ПРОМЫСЛЫ ОСТАШЕЙ

I.

Чѣмъ и какъ осташи добываютъ средства своего существованія и что изъ этого выходитъ.

Жизнь осташковскаго крестьянина сложилась неблагопріятно. Громадные, безконечно тянущіеся лѣса не давали отдѣльному человѣку возможности вырубать ихъ и распахивать землю. Въ началѣ лѣта община вырубала часть общиннаго лѣса, раскладывала деревья ровнымъ слоемъ по всему вырубленному пространству, а потомъ будущей весной зажигала ихъ и выжженное пространство распахивала и засѣвала хлѣбомъ. Въ первый годъ не удобренныя лядины давали наивысшіе урожаи; черезъ 3-4 года онѣ уже отказывались родить хлѣбъ, поэтому ихъ бросали, и хлѣбъ сѣялся на новыхъ лядинахъ. Такимъ образомъ, зеленая стѣна лѣса отодвигалась въ глубь, предоставляя для обработки дѣвственную почву, которая прежде, быть можетъ, никогда не видела солнца. Лядинное хозяйство обусловливалось тѣмъ обстоятельствомъ, что почва Осташковскаго уѣзда одна изъ самыхъ неплодородныхъ и состоитъ главнымъ образомъ изъ подзоловъ и супесковъ, рѣдко суглинковъ. Но съ вырубкою лѣсовъ лядины на надѣльныхъ земляхъ мало-по-малу прекращались и практиковались лишь на частновладѣльческихъ; большинству населенія волей-неволей приходилось ограничиваться посѣвами на своей надѣльной землѣ, которая, по недостатку скота и удобренія, сильно истощалась; все болѣе и болѣе на крестьянскихъ нивахъ мѣсто хлѣбныхъ злаковъ стали занимать сорныя травы: зяберь, клопецъ, костеръ, хмѣлекъ, повилица и т. п.

Собираемое съ полей зерно очень сорно, нечисто. Если его очистить чрезъ сортировку, то чистаго зерна получится не болѣе половины. Неудивительно поэтому, что собственнаго хлѣба у крестьянина хватаетъ только на 5-6 мѣсяцевъ, остальной хлѣбъ онъ добываетъ мѣстными и отхожими заработками. Изъ 114,638 душъ обоего пола 35,128 душъ занимаются мѣстными промыслами, а 9542 души отхожими, слѣдовательно, 30,5% населенія занимаются внѣземледѣльческими заработками. Промысловая дѣятельность населенія вызвала потребность въ грамотности; но эта грамотность составляетъ почти исключительную принадлежность однихъ мужчинъ, женщины же остаются совершенно безграмотными: грамотныхъ мужчинъ оказывается 19,8%, грамотныхъ женщинъ 1,4%. Въ то время, какъ мальчикъ идетъ въ школу, дѣвочка работаетъ дома: няньчитъ своихъ маленькихъ братьевъ и сестеръ, прядетъ пряжу, ходитъ за коровами и т. п. Дѣвочкѣ некогда ходить въ школу. Въ то время, какъ мужчины на всю зиму и лѣто уходятъ въ далекіе края на заработки и промыслы, женщины справляютъ дома всѣ полевыя работы: пашутъ сохой землю, косятъ траву, жнутъ и убираютъ хлѣбъ, возятъ изъ лѣсу дрова. Закалившись тяжкимъ трудомъ въ своей суровой долѣ, женщина пріучила себя быть смѣлой и безстрашной: она наравнѣ съ мужчиной отлично управляетъ утлымъ челномъ на разбушевавшемся озерѣ, цѣлыя осеннія ночи проводитъ на озерѣ въ лодкѣ, ловя неводомъ рыбу. Въ послѣднее время мѣстные промыслы стали очень скудно вознаграждать труды промышленника, поэтому они все болѣе и болѣе стали уступать мѣсто отхожимъ. Отхожій промыселъ въ Петербургъ даетъ кое-какой заработокъ, но онъ вредно отражается на нравственномъ благосостояніи семьи. Молодые люди нанимаются въ Петербургѣ въ кучера, дворники, занимаются возкой мусора, песку, камней и т. п., знакомятся съ «прелестями» столичной жизни и послѣ всего этого  очень неохотно возвращаются въ свою родную убогую деревню. Въ концѣ іюля мѣсяца мнѣ пришлось пробыть нѣсколько часовъ въ деревнѣ Каковкинѣ, Новинск. вол. Въ деревнѣ я засталъ только дѣтей и собакъ, — все населеніе, старое и малое, было на полевой работѣ. На крыльцѣ одной избы я нашелъ, однако, четверыхъ дѣтей и среднихъ лѣтъ крестьянина, повидимому, ихъ отца, оставшагося дома по нездоровью. Я разговорился. Хозяинъ вотъ уже лѣтъ десять страдаетъ болью въ животѣ — «отъ надсады», поэтому самъ тяжелыми работами не занимается; всѣ полевыя работы справляетъ за него жена, а онъ въ это время сидитъ дома и водится съ дѣтьми, въ остальное время приработываетъ около дома. Старшій сынъ вотъ уже лѣтъ пять живетъ въ Питерѣ, занимаясь перевозкой отъ хозяина шоколада; изрѣдка посылаетъ отцу денегъ рублей 5 - 10. Нынче въ первый разъ пріѣхалъ погостить домой на 2 недѣли. «Мы его и не узнали», передавалъ мнѣ крестьянинъ: «одѣтъ въ пинжакъ, брюки, картузъ съ яснымъ козырькомъ (т. е. изъ лакированной кожи); привезъ съ собой ваксы, щетку; кажинный день, почесь, чистилъ свои сапоги. Невѣжами насъ называетъ. Вѣстимо, мы люди темные, такъ вѣдь и мы такіе бы были, кабы въ Питерѣ съ его-то пожили...»

Развѣ такіе заработки на сторонѣ и съ такими послѣдствіями желательны въ крестьянской средѣ?

Упадокъ мѣстной промысловой дѣятельности населенія, сокращеніе мѣстныхъ промысловыхъ самостоятельныхъ центровъ совпадаетъ съ проникновеніемъ въ крестьянскую среду капиталистовъ-кулаковъ. Капиталъ захватилъ почти всѣ промыслы, подчинилъ самостоятельныхъ кустарей-промышленниковъ своей власти, сдѣлавъ ихъ такимъ образомъ батраками, получающими рабочую плату. Вотъ съ чего началъ кулакъ. Со времени выхода крестьянъ изъ крѣпостной зависимости въ предѣлахъ уѣзда поселились лѣсопромышленники и стали безшабашнымъ образомъ изводить лѣсъ. Съ этого времени изъ Осташковскаго уѣзда ежегодно вырубалось и вывозилось строевого лѣса 500—700,000 деревъ отъ 3½ до 9 вершк. въ діаметрѣ; съ 1890—1892 г. по 200—300,000 деревъ. За тридцатилѣтіе такого лѣса было вывезено изъ Осташковскаго уѣзда отъ 10—12 милліоновъ деревъ, т. е. изъ 74,944 десятинъ крупнаго строевого лѣса уничтожено 65,500 дес., слѣдовательно, лѣса этого осталось никакъ не болѣе 9,000 десятинъ. Нѣсколько тысячъ крестьянскаго населенія зимой и весной втеченіе 20 послѣднихъ лѣтъ только и заняты были рубкой, возкой и сплавомъ по рѣкамъ лѣса. Лѣсопромышленники въ первое время наживались ужасно. Такъ, лѣсопромышленникъ Хименковъ 20 лѣтъ тому назадъ купилъ 4000 дес. строевого лѣса по 8 руб. 15 коп. за десятину въ мѣстности, находящейся въ 1—6 верст. разстоянія отъ сплавной рѣки. Между тѣмъ крестьяне получали одни гроши: первоначально дерево въ 19 арш. длины и 5—6 вершк. въ діаметрѣ крестьяне гоняли въ Тверь по 10 коп., въ концѣ 80-хъ годовъ по 20 коп.; но съ 1892 года цѣны упали чрезвычайно низко: если до 1890 г. валовой заработокъ за возку лѣса въ зимнее время равнялся 30 р. на лошадь, въ настоящее время онъ понизился до 15—17 руб., тогда какъ сами лѣсопромышленники и сейчасъ еще получаютъ чистой прибыли не менѣе 50—60%.

Посмотримъ на другіе промыслы.

Отъ сѣдой старины до сихъ поръ сохранились два промысла: вязаніе рыболовныхъ сѣтей и рыболовство. Въ старые годы всѣ осташковскія озера находились въ пользованіи крестьянъ. Въ писцовыхъ книгахъ Дерев. Пятины говорится, что въ великокняжеской волости Стержнѣ 260 крестьянскихъ семей пользовались за извѣстный оброкъ князю 14 озерами и 14 тонями въ озерѣ Селигерѣ[1]. Озеро Селигеръ до 1780 года сдавалось крестьянамъ въ оброчное содержаніе за 300 р., но съ начала текущаго столѣтія осташковская городская дума стала сдавать его въ оброчное содержаніе съ торговъ преимущественно мѣщанамъ и купцамъ, результатомъ чего явилась эксплуатація крестьянъ-рыболововъ. Березовскія, Картунскія и Заповѣдная луки на о. Селигерѣ въ 1860 г. снимали у города осташковскіе мѣщане за 700 р., въ 1870 г. — за 1300 р., въ 1882 г. за 2005 р., а съ 1887 года снимаетъ ихъ уже одинъ осташковскій мѣщанинъ за 2355 р., слѣдовательно, за 25-ти-лѣтіе арендная плата за рыбныя ловли возросла на 236%. Самъ арендаторъ, конечно, рыболовствомъ не занимается, но пересдаетъ ловли крестьянамъ, которые за ловлю рыбы четырьмя неводами обязаны отдавать арендатору половину рыбнаго улова по его оцѣнкѣ. За каждый вольный неводъ онъ беретъ по 150 руб., и кромѣ того каждую недѣлю впродолженіе трехъ дней всю пойманную рыбу крестьяне должны отдавать ему по его же оцѣнкѣ. Арендаторъ получаетъ съ крестьянъ чистой прибыли отъ 60 до 100%. Какъ великъ бываетъ уловъ рыбы въ упомянутыхъ лукахъ, покажетъ слѣдующее: въ 1890 г. зимой было поймано 7 неводами 4188 пуд. снѣтковъ, прочей крупной рыбы 962 пуда; весной снѣтковъ было поймано 507 пуд., всего 5657 пудовъ. Снѣтки продавались по 1 р. 50 к, — 2 р. за пудъ, прочая рыба по 3 руб. Слѣдовательно, если предположить, что рыба продавалась въ среднемъ по 2 руб. за пудъ, то и въ такомъ случаѣ за полгода должно быть продано рыбы на 11,314 руб.

Но еще интереснѣе условія аренды другаго озера, Каменнаго, имѣющаго 3¾ версты длины и 1 вер. ширины. Это озеро принадлежитъ Осташковскому мужскому Житенному монастырю, у котораго оно снято въ аренду дьячкомъ села Щучья Арсеніемъ Дубковымъ на 8 лѣтъ, съ 1885 по 1893 годъ, изъ ежегоднаго оброка по 12 руб. Самъ арендаторъ опять-таки рыболовствомъ не занимается, а пересдаетъ рыбныя ловли крестьянамъ того же села на 7 лѣтъ изъ ежегоднаго оброка по 15 руб., а за восьмой, послѣдній годъ, вмѣсто денегъ дьячокъ выговорилъ себѣ право пользованія втеченіе 8 лѣтъ огородомъ, съ приплатою еще ему со стороны крестьянъ 5 руб. Слѣдовательно, дьячокъ цѣлыхъ 15 лѣтъ будетъ висѣть у крестьянъ на шеѣ, получая съ нихъ за озеро деньги и пользуясь въ то же время ихъ огородомъ, тогда какъ сами они пользовались озеромъ всего 8 лѣтъ. Въ результатѣ этой хитроумной дьячковской махинаціи получится то, что дьячокъ уплатитъ монастырю за 8 лѣтъ всего 96 руб., а крестьяне ему — 200 руб., т. е. переплатятъ болѣе 200%. Тѣмъ же дьячкомъ снято еще и Щучинское озеро у Могилевскаго мужского монастыря. Новоторжскому монастырю принадлежитъ о. Сараменокъ (3 вер. длины и 1 вер. ширины), которое снимается въ аренду однимъ кулакомъ-крестьяниномъ за 272 р., а этотъ пересдаетъ его крестьянамъ же на самыхъ невыгодныхъ для нихъ условіяхъ: за ловлю мережами арендаторъ беретъ съ крестьянъ по 3 руб. за 2 недѣли, за ловлю «самоловками» за лѣто по 2 руб., за уженье рыбы, хотя бы втеченіе 3—4 дней, по 30 коп. и т. п.

Несмотря на такія стѣсненія для крестьянъ въ пользованіи озерами, рыболовный промыселъ всегда имѣлъ и теперь еще имѣеть кустарный характеръ, и притомъ въ основѣ его всегда лежалъ общинный принципъ. Въ древности рыболовныя артели составляли особыя братства, посвященныя какому либо мѣстно-чтимому святому; пережитки этихъ братствъ до сихъ поръ сохранились въ названіяхъ членовъ артели братами. Рыболовныя братства имѣли прежде по нѣскольку неводовъ, такъ какъ въ составъ ихъ входила не одна только деревня, а нерѣдко одно рыболовное братство составляла совокупность нѣсколькихъ деревень. Это было въ то время, когда ловля рыбы въ озерахъ составляла исключительное право пользованія крестьянъ. Даже и сейчасъ тамъ, гдѣ озера составляютъ общинную собственность деревень, въ составъ рыболовной артели входятъ не только всѣ члены данной общины, но нерѣдко нѣсколько деревень. Такъ въ настоящее время въ Кравотынской волости сохранилась одна сложно-составная рыболовная община-артель, въ составъ которой входятъ шесть деревень, соотвѣтственно чему и количество неводовъ въ артели соразмѣряется съ числомъ участвующихъ въ ней деревень: неводъ деревни Кривуши, Реклы, Иванова, Креста, Колпина, Барыни. Это въ своемъ родѣ старинная волостная община. Община деревни Старой, Синцовской волости, которая не обложена никакимъ оброкомъ за право рыбной ловли въ озерѣ Стержѣ, занимается рыболовствомъ въ полномъ составѣ всѣхъ своихъ членовъ; въ другой общинѣ той же волости, Старой Орлянкѣ, точно также рыболовствомъ въ о. Стержѣ занимаются всѣ члены ея. Чтобы не связывать себя никакими обязательствами къ купцамъ относительно покупки пеньки и пр., община сама засѣваетъ на своемъ надѣлѣ коноплю и по уборкѣ и обдѣлкѣ ея обязываетъ каждаго изъ своихъ членовъ связать отъ 50 до 75 саженъ сѣти, на что и выдается каждому отъ 11/2 до 2 пуд. пеньки. Веревки къ сѣтямъ покупаются на общинный счетъ. Переходъ озеръ въ частную собственность монастырей и частныхъ лицъ послужилъ причиною дифференцированія артелей, и эти послѣднія сдѣлались уже болѣе мелкими, дробными, находящимися притомъ же въ полной зависимости отъ капи-талиста-арендатора или хозяина невода. Теперь многія рыболовныя артели не имѣютъ даже своего собственнаго невода, а нерѣдко арендуютъ его у того же арендатора озера, за что и выдаютъ ему каждый разъ изъ артельнаго улова половину пойманной рыбы. Въ Новинской волости крестьяне нерѣдко покупаютъ невода въ кредитъ у богатыхъ домохозяевъ за 320—340 руб. за штуку, тогда какъ на наличныя деньги неводъ обходится въ 180 руб.; слѣдовательно, кредиторъ получаетъ съ крестьянъ 70—85% прибыли. Эти общины по существу своему потеряли уже свою самостоятельность. Внутренніе распорядки рыболовныхъ артелей и самый процессъ рыбной ловли во всѣхъ самостоятельныхъ артеляхъ носятъ вполнѣ архаическій характеръ. Передъ начальнымъ моментомъ рыбной ловли, артель, состоящая изъ 12 братовъ, выбираетъ изъ своей среды атамана (въ нѣкоторыхъ артеляхъ настоятеля). Обязанность атамана заключается въ выборѣ мѣста для ловли, закладкѣ тони и указаніи мѣста и времени для вытаскиванія невода. Процедура выбора атамана происходитъ передъ кашей — обѣдомъ. Каша покрывается кормой (сѣтью), и тутъ же браты выбираютъ изъ среды себя единогласно выкрикиваньемъ атамана. Избранный снимаетъ корму, послѣ чего всѣ садятся за кашу. На кашу покупаютъ ведро или два водки и гуляютъ три дня. Въ Кравотынской общинѣ — артели представители шести упомянутыхъ деревень съ шестью неводами начальный моментъ рыбной ловли назначаютъ въ праздничный день, послѣ обѣдни. Бросаютъ шесть жеребьевъ на шесть неводовъ съ разными мѣтками: первая тоня, вторая тоня, третья тоня и т. д. Лучшими тонями считаются только первыя три; кому по жеребью достались, тѣ и покупаютъ 1/4 ведра водки и селедокъ для угощенія братовъ. Прежде, во дни существованія братства, избранныя тони давали сверхъ того еще на церковь, отъ 3 до 5 руб. съ каждой. Послѣ ловли рыба не дѣлится тотчасъ же поровну между всѣми артельщиками, а отправляется на продажу въ г. Осташковъ или посадъ Селижарово, въ сыромъ или сушеномъ видѣ, причемъ продавцами бываютъ тѣ же браты, которые по-очереди, по двое, ѣздятъ съ рыбой на базаръ. Деньги сохраняются у атамана и распредѣляются имъ поровну между всѣми артельщиками. Если неводъ арендованный, то всякій разъ рыба первоначально дѣлится на двѣ равныя части, изъ коихъ хозяинъ невода беретъ себѣ любую часть.

Занимаясь издавна рыболовствомъ, крестьяне до такой степени тонко изучили привычки рыбы, время и способъ метанія икры, что пользуются каждымъ моментомъ въ жизни рыбы для того, чтобы удобнѣе и легче изловить ее. Для каждаго рода рыбы соотвѣтствуютъ особенныя сѣти: плотву ловятъ норотами, мережами — щуку, язя и окуня, самоловками — ершей, болтальными сѣтями и одинками ловятъ всякую рыбу послѣ весенняго лова. Нерѣдко крестьяне заманиваютъ рыбу въ сѣть обманомъ, окрашивая норота и мережи отваромъ изъ ольховой и березовой коры, такъ какъ тогда «рыба не видитъ и лучше попадаетъ». Затѣмъ наиболѣе счастливый ловъ всякой рыбы производится въ норость рыбы, т. е. въ моментъ метанія ею икры, и приэтомъ крестьянами до тонкости изучены моменты метанія икры всякой рыбы: норость уклеи, по мнѣнію крестьянъ, происходитъ 3 раза: 1) во время распусканія березовыхъ листьевъ; 2) «колосовая», т. е. въ періодъ колошенія ржи, и 3) въ періодъ ея цвѣтенія. Норость налима происходитъ въ началѣ января и продолжается недѣлю и т. д.

Несмотря на то, что арендныя цѣны на рыбныя ловли съ каждымъ годомъ растутъ, количество рыбы во всѣхъ озерахъ не увеличивается, а уменьшается, что и понятно: количество рыболововъ съ каждымъ годомъ увеличивается, вслѣдствіе чего рыбы вылавливается теперь больше; притомъ же и сами владѣльцы озеръ, благодаря своему невѣжеству, не оберегаютъ рыбу отъ разныхъ вредныхъ вліяній, отъ которыхъ она дохнетъ, хотя и продолжаютъ сдавать озера въ аренду въ три-дорога. Въ озерѣ Селигерѣ, отличающемся чрезвычайной прозрачностью воды, уловъ рыбы замѣтно сталъ уменьшаться, отчасти вслѣдствіе безразсуднаго, почти безпрерывнаго ея вылавливанія, отчасти, вѣроятно, и отъ загрязненія воды отъ стока въ него всякихъ нечистотъ изъ кожевенныхъ заводовъ г. Осташкова. Осташковскіе обыватели не могутъ даже и чай пить изъ селигеровской воды, не профильтровавъ ее предварительно, такъ какъ она имѣетъ вкусъ кожи. Въ озерѣ Сабро, имѣющемъ 1185 дес. площади, прежде во множествѣ водились снѣтки, которыхъ въ зимнюю тоню крестьяне налавливали неводомъ до 100 и болѣе пудовъ. Но потомъ снѣтокъ вдругъ въ одну весну исчезъ. "Жить, видно, ему неспособно было, говорятъ крестьяне, — въ послѣдній годъ онъ все въ моховое болото совался". Затѣмъ исчезли въ озерѣ и лещи. «Лещей, бывало, въ зимнюю тоню налавливали на 1000 рублей». Лѣтъ десять тому назадъ, когда весной вскрылась вода, рыболовы съ ужасомъ увидѣли на поверхности озера и у отлогихъ береговъ массу уснувшихъ лещей. Около берега, къ которому вѣтеръ гналъ рыбу, уснувшіе лещи занимали пространство въ 5 саженъ ширины по всему пространству озера верстъ на 6: «передохло рыбы нѣсколько тысячъ пудовъ, такъ что въ ямы зарывали». Крестьяне весьма основательно объясняютъ причину исчезновенія рыбы слѣдующимъ образомъ: въ озеро Сабро впадаетъ рѣчка Собригъ, на берегу которой графъ Игнатьевъ построилъ писчебумажную фабрику, приводимую въ движеніе силою воды. Р. Собригъ была не шире сажени и не глубже 1/2 сажени. Съ цѣлью провести на свою фабрику больше воды, владѣлецъ фабрики расширилъ и углубилъ русло рѣчки. По этой рѣчкѣ теченіе воды направляется изъ озера Сабро въ озеро Селигеръ, съ углубленіемъ же рѣчки вода быстро потекла въ Селигеръ и убыла въ озерѣ Сабро на цѣлый аршинъ. Такъ какъ берега этого озера почти совершенно отлоги, а около береговъ и раньше было мелко, то убыль воды на одинъ аршинъ осушила площадь озера приблизительно на 40 и болѣе десятинъ. «Какъ вода убыла и ледъ сѣлъ, говорили крестьяне, рыбѣ воздуху стало мало, она и подохла». Въ настоящее время фабрика, говорятъ, прекратила свое существованіе, но тѣмъ не менѣе и снѣтки, и лещи исчезли изъ озера навсегда.

Въ связи съ рыболовнымъ промысломъ, существуетъ здѣсь и другой, не менѣе древній промыселъ — вязанія рыболовныхъ сѣтей на продажу, которымъ занято до 20,000 душъ населенія обоего пола... «Еще на Руси царей не было, а были только великіе князья, говорятъ крестьяне, а мы ужъ плели сѣти». Промыселъ имѣетъ кустарный характеръ и распространенъ главнымъ образомъ въ волостяхъ Петровщинской, Новинской, Залѣсской, Ботовской, Павлиховской и Кравотынской. Но если прежде кустари сами сбывали сѣти въ большомъ количествѣ на сторону и получали отъ этого большіе барыши, то нынче всѣ кустари находятся во власти пяти осташковскихъ купцовъ, которые и назначаютъ цѣны, какія имъ угодно. Заработная плата понизилась до невѣроятныхъ размѣровъ. Такъ какъ этотъ промыселъ составляетъ жизненный нервъ двадцатитысячнаго населенія, то мы и дадимъ о немъ болѣе обстоятельныя свѣдѣнія, а потомъ, послѣ того, какъ сѣти изъ рукъ кустарей перейдутъ въ руки купцовъ и пойдутъ странствовать по Руси въ качествѣ товара, мы опять послѣдуемъ за ними въ отдаленные города и селенія и прослѣдимъ всѣ перипетіи.

Сѣти плетутся почти исключительно изъ пеньки, рѣдко изо льна, и притомъ не изъ мѣстной пеньки, а изъ привозной — изъ города Бѣлаго, Смоленской губ., отчасти изъ гор. Рыбинска. Въ города эти за пенькой ѣздятъ не сами кустари, а купцы, которые и перепродаютъ ее потомъ кустарямъ въ три-дорога. Бѣдняки рѣдко покупаютъ пеньку по вольнымъ цѣнамъ, а больше или въ долгъ у купцовъ, съ которыми расплачиваются потомъ сѣтями, или же покупаютъ на наличныя деньги по фунтамъ. Пудъ пеньки купцу обходится съ доставкой въ гор. Осташковъ по 3—3 р. 50 коп., кустарямъ же она обходится въ 4—4 р. 50 коп., при покупкѣ по фунтамъ по 15 коп. за фунтъ, т. е. пудъ пеньки въ такомъ случаѣ обходится уже въ 6 рублей. Сѣтнымъ промысломъ занимается вся семья: женщины и 8—10-лѣтнія дѣвочки прядутъ пряжу на самопрялкѣ, мужчины вяжутъ сѣти, даже мальчики вяжутъ «пятерички». Пряжа нитокъ и вязаніе сѣтей въ одну и двѣ нитки начинается съ осени и продолжается вплоть до весенней пашни, причемъ работа начинается съ 5 часовъ утра и нерѣдко оканчивается въ 12 часовъ ночи. Семья изъ 4 человѣкъ можетъ связать 50 рядовъ или 4 сажени, т. е. на каждаго человѣка по сажени въ день. Орудія для вязанія сѣтей самыя простыя: маленькая дощечка — «пассивка» и «цѣвочка». Отъ ширины первой и длины послѣдней зависитъ частота или рѣдкость сѣти. Размѣръ сѣти для того или другого употребленія опредѣляется количествомъ ячей или петель въ сѣти. Есть сѣти съ 16 ячеями въ одномъ квадратномъ дюймѣ и есть сѣти въ 1½—2 дюйма каждая ячея, смотря, конечно, по тому, какую приходится ловить рыбу: для ловли крупной рыбы, напр., лососины, нужна рѣдкая сѣть, для ловли кильки, салакушки и снѣтковъ — частая, поэтому сѣти въ просторѣчіи такъ и называются «рѣдки» и «часты». Изъ пуда пеньки вывязывается 20—35 саженъ, смотря опять-таки по частотѣ ячей и тонкости нитки. Благодаря тому обстоятельству, что сбытъ сѣтей кустарями ограничивается почти исключительно осташковскимъ рынкомъ, на которомъ главную роль играютъ шесть богатыхъ купцовъ, очень естественно кустари находятся въ полной отъ нихъ зависимости. Купецъ отлично понимаетъ, что какую бы минимальную цѣну ни предложилъ онъ производителю за сѣть, все равно послѣдней не миновать его рукъ, такъ какъ сбывать сѣти внѣ предѣловъ своего уѣзда и губерніи можетъ только онъ, купецъ, потому что только онъ, купецъ, знаетъ этотъ обширный внѣшній рынокъ. Въ прежніе годы кустари продавали рѣдкія сѣти по 30 коп. за сажень, а нынче по 18—20 коп., да и то «купцы не берутъ», говорятъ крестьяне. Слѣдовательно, 15—18-часовой дневной трудъ оплачивается всего 4—5 копѣйками! Это напоминаетъ намъ полудикихъ сибирскихъ чукчей, занимающихся выдѣлкой оленьей замши, которые за свой дневной трудъ получаютъ не болѣе 4 коп. Вмѣсто денегъ, купцы иногда предлагаютъ за сѣти товаромъ: мукой, крупой и пр., но бываетъ и такъ, что купецъ и прижметъ; «денегъ, говоритъ, нѣтъ, возьми пенькой, и возьмешь». Такъ какъ сѣти продаются купцамъ по-саженно, то сажени эти въ процессѣ продажи играютъ чрезвычайно неблаговидную роль: купецъ знать не хочетъ печатной (настоящей) сажени, а всегда мѣряетъ на маховую, поэтому они почти всегда крестьянъ обмѣриваютъ. «Свяжешь дома 2 сажени, а привезешь къ купцу, выходитъ всего 1½, вмѣсто сажени — три четверти, а то и того меньше».

Осташковскіе купцы, какъ мы сказали, скупаютъ у крестьянъ сѣти саженями, а затѣмъ изъ этихъ саженей они уже сами составляютъ невода въ своихъ спеціальныхъ мастерскихъ. Цѣлый неводъ въ 300 и болѣе саженъ длины купецъ продаетъ за 300—350 рублей. Вычитая отсюда издержки на покупку отдѣльныхъ саженныхъ сѣтей, веревокъ и на связку отдѣльныхъ частей невода не болѣе, какъ въ половинномъ размѣрѣ, остается ему чистой прибыли 150—175 рублей съ каждаго невода. Сѣти сбываются купцами въ западныя прибрежныя прибалтійскія мѣстности и пріозерныя деревни: въ Ямбургскій и Гдовскій уѣзды Петербургской губ., въ Ревель, Балтійскій портъ, Нарву, Ригу, на Псковское озеро, озеро Ильмень, въ Выборгъ и др.

II.

Чѣмъ вызвана моя поѣздка въ Прибалтійскія губерніи. — Рыболовство и торговля сѣтями въ Выборгѣ, Ревелѣ и Ригѣ. — Рыболовная латышская община.

Лѣтомъ 1893 г., когда населеніе Осташковскаго уѣзда вынуждено было за помощью обратиться къ земству, послѣднее, въ лицѣ предсѣдателей губернской и уѣздной земскихъ управъ и 2—3 гласныхъ, пожелало на мѣстѣ, воочію убѣдиться въ бѣдственномъ положеніи крестьянъ. Для той же цѣли, не-задолго до земской экспедиціи, тоже изъ желанія лично убѣдиться въ обнищаніи осташковскаго мужика, поѣхалъ туда и губернаторъ. Земцы захватили съ собой и меня, какъ завѣдующаго статистическимъ бюро, слѣдовательно, какъ человѣка, такъ или иначе, умѣющаго бесѣдовать съ мужикомъ, «изучать» его. Ѣздили мы по Осташковскому уѣзду втеченіе двухъ недѣль и узнали, что крестьяне нѣсколькихъ волостей, напр., Новинской, Давыдовской, Залѣсской, Петровщинской, еще въ 1892 году стали прибѣгать къ продажѣ своего скота для прокормленія себя. Хлѣба въ поляхъ оказались сорными, низкорослыми и тощими, рожь еще въ началѣ августа, когда надо было ее жать, оказалась мѣстами зеленой; всѣ почти промыслы падаютъ и даютъ ничтожные заработки, вслѣдствіе чего, бывшіе промышленники стали бросать мѣстные промыслы и пустились въ отхожіе — въ Петербургъ и другіе города. Въ особенно безотрадномъ положеніи оказались кустари-вязальщики сѣтей, получающіе отъ купцовъ за свой 16—18-часовой трудъ 4—5 коп. за сажень сѣти, а между тѣмъ этимъ промысломъ кормится 20-ти-тысячное населеніе уѣзда.

Это личное обозрѣніе земцами нѣкоторыхъ деревень и вообще «изученіе» мужика имѣло своимъ послѣдствіемъ разсужденіе о томъ: нельзя-ли земству взять въ свои руки организацію сѣтнаго промысла и вообще сбыта сѣтей на внѣшніе рынки? Для изученія именно условій и мѣстъ сбыта осташковскихъ сѣтей, степени ихъ распространенности внѣ предѣловъ Тверской губерніи и т.д. губернская земская управа и командировала пишущаго эти строки.

Въ западной части Россіи рыболовство въ значительныхъ размѣрахъ происходитъ во всѣхъ заливахъ Балтійскаго моря: въ Выборгскомъ, Финскомъ и Рижскомъ, а также въ губѣ Лужской, въ озерахъ: Псковскомъ, Чудскомъ, Ильменѣ и по берегу г. Кронштадта. Кромѣ крупной рыбы, главнымъ образомъ лососины, въ заливахъ ловятся кильки, салакушки и снѣтки, снѣтками же кишатъ озера Псковское и Чудское. Повсюду рыболовствомъ занимаются при помощи осташковскихъ неводовъ и мережъ, пріобрѣтаемыхъ отъ купцовъ, чрезъ посредство проживающихъ въ городахъ Ригѣ и Ревелѣ осташковскихъ же мѣщанъ и крестьянъ, играющихъ въ данномъ случаѣ роль посредниковъ между осташковскими купцами и мѣстными рыболовами, отчасти чрезъ посредство странствующихъ по селамъ и деревнямъ, по берегамъ и островамъ Псковскаго озера осташковскихъ крестьянъ-кулаковъ изъ волостей Ботовской, Павлиховской и Кравотынской. Въ моментъ моего плаванія въ началѣ сентября по Псковскому озеру, мнѣ неоднократно приходилось встрѣчать нѣсколькихъ человѣкъ изъ крестьянъ Осташковскаго уѣзда, разъѣзжавшихъ по островамъ озера съ сѣтями и сапогами-осташами.

Организація торгово-сѣтного и рыболовнаго промысловъ на западныхъ окраинахъ Россіи настолько сама по себѣ интересна и поучительна, въ смыслѣ эксплуатаціи мѣстнаго промышленнаго населенія купцами (продавцами сѣтей), настолько интересны и самый бытъ и жизнь пріозерныхъ рыболововъ, что я считаю необходимымъ войти здѣсь въ болѣе подробное разсмотрѣніе сѣтного и рыболовнаго промысловъ.

Я началъ свое путешествіе съ Финляндіи, гдѣ между прибрежными жителями Финскаго залива рыболовство особенно сильно развито. Въ г. Выборгѣ мнѣ долго пришлось искать нѣкоего финна Суронэ — богатаго рыболова. Въ какой бы домъ ни зашелъ я по набережной улицѣ Выборгскаго залива, всюду отвѣчали мнѣ: «nicht verstehe». Вдругъ мнѣ пришла въ голову счастливая мысль — искать прежде всего солдатскую казарму, потому что солдаты, думалось мнѣ, непремѣнно должны быть русскіе. И дѣйствительно, въ одно раскрытое окно нижняго этажа каменнаго дома я увидалъ двухъ солдатъ, моющихъ какія-то деревянныя чашки.

— Скажите, служивые, гдѣ тутъ рыболовъ Суронэ?

— Сурону спросите въ русской школѣ, тамъ и укажутъ, отвѣчали солдаты.

Ищу русскую школу и нахожу въ ней кучу дѣтей, шумно бѣгающихъ по залѣ и болтающихъ по-русски. Рыболовъ, по указанію учителя, оказался хозяиномъ дома, въ которомъ помѣщалась школа, и жилъ тутъ же въ нижнемъ этажѣ. Учитель любезно предложилъ мнѣ двухъ мальчугановъ въ качествѣ толмачей къ Суронэ, но оказалось, что рыболовъ самъ очень порядочно могъ объясняться со мной по-русски. Суронэ былъ удивленъ, узнавъ, что я пріѣхалъ въ Финляндію отъ земства на счетъ сѣтей, такъ какъ въ немъ явилось подозрѣніе, что я пріѣхалъ отъ земства для торговли сѣтями, и потому прямо объявилъ мнѣ:

— Я не дамъ дорого... русской больно надувайтъ.

— Нѣтъ, я не съ сѣтями пріѣхалъ, говорю я, а хочу только узнать, гдѣ вы покупаете сѣти, почемъ?., и какъ бы устроить такъ, чтобы въ этомъ дѣлѣ никого не надували.

Года два тому назадъ Суронэ самъ ѣздилъ за сѣтями въ Осташковъ, гдѣ жилъ двѣ недѣли и покупалъ сѣти по-саженно у крестьянъ-разнощиковъ: частикъ по 25—35 коп., рѣдки по 15—16 коп. Разнощики сѣтей не знали, какъ и куда сбывать сѣти: купцы больно дешево даютъ, и вотъ они вынесли ихъ на базаръ продавать желающимъ. По словамъ Суронэ, осташковскіе купцы наживаютъ барыша половину отъ всякой сѣти. Самъ онъ видѣлъ, какъ купцы обмѣривали крестьянъ. Самъ онъ, Суронэ, покупая въ Осташковѣ 8-саженную корму за 8 руб., продавалъ здѣсь въ Выборгѣ финскимъ рыболовамъ по 16 руб. за штуку. Мелкіе-же финскіе рыболовы переплачиваютъ осташковскимъ купцамъ за каждую сѣть больше чѣмъ вдвое.

— Кабы сдѣлать подешевле сѣти, финны покупали бы больше, а то больно дорого... не выгодно. Финнъ старой, дырявой сѣтью ловитъ, иногда починитъ ее тряпкой, ниткой, оттого и рыбы меньше ловится. Если бы и я сталъ покупать у осташковскихъ купцовъ сѣти за глаза, то и меня обманули бы, обмѣривали бы. Пусти сѣти подешевле да не обмѣривай, финскіе рыболовы каждый годъ покупали бы у Осташей до 10,000 саженъ сѣтей.

Мнѣ невольно припомнились приэтомъ стихи Пушкина:

...Финскій рыболовъ,

Печальный пасынокъ природы,

Одинъ у низкихъ береговъ

Бросалъ въ невѣдомыя воды

Свой ветхій неводъ...

Самъ Суронэ платитъ городу и крестьянамъ за право рыбной ловли 6,500 руб. Рыбу ловятъ на 25-ти-верстномъ разстояніи по берегу залива, преимущественно корюшку, ряпушку, салакушку, рѣже лососей, окуней, щукъ, лещей и ершей. Благодаря слишкомъ большому количеству рыболововъ, рыбы въ морѣ стало попадать меньше: прежде рыбы ловилось у него одного тысячъ на 20 р., а теперь на 10—15 тысячъ. Спросъ на осташковскія сѣти всетаки не уменьшился.

Года два тому назадъ появилась было въ Финляндіи машинная шведская сѣть, но не нашла распространенія, вслѣдствіе малой доброкачественности матеріала: нитка неровна, узловата и не такъ крѣпка, какъ осташковская. Суронэ весьма сочувственно отнесся къ предположенію пріобрѣтать осташковскія сѣти чрезъ посредство земства, помимо купцовъ, что несомнѣнно понизило бы цѣны на сѣти и вызвало бы большій на нихъ спросъ со стороны финскаго населенія.

Гораздо менѣе посчастливилось мнѣ на счетъ сѣтей въ г. Нарвѣ. Сюда пріѣхалъ я съ желѣзнодорожнымъ поѣздомъ поздно вечеромъ, и потому долженъ былъ остановиться на ночлегъ въ скверной русской гостинницѣ. Гостинница помѣщалась далеко отъ вокзала по ту сторону р. Наровы, на горѣ. На другой день въ 8 часовъ утра я было вздумалъ отыскивать нѣкоего купца Пыпкина, указаннаго мнѣ осташковскими купцами, какъ рыболова, покупающаго сѣти изъ Осташкова. Улицы были пустынны и грязны, особенно набережная вдоль крѣпости по лѣвому берегу р. Наровы. Въ городѣ все время не переставалъ шумъ отъ водопада, находящагося въ 2½ в. отъ города. Купецъ жилъ далеко за р. Наровой, на самомъ концѣ города, поэтому надо было ѣхать къ нему на извощикѣ, тѣмъ болѣе, что у меня съ собой были чемоданъ и подушка; но извощика нигдѣ не оказалось. Пришлось нанять человѣка изъ гостинницы и идти съ нимъ. Мы цѣлыхъ полчаса мѣсили ногами грязь по набережной улицы, отыскивая русскаго купца. Подойдя къ двери одного большого деревяннаго на каменномъ фундаментѣ дома, мы постучались. Въ двери насъ не пустили, но изъ раскрытаго окна выглянула не то барыня, не то баба, повязанная ситцевымъ платкомъ.

— Вамъ кого надо? — окликнула она довольно грубо.

— Купецъ Пыпкинъ здѣсь живетъ?

— Здѣсь, зачѣмъ вамъ его? Я его сестра. Брата дома нѣтъ, на рыбной ловлѣ.

— Такъ и такъ, говорю, на счетъ сѣтей пріѣхалъ освѣдомиться... Сѣти, говорю, дороги, обманы осташковскихъ купцовъ... заработки крестьянъ отъ сѣтей малы; ну и рыболовы, вѣроятно, и вашъ братъ много переплачиваютъ и т.д.

— Все только о крестьянахъ заботятся, а вѣдь и купцу надо чѣмъ нибудь жить? огрызнулась баба. Развѣ купецъ не человѣкъ? Мужикъ пьянствуетъ, обманываетъ... И купецъ человѣкъ. Вонъ французскіе крестьяне, что сдѣлали...

Болѣе значительный спросъ на осташковскія сѣти существуетъ въ гг. Ревелѣ, Балтійскомъ Портѣ и въ селеніяхъ на Псковскомъ озерѣ. Берегъ Финскаго залива въ Ревелѣ заселенъ преимущественно рыболовами эстами и латышами, которые живутъ въ своихъ собственныхъ — частію деревянныхъ, частію каменныхъ — домахъ. Набережная улица, на которой они живутъ, была узкая, какъ и всѣ почти улицы въ Ревелѣ, грязная, не менѣе грязны и мощеные камнемъ дворы жильцовъ, во множествѣ заставленные деревянными ящиками и жестяными коробками съ кильками. Вся улица, всѣ дворы и внутренность домовъ пропитаны килечнымъ запахомъ, впрочемъ довольно пріятнымъ. Чтобы добраться, войдя во дворъ, до дверей жильца, надо идти по узкому проходу, зигзагами, между ящиками, коробками и досками. Тутъ же на берегу залива живутъ въ своихъ собственныхъ деревянныхъ домахъ русскіе купцы, Малаховъ и Сумотчиковъ, забравшіеся сюда изъ г. Осташкова. Оба они занимаются рыболовствомъ, но, главнымъ образомъ, продажей прибрежнымъ эстамъ и чухонцамъ сѣтей. По словамъ другого рыболова и продавца килекъ, Лесмана, купцы эти ужасно эксплуатируютъ здѣшнихъ рыболововъ при продажѣ сѣтей. Такъ, напр., пріобрѣтая сами сѣти изъ Осташкова за 90—100 руб., перепродаютъ мѣстнымъ рыболовамъ за 200—210 рублей. Даже если предположить, что полное изготовленіе невода обойдется вмѣстѣ съ покупкой въ 130 руб., то и въ такомъ случаѣ русскіе купцы чистой прибыли съ каждаго невода получатъ 70—80 р. или 53—60%.

— Какъ это странно, что здѣсь расходится такое множество осташковскихъ сѣтей, заявилъ мнѣ Лесманъ, а между тѣмъ мѣстное земство не позаботится о томъ, чтобы поставить сбытъ сѣтей на правильную ногу. Вѣдь здѣсь наживаются всего двое, а тамъ въ Осташковѣ, навѣрное, крестьянамъ платится за сѣти мало. Чухонцы здѣсь тоже страшно много переплачиваютъ. Невода на годъ не хватаетъ: весной его купятъ, а осенью ужъ надо купить новый, или чинить старый.

— Кажется, въ другихъ мѣстахъ невода хватаетъ на цѣлый годъ, по крайней мѣрѣ, на озерахъ, замѣтилъ я.

— Да, на озерахъ можетъ быть. Въ морской водѣ невода быстро подвергаются гніенію, да кромѣ того ихъ перегрызаетъ въ водѣ маленькое насѣкомое, такой таракашечекъ, оттого они скоро и портятся. Чтобы меньше портились невода, стали ихъ смолить до 3-хъ разъ въ лѣто; къ тому же смоленые невода меньше намокаютъ.

— Развѣ у васъ такъ много покупается неводовъ, что отъ продажи ихъ можно нажиться?

— А какъ же. Малаховъ съ братомъ продаютъ чухонцамъ до 70 неводовъ, Сумотчиковъ 40 и нѣмецъ Серенсенъ 30; кромѣ того сами чухонцы помимо этихъ купцовъ выписываютъ изъ Осташкова неводовъ тысячи на двѣ рублей.

— Не можете-ли вы мнѣ указать кого либо здѣсь, къ кому бы я могъ обратиться за содѣйствіемъ въ дѣлѣ распространенія сѣтей, при посредствѣ осташковскаго земства? Думаю, что и городъ Ревель заинтересованъ въ томъ, чтобы его бѣдные рыболовы могли пріобрѣтать сѣти по болѣе дешевой цѣнѣ. Складъ бы здѣсь устроить...

— Разумѣется. Я могъ бы указать вамъ на г. Эрбе. Онъ заведуетъ  хозяйственной частью города, слѣдовательно, такъ или иначе заботится о благосостояніи жителей города. Эрбе очень дѣятельный, энергичный господинъ.

— Ну, а наши купцы могутъ что-нибудь сказать о сѣтномъ и рыбномъ промыслѣ?

— Врядъ-ли узнаете отъ нихъ что-нибудь. Они слишкомъ заинтересованы въ томъ, чтобы сохранить тайну своей наживы. А впрочемъ сходите — увидите.

Купецъ Малаховъ жилъ всего въ 3—5 шагахъ отъ Лесмана. Это былъ простой малограмотный осташковскій мѣщанинъ, одѣтый въ довольно грязный, сѣрый триковый пиджакъ и брюки подъ сапоги. Въ домѣ его тоже вездѣ была грязь.

— Позвольте спросить, — обратился онъ ко мнѣ, когда я вошелъ къ нему въ залу: — какихъ вамъ надо свѣдѣніи — по ученой части, или такъ?

— Ну, хоть сначала по ученой части, — говорю я, ужъ и такъ...

Я вынулъ изъ кармана большую записную книжку, а потомъ взялъ въ руки карандашъ и приготовился слушать по ученой части.

— Намъ совсѣмъ житья нѣтъ отъ нѣмцевъ здѣсь, — началъ Малаховъ. — Ужъ такое утѣсненіе отъ нихъ, такое!.. Вѣдь мы русскіе, чай; уважать бы насъ они должны, а то совсѣмъ жить нельзя...

— Въ чемъ же нѣмцы утѣсняютъ васъ? — поинтересовался я узнать.

— Да какъ же? Прежде, бывало, мы воды снимали у помѣщика одного или двухъ за-дешево, а ныньче приходится снимать у мызниковъ, каждому по 30—40 р. съ невода платимъ, да и городу еще платимъ по 25 р.... И ловить-то намъ, русскимъ, негдѣ стало: море занято кораблями...

— Отчего же прежде снимали у помѣщиковъ, а нынче у мызниковъ, у крестьянъ?

— Да оттого, что нѣмцы береговымъ чухонцамъ отдали воды въ пользованіе. Каждый рыболовъ-чухонецъ, значитъ, даромъ можетъ въ морѣ ловить рыбу противъ своего дома, а прежде...

— Позвольте, позвольте... Такъ вѣдь это хорошо. Чухонцы бѣдны; у нихъ можетъ только и промысла, что рыболовство. Городская дума сочла за лучшее обезпечить ихъ, дать имъ въ даровое пользованіе море.

— Да намъ-то, русскимъ, оттого хуже стало... вѣдь мы, чай, больше правъ то имѣемъ... Совсѣмъ жить стало нельзя...

На словѣ русскій купецъ сильно напиралъ, вѣроятно, желая тѣмъ дать мнѣ понять, что мы, молъ, русскіе, должны быть здѣсь хозяевами. Мнѣ надоѣли эти купеческія ламентаціи, поэтому я завелъ рѣчь о другомъ.

— Ну, это мы говорили съ вами такъ, а теперь позвольте просить васъ дать мнѣ свѣдѣнія по ученой части, какъ вы говорите.

— Извольте. Вамъ о рыболовствѣ, значитъ?

— Да, пожалуйста.

— Въ заливѣ ловится килька и салакушка небольшими 90 саженными неводами, по 45 саж. каждое крыло. Русскихъ осташковскихъ неводовъ здѣсь около 250. Ячеи въ нихъ широкія, не меньше 1 дюйма, потому что здѣсь сильный ходъ воды, поэтому частыя сѣти водой можетъ разорвать; но за то при рѣдкихъ ячеяхъ изъ неводовъ много уходитъ рыбы въ море. Килька мечетъ икру въ глубинѣ моря въ началѣ весны, а потомъ съ мая появляется близъ береговъ въ теплой водѣ. Салакушка мечетъ икру въ апрѣлѣ, когда она приближается къ материку; въ августѣ она опять норостуетъ (т.е. мечетъ икру) на морскихъ лузахъ (банкахъ). Уловъ рыбы не всегда одинаковъ. Въ иной годъ вода въ морѣ бываетъ особенно тепла, и потому килька уходитъ въ глубину моря, гдѣ похолоднѣе. Весной ловится рыбы больше всего, но въ это время она бываетъ дешева, не болѣе 60 к. за мѣрку, такъ какъ рыба бываетъ тоща; самая лучшая жирная килька въ сентябрѣ и октябрѣ, когда мѣра ея (11 жестяныхъ банокъ) доходитъ до 5—6 руб. Салакушка продается смотря по улову: весной по 40—50 коп. мѣра, осенью 60—70; дороже рубля никогда не бываетъ. Прежде, когда не было постановочной  сѣти (т.е. сѣть, которую бросаютъ въ море на цѣлую ночь), крестьяне ловили одну салакушку, а теперь ловятъ всякую рыбу; но во всякомъ случаѣ съ конца октября ловъ кильки прекращается, такъ какъ вода въ морѣ становится холодной и килька уходитъ въ глубь моря. Каждый хорошій рыбакъ можетъ наловить въ лѣто кильки и салакушки пудовъ до 100.

— Дорого приходится чухонцамъ платить за сѣти? — полюбопытствовалъ я спросить Малахова.

— Да всяко... нѣтъ, недорого... Трудно опредѣлить; но подороже нѣмецкихъ...

— Развѣ есть нѣмецкія сѣти?

— Есть немного... Онѣ, значитъ, изъ бумажныхъ нитокъ, но хуже нашихъ: ячейки больно узки и потому рыба застрѣваетъ въ нихъ, портится. За то лучше нашей въ другомъ отношеніи: не гніетъ въ водѣ и таракашечекъ ее не перегрызаетъ.

Къ завѣдующему хозяйственной частью города, Эрбе, мнѣ пришлось идти уже вечеромъ, при огнѣ. Онъ жилъ на Широкой улицѣ въ своемъ собственномъ каменномъ домѣ. Это былъ довольно еще молодой, маленькій, сутуловатый нѣмецъ, который любезно ввелъ меня въ изящно и со вкусомъ меблированную гостиную.

— Чѣмъ могу я вамъ быть полезнымъ? — обратился ко мнѣ хозяинъ мягкимъ, нѣсколько вкрадчивымъ голосомъ.

— Такъ и такъ, говорю, командированъ отъ земства для изученія сѣтного промысла. Ваши крестьяне очень дорого покупаютъ здѣсь осташковскія сѣти, а наши крестьяне очень дешево продаютъ ихъ купцамъ. Нельзя-ли, говорю, какъ нибудь сговориться съ городомъ о томъ, чтобы ваша дума взяла на себя нѣкоторымъ образомъ посредническую роль въ дѣлѣ сбыта сѣтей между здѣшними ревельскими рыболовами-крестьянами. Я слышалъ, что вы завѣдуете въ городѣ его хозяйственной частью, слѣдовательно, принимаете близко къ сердцу благосостояніе жителей города, тѣмъ болѣе бѣдныхъ чухонцевъ. И земство наше тоже заботится о благосостояніи населенія.

Эрбе искоса оглядѣлъ меня съ ногъ до головы и потомъ, обративъ взоры въ пространство, ломанымъ русскимъ языкомъ медленно выговорилъ мнѣ слѣдующее:

— Это совсѣмъ не мой дѣло о крестьянахъ заботиться, и дума наша имѣетъ другія заботы... Есть у насъ купцы, которые имѣютъ дѣло съ крестьянами. Вотъ я могу указать вамъ на одного купца въ Ревелѣ — Гендріуса, который имѣетъ дѣло съ крестьянами. Это хорошій человѣкъ — первой гильдіи купецъ. Къ нему и обратитесь, а то какое дѣло намъ до крестьянъ? Да и нельзя ничего сказать, не видавши образцовъ сѣтей.

— Всѣ образцы осташковскихъ сѣтей въ рукахъ вашихъ рыболововъ крестьянъ.

— Не мой это дѣло, не мой.

Разумѣется, къ рекомендуемому «хорошему» купцу, который «имѣетъ дѣло съ крестьянами», я уже не пошелъ, предполагая, что купецъ, да еще первой гильдіи, ведущій торговлю съ крестьянами, долженъ быть того же калибра, что и Малаховъ.

Въ Ригѣ я уже не нашелъ и слѣда осташковской сѣти. Русскій мануфактурный торговецъ П.М. Потаповъ, лѣтъ пять тому назадъ пріобрѣтавшій сѣти изъ Осташкова, въ настоящее время пользуется иностранной сѣтью для ловли въ Рижскомъ заливѣ кильки, салакушки и снѣтковъ. Иностранная машинная сѣть вытѣснила осташковскую втеченіе послѣдняго пятилѣтія на всемъ побережьи Рижскаго залива, но дальше, въ глубь Россіи, еще не пошла. Сѣть эта плетется машиной изъ тончайшихъ фильдекосовыхъ нитокъ, начиная съ 60 № и кончая 200 №. До 1892 года заграничныя машинныя сѣти проникали къ намъ сравнительно еще въ небольшомъ количествѣ, такъ какъ, согласно 205 статьѣ, буква В. Таможеннаго Устава, онѣ оплачивались у насъ пошлиной въ 40 руб. за пудъ золотомъ. Въ 1892 году нѣкоторыя таможенныя правленія, при оплатѣ пошлиной тончайшихъ фильдекосовыхъ иностранныхъ сѣтей, стали почему-то руководствоваться буквально 190 статьей Таможен. Устава, причисляя эти сѣти къ корабельнымъ веревочнымъ неводамъ, слѣдовательно долженствующимъ быть оплаченными самой низкой пошлиной въ 70 коп. съ пуда, тогда какъ одна только пряжа оплачивается у насъ пошлиной въ 5 разъ дороже сѣти, т.е. по 11 рублей за пудъ, согласно ст. 183 Тамож. Уст., пункта Б. Машинная фильдекосовая сѣть, сплетенная изъ нитокъ 120, отличается чрезвычайной прочностью и легкостью. Представьте себѣ только, что для выработки рыболовной сѣти изъ фильдекосовыхъ нитокъ № 120 въ 20 саженъ длины и 8 саж. ширины, заключающей въ себѣ 700,000 ячей (узловъ), требуется всего 1½ фунта нитокъ! И всю эту тончайшую, мягкую, нѣжную сѣть можно сжать въ кулакъ. Такая сѣть съ доставкой въ Россію и съ оплатою пошлиной въ 70 коп. за пудъ будетъ стоить всего 7 рублей. Чтобы приготовить точно такую же сѣть изъ 1½ ф. нитокъ стоимостью въ 2 р. 50 к. за фунтъ у насъ въ Россіи ручнымъ способомъ, опытной работницѣ надо будетъ употребить для связанія 700,000 ячей 70 дней, въ томъ предположеніи, что она въ состояніи будетъ ежедневно связать 10,000 ячей. Такимъ образомъ, если вознаграждать работницу за ея ежедневный трудъ по 10 коп., то такая сѣть обойдется въ 3 р. 75 к. + 7 р. = 10 р. 75 к. Слѣдовательно, иностранная сѣть дешевле сѣти внутренняго приготовленія на 3 р. 70 коп. Въ прошеніи, поданномъ рижскимъ купцомъ г. Потаповымъ въ Департаментъ Мануфактуръ и Торговли при министерствѣ финансовъ въ іюлѣ мѣсяцѣ текущаго года, говорится по поводу ввоза въ Россію иностранныхъ сѣтей слѣдующее: «нитки, употребляемыя для вязанія сѣтей, приходится намъ пріобрѣтать теперь изъ-за границы, вслѣдствіе того, что наши фабрики въ настоящее время работаютъ для сѣтей нитки только до № 70; на выработку же сѣтей для ловли килекъ, стремлингъ и снѣтковъ требуется нитка отъ № 120 до 200. Для устраненія рѣзкой разницы въ цѣнахъ на сѣти внутренняго и иностраннаго изготовленія, для пользы отечественной промышленности слѣдовало бы цѣны эти уравнять путемъ возвышенія пошлины: къ фильдекосовой сѣти вполнѣ можетъ быть примѣнена статья 205 пункта Таможеннаго Устава, по которой сѣть эта по цѣнности и качеству должна быть причислена по размѣру пошлины къ шелку или кружевамъ, т.е. по 3 р. за фунтъ съ нитокъ отъ 60 до 200 англійскаго обозначенія». Дальше въ прошеніи вычисляются размѣры пошлинъ и на другія иностранныя сѣти изъ нитокъ низшихъ номеровъ. Не знаю, насколько русская ручная сѣть въ состояніи будетъ конкурировать съ заграничной машинной сѣтью и насколько вообще разовьется и процвѣтетъ наша отечественная промышленность, если мы оградимъ свою хотя бы и кустарную промышленность отъ вторженія въ наши предѣлы продуктовъ иностранной промышленности путемъ наложенія на нихъ высокихъ пошлинъ; но во всякомъ случаѣ выгода рано или поздно должна будетъ оказаться на сторонѣ машинъ, изготовляющихъ продукты и скорѣе, и дешевле, и чище. Весь вопросъ только въ томъ: въ чьихъ рукахъ окажется эта машина — въ рукахъ-ли одного—двухъ капиталистовъ или въ рукахъ самихъ крестьянскихъ общинъ.

Мнѣ хотѣлось ознакомиться съ рыболовствомъ латышей, живущихъ въ Ригѣ, по берегу р. Западной Двины, почти вплоть до впаденія ея въ Рижскій заливъ. Такъ какъ латыши совсѣмъ не знаютъ русскаго языка, то мнѣ нужно было отыскать какого-либо переводчика, знающаго и русскій, и латышскій языки. Я имѣлъ рекомендательное письмо къ Д.Н. Ахшарумову, нѣсколько лѣть проживающему въ гор. Ригѣ въ качествѣ вольнопрактикующаго врача. Г. Ахшарумовъ жилъ за р. Двиной въ такъ называемомъ Гагенсбергѣ, на Кальнецемской улицѣ. Пароходъ быстро домчалъ меня туда за 5 коп. Д.Н. тотчасъ же познакомилъ меня съ однимъ нѣмцемъ, 1-й гильдіи купцомъ, Г.В. Шредеромъ, который оказался довольно образованнымъ человѣкомъ, хорошо обладающимъ знаніемъ и русскаго, и латышскаго языковъ. Я разсказалъ этому послѣднему исторію съ иностранными машинными сѣтями и на счетъ хлопотъ о наложеніи на нихъ пошлинъ.

— Удивительное дѣло, — замѣтилъ онъ мнѣ: — какъ только заходитъ рѣчь о промышленности, такъ нашъ умъ нейдетъ дальше того, чтобы заставить процвѣтать нашу промышленность путемъ или запрещенія ввоза къ намъ иностранныхъ товаровъ, или наложенія на нихъ высокихъ пошлинъ. Другого, поумнѣе, мы еще не придумали пока. Если пошлину на сѣть поднимутъ, то я первый тотчасъ же заведу здѣсь машину для вязанія сѣтей.

— Но вѣдь вашей машинѣ нечего будетъ дѣлать, — говорю я: — тамъ она работаетъ не для одного нашего рынка. Ваша машина въ одинъ-два дня можетъ сработать все нужное для насъ количество сѣтей, но она едва-ли въ состояніи будетъ работать для заграничнаго рынка. Нитки, вѣдь, придется вамъ тоже изъ-загра-ницы покупать.

— Ну, я сначала это дѣло изучу, а потомъ и примусь.

29 августа въ три часа пополудни мы вдвоемъ съ Г.В. Шредеромъ отправились къ берегу маленькой рѣчки, протекающей тотчасъ же за домомъ г. Шредера и впадающей въ Зап. Двину, неподалеку отъ города Риги. По всей почти рѣчкѣ стояли плоты изъ сосноваго строевого лѣса, отчего вода имѣла красновато-бурый оттѣнокъ. Шредеръ былъ лѣсопромышленникъ, и весь видѣнный мною лѣсъ принадлежалъ ему. Переѣхавъ на ту сторону, мы съ версту шли по скошеннымъ лугамъ, за которыми на длинномъ пригоркѣ, тянущемся вдоль лѣваго берега Зап. Двины, стоялъ рядъ довольно чистенькихъ деревянныхъ, выкрашенныхъ въ темно-бурую краску, домиковъ. Всѣ эти домики принадлежали латышамъ-рыболовамъ. Въ каждомъ дворѣ были развѣшены для просушки рыболовныя сѣти.

Въ домахъ не видно ни души, только во дворѣ лаяли собаки. Набережная улица тоже была пустынна. Заходимъ въ одинъ домъ — никого, въ другой — никого, въ третій та же исторія, а между тѣмъ сталъ накрапывать дождь, слѣдовательно, надо было куда нибудь укрыться. Вездѣ отвѣчали намъ, что хозяева ушли въ гости, такъ какъ было воскресенье. Только въ пятомъ отъ нашего входа въ улицу домѣ хозяева и нѣсколько человѣкъ гостей оказались на-лицо. Хозяинъ и его гости одѣты были кто въ пиджаки, кто въ какія-то неопредѣленнаго цвѣта триковыя куртки. Всѣ мы вошли въ довольно просторный амбаръ, наполненный подлѣ стѣнъ чуть не до крыши сѣтями, обручами, досками и прочими принадлежностями сѣтного производства. Латыши издавна занимаются рыбной ловлей въ Западной Двинѣ на протяженіи всего почти ея 18-верстнаго теченія вплоть до устья, и всѣ сѣти плетутъ сами, силами членовъ своей семьи. Латыши-рыболовы образуютъ собой прекрасно организованную общину, подобія которой мы не встрѣчаемъ среди нашихъ русскихъ рыболововъ, вслѣдствіе чего они и живутъ зажиточнѣе нашихъ рыболововъ. Существующая рыболовная латышская община несомнѣнно составляетъ остатокъ прежнихъ Genossenschaft[2], Bruderschaft[3], которыхъ не мало существовало въ Ригѣ въ ХІII и XIV столѣтіяхъ, въ періодъ развитія городовъ Ганзейскаго союза. Въ XIV столѣтіи рыболовство въ Ригѣ составляло особенную весьма обширную отрасль промышленности[4]; тогдашняя рыболовная община по своей внутренней организаціи была почти тождественна съ существующей. И тогда, какъ и теперь, члены этой и другихъ общинъ главною своею цѣлью по отношенію другъ къ другу ставили взаимопомощь во всѣхъ несчастныхъ случаяхъ жизни на началахъ братства и равенства[5]. Латышская община, состоящая изъ 20 семей, покупаетъ для сѣтей на общинный капиталъ пеньку или ленъ берковцами, платя по 50—60 руб. за берковецъ. Затѣмъ пенька эта раздается каждой семьѣ для пряжи и плетенія сѣтей, кто сколько хочетъ. Условіемъ ставится, чтобы изъ купленной на общинный капиталъ пеньки никто не имѣлъ права продавать ее ни въ сыромъ, ни въ обработанномъ видѣ, а каждый пользовался бы ею только въ предѣлахъ своей общины. Для ловли щукъ, лещей, судаковъ, бѣлорыбицы и пр. невода плетутъ изъ некрученыхъ нитокъ въ 75 саж. длины, съ ячеями въ одинъ квадратный дюймъ; для ловли же лососей употребляютъ невода изъ парусинной нитки, покупаемой общиной въ Ригѣ по 60 коп. за фунтъ. Эти послѣдніе невода имѣютъ 80 саж. длины и 18 ячей ширины, равныхъ каждая 3½ дюймамъ. Слѣдовательно, всѣ невода рѣдкіе. Для плетенія сѣтей употребляютъ маленькія дубовыя дощечки, имѣющія діаметръ, равный величинѣ ячей. Дощечки эти въ большинствѣ случаевъ составляютъ общинную собственность рыболововъ и сохраняются по традиціи съ незапамятныхъ временъ изъ поколѣнія въ поколѣніе, поэтому онѣ имѣютъ закоптѣлый черно-бурый цвѣтъ. На многихъ изъ нихъ вырѣзанъ ножомъ годъ появленія ихъ на свѣтъ. На однѣхъ я прочиталъ 1831 годъ, на другихъ 1817, на третьихъ — 1750, нашелъ одну, помѣченную даже 1690 годомъ. Мнѣ говорили, что есть дощечки и старше этого послѣдняго года. Кромѣ пеньки и льна, община покупаетъ на общинныя же средства большую лососинную лодку, имѣющую 40 футовъ длины, стоимостью въ 200 руб. Въ нее всегда садятся 12 гребцовъ. Къ каждой изъ лодокъ съ боку прибитъ жестяной гербъ общины, изображающій 2 рыбки, сложенныя крестомъ. Община (Brüderei) выбираетъ изъ среды себя на 1—3 года старшину (Altman'a) и члены ея называютъ другъ друга Вruder’ами (братьями). Здѣсь мы видимъ аналогію съ Осташковскими рыболовными общинами-братствами, члены которыхъ тоже называютъ другъ друга братами, но во всѣхъ остальныхъ отношеніяхъ сходство это уже теряется, по крайней мѣрѣ, относительно внутренней организаціи, составляющей силу и мощь общины, не допускающей до приниженія и обнищанія отдѣльныхъ ея членовъ. Кулачества здѣсь не видно и слѣда, такъ какъ все держится взаимопомощью. За право ловли рыбы въ Западной Двинѣ община платитъ городу 2,000 руб. ежегодной ренты. Ловъ рыбы раздѣляется на дневной и ночной, причемъ первый практикуется единовременно всей общиной подъ руководствомъ своего Аltman’а, въ ночное же время каждый можетъ ловить для себя рыбы сколько угодно и даже продавать ее. Пойманная днемъ рыба продается общиной, и деньги составляютъ общинный капиталъ, часть котораго идетъ на уплату аренды за право ловли, другая отчисляется въ неприкосновенный капиталъ на общинныя нужды; пропала-ли у кого лодка или неводъ, сгорѣлъ-ли у кого домъ, община помогаетъ ему: на общинный капиталъ купитъ новую лодку, выдастъ пеньки для сѣти, выстроитъ домъ; умеръ-ли въ семьѣ единственный работникъ, — община и тутъ приходитъ осиротѣлой семьѣ на помощь: она хоронитъ на общинный счетъ своего собрата, выдаетъ вдовѣ съ дѣтьми вспоможеніе. Остальныя деньги, вырученныя отъ продажи общинной рыбы, дѣлятся поровну между всѣми общинниками. Та же община обязана на свой счетъ отыскивать въ рѣкѣ всѣхъ утопленниковъ.

Рыболовство практикуется главнымъ образомъ съ весны до осени, но съ нѣкоторыми ограниченіями, сдѣланными городской думой, въ видахъ сохраненія рыбы. Такъ, лососей ловятъ лишь лѣтомъ; но осенью и зимой, съ 15 октября и до 15 февраля, ловля ихъ прекращается; затѣмъ, съ 1 апрѣля и по 1 мая не позволяется также ловить на продажу судаковъ, окуней и ершей, но позволяется заниматься ловлей ихъ для себя; втеченіе мая мѣсяца нельзя ловить бѣлорыбицы и лещей. За своевольную въ недозволенное время ловлю полагается штрафъ: въ первый разъ въ 25 руб., второй 40 руб., а въ третій виновный лишается права ловли втеченіе года. Лѣтъ 10 тому назадъ община ловила мелкую рыбу частыми сѣтями, но въ настоящее время всякую рыбу ловятъ исключительно рѣдкими. Зимній ловъ производится однѣми мордами.

III.

На Псковскомъ озерѣ и на Кронштадтской пристани.

Для сравнительной характеристики внутреннихъ распорядковъ рыболовныхъ общинъ интересно будетъ привести нѣкоторыя данныя о рыболовныхъ общинахъ на Псковскомъ озерѣ. Изъ гор. Пскова пароходъ ежедневно выходитъ въ 8 час. утра, сначала по р. Великой на разстояніи 16 верстъ, затѣмъ по Псковскому и частію Чудскому озерамъ и по р. Эмбахъ до Юрьева (Дерпта) и обратно. На этомъ пространствѣ онъ нигдѣ не останавливается и только мѣстами принимаетъ или ссаживаетъ пассажировъ въ лодкахъ къ тому или другому изъ 7 населенныхъ острововъ, причемъ къ однимъ мѣстностямъ въ одинъ день онъ подходитъ близко, отъ другихъ идетъ далеко, почему и пріемъ пассажировъ не вездѣ бываетъ ежедневно, не во всѣхъ прибрежныхъ пунктахъ. Это дѣлается пароходомъ въ видахъ сбереженія дровъ. При выходѣ парохода изъ устья р. Великой въ озеро, приходится плыть между многими небольшими, низменными, покрытыми травой островами, затѣмъ острова исчезаютъ и пароходъ несется уже по необозримому водному пространству. Ширина озера простирается отъ 25 до 35 верстъ, длина — отъ сѣвера къ югу — 70 верстъ. Всѣхъ острововъ на озерѣ до 50, но заселенныхъ только 7, которые носятъ общее названіе Обозерья. Въ вѣтреную погоду волненіе бываетъ очень сильно, и пароходъ бросаетъ изъ стороны въ сторону, какъ щепку. Я выѣхалъ изъ Пскова въ пріозерныя селенія 31 августа. Погода была вѣтренная и пароходъ сильно качало. Мнѣ надо было сначала попасть въ Талабскъ (посадъ Александровскій), находящійся на озерѣ въ 35 верстахъ отъ г. Пскова, но пароходъ прошелъ мимо этого острова, и потому я проѣхалъ еще дальше верстъ 15. Вдали, верстахъ въ трехъ отъ какого-то острова, виднѣлась лодка; когда мы къ ней подплыли, пароходъ принялъ изъ лодки большой боченокъ съ сельдями, плетеную корзину съ какимъ-то товаромъ и двухъ крестьянъ-пассажировъ. Пустую лодку сильно качало волнами, и потому съ перепугу я не рѣшался-было садиться въ нее; но двое крестьянъ успокоили меня и, взявъ подъ руки, спустили въ лодку. Не доѣзжая съ четверть версты до берега, лодка вдругъ стала на мель. Я сначала думалъ, что лодка стала по недосмотрительности гребцовъ, но къ удивленію моему оба гребца и двое пассажировъ вылѣзли изъ лодки; одинъ изъ нихъ повелъ ее за веревку къ берегу, а другой просилъ меня сѣсть къ нему на спину. Я сильно ухватился обѣими руками за шею крестьянина и повисъ у него на спинѣ. Такъ 1/4 версты онъ и тащилъ меня до берега. На островѣ стояло селеніе Лисья, состоящее изъ 90 домовъ; за селомъ, на низменной части острова виднѣлась убогая деревянная церковь, вправо школа. Весь островъ былъ продолговатый, песчаный и тянулся на 11/2 версты. Всѣ дома стояли въ безпорядкѣ, безъ улицъ, такъ что по селу надо было идти узкими проулками зигзагами. Такая система, или лучше, безсистемная скученность построекъ обусловливалась незначительностью клочка земли на островѣ, не позволяющей расположить дома въ прямыя, правильныя линіи. Всѣ дома были деревянные безъ дворовъ, съ крылечками на улицу, сзади избъ находились небольшіе огороды. Избы были маленькія, кромѣ, впрочемъ, двухъ-трехъ, которыя выглядѣли лучше и красивѣе остальныхъ. Эти принадлежали богатымъ крестьянамъ-рыботорговцамъ. Общій видъ селенія — крайняя безпріютность и не живописность мѣстности. При выходѣ моемъ на берегъ, лѣвая сторона острова довольно высоко поднималась вверхъ, въ видѣ совершенно песчанаго холма, на которомъ стоялъ длинный шестъ съ маленькимъ развѣ-вающимся флагомъ на верху, вѣроятно, съ цѣлью слѣдить за направленіемъ вѣтра, съ другой стороны — верстъ на 5—6 — тянулось вдаль непроходимое болото, съ третьей — отдѣляла островъ рѣчка, текущая въ низкихъ, болотистыхъ берегахъ и теряющаяся въ болотѣ. На разстояніи полуверсты отъ этого острова, съ правой стороны возвышался еще островъ, на которомъ расположена была часть поля селенія Лисья. Туда во время пара крестьяне перегоняютъ всякій скотъ вплавь на пастбище. Вообще, всѣ берега озера низменны, болотисты, изрѣдка только покрыты сосновымъ лѣскомъ, и только со стороны Лифляндской губерніи значительно возвышенны. Большія береговыя пространства тянутся безплодной полосой и рѣдко населены; но за то каждымъ холмомъ, каждымъ боромъ воспользовалось населеніе. Мнѣ казалось чрезвычайно страннымъ, что именно побуждало населеніе ютиться на этихъ негостепріимныхъ островахъ, на многихъ изъ которыхъ нѣтъ даже совсѣмъ пахотной земли? Вѣроятно, манила сюда населеніе прелесть свободнаго воднаго приволья, обиліе рыбы? Почти все населеніе, въ количествѣ 5,000 человѣкъ обоего пола, состоитъ изъ крестьянъ б. государственныхъ. При надѣлѣ ихъ землей, во всѣхъ селеніяхъ рыбные промыслы были приняты во вниманіе,  что значительно и повліяло на размѣръ надѣла: одни получили въ надѣлъ не болѣе 4 дес. на ревизскую душу, другіе менѣе двухъ десятинъ, а третьи не получили ни пяди пахотной земли, хотя во всѣхъ селеніяхъ платежей одинаково сходитъ по 6 рублей съ ревизской души. Какъ ничтоженъ земельный надѣлъ у островныхъ крестьянъ, видно изъ нижеслѣдующаго: