуратуры, от усмотрения которых зависит поступать так или иначе в том или другом конкретном случае. При всех подобных условиях прокуратуре следует руководствоваться началом уместности и целесообразности, соображаясь уже не только с текстом закона, но и с общей справедливостью и пользой. Но понятие о целесообразности весьма уклончиво и эластично, почему и применение его может быть сопряжено с прямым ущербом для законности, что, конечно, в высшей степени опасно, вредно и нежелательно. Во избежание этого и чтобы предупредить возможность неисполнения закона в каждом данном случае, прокуратура должна обладать правильным и ясным критерием, разрешающим сомнительные и сложные вопросы этой вообще щекотливой и трудной стороны в репрессивной деятельности государства. Источником такого критерия является чувство меры и такта при охранении законов и публичных интересов, основанное на широком и живом разумении их внутреннего истинного смысла. Это чувство, необходимо присущее всякому разумному правительственному мероприятию, не может не влиять на прокурорское воздействие; оно определяет его конкретные формы и способы, а иногда и прямо подсказывает его уместность или неудобство. Действуя по уполномочию государства, во исполнение высших предначертаний власти, им управляющей, прокуратура имеет полное и законное право согласно с этими предначертаниями и в государственном или, по крайней мере, общественном интересе оставлять без судебного преследования известные формально преступные факты. Это право ограничивается, однако же, в пользу частного интереса лица потерпевшего, жалоба которого должна быть достаточным поводом к преследованию. Руководствуясь началом целесообразности, прокуратура в публичном интересе свободно распоряжается преследованием, насколько его распоряжением не нарушаются права частных лиц. То же, и еще в большей степени, относится к наблюдению за охранением законов в правительственной или судебной области, где прокуратура, будучи органом высшей государственной администрации, обязана комбинировать свои действия с ее взглядами и намерениями, не говоря уже о необходимости соразмерять принимаемые меры со значением и ценностью вероятных их последствий. Наконец, в отношении предметов, ближайшее определение которых предписаниями или даже молчанием закона предоставлено усмотрению его исполнителей, начало целесообразности или уместности составляет все основание прокурорской деятельности, подчиняющейся тут лишь одному условию – согласованию с общим духом закона и с его видимыми, прямыми целями.
Существующие ныне главнейшие типы прокуратуры выработались путем развития и сочетания в различных видах двух институтов: публичного уголовного преследования и представительства коронных прав и интересов перед государственными учреждениями. Собственно, прокуратура окончательно сформировалась для целей этого последнего, но жизнь и силу ей дало первое, с которым поэтому неразрывно связана ее история.
Частное преследование преступлений, свойственное первобытному младенческому состоянию всякого народа, видоизменяется при первых зачатках государственности и впоследствии мало-помалу переходит в преследование публичное. Первоначально оно является – как в античном мире – в форме преимущественно народной, исходя из нравственно-обязательной доблести каждого истинного гражданина. Во времена Римской Империи эта доблесть делается фикцией, а преследование – по необходимости официальным, розыскным, вверенным судье-следователю.
В каноническом судопроизводстве средних веков этот вид публичного преследования становится господствующим и скоро в инквизиционном процессе одерживает окончательную победу. Одна Англия сохраняет у себя своеобразную комбинацию частного обвинения с народною формою преследования. Между тем известная уже императорскому Риму идея судебного представительства монарха в его имущественных делах через особых уполномоченных ведет к образованию во Франции с XIV по XVIII столетие института «людей короля», или прокуроров и адвокатов короны, защищающих все ее нужды и интересы, в том числе и интерес публичного уголовного возмездия.
В то же время в Германии и Италии местами возникает фискалат – недоразвившееся учреждение представителей казенных интересов перед судом и другими ведомствами. Но истинным отечеством прокуратуры все-таки остается Франция. В ней к началу нынешнего столетия обе функции прокуратуры, обвинительная и наблюдательная, вполне сложившиеся еще до революции [13], выливаются в твердые и законченные формы наполеоновского законодательства, которое и дает первообраз европейской прокуратуры.
[13] Конца XVIII столетия.
Оттуда заимствует готовые образцы и Германия 40-х годов, когда дух времени и дружные усилия науки вызывают реакцию против отживших и жестоких порядков инквизиционного судопроизводства. Глубокая научная критика и всестороннее исследование теоретических и практических вопросов, свойственные германскому правоведению, скоро обнаруживают все крайности и недостатки заимствованных институтов и весь вред слепого подражания французскому судоустройству и судопроизводству. Вместе с тем добросовестное изучение английских судебных учреждений и процессуальных форм дает французскому влиянию необходимый противовес. Под действием этих двух факторов и во многом друг другу противоположных систем французского и английского процесса сложилось в теории и ныне подвергается испытанию на практике научное построение более рациональной прокуратуры, воспроизводимое новейшими немецкими законодательствами. Основанное на публично-обвинительном призвании прокуратуры, это построение обставляет ее всевозможными гарантиями личной свободы частного лица и противополагает защите обвиняемого. Наконец, в самой Англии, так долго и упорно державшейся частного обвинения, усиленное движение в пользу организованного публичного преследования через особых должностных лиц достигло в наши дни известного успеха, который может быть признан доказательством решительного и повсеместного преобладания в настоящее время прокурорской формы уголовного преследования, удобно и эластично поддающейся необходимым видоизменениям. При этом в континентальных государствах западной Европы прокуратура и независимо от уголовного преследования еще не перестает быть в большей или меньшей степени органом закона, публичных интересов и правительства.
Устройство и деятельность прокуратуры или соответствующих ей учреждений в различные исторические эпохи и в современном юридическом строе представляет значительную пестроту, в которой по родовым, типическим чертам могут быть отмечены пять главных групп:
1) Старая фискально-контрольная прокуратура с простой малоразработанной организацией в лице нескольких поверенных короны при разных установлениях; в ее деятельности надзор за делопроизводством поглощает уголовное преследование, и на первом месте стоит попечение об имущественных выгодах казны. Такой прокуратуре, типом которой служит дореформенный германский и нынешний шведско-норвежский фискалат, не чуждо ни охранение закона, ни принцип представительства публичных интересов, но и то, и другое в самом неразвитом, зачаточном виде, не позволяющем учреждению занять в государственной жизни ярко обрисованное и влиятельное положение.
2) Французская прокуратура, созданная наполеоновским законодательством на почве прежних учреждений дореволюционной Франции – тип наиболее сложный и богатый содержанием. Совмещая почти в равной степени все три вышеуказанные призвания прокуратуры вообще, французский институт имеет не только судебный и судебно-административный, но и общегосударственный, даже отчасти политический характер. Это могучий деятель следственно-обвинительного преследования, необходимый участник всех отправлений правосудия и власти и орган правительственного надзора за судебным ведомством. По французскому образцу и лишь с некоторыми изменениями прокуратура образована во многих государствах: в Италии, Бельгии, Голландии, Греции, Румынии.
3) В странах, занятых англосаксонской национальностью: в Англии, Шотландии, Ирландии и Северо-Американских Соединенных Штатах действует государственная адвокатура, отличающаяся от прокуратуры отсутствием в ее функции законоохранительного элемента и тем, что, не имея единообразной и строго правительственной организации, она представляет перед судом публичные и главным образом репрессивные интересы государства на том же почти основании, на каком адвокат защищает частные интересы своего клиента.
4) В Германии и Австрии новейшие судебные преобразования ввели прокуратуру, реформированную и построенную на научных основаниях, с характером только судебным и с призванием единственно обвинительным. Часть судебной магистратуры, подчиненная правительству, поставленная во главе судебной полиции, она является исключительным органом государственного уголовного преследования и, по возможности, строго проводит состязательный принцип в процессе, откуда полная независимость обвинения от судебной власти и равноправность его с защитой. Никакого надзора за судом и судьями немецкой прокуратуре не присвоено, также как и административных функций. По устройству она близко подходит к французскому типу, в деятельности же, напротив, скорее придерживается начал англо-шотландского публичного обвинения.
5) Русская прокуратура представляет два последовательных, друг друга сменивших учреждения: старое, фискально-контрольного типа, до судебной реформы 1864 г. и новейшее, по Судебным Уставам Императора Александра II. Это последнее нельзя приурочить ни к одной из вышеназванных групп, так как, с одной стороны, наш новый прокурорский надзор сохранил если не черты, то хоть следы и традиции дореформенного института, а с другой – он образовался под непосредственным влиянием европейской науки и современных его появлению европейских учреждений, в числе которых французская прокуратура и английский процесс были также, как и в недавнее время для Германии, равнодействующими силами. Но русская действительность, отразившаяся на законе и еще больше на практике его применения, наложила на русскую прокуратуру настолько своеобразный отпечаток, что в ней, быть может, со временем образуется новый, самостоятельный тип этого учреждения. Теперь же ее отличительными признаками можно считать усовершенствование и смягчение французской организации, приспособление к смешанному процессу, эклектическое соединение обеих функций – обвинительной и наблюдательной, и некоторые второстепенные задачи административного характера. Помимо всяких теорий и европейских образцов, в течение более полутораста лет русский народ успел усвоить себе мысль о том, что на страже закона и правосудия должны стоять особые чиновники, почему и понятие о прокуроре как о «царском оке» могло расшириться, но не извратилось присоединением к нему новейшего представления о государственном обвинителе.
В связи с происхождением и развитием различных типов прокуратуры находится ее техническая терминология, которая имеет свое значение при изучении всякого института; правильно понимаемое название способствует освещению истинной сущности предмета и устранению недоразумений, нередко вызываемых разнообразием номенклатуры. В этом отношении наука законодательства и практика разных стран выработали ряд терминов, по которым небезынтересно проследить стороны прокурорского учреждения, принимаемые за основание для его обозначения.
В науке и литературе оно носит общее название прокуратуры, происходящее от латинского глагола «procurare» (иметь попечение о чем-либо, заведовать, управлять чем-либо), откуда производное существительное «procurator» (заведующий, управляющий). Согласно этому, на старофранцузском языке стряпчий, поверенный, заведовавший делами другого назывался «procurateur», сократившееся впоследствии в «procureur».
Таким образом, главный термин «прокурор» этимологически и исторически выражает собою представительство одним деловых интересов другого. Этот смысл получил распространительное значение, и в настоящее время слово «прокуратура» вошло во всеобщее употребление, обозначая институт, представляющий перед судом интересы государства. Там, где прокурорское учреждение исходило из представительства дел и интересов собственно казны, фиска, fiscus, оно получило название фискалата, а члены его, уполномоченные казны – название фискалов, к чему иногда прибавлялось procurator fiscal. Это наименование, сопровождавшее первые исторические шаги и русской прокуратуры, до сих пор сохранилось в Швеции, Дании, Шотландии и Испании.
Французское название прокуратуры «ministère public» в буквальном переводе заменяет узкий эпитет «казенного» и даже более широкий «государственного» общим понятием, «общественного», публичного в обширном смысле. Другой технический французский термин для обозначения прокуратуры, «parquet» [14], – случайного исторического происхождения, от помещения с деревянною резьбою полов и стен, которое занимала в XV и XVI столетиях парижская прокуратура. Кроме того, во Франции в название прокуратуры введен был признак, связывающий ее с правительством, обозначающий, что она представляет государственную власть в лице ее носителя или формы правления; таковы, смотря по эпохе, «прокурор короля, императорский или республики», «procureur du roi, imperial, de la république». На французском же судебном жаргоне («langage du palais») иногда называют прокуроров «стоячей магистратурой» («magistrature debout»), в отличие от судей, «магистратуры сидячей» («magistrature assise»). Этот неофициальный, но общеупотребительный термин, основанный на обязанности прокуроров говорить перед судом стоя, перешел и в другие страны и довольно часто встречается в судебной литературе.
[14] Паркет.
Немецкое название «Staatsanicaltschaft, Staatsanwalt» (в переводе «поверенный государства») ближе других воспроизводит сущность современной прокуратуры, не выражая собою, впрочем, всех организационных ее свойств, напр., постоянного правительственного и должностного ее характера.
Русский термин «прокурорский надзор» обозначает учреждение одною из его обязанностей, указывая тем на историческое его происхождение и первоначальную функцию как органа правительственного контроля. Это официальное название нашей прокуратуры, которое теперь уже отзывается анахронизмом, практика нередко заменяет другим названием, довольно употребительным в обиходе уголовного процесса: обвинительная власть, в смысле совокупности облеченных этою властью деятелей. Здесь терминологическим признаком служит уголовное преследование как важнейший предмет ведения прокурорского надзора. Наше действующее законодательство, а за ним и деловой язык, дают название прокурорского надзора самому учреждению прокуратуры, отдельных членов которой именуют «лицами» или «чинами» этого надзора, причем для краткости обыкновенно применяют к ним слово «прокурор» без различия иерархической степени.
По мере того как институт прокуратуры укоренялся в правовом сознании культурных стран, и юридическая наука все больше делала его предметом своего внимания. Там, где его еще вовсе не было, она прямо указывала законодателю на необходимость его введения, к которому пролагала путь разработкой соответствующих предположений. Так, в Германии именно изыскания людей науки привели к повсеместному принятию этого учреждения. Доводы теоретического исследования в пользу прокуратуры были тем убедительнее, что они основывались на глубоком изучении ее истории и строгой критике существующих типов и систем. Проводя мысль о том, что современный строй не может обойтись без прокуратуры, наука с полным беспристрастием показывала все крайности и недостатки, в которые впадает неверная или устарелая ее постановка, причем прежний фискалат и нынешняя французская прокуратура с немецкими ее копиями эпохи 1848 г. доставляли обильный запас примеров того, чему нигде подражать не следует. Основательное же знакомство с великобританскими учреждениями, обогащая этот фактический материал, внесло в него новые, уже положительные данные и образцы, которые наглядно помогали находить выходы из затруднений. Во второй половине нынешнего столетия возникло продолжающееся и до сих пор сильное научное движение в области вопросов, касающихся прокуратуры. Оно характеризуется исканием такого ее типа, который удовлетворял бы, по возможности, идеальным требованиям чистого правосудия, без примеси утилитарных соображений о том, чем еще прокуратура могла бы быть полезной в правительственном механизме. Жертвуя всем трудноисполнимым в практической действительности, наука стремится ограничить и упростить задачи прокуратуры, улучшить и упрочить ее организацию, обставить ее гарантиями справедливой и безвредной деятельности. Многое в этом смысле уже сделано германскими учеными, в длинном ряду которых достаточно назвать имена Миттермайера, Гольцендорфа, Сюнделина, Шварце, Келлера, Гнейста, Глазера. Нельзя не упомянуть и о заслугах по тому же предмету итальянских криминалистов, преимущественно Карминьяни и Каррары, немало поработавших над теорией государственного обвинения. Сюда же примыкают некоторые труды наших процессуалистов, в особенности проф. Фойницкого и Сергеевского, между тем как обширная по количеству и содержанию работ французская доктрина занималась до последнего времени главным образом лишь догмой своего положительного права.
Выше уже было приведено общее определение, заключающее в среднем выводе господствующие в законодательствах и в жизни элементарные понятия о прокуратуре. Теперь же мы, не приводя всех разнообразных научных взглядов на вопросы прокурорской службы, бегло отметим в этой обширной и сложной аргументации те выдающиеся пункты, по большей части спорные и далеко еще неисчерпанные, которые могут осветить нынешнее состояние и характер общего учения о прокуратуре.
Долго под влиянием французских институтов главною задачею прокуратуры признавалось и отчасти признается еще доныне охранение законов, а ее функцией – надзор за соблюдением их во всевозможных проявлениях, преимущественно, впрочем, в судебном ведомстве, над которым прокуратура и ставилась в качестве блюстителя законности судебных действий и контролера правильного хода правосудия. Отсюда надзор за судьями и судебными чинами, деятельное и властное участие в управлении судебной частью и исполнение многих вполне административных обязанностей. Новейшая наука решительно отвергает все это положение, доказывая, что оно излишне, вредно и для прокуратуры без надобности обременительно. Суд сам призван охранять закон, и надзор за ним возможен лишь в иерархическом порядке судебных же инстанций. Наблюдение за судом и судьями постороннего полуадминистративного учреждения, каким является прокуратура, делает ее как бы враждебным суду органом, порождает между ними недоверие и рознь, противоречит достоинству и независимости судей и может перейти в давление на юстицию. Наблюдение это по большей части случайно и фиктивно, потому что прокуратура не в состоянии усмотреть за всеми сторонами судебного делопроизводства, даже если будет проявлять крайне нежелательную придирчивую притязательность. Оно отяготительно и для самой прокуратуры, потому что отвлекает ее от капитальной обвинительной ее задачи. Те же соображения относятся и ко всем вообще административным отраслям прокурорской деятельности, также мешающим ей сосредоточиться в том направлении, в котором она всего нужнее. Прокуратура должна быть только органом публичного преследования, посвящая ему все свои труды и силы. Ограниченная в объеме, сжатая и определенная, деятельность ее тем самым выигрывает в интенсивности и энергии. Вследствие судебного характера уголовного преследования прокуратура по выводам науки должна состоять при суде, принадлежать к магистратуре и быть столь же отдельною и независимою от администрации, как и судебная власть. Всякие административные обязанности вредят чистоте прокурорского призвания и подлежат отмене. Не имеют достаточного основания и юрисконсультские обязанности прокурора: суд сам знает законы и не нуждается в особом официальном их истолкователе. Не выдерживает поэтому научной критики и участие прокурора в гражданских делах; кроме того, ему нет времени и возможности, да и не подобает, быть поверенным частных материальных интересов казны, которая может для этой цели иметь особых уполномоченных или обращаться на правах простого собственника к адвокатуре.
Таким образом, теория рекомендует законодательствам видеть в прокуратуре исключительно специальный орган публичного преследования, строго замкнутый в этой сфере и изменяющий своему назначению, как только он из нее выходит.
Далее, в науке существует течение, которое, абсолютно применяя вышеприведенный взгляд, не только считает прокуратуру интегральною частью суда и судебного ведомства, но и требует для нее той же внутренней и внешней независимости, какая принадлежит судьям и выражается прежде всего в их несменяемости. Прокуратура, гласит это учение, должна быть органом не правительства, а правосудия (Organ der Rechtspflege [15]), зависимым единственно от закона, личной совести ее чинов и общественного мнения.
[15] Орган правосудия (нем.).
Это достигается ограждением ее от всякого влияния свыше и со стороны других властей, так, чтобы ни соблазн, ни страх потери должности не были двигателями ее действий. Такое воззрение, впрочем, не принято еще ни одним законодательством, и даже в теории не пользуется особым кредитом, вызывая серьезные и веские возражения с точки зрения самого призвания прокуратуры. Противники полной прокурорской независимости справедливо находят, что она вовсе не нужна прокурорам в той степени, как судьям, и совершенно не согласна с отношением правительства к обвинительной функции. Прокурор не судья, а сторона, решений и приговоров он не произносит и судебной власти не имеет, несамостоятельность его не может принести того вреда, как зависимость судьи. Между тем возложенное на прокурора уголовное преследование составляет один из важнейших атрибутов правительственной власти; неся за него ответственность, она, очевидно, должна свободно распоряжаться порядком и приемами его производства, а, следовательно, и лицами, его отправляющими. Все ошибки или увлечения их встретят надлежащий отпор или исправление от самостоятельного суда и его независимых судей; делать же прокуроров независимыми, значит связывать по рукам всю репрессивную деятельность правительства и низводить ее до отвлеченного юридического представления. Изложенный взгляд вполне соответствует переживаемой нами историко-юридической эпохе и преобладает даже в тех странах, где проявляется больше всего заботливости о гарантиях личной свободы гражданина против самой возможности неправых или излишних ее стеснений. Везде прокуратура признается учреждением двойственным, полусудебного, полуадминистративного характера, стоящим посредине двух властей, ближе к судебной, но с административным внутренним устройством. При этом логика и опыт равно свидетельствуют, что только такое положение обусловливает энергию, силу и подвижность – свойства, без которых нельзя бороться с преступлением. В этом отношении прокуратура представляет известную аналогию с воинскою организацией; та же дисциплина и та же сплоченность, необходимые для борьбы с врагом.
К учению о зависимости прокуратуры относится и вопрос о том, какое учреждение или должностное лицо следует поставить в ее главе? Смотря по степени этой зависимости извне и по развитию иерархического начала внутри прокуратуры, теория указывает на три системы ее: коллегиальный надзор высшей судебной инстанции в данном районе, единоличное руководство прокурора при высшем в стране суде, или же прямая начальственная власть министра как органа высшего государственного управления. Законодательство до сего времени почти повсюду решает этот вопрос в пользу последней комбинации. У нас же исторический ход его разрешился в форме компромисса: министр юстиции, глава прокуратуры, считается вместе с тем и генерал-прокурором Правительствующего Сената.
Объявив уголовное преследование единственною или, по меньшей мере, главнейшею задачей прокуратуры, наука должна была подвергнуть ее обвинительную деятельность тщательной и всесторонней разработке, которая в германской литературе доведена до высокой степени совершенства. Теория считает доказанным, что в следственном процессе не достигаются ни цели справедливости, ни ограждения личности и прав частного лица; истина легко скрывается или извращается, потерпевший поневоле безучастен, а обвиняемый отдается беззащитным в руки всемогущего судьи–следователя. Беспристрастие его розыска неосуществимо, и практика давно уже обнаружила непригодность и опасность следственного процесса. Научные противники его не жалеют мрачных красок и сильных выражений для его характеристики. «Нарождается, – говорит Каррара, – ненавистнейшая личность фискального инквизитора, вечного пособника тирании, угнетателя невинности, бича народов и гасильника истины». Современная наука не удовлетворяется и средствами, которыми хотели обеспечить правомерное открытие истины в розыскном суде. Первоначально он был основан на дуализме задачи, возложенной на следователя, собирать одновременно доказательства обвинения и защиты, а на судью – беспристрастно оценивать те и другие. Когда же убедились в неисполнимости этой двойной задачи одним лицом, то думали поправить дело посредством дуализма органов исследования: рядом со следователем и судьею был поставлен прокурор, облеченный важными полномочиями по полицейскому розыску и следствию. Искусственность и неопределенность этой системы сказалась прежде всего в разногласии во взглядах на задачи прокуратуры в таком смешанном процессе. Одни смотрели на прокурора как на орган закона, сдерживающий инквизитора и потому представляющего идею защиты; другие же, напротив, желали видеть в прокуроре при следствии представителя обвинения, сдерживаемого беспристрастием следователя-инквизитора. В том и другом случае, по мнению третьих, улучшение оказалось призрачным и мнимым. К дуализму задачи органов исследования присоединился и дуализм самого прогресса, который распался на две совершенно различные части, построенные на разных и взаимно враждебных началах и друг друга парализующие: розыскное следствие и состязательный или обвинительный суд. При первом вместо одного прежнего инквизитора явилось два – следователь и прокурор. На втором отразилась неизбежная дилемма: или центр тяжести процесса помещается в следствии, и оно сводит суд к простой формальности, или суд, идя вразрез со следствием, оказывается бессильным восстановить или исправить то, что было своевременно упущено и испорчено. В обоих случаях роль прокурора в смешанном процессе обставлена непреодолимыми трудностями, и положение его, ложное и двойственное, не приносит той пользы, которой вправе ждать от него правосудие. Изучив неблагоприятные последствия такого порядка на примере французского процесса, наука пришла к заключению, что только возвращение к обвинительному началу и последовательное проведение его в процессе способно правильно и радикально разрешить вопрос. На этом начале должно быть основано не только судебное, но и предварительное производство, следствие, собирающее материал для предания суду. В силу публичного характера современного уголовного судопроизводства, с начала и до конца его прокуратура должна быть представителем обвинения, снабженным всеми средствами для поддержания его, но в то же время и равноправным с защитою. Обвинительный принцип, воплощаемый прокуратурой, должен проявляться в следующих главных тезисах: 1) уголовное преследование не может быть возбуждено без требования о том прокуратуры, которая 2) имеет право и обязанность собирать законными путями и предъявлять суду всевозможные доказательства для подкрепления обвинения, вследствие чего она руководит полицейским розыском и поддерживает интересы обвинения при следствии и на суде, причем, однако же, 3) она во всякое время может отказаться от обвинения, и 4) суд, не выходящий из его пределов, собственною властью не предпринимает никаких розыскных или следственных действий. Вследствие равенства защиты с обвинением она наравне с ним допускается к участию в деле с момента возбуждения преследования против известного лица. Для вящего обеспечения такой равноправности в Италии, где еще не забыты средневековые общественные «адвокаты бедных» («avvocati dei poveri»), возникла мысль даже придать защите тот же публичный и официальный характер. Так, Каррара предлагает в виде противовеса прокуратуре – органу публичного обвинения – учредить орган публичной защиты – трибунат, состоящий из выбираемых народом и оплачиваемых общинами должностных защитников, которые действовали бы во всяком уголовном деле параллельно с прокурором, собирая и поддерживая доказательства оправдания. Нигде, однако же, не было сделано даже попытки привести в исполнение это мечтательное предположение. Да и самое учение о проведении в деятельности прокуратуры обвинительного принципа в его вышеописанном чистом виде еще далеко от практического осуществления. Будучи слишком отвлеченным, оно сопряжено с коренною ломкой существующих учреждений и порядков, а главное – с большим риском ослабить уголовную репрессию, перед чем и отступают законодательства. Ближе всех подходит к этому теоретическому типу новейший австрийский уголовный процесс, в котором прокуратура ведает одни лишь интересы публичного преследования, а в борьбе сторон занимает равное с защитой состязательное место.
Требуя для прокуратуры свободного распоряжения преследованием, наука вместе с тем горячо восстает против монополии его в прокурорских руках, называя ее даже худшею из всех монополий. Прокуратуре, по учению германских процессуалистов, должно принадлежать преимущественное, но отнюдь не исключительное право на обвинение, в котором нужно представить широкое участие частной инициативе и самодеятельности. Прежде всего, конечно, потерпевший от преступления может действовать совместно с прокуратурой, поддерживая предъявленное ею обвинение в личном своем интересе; в случае же ее отказа от обвинения он должен иметь право всецело заменить ее во всяком положении процесса. Это «субсидиарное» частное обвинение в различных его формах есть необходимый корректив к официальному обвинению, лучшая гарантия против его действия или преварикации (пристрастия к обвиняемому). Но наука идет еще и дальше, не ограничиваясь построением субсидиарного обвинения на одном лишь непосредственном личном интересе пострадавшего от преступления. Если не теперь, то в будущем она предвидит возможность и полезность применения и на европейском континенте древнеримского и современного английского принципа народного обвинения, одним гражданином другого рядом с прокуратурой или взамен ее, при ее отказе. Впрочем, и сами сторонники этого института считают его лишь за pia desideria [16] теории, для наступления которых нужно много благоприятных условий правильной гражданской самопомощи, еще отсутствующих в большей части европейского общества.
Наконец, в учениях о прокуратуре не прекращается оживленный спор о том, должна ли обвинительная деятельность руководиться только началом законности, или также и началом целесообразности? Сущность и взаимное соотношение этих начал были уже приведены выше. В теории они враждуют, но на практике силою вещей стремятся к примирению, ищут и всегда находят известный вышеуказанный modus vivendi [17], отчего и весь спор является скорее академическим, чем жизненным.
[16] Pia desideria (лат., пиа дэзидэриа) – благие пожелания; благие намерения.
[17] Modus vivendi (лат, модус вивенди) – условия, позволяющие поддерживать нормальные отношения между двумя противоборствующими сторонами; «мирное сосуществование».
Но он имеет весьма реальную подкладку в виде вопроса о практических отношениях прокуратуры с ее огромными обвинительными полномочиями к правительству или, точнее, к исполнительной, административной власти. Если последняя будет по своему усмотрению направлять деятельность прокуратуры, не сделается ли она орудием целей политических, не всегда совпадающих с законом, справедливостью и правосудием? – вот ядро этого жгучего вопроса, сильно озабочивающего западных теоретиков. У них всегда перед глазами все те же примеры Франции и Германии эпохи 1848 года, где прокуратура благодаря условиям, в которых она находилась, могла являться органом политической борьбы и служить видам той или другой политической партии, находившейся у власти. Наука справедливо протестует против всякой политической окраски в прокурорской деятельности, которая, как отрасль деятельности судебной, глубоко искажается привхождением подобных элементов. Опасением этих примесей и объясняются главным образом усиленные требования для прокуратуры исключительного господства закономерности, устранения административного ее устройства и обязанностей, полнейшей независимости от всякого давления свыше и проч. Все это в значительной степени теряет свое значение там, где нет борьбы политических партий, где правительство отождествляется с единою и нераздельною государственною властью, у которой нет других интересов, кроме общих интересов государства и блага отечества, и которому нечего добиваться других целей, кроме целости закона и торжества правосудия. Так, в России вопрос о политической тенденциозности прокурорской деятельности есть вопрос праздный, и наша практическая действительность не представляет никакой почвы для чего-либо подобного. Враги правительства, с которыми приходится бороться прокуратуре, – в то же время и в той же степени и враги законного порядка. Правительству, которое его оберегает, не представляется ни надобности, ни поводов пользоваться прокуратурой для достижения каких-либо целей, посторонних ее прямому назначению; прокуратуре некому и не в чем оказывать косвенных услуг политического свойства. Немного больше значения имеет и вопрос о непопулярности прокуратуры – шаткий и условный признак, по которому, однако, западные исследователи иногда судят о достоинствах этого учреждения. Правда, несочувственное отношение к нему общества часто вызывается политическою изменчивостью, неравномерностью, неумеренною притязательностью или страстностью в преследовании, а также склонностью влиять на суд и подавлять обвиняемого своею властью. Эти причины непопулярности, несомненно, заслуживают внимания, когда не подлежит сомнению, что именно от них она происходит. Но весьма возможно также и недоброжелательство к прокуратуре, обусловленное тем, что уже одною своею преследовательскою миссией она не может не создавать в публике множества недовольных и порицателей, число которых всегда пропорционально ее энергии и силе. Такая непопулярность скорее должна быть вменена в заслугу учреждению, обязанному ставить закон и общественные интересы неизмеримо выше всяких преходящих веяний или впечатлений массы. Не столько о сочувствии, сколько о доверии и уважении должна заботиться прокуратура, стремящаяся стоять на высоте своего общественного призвания. Путь к этому единственный – добросовестное, твердое и ревностное исполнение долга службы по закону, совести и указаниям правительства. Два результата внешним образом свидетельствуют об успешном прохождении этого пути: охотное и доверчивое обращение граждан к воздействию прокуратуры и приобретенный ею серьезный, деловой авторитет в тех установлениях, где она действует.
В заключение несколько слов об общей нравственной ценности прокурорской службы и культурном значении прокурорского института.
Продукт векового исторического роста правосознания у европейских народов, прокуратура возникает из непреложных потребностей государственного быта и жизненных условий внутреннего гражданского оборота. Она зиждется на крепком соединении справедливости и общественной пользы и до такой степени незаменима, что без нее теперь уже трудно представить себе обычное и нормальное, правильное общежитие. Ее идея, принципы, устройство, деятельность, цели – все сообщает ей возвышенные черты и влиятельное, хотя и обоюдоострое положение в государственном обиходе. Еще Монтескье восхищался ею как учреждением, позволяющим государству преследовать преступления без поощрения доносов и доказчиков [18].
[18] Доказчик (доказатель; устар.) – тот, кто доказывает чью-либо вину или невинность; свидетель обвинения или защиты.
Действительно, неустанно бороться со злом, выразившимся в правонарушении, вести эту борьбу прямо и открыто, законными средствами и на виду у всех, во всеоружии должностной власти, и при этом действовать безлично и бесстрастно, во имя равного для всех закона и общего всем блага – таково высокое назначение прокуратуры, вполне достойное общего уважения и преданности тех, кто посвящает ей свои труды. Как бы ни были поставлены эти задачи при их ближайшем определении, по самой их природе прокуратура является в обществе представителем и защитником законности; прокурорская деятельность в этом смысле носит истинно охранительный, граждански-воспитательный характер. В боевой же стороне ее есть и глубоко симпатичный нравственный элемент – активное заступничество за бессильного потерпевшего, бескорыстное в смысле личных к нему отношений, идеальное в смысле защиты всех, общества, в лице одного. Для успешной борьбы со злом, которое обыкновенно бывает упорно и неуловимо, скрывается во мраке и тайне, а иногда и обладает большими средствами сопротивления, нужно много искусства, подготовки, хладнокровия, энергии, бодрости, даже самоотвержения – нужна и крайняя осторожность в пользовании могучими средствами этой борьбы. От направления и действия их зависят свобода, доброе имя, имущественное благосостояние, иногда самая жизнь частных лиц, приходящих в соприкосновение с судом. Прокуратура, по существу своего призвания, всегда находится как бы между двух огней: неприкосновенность прав личности и охранение интересов общества одинаково требуют от нее подъема благороднейших свойств и побуждений человеческого духа и разумного, спокойного и справедливого отношения к сложным предметам ее ведения. Организация в прокуратуре силы, удовлетворяющей всем этим требованиям, должна быть признана крупным приобретением и ценным достоянием настоящего социально-юридического строя.
«Учреждение публичного представителя или уполномоченного, обязанного по долгу службы наблюдать за поступками граждан, изобличать перед судом все нарушения общественного порядка, привлекать внимание суда и кару закона на все преступные посягательства против этого порядка, есть один из величайших шагов человечества на пути к цивилизации и прогрессу». [19]
[19] Henrion de Pansey. De l’autorité judiciaire, chap. XIV.