Тверские епархиальные ведомости, 1887 год, №№ 6, 7 и 8.

Игуменiя Осташковскаго Знаменскаго монастыря Агнiя (Толстая).

19-го октября прошедшаго 1886 года мирно отошла ко Господу, на 93 году своей жизни, бывшая игуменія Осташковскаго Знаменскаго монастыря, матушка Агнія. Замѣчателіная по долголѣтію, досточтимая личность ея еще болѣе замѣчательна по своему тихому, кроткому и любвеобильному характеру, по чистотѣ и непорочности жизни, и по многимъ яснымъ признакамъ той духовной прозорливости, которая свойственна только высокимъ христіанскимъ подвижницамъ. Поэтому весьма естественно позаботиться сохранить, въ наше общее назиданіе, тѣ не многія свѣдѣнія объ этой высокой и достойной уваженія труженицѣ нашего времени, которыя еще живы въ сердцахъ и памяти близкихъ къ ней лицъ[1].

Игуменія Агнія, въ мірѣ Анна Андреевна Толстая, родилась 19-го генваря 1793 года, въ городѣ Шуѣ, Владимірской губерніи, гдѣ отецъ ея находился на службѣ. Родители ея отличались вѣрою и благочестіемъ; особенно мать ея была терпѣливая страдалица; она вскорѣ послѣ рожденія второй дочери своей Маріи, поражена была параличемъ; и оставаясь больною до конца своей жизни, съ великимъ терпѣніемъ и покорностію волѣ Божіей переносила свою болѣзнь. Обѣ сестры росли въ домѣ родительскомъ неразлучно; получили хорошее, по тогдашнему времени, воспитаніе, - которое старались усовершенствовать домашнимъ чтеніемъ; а главное научились вѣрѣ и благочестію отъ своихъ благочестивыхъ родителей. Вскорѣ все семейство пореѣхало въ Москву; и здѣсь Анна Адреевна, съ дѣтскихъ лѣтъ охотно посѣщала храмы Божіи, и стала часто говорить, что ей хочется идти въ монастырь; но родители удерживали ее, ради ея молодости.

Въ 1810 году отецъ ея назначенъ былъ вице-губернаторомъ въ Тверь, гдѣ тогда жилъ принцъ Ольденбургскій съ августѣйшею супругою своею, великою княгинею Екатериною Павловною, — любимою сестрою Императора Александра Павловича. При дворѣ принца часто бывали балы, на которые приглашали и Толстыхъ. Анна Андреевна, бывшая тогда 17-ти лѣтъ отъ роду, хотя и посѣщала эти балы, но неохотно; и была очень довольна, когда отецъ ея по болѣзни оставилъ службу и переѣхалъ на жительство въ деревню. Здѣсь она усердно ходила и за нимъ и за своею больною матерію; и свободно могла предаваться влеченію своего добраго сердца; она усердно молилась Богу дома, и служила ближнимъ; любила бывать въ храмѣ Божіемъ, посѣщала больныхъ, помогала бѣднымъ; и вскорѣ пріобрѣла общую любовь къ себѣ отъ окрестныхъ крестьянъ. Такими поступками своими она поддерживала въ себѣ твердо запавшее въ ея душу стремленіе всецѣло посвятить себя Богу.

Младшая сестра ея, Марья Андреевна вышла за мужъ и имѣла много дѣтей; тогда прибавилось заботы и дѣла и Аннѣ Андреевнѣ, потому что мать ея, умирая просила ее не спѣшить въ монастырь, пожить въ міру и помочь сестрѣ поднять и воспитать дѣтей ея. Этотъ завѣтъ матери былъ священнымъ завѣтомъ для нея. По смерти матери она съ самою горячею любовію служила сестрѣ своей, дѣятельно помогала ей въ уходѣ и воспитаніи дѣтей, и съ покорностію волѣ Божіей отложила свое намѣреніе — идти въ монастырь до болѣе удобнаго времени.

Мужъ сестры ея Василій Михайловичъ Фиглевъ служилъ въ Москвѣ; и все утѣшеніе для сердца Анны Андреевны состояло теперь въ томъ, что она имѣла полную возможность посѣщать церковь Божію, и тѣмъ хотя отчасти удовлетворять своему сердечному влеченію. Она сама впослѣдствіи говорила, что изъ сорока сороковъ Московскихъ едва-ли найдется малое число церквей, гдѣ она не была бы въ день праздниковъ въ честь храмовыхъ иконъ; и всегда всюду ходила пѣшкомъ, не желая пользоваться экипажемъ, или просить денегъ на извощика, всегда умѣя употреблять ихъ для лучшихъ цѣлей, согласно съ заповѣдями Божіими.

Дома она дѣятельно помогала сестрѣ воспитывать дѣтей ея; и тутъ-то проявлялась вся кроткая, любящая душа ея; съ дѣтьми она сама была, какъ дитя; подроставшихъ сама учила. Дѣти находили у ней утѣшеніе въ своихъ дѣтскихъ печаляхъ; она была ихъ заступницей и защитницей. Замѣчательно то, что Аннѣ Андреевнѣ крайне не хотѣлось, чтобы племянницы ея воспитывались вдали отъ семейства, въ институтѣ; и когда нужно было послѣднюю ея племянницу отвести въ Петербургъ въ Смольный, она упала въ обморокъ столь сильный, что думали, не умерла ли она. Ея любящее сердце безъ сомнѣнія понимало, что для дѣвицъ самая лучшая школа нравственнаго и религіознаго воспитанія – это добрая христіанская семья, гдѣ вѣра и благочестіе родителей служатъ самымъ близкимъ и дорогимъ примѣромъ для развитія религіознаго чувства, и гдѣ любовь родительская самымъ естественнымъ образомъ располагаетъ и сердца дѣтей къ чистой и святой любви. — Такъ прожила она въ домѣ сестры своей болѣ 7-ми лѣтъ, когда послѣдняя племянница ея отвезена была въ Смольный; она свято и въ точности исполнила завѣщаніе своей умирающей матери.

Ей было уже 45 лѣтъ отъ роду; теперь она съ спокойною совѣстію могла оставить сестру и подумать о себѣ самой. Она рѣшилась исполнить свое давнее задушевное желаніе — поступить въ монастырь. Она избрала для себя Тверской Христорождественскій женскій монастырь, куда и поступила въ 1839 году. Но прежде поступленія въ обитель, она устроила свои мірскія дѣла; — и устроила такъ, какъ говорило ей ея любящее сердце; она отказалась отъ всего своего имѣнія въ пользу сестры своей; и выговорила для себя только небольшую ежегодную ренту; и начала свой иноческій подвигъ, отказавшись отъ всѣхъ удобствъ жизни, къ которымъ привыкла съ дѣтскихъ лѣтъ своихъ, и тратя почти всѣ деньги свои на бѣдныхъ.

Въ Тверскомъ Христорождественскомъ монастырѣ, въ 1844 году, съ разрѣшенія высокопреосвященнѣйшаго Григорія, она получила постриженіе съ именемъ Агніи, и съ ревностію проходила различныя монастырскія послушанія: была письмоводительницей, надзирательницей пріюта бѣдныхъ сиротъ духовнаго званія, который при ней получилъ свое основаніе, и въ которомъ она была учительницей, — ходила за больными сестрами, была казначеей, и въ 1849 г. по назначенію высокопреосвященнѣйшаго Гавріила опредѣлена была игуменіей въ Осташковскій Знаменскій женскій монастырь.

Матушка Агнія съ тремя послушницами прибыла въ обитель въ ночь на 19-е марта 1849 года; это былъ день похвалы Пресвятой Богородицы; и такъ какъ архимандритъ Виталій, назначенный въ Нилову пустынь по смерти архимандрита Агапита, еще не прибылъ въ обитель; то ввести новую игуменію въ назначенный ей монастырь предписано было тогдашнему соборному протоіерею г. Осташкова Николаю Ивановичу Попову.

Матушка Агнія управляла монастыремъ 30 лѣтъ; и все это время управленія ея было весьма благотворно какъ для нравственнаго преуспѣянія и душевнаго спасенія сестеръ, такъ и для внѣшняго благоустройства обители.

Будучи отъ природы тихаго и кроткаго характера, она еще болѣе усовершенствовалась въ этихъ прекрасныхъ свойствахъ и подъ кровомъ родителей своихъ и родной любимой сестры своей, и въ стѣнахъ Тверскаго Христорождественскаго монастыря. Теперь, когда она, по устроенію промысла Божія, сдѣлалась настоятельницею обители, ея кротость проявлялась во всемъ блескѣ. Всегда мирная духомъ, всегда тихая, сдержанная и само обладающая, всегда полная любви ко всѣмъ, всегда готовая явить состраданіе и сожалѣніе даже и къ провинившимся, она умѣла дѣйствовать на сердца ввѣренныхъ ей сестеръ этимъ духомъ любви и кротости, и покарать ихъ себѣ всецѣло. «Никто никогда по видывалъ матушку сердитой и гнѣвной, — говоритъ очевидная свидѣтельница ея жизни[2]. Видали ее грустной, и именно тогда, когда ей по необходимости надо было сдѣлать выговоръ или дать доброе наставленіе провинившейся сестрѣ; но это дѣлалось такъ тихо, такъ келейно, что почти никто не зналъ, что такое случилось. Пріѣдешь, бывало, иногда къ ней, и видишь, что отъ нея выходитъ въ другую дверь расплаканная, грустная монашенка; но матушка и виду не покажетъ, что происходило между ними, и никогда не скажетъ что случилось, даже и любимицѣ своей, П.И. Савиной, которая имѣла въ ней и мать, и друга, и наставницу, и утѣтельницу.»

Кротость матушки напоминала древнихъ святыхъ подвижниковъ и подвижницъ. Однажды двѣ сестры за что-то поссорились между собою, и пришли къ матушкѣ жаловаться одна на другую; матушка кротко выслушала ихъ, мирила, уговаривала, убѣждала, упрашивала; но все было напрасно. Тогда, видя упорство ихъ, она настоятельно сказала имъ: «подите же помолитесь Царицѣ небесной, и просите себѣ мира и милости отъ Ней.» Сестры пошли. Чрезъ нѣсколько дней матушка видитъ, что обѣ онѣ молятся предъ чудотворной иконой Знаменія Божіей Матери; она обрадовалась; подошла къ нимъ; — и спрашиваетъ: «ну что? примирились?» Каково же было ея горе, когда она услышала, что одна изъ нихъ говоритъ ей: «нѣтъ, матушка... она не сознается.» — «Да ты больше меня виновата», отвѣчаетъ другая — «Нѣть, вѣрно я больше всѣхъ виновата предъ Богомъ и предъ Пресвятою Богородицею, — сказала имъ матушка, что не умѣю помирить васъ;» и съ этими словами поклонилась обѣимъ сестрамъ въ ноги. Это такъ поразило сестеръ, что онѣ сами бросились къ ея ногамъ, просили у ней прощенія, простили другъ другу свои обиды и обнялись при ней. Радуясь ихъ примиренію она сказала имъ: «давайте же помолимтесь — всѣ вмѣстѣ Господу Богу и нашей Заступницѣ усердной, и поблагодаримте за великую къ намъ милость.» И всѣ пали предъ образомъ Божіей Матери. «И это смиреніе, — говоритъ почтенная Прасковья Ивановна Савина, эта евангельская кротостъ была самой лучшей школой и примѣромъ для всѣхъ сестеръ обители; - да и не для сестеръ только, но и для всѣхъ знавшихъ и любившихъ матушку, и искавшихъ у ней назиданія.»

Не смотря на то, что матушка ежегодно получала отъ сестры своей, Марьи Андреевны 600 рублей денегъ, она изъ этихъ денегъ на себя собственно тратила весьма не много; а большую часть ихъ, и всего, что получала отъ родныхъ изъ дому, раздавала нуждающимся въ обители и въ городѣ. Изъ суммъ монастырскихъ, слѣдующихъ ей, какъ настоятельницѣ, она почти ничего небрала себѣ: а на улучшеніе трапезы прибавляла даже своихъ денегъ. Да и не для чего ей было брать много; свои собственныя нужды она давно привыкла всячески ограничивать; кушала самое простое кушанье; почивала на голыхъ доскахъ, покрытыхъ одной только простыней; носила подрясникъ изъ коленкору, ряску изъ самой простой шерстяной матеріи. Не любила имѣть много одежды; и всегда раздавала лишнюю другимъ неимущимъ; особенно при постриженіи сестеръ въ монахини, всегда дѣлала для новопостриженной мантію на свой счетъ; и вообще любила, чтобы сестры всѣ были одѣты чисто и опрятно, въ шерстяныхъ, хотя бы и недорогихъ рясахъ, и для этого многимъ бѣднымъ помогала изъ своихъ средствъ. До того сердце ея было преисполнено доброты и любви къ бѣднымъ и нищимъ, что когда она была уже слаба и больна, и когда нужно было перемѣнить одежду на ней, а она не позволяла, - стоило только сказать ей, что это надо отдать бѣднымъ, — и она тотчасъ снимала съ себя одежду и отдавала. Помогать бѣднымъ и посѣщать больныхъ это было влеченіемъ ея прекраснаго сердца съ самыхъ раннихъ лѣтъ, еще въ деревнѣ, въ домѣ родителей своихъ она любила это дѣлать; а теперь это для нея сдѣлалось ея непремѣннымъ долгомъ, священною обязанностію. Престарѣлыхъ, хворыхъ и бѣдныхъ сестеръ она снабжала всѣмъ необходимымъ изъ своихъ собственныхъ средствъ. Вольныхъ посѣщала, не взирая ни на какую не погоду. Бывало льетъ проливной дождь, воетъ вѣтеръ, идетъ снѣгъ и слякоть, а матушка спѣшитъ къ больной сестрѣ съ словомъ состраданія и утѣшенія, или съ какимъ нибудь подарочкомъ. «Матушка родная, — говоритъ со слезами благодарности больная, — какъ это вы въ такую погоду пожаловали ко мнѣ грѣшной?!. А она съ любовію и кротостію отвѣчаетъ: я на то и поставлена надъ вами игуменьей, чтобы приносить вамъ помощь, успокоеніе и утѣшеніе».

Матушка незаботилась о богатыхъ экипажахъ, о хорошихъ и дорогихъ лошадяхъ; ѣздила она лѣтомъ на простыхъ старинныхъ дрожкахъ, а зимою въ саняхъ, запряженныхъ въ одну рабочую лошадь; выѣзжала изъ обители очень рѣдко, да и то только по крайней необходимости, ради монастырскихъ нуждъ, или ради посѣщенія больныхъ и утѣшенія страждущихъ. Любила она, при хорошей погодѣ, въ свободное отъ богослуженія и келейныхъ трудовъ время, тихонько ходить съ палочкой во кругъ своего соборнаго храма, тихо славословить Господа и Пречистую Матерь Его, и утѣшаться, какъ дѣти-сиротки духовнаго званія на свободѣ гуляютъ и играютъ. Увидѣвъ матушку онѣ, бывало, съ радостію бросаются къ ней, какъ къ родной матери, цѣлуютъ ея ручку, одежду, ведутъ ее впередъ и поддерживаютъ своими дѣтскими руками. Это было для нея самымъ лучшимъ и чистымъ наслажденіемъ.

О тайныхъ молитвенныхъ подвигахъ ея и келейныхъ трудахъ мы не будемъ говорить; они извѣстны единому Богу; скажемъ только нѣсколько словъ о видимыхъ ея занятіяхъ и упражненіяхъ ради своего спасенія и спасенія ввѣренныхъ ей сестеръ. Всеусердное и неопустительное посѣщеніе храма Божія, чтеніе слова Божія и свято-отеческихъ, особенно подвижническихъ твореній и богомысліе съ раннихъ лѣтъ составляли любимое ея занятіе; въ обители Тверской она еще болѣе возлюбила это святое занятіе; теперь же оно достигло въ ней высшей степени. Не быть у службы Божіей — это было для нея несчастіемъ; не прочесть изъ Евангелія или изъ Библіи хотя нѣсколько главъ - горемъ неутѣшнымъ; не посвятить нѣсколько минутъ уединенному размышленію о Богѣ, о Спасителѣ нашемъ, о Духѣ святомъ, о Промыслѣ Божіемъ, особенно въ ея собственной жизни, о Божіей Матери — милосердой заступницѣ и покровительницѣ ея святой обители, — это было утратою невознаградимою. Но этого мало; матушка съ раннихъ лѣтъ привыкла сообщать свои познанія дѣтямъ своей сестры, и тѣмъ развила въ себѣ потребность къ взаимнымъ собесѣдованіямъ. И вотъ она, сдѣлавшись игуменіею, не только сама старалась усовершенствоваться духовно, но и заботилась о духовномъ усовершенствованіи своихъ сестеръ. Начинающимъ она внушала, чтобы онѣ непрестанно въ мысляхъ своихъ творили молитву Іисусову, и каждый часъ читали Богородице Дѣво радуйся, и небрались поспѣшно за большія и трудныя творенія святоотеческія. Болѣе привыкшихъ къ жизни иноческой приглашала къ себѣ и сама читала имъ слово Божіе, а великимъ постомъ, послѣ божественной службы, послѣ часовъ или преждеосвященной литургіи, призывала всѣхъ къ себѣ и сама перечитывала для нихъ всю службу по постной тріоди. «Бывало, придутъ изъ храма Божія всѣ усталыя, и матушка и сестры; но матушка до тѣхъ поръ не станетъ отдыхать и кушать, пока вновь не прочтетъ для себя и для нихъ всей службы по тріоди».

Когда сестры причащались Святыхъ Тайнъ, она всегда сама держала пелену предъ святою чашей, и заботилась о томъ, чтобы всѣ онѣ приступали къ Святымъ Тайнамъ со страхомъ Божіимъ и вѣрою. А какъ она молилась въ послѣдніе годы, когда уже не могла ходить сама въ храмъ Божій! «Бывало, придешь въ ея келью, — говоритъ достопочтенная Прасковья Ивановна Савина, и слышишь, какъ она, сидя за ширмами на своемъ деревянномъ диванчикѣ, творитъ молитвы. Нельзя было слышать безъ слезъ, какъ она, праведница, цѣлые часы повторяла съ невыразимымъ умиленіемъ: Господи, буди милостивъ мнѣ грѣшной! Пресвятая Богородица, спаси меня грѣшную! «Или сидитъ, бывало, ночью на диванчикѣ, и часа два повторяетъ въ слухъ молитвы». Молитвенныя слова, вмѣстѣ со слезами ея, благоговѣйно лились изъ души ея, и потрясали всѣхъ кто могъ слышать ихъ. Въ послѣднее время она почти уже потеряла память; но когда бывало, скажутъ ей, что сегодня такой-то праздникъ, она тотчасъ вспомнитъ и прочитаетъ весь тропарь праздника, и благоговѣйно осѣнитъ себя крестнымъ знаменіемъ, и иногда даже неоднократно. Когда готовилась она ко святому причащенію, — а въ послѣдніе годы она дѣлала это весьма часто, она всегда сама читала правило и молитвы ко святому причащенію; не спала всю ночь и все молилась. Когда же удостойвалась соединенія съ Господомъ въ Святыхъ Таинствахъ; то — даже и въ послѣднее время своей немощи, видимо укрѣплялась духомъ, не ложилась отдыхать и сидѣла въ креслахъ своихъ какъ-то особенно оживленная и обновленная.

Кромѣ молитвенныхъ подвиговъ, чтенія слова Божія и святоотеческихъ твореній, матушка любила заниматься рукодѣльемъ, и нерѣдко приглашала къ себѣ другихъ монахинь и послушницъ-рукодѣльницъ, покупала для нихъ матеріалы и платила имъ за труды своими деньгами. Такъ она устроила жемчужную ризу на большую икону Знаменія Божіей Матери и на другія иконы; вышила по бархату жемчугомъ и камнями плащаницу, и ризу на большую икону Божіей Матери впослѣдствіи поставленную въ церкви Вознесенія Христова. У матушки много было изящнаго вкуса, умѣнья и любви къ работѣ. Безъ дѣла она не могла быть ни минуты; даже при концѣ своей жизни, когда уже и слухъ и зрѣніе ея ослабѣли, она постоянно мотала разноцвѣтную бумагу, изъ которой сестры ткутъ поясочки; и тѣмъ помогала имъ въ ихъ трудѣ, и бѣдныя сестры при ея пособіи имѣли больше свободнаго времени для своей работы, которою онѣ пропитываютъ себя. Безъ этого онѣ Сами должны бы и смотать бумагу и выткать поясочекъ. Въ прежнее время, когда силы ей позволяли работать самой, она среди работавшихъ сестеръ была, по ея собственному выраженію словно матка среди пчолокъ въ ульѣ; всѣ онѣ около нея вились и трудились, каждая по своимъ силамъ и умѣнью. Главнымъ образомъ она тутъ заботилась о мирѣ и любви между сестрами, и о трудолюбіи ихъ; о лѣности и праздности и помину не было.

Таковъ былъ внутренній порядокъ ея жизни.

Матушка заботилась весьма много и о внѣшнемъ благосостояніи обители.

Когда она приняла въ управленіе монастырь, онъ былъ бѣденъ средствами къ существованію; капиталъ его былъ ничтожный; а между тѣмъ на первыхъ же порахъ нужно было перекрыть оба храма желѣзомъ, а также три монастырскіе корпуса; при помощи Божіей это было сдѣлано. Затѣмъ нужно было надстроить такъ называемый игуменскій корпусъ и трапезный; и это Господь помогъ устроить и помѣстить въ одномъ изъ нихъ пріютъ для сиротъ духовнаго званія. Потомъ нужно было перестроить почти всѣ кельи сестеръ; и это сдѣлано. Нужно было въ теплой церкви сдѣлать новые иконостасы, переправить и увеличить ризницу; и это Господь помогъ сдѣлать. И во всѣхъ этихъ трудахъ и хлопотахъ помогала матушкѣ ея сотрудница, старушка казначея м. Капитолина, съ виду суровая, но душой добрая. Нерѣдко онѣ вдвоемъ долго совѣщались о средствахъ для исправленія и улучшенія монастыря; и Господь помогалъ имъ. Монастырь принялъ обновленный, лучшій видъ. Но не успокоеніе и отдыхъ ожидали подвижницу Божію; а новые и притомъ весьма тяжкіе труды и заботы.

8-го іюня 1868 года въ субботу часу въ третьемъ по полудни вспыхнулъ въ г. Осташковѣ пожаръ, первоначально загорѣлось ничтожное зданіе[3], и притомъ въ верстѣ отъ монастыря; и при первомъ же набатѣ въ колоколъ матушка приказала отправить изъ монастыря чудотворную икону Знаменія Божіей Матери на мѣсто пожара на помощь погибавшимъ отъ огня, какъ и всегда это дѣлалось; и бывало множество случаевъ, что когда обнесутъ кругомъ пожарища святую икону Царицы Небесной, пожаръ быстро прекращался; и всѣ жители города, питая великую вѣру къ этой святой иконѣ, всегда выражали сердечное желаніе чтобъ она была приносима на пожаръ. Но еще не успѣли принести св. икону на пожарище, какъ пожаръ принялъ ужасающіе размѣры. При сильномъ вѣтрѣ и лѣтней сухости пламя разносилось съ быстротою и силою неимовѣрною; загорѣлось вновь вдругъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Головѣшки, угли, пылавшіе клоки сѣна и соломы, горѣвшія бумаги и другія сгараемыя вещи летали въ раскаленномъ воздухѣ во всѣхъ направленіяхъ и уносились вѣтромъ верстъ за 12 и за 15; вблизи же положительно все засыпалось безчисленными искрами, горѣвшими углями, и пылавшими головнями. Одна изъ такихъ головѣшекъ упала на деревянную ветхую крышу монастырской кельи, находившейся на концѣ монастыря; келья запылала. Неуспѣли прибѣжать испугавшіяся монахини, — какъ пламя съ одного конца монастыря перекинуло на другой, противуположный конецъ; запылало и тамъ; и весь монастырь объятъ былъ пламенемъ. Матушка еще ранѣе пришла въ церковь, стала на свое мѣсто подъ иконою Тихвинской Божіей Матери[4], начала молиться и читать акаѳистъ Царицѣ Небесной: но едва прочитала нѣсколько строкъ, какъ въ трепетѣ и ужасѣ положила книгу и отошла отъ святой иконы. Бывшая при ней монахиня Варсонофія спросила ее, что съ вами, матушка? Но она не вдругъ и не связно отвѣчала ей: «мнѣ сказано: чего ты хочешь? о чемъ ты просишь?» Матушка не договорила[5]. Въ это время занялся весь монастырь; матушку стали уговаривать чтобы она вышла изъ храма; ей говорили, что уже главы на храмѣ начинаютъ горѣть; а она съ невыразимою скорбію твердила одно: «оставьте меня, дайте и мнѣ сгорѣть вмѣстѣ съ храмомъ Божіимъ». Ее на силу вывели.

Бѣдныя сестры были въ страшномъ волненіи, тревогѣ и суетѣ. Однѣ изъ нихъ сносили свои скудныя пожитки въ церковь, не понимая того, что и церковь подвергалась страшной опасности; другія — неразумныя, — бросали ихъ въ монастырской колодезь, и тѣмъ сами себя лишили послѣдней помощи; потому что когда пожарные граждане, увидѣвъ что монастырь горитъ, поспѣшили съ самою лучшею, англійскою трубою, въ монастырь на помощь, — они увидѣли, что весь колодезь до верху заваленъ былъ пожитками монахинь, и воды изъ него достать совершенно было невозможно. Пожарные принуждены были удалиться изъ монастыря и стали помогать бѣднѣйшей части города, бывшей за монастыремъ; и многихъ спасли отъ окончательнаго раззоренія.

Въ церковь прибылъ о. благочинный градскихъ церквей священникъ Іоаннъ Киркирскій, и сказалъ матушкѣ, что надо сейчасъ же все выносить изъ храмовъ. Явилось множество народу, и стали все выносить. Въ этомъ случаѣ великую услугу оказалъ родственникъ матушки, Е.С. Карамышевъ, случайно прибывшій незадолго предъ тѣмъ съ супругою своею, — племянницею матушки въ Осташковъ. Господь сподобилъ его много содѣйствовать своими распоряженіеми и усердіемъ спасенію святыхъ иконъ и всей утвари церковной. Все было вынесено гражданами и солдатами. «И надо отдать справедливость гражданамъ, говоритъ Прасковья Ивановна Савина, современница этого страшнаго пожара; — горитъ половина города; грозитъ опасность всякому; а многіе граждане все свое оставили, и прибѣжали спасать обитель, и въ ней церкви Божіи. И въ церквахъ все было спасено: иконы, паникадила, и даже царскія двери. Кто-то изъ усердствующихъ, покрывъ голову свою мокрымъ платкомъ, полѣзъ по большой лѣстницѣ на верхній ярусъ иконостаса, набралъ тамъ иконъ и лампадъ, и началъ спускаться внизъ. Платокъ, бывшій на головѣ его, загорѣлся; а онъ, держа всѣ снятыя имъ вещи въ рукахъ, кричалъ только: «залѣйте на головѣ платокъ, или снимите его», - а спасеннаго сокровища не хотѣлъ выпустить. Подобныхъ случаевъ самоотворженія было не мало». Спасенное все сносимо было на первыхъ порахъ на кладбище, куда была отведена и сама матушка.

Вечеромъ отвели матушку, убитую горемъ, измученную страшными картинами пожара, — въ городъ, и она вошла въ ближайшій домъ М.Т. Савиной[6], тамъ приняли ее съ любовію и радушіемъ, но и у М.Т. Савиной все было вынесено изъ дома; и пустыя комнаты ея наполнены были множествомъ погорѣвшихъ родственниковъ ея. Въ числѣ этихъ родственниковъ находилась родная сестра ея Н.Т. Свинкина; эта несчастная женщина лишилась отъ пожара не только всего дома, лавокъ и имущества, но и слабоумной своей дочери. Вольная мать вывела ее за руку изъ горѣвшаго дома; но та закричала, что у ней коробочка осталась въ домѣ, вырвалась изъ рукъ матери, вбѣжала въ домъ, и тамъ сгорѣла; впослѣдствіи въ пеплѣ нашли только ея косточки.

Измученная матушка попросила позволенія гдѣ-нибудь прилечь, ей дали подушку, и она прилегла на голомъ полу и нѣсколько забылась; но какъ скоро пришла въ себя, то первое слово ея было: «Боже мой! гдѣ же мои сестры?» И это слово произнесено было съ такимъ сердечнымъ соболѣзнованіемъ о сестрахъ, какъ будто это говорила родная мать, лишившаяся въ пожаръ всѣхъ своихъ дѣтей. На ночь взялъ ее къ себѣ докторъ ея[7]: такъ она была слаба и опасна.

Первое впечатлѣніе послѣ пожара для всѣхъ было ужасное: всѣ растерялись и незнали, что дѣлать, 10-го іюня послано было къ Высокопреосвященнѣйшему Филоѳѳю отъ благочиннаго монастырей Ниловскаго архимандрита Іоасафа и матушки игуменіи донесеніе, въ которомъ между прочимъ было сказано: «монастырь истребленъ весь; внутренность церквей, которыхъ двѣ, напрестольныя одежды, ризница, иконы, подсвѣчники, лампады, паникадило и прочее спасены; но самыя стѣны какъ снаружи, такъ и извнутри весьма обгорѣли: монастырская ограда обгорѣла, но осталась цѣла. Кельи настоятельская, пріютская и сестеръ — всѣ до одной отъ пламени погибли. Настоятельница и сестры помѣстились въ разныхъ мѣстахъ; и въ настоящее время при монастырѣ нѣтъ церкви для богослуженія, и келлій ни для настоятельницы, ни для сестеръ». На слѣдующій послѣ того день, именно 11-го іюня градскій голова г. Осташкова Ф. Савинъ въ письмѣ своемъ ко владыкѣ выражался такъ: «Владыка, мы всѣ просимъ: помѣстите уважаемую нами игуменію Агнію съ ея сестрами, въ Житенный монастырь[8], если не навсегда, то хотя на время; а изъ Житеннаго монастыря братію (которой тамъ такъ мало) помѣстите въ обители, гдѣ вы заблагоразсудите. Исполненіемъ нашей прозьбы хотя нѣсколько облегчите наше горе». Это письмо ясно показываетъ насколько растерялись всѣ въ Осташковѣ! Справедливо ли было изгнать неповинныхъ монаховъ изъ своей обители и разогнать по разнымъ монастырямъ и на мѣсто ихъ водворить погорѣлыхъ монахинь? Не лучше ли страдать однимъ тѣмъ, на которыхъ Господь послалъ испытаніе, нежели и тѣмъ и другимъ?

Кромѣ обители съ ея храмами, игуменіей и сестрами пострадали отъ пожара и священноцерковнослужители монастырскіе. Правда, что всѣ они, кромѣ одного пономаря Дмитрія Душкина, лишившагося своего дома, спасли свое имущество; правда, что одинъ изъ священниковъ Алексѣй Ѳаворскій, бывшій по болѣзни въ г. Твери, лишился только грамоты священнической, которая хранилась въ церковной ризницѣ, но священноцерковнослужители пострадали вотъ отъ чего: они не имѣли теперь никакихъ средствъ къ существованію, потому что въ монастырѣ не гдѣ имъ было совершать службу, а безъ службы и доходу не могли имѣть потому, что кромѣ монастыря они приходу не имѣли.

Не легко было разобраться Высокопреосвященнѣйшему Филоѳею среди этого страшнаго опустошенія и раззоренія, и притомъ вдали отъ святой обители и отъ всѣхъ пострадавшихъ отъ пожара. На донесеніи о. архимандрита Іоасафа и игуменіи Агніи онъ написалъ 15-го іюня слѣдующую резолюцію: «по содержанію сего донесенія Консисторія имѣетъ немедленно сдѣлать слѣдующія распоряженія: 1) предписать мѣстному благочинному монастырей, чтобы онъ при настоятелѣ Житеннаго монастыря, при игуменіи Агніи, и старшихъ сестрахъ Знаменскаго монастыря составилъ подробную опись монастырскому и церковному имуществу, оставшемуся отъ пожара, за подписаніемъ таковой описи всѣми лицами, присутствовавшими при составленіи ея; и затѣмъ оное имущество, при засвидѣтельствованной копіи съ описи его, передалъ настоятелю Житеннаго монастыря для временнаго храненія его въ удобномъ и безопасномъ мѣстѣ, а подлинную опись имущества представилъ на мое усмотрѣніе;[9] 2) поручить настоятелю Осташковскаго Житеннаго монастыря имѣть наблюденіе за обгорѣвшими каменными зданіями Знаменскаго монастыря для предохраненія ихъ отъ большаго поврежденія; 3) игуменью Знаменскаго монастыря Агнію временно помѣстить въ Новоторжскомъ Воскресенскомъ женскомъ монастырѣ, поручивъ настоятельницѣ сего монастыря заботиться о возможномъ обезпеченіи игуменіи Агніи, въ содержаніи; 4) монашествующихъ и послушницъ Знаменскаго монастыря временно размѣстить въ трехъ женскихъ монастыряхъ Тверской епархіи, предварительно представивъ соображенія о семъ на мое усмотрѣніе; 5) воспитанницъ бывшаго въ Знаменскомъ монастырѣ пріюта размѣстить въ пріютахъ, существующихъ въ другихъ женскихъ монастыряхъ Тверской епархіи, предварительно представивъ соображенія о семъ на мое усмотрѣніе». По послѣднимъ двумъ пунктамъ этой резолюціи Консисторія съ своей стороны представила на благоусмотрѣніе владыки слѣдующія соображенія: «монахинь и послушницъ Знаменскаго монастыря которыхъ кромѣ игуменіи числится 67 лицъ, временно размѣстить въ прочихъ трехъ монастыряхъ Тверской епархіи слѣдующимъ образомъ: такъ какъ а) Кашинскій женскій монастырь отстоитъ отъ г. Осташкова почти во 230 верстахъ и въ немъ всѣхъ монахинь и послушницъ состоитъ до 240 человѣкъ; то въ него помѣстить шестую часть изъ всѣхъ монахинь и послушницъ Осташковскаго Знаменскаго монастыря, т.е. не менѣе 13 лицъ; б) Тверскій женскій монастырь отстоитъ отъ гор. Осташкова во 180 верстахъ, и въ немъ всѣхъ монахинь и послушницъ состоитъ около 90 лицъ; — помѣстить въ него третью часть лицъ изъ погорѣвшаго Знаменскаго монастыря, т.е. не менѣе 24-хъ и в) Новоторжскій женскій монастырь отстоитъ отъ г. Осташкова во 120 верстахъ, и въ немъ всѣхъ монахинь и послушницъ только до 50 лицъ, то въ немъ помѣстить остальныхъ 30 лицъ. Выборъ, какія именно лица и въ какой монастырь въ означенномъ количествѣ должны быть отправлены, предоставить игуменьи Агніи по соглашенію съ назначаемыми къ перемѣщенію въ другія монастыри лицами съ тѣмъ, чтобы какъ о времени отправленія ихъ, такъ равно и о времени прибытія къ мѣсту назначенія донесено было Консисторіи. Если у кого изъ назначенныхъ къ перемѣщенію лицъ не окажется средствъ къ отправленію на мѣсто назначенія, то предписать архимандриту Ниловой пустыни Іоасафу, снабдить таковыхъ заимообразно деньгами — каждыхъ двухъ монахинь, по разстоянію назначеннаго монастыря, на уплату за двѣ лошади, и каждымъ двумъ послушницамъ на одну лошадь, полагая плату за каждую версту и лошадь по 2^½ копѣйки серебр., и сверхъ того каждое лицо снабдить суточными деньгами въ количествѣ 30 к., полагая суточный переѣздъ въ 50 верстъ, и о послѣдующемъ донести Консисторіи съ тѣмъ, чтобы деньги, отпущенныя заимообразно возвращены были къ своему источнику изъ Тверскаго Епархіальнаго Попечительства, если оно найдетъ средства къ покрытію сего расхода. Воспитанницъ бывшаго въ Знаменскомъ монастырѣ пріюта, числомъ 10-ть размѣстить въ Тверскій и Новоторжскій женскіе монастыри поровну, предоставивъ игуменіи Агніи назначить, какія именно изъ нихъ должны отправиться въ Тверь, и какія въ Торжокъ, но не ранѣе какъ въ сентябрѣ сего (1868) года чрезъ своихъ родственниковъ, которымъ и объявить, чтобы были отправлены немедленно на лѣтнее время съ благонадежными лицами. Владыка одобрилъ эти соображенія, и прибавилъ къ нимъ еще слѣдующее касательно содержанія монахинь и послушницъ въ тѣхъ обителяхъ, гдѣ онѣ будутъ проживать: «о средствахъ къ содержанію монахинь и послушницъ Знаменскаго монастыря, размѣщенныхъ временно въ другія монастыри, имѣть сужденіе по полученіи описи монастырскому и церковному имуществу, оставшемуся послѣ пожара, и по соображеніи денежныхъ и хозяйственныхъ средствъ, которыми донынѣ пользовался Знаменскій монастырь для своего содержанія». Вмѣстѣ съ тѣмъ владыка еще прибавилъ: «предписать мѣстному благочинному монастырей, чтобы онъ, пригласивъ настоятеля Житеннаго монастыря и опытныхъ въ строительномъ дѣлѣ лицъ, а если окажется возможнымъ, то и архитектора, осмотрѣлъ обгорѣвшія каменныя зданія Знаменскаго монастыря, и донесъ, въ чемъ именно состоятъ поврежденія зданій, произведенныя пожаромъ, и чего будетъ стоить исправленіе оныхъ поврежденій и вообще возстановленіе обгорѣвшихъ каменныхъ зданій монастыря».

Касательно священно-церковнослужителей Знаменскаго монастыря владыка утвердилъ слѣдующее предположеніе Консисторіи: «согласно ихъ прошенію и на основаніи 93 ст. Устава духовныхъ Консисторій, впредь до усмотрѣнія предоставить имъ право отправлять богослуженіе въ кладбищенской Воздвиженской церкви и пользоваться всѣми доходами, какими пользовались за богослуженіе въ этой церкви всѣ священно-церковнослужители г. Осташкова, а между тѣмъ свѣдѣнія о священно-церковнослужителяхъ Знаменскаго монастыря вносить въ справки, когда будутъ открываться не нисшаго достоинства мѣста въ сравненіи съ нынѣ занимаемыми ими мѣстами, и если изъявятъ они согласіе на переходъ на новоназначенныя мѣста; пономарю же Душкину объявить, чтобы онъ о выдачѣ ему пособія по случаю сгорѣнія во время пожара у него дома обратился съ особымъ прошеніемъ.

О пожарѣ и о распоряженіяхъ своихъ владыка донесъ Св. Синоду 21-го іюня (за № 3385.); исполнительные указы къ Ниловскому архимандриту Іоасафу, къ игуменіямъ Осташковской Агніи, Кашинской Антоніи, Тверской Маріи, и Новоторжской Мартиріи отосланы были 27 іюня.

__________

[1] Свѣдѣнія эти заимствованы частiю изъ рукописи достопочтенной Прасковьи Ивановны Савиной, - пользовавшейся особенною любовію м. игуменіи Агніи, частію изъ записокъ и писемъ родной племянницы м. игуменіи Елизаветы Васильевны Карамышевой, частію изъ оффиціальныхъ документовъ.

[2] Прасковья Ивановна Савина, до нынѣ здравствующая.

[3] Баня.

[4] Св. икона эта старинная; она пожертвована Глѣбовою-Сгрѣшневой, — въ большой ризѣ, украшеной жемчугомъ и драгоцѣнными камнями.

[5] Прасковья Ивановна Савина узнала объ этомъ чудномъ голосѣ, и нѣсколько разъ заводила о томъ рѣчь съ матушкой, но она всегда уклонялась отъ прямаго отвѣта. Голосъ очевидно грозилъ бѣдствіемъ монастырю, отъ того такой трепетъ и ужасъ въ матушкѣ. Но въ послѣдствіи, безъ сомнѣнія, матушка была утѣшена, она слышала: «молись и надѣйся». И объ этомъ-то послѣднемъ голосѣ матушка разъ проговорилась Прасковьѣ Ивановнѣ. Когда Савина разъ выразила свое удивленіе матушкѣ, какъ она могла перенести это страшное бѣдствіе при ея болѣзненныхъ припадкахъ, — съ такою твердостію и мужествомъ, матушка отвѣтила: «я была утѣшена словами: «молись и надѣйся».

[6] Въ Осташковѣ есть нѣсколько домовъ съ фамилiей Савиныхъ.

[7] I.И. Владиславлевъ.

[8] Житенный мужской монастырь въ г. Осташковѣ.

[9] См. въ приложенiи, эту опись.

Пока эти предположенія и распоряженія придумывались и обсуждались въ Твери, въ Осташковѣ принимались со стороны градскаго общества и отъ дворянъ свои мѣры къ оставленію игуменіи съ сестрами въ Осташковѣ, и къ возобновленію погорѣвшей обители. Сама матушка, пораженная горемъ, ничего не могла сдѣлать; она вмѣстѣ съ казначей своей, старицей Капитолиною, съ которой прежде такъ часто совѣщалась о поправленіи и обновленіи монастыря, ходила по монастырскому пепелищу, собирала перегорѣлое желѣзо и гвозди, и смотрѣла на уничтоженное дѣло рукъ своихъ; но не ропотъ и отчаяніе были въ ея сердцѣ; нѣтъ, она увѣрена была, что обитель воскреснетъ изъ пепла; — и непосрамила ее вѣра ея.

Еще на другой день послѣ пожара, 9-го іюня утромъ прибыла на параходѣ изъ своего имѣнія Прасковья Ивановна Савина, искренно любимая матушкой. Она ужаснулась при видѣ опустошенія города и особенно обители, и при мысли о томъ, гдѣ теперь помѣстится матушка и сестры. Отъискивая матушку, она встрѣтила смотрителя гражданскихъ училищъ, гдѣ она была попечительницей — П.Ф. Лукина, и спросила его: будутъ ли продолжаться классы? Тотъ отвѣчалъ, что при такомъ общемъ несчастій въ настоящее время нельзя и думать объ этомъ. Тогда П.И. Савина, отъискавши матушку, со слезами просила ее перебраться со всѣми сестрами въ «благотворительный домъ Савина», гдѣ вверху помѣщались училища, а внизу богадѣльня и воспитательный домъ. Матушка согласилась; и Савина тотчасъ же поѣхала приготовить все потребное; для матушки приготовлено было все необходимое, а для сестеръ 100 войлоковъ, и сколько нашлось подушекъ; о провизіи для всѣхъ тоже позаботились. Съ достаточнымъ удобствомъ помѣщены были и двѣ схимницы, Анатолія и Макарія, подвизавшіяся въ обители, а также нѣсколько слѣпыхъ и дряхлыхъ монахинь, и пріютки—сироты духовнаго званія. Вся церковная утварь, иконы и пр. на первый разъ помѣщены были въ общественномъ же домѣ въ особенной комнатѣ; и матушка на столько была успокоена, что на другой же день могла вмѣстѣ съ сестрами сходить къ литургіи въ церковь Божію, которая находилась рядомъ; въ домѣ же тотчасъ начали читать, какъ это было заведено въ монастырѣ, день и ночь псалтирь по усопшимъ.

Когда такимъ образомъ м. игуменія съ сестрами своими нашла удобный и покойный пріютъ, и всѣ онѣ пламенно молились о возобновленіи ихъ обители, — вдругъ приходитъ указъ изъ консисторіи съ прописаніемъ всѣхъ выше нами изложенныхъ распоряженій епархіальнаго начальства. Какъ громомъ поразилъ онъ и матушку игуменію и всѣхъ сестеръ, и всѣхъ жителей города Осташкова. «Закрыть хотятъ обитель нашу! Разогнать хотятъ всѣхъ насъ!» вотъ что слышалось вездѣ. «Что теперь мы будемъ дѣлать?»

Мѣры, о которыхъ говорилось въ указѣ, были въ высшей степени разумны, точны и подробны; онѣ отзывались особенною заботливостію преосвященнаго о скорѣйшемъ возобновленіи обители[1]; но онѣ опускали изъ виду самое главное при такихъ несчастныхъ случаяхъ, именно живое сочувствіе общества къ погорѣвшей обители. Между распоряженіями не было ни одного, которое касалось бы изъисканія ближайшихъ мѣстныхъ средствъ для пособія погорѣвшимъ инокинямъ. Какъ будто святая обитель съ ея подвижницами стояла прежде въ безлюдномъ лѣсу или среди невѣрующихъ магометанъ! И это тѣмъ болѣе было странно, что благотворительность тогдашняго градскаго головы Ѳ.К. Савина, и его супруги П.И., извѣстна была всѣмъ въ Твери; извѣстно было и то, что подъ ихъ вліяніемъ состоялъ весь городъ Осташковъ.

Матушка игуменія, всегда кроткая, во всемъ привыкшая повиноваться начальству поставлена была въ крайнее затрудненіе. Она и представить себѣ не могла, какъ она разстанется съ своею святою обителію; теперь лежавшую въ развалинахъ, съ этими святыми храмами, въ которыхъ она находила для себя столько благодатныхъ утѣшеній, теперь запустѣвшими, — стоявшими безъ пѣнія; — съ этою святою, чудотворною иконою Знаменія Божіей Матери, которую она такъ пламенно любила, предъ которою столько молитвенныхъ слезъ пролила, и на которую всѣмъ сердцемъ уповала; — съ этими сестрами и послушницами своими, которыхъ она любила, какъ своихъ дѣтей; — съ этими сиротами—пріютками, которыхъ она поила и кормила, какъ родная мать. Но въ тоже время она боялась и ослушаться своего начальства. Всѣ сестры и всѣ пріютки были въ самомъ страшномъ горѣ; казалось, это послѣднее горе тяжелѣе было самаго пожара; послѣдняя горша первыхъ. Стоны и рыданія были во всемъ благотворительномъ домѣ.

Въ такомъ безвыходномъ положеніи матушка послала монахиню Палладію (нынѣ игуменію Тверскаго Христорождественскаго женскаго монастыря) къ искреннему другу своему, Прасковьѣ Ивановнѣ Савиной, съ тѣмъ самымъ указомъ, который присланъ былъ изъ консисторіи. Тяжело было вести эту бумагу; она заключала въ себѣ распоряженіе о временномъ закрытіи обители и о переселеніи игуменіи и сестеръ въ разныя другія обители; а по понятію монахинь, она заключала въ себѣ смертный приговоръ всѣмъ имъ. Измученная сердечною тоскою, вся въ слезахъ монахиня Палладія прибыла къ Савиной, и не могла слова промолвить отъ горя. Увидя ее горько плачущею, почтенная Прасковья Ивановна подумала, не умерла ли матушка. Надобно сказать, что матушка, при хорошемъ, крѣпкомъ здоровьи, съ молодыхъ лѣтъ подвержена была обморокомъ. Когда что нибудь близкое ея сердцу, печальное или радостное доходило до нея, она въ туже минуту блѣднѣла и падала на полъ, была, какъ мертвая, едва двигая руками; такъ продолжалось нѣсколько минутъ болѣе или менѣе, судя по чувству, которое овладѣвало ею. Въ эти минуты ее не трогали; а потомъ вскорѣ давали ей спирту, одеколоню или воды; и она приходила въ себя[2]. Но во всякомъ случаѣ всѣ опасались, чтобы матушка не скончалась во время подобныхъ обмороковъ. Узнавъ въ чемъ дѣло, Савина поспѣшила успокоить матушку, и уговорить своего супруга Ѳ.К., который былъ градскимъ головою, — а чрезъ него и все общество — употребить всѣ мѣры къ тому, чтобы обитель не была закрыта и матушка съ монахинями и послушницами не была переведена изъ Осташкова. Немедленно составлены были два прошенія къ высокопреосвященнѣйшему Филоѳею, — одно отъ Осташковскихъ гражданъ, другое отъ всего дворянства Осташковскаго уѣзда. «При несчастій всего города, которымъ поразилъ его Господь, писали граждане, — мы были поражены новымъ душевнымъ горемъ, — указомъ вашего высокопреосвященства о переводѣ, хотя временно, всѣми почитаемой игуменіи Агніи, въ другой монастырь. Мы сильно скорбимъ о потерѣ святой обители, въ коброй хранился залогъ заступленія нашего, — икона Знаменія Божіей Матери, къ покрову Коей привыкли мы, наши дѣти, а прежде дѣды и отцы, прибѣгать во всѣхъ скорбяхъ и бѣдствіяхъ нашихъ. Не имѣя возможности противиться предопредѣленію Божію и спасти обитель отъ страшнаго пламени, — многіе изъ насъ, не думая о сохраненіи своего имущества, съ опасностію жизни и съ полнымъ самоотверженіемъ, бросились въ монастырь, и съ помощію Божіей спасли почти все: престолы, иконы, утварь, ризницу и даже иконостасы. А самую церковь и колокольню сохранилъ Господь; она устояла и большихъ поврежденій не видно, такъ что можно надѣяться скоро возобновить хотя одинъ придѣлъ. Келья игуменьи и трапезная только требуютъ покрышки. Намъ извѣстно, что въ это короткое время[3] прислано женѣ градскаго головы[4] уже болѣе трехъ тысячъ рублей; а если вы соблаговолите выдать книгу для сбора; то можно надѣяться на большую помощь въ будущемъ. А въ настоящее время, чтобы неразлучать почтенную м. игуменію съ ея сестрами и старицами въ лицѣ двухъ схимницъ и нѣсколькихъ слѣпыхъ и дряхлыхъ монахинь, наше городское начальство помѣстило ихъ въ совершенно-отдѣльномъ домѣ, подлѣ церкви: а мы сами, приглашая на утѣшеніе святую икону по домамъ, услаждаемся мыслію, что Пресвятая Владычица не доконца прогнѣвалась, не оставила насъ и вѣрно поможетъ къ скорѣйшему возобновленію Ея обители.

«Если бы не общее горе, и не заботы въ настоящую минуту о насущномъ кускѣ хлѣба, мы давно бы доказали нашу любовь къ обители принесеніемъ посильной лепты отъ трудовъ нашихъ. Будемъ молить Господа, чтобы онъ далъ намъ возможность исполнить это благое желаніе». Граждане убѣдительнѣйше просили владыку оставить игуменію съ сестрами на ихъ попеченіе, чтобы подъ ея и матери казначеи вѣдѣніемъ возобновлялась св. обитель. Къ этому прошенію подписалось до 600 человѣкъ — гражданъ.

Дворяне съ своей стороны писали владыкѣ: «до насъ дошли печальные слухи, что епархіальное начальство намѣрено прекратить существованіе самой обители, распредѣливъ всѣхъ монахинь по существующимъ въ другихъ мѣстахъ женскимъ монастырямъ. Ваше высокопреосвященство! Не откажите вашимъ милостивымъ содѣйствіемъ къ осуществленію самаго сердечнаго желанія здѣшнихъ жителей — возстановить погибшій отъ пламени Знаменскій женскій монастырь. Мы вполнѣ увѣрены, что при вашемъ содѣйствіи, и посильной помощи всѣхъ усердныхъ почитателей Пресвятыя Божіей Матери, святая обитель въ скоромъ времени возродится съ вящшимъ великолѣпіемъ, и городу Осташкову сохранены будутъ прежнія обитательницы монастыря, всегда почитаемыя нами за истинныхъ подвижницъ правды и вѣры Христовой.»

Владыка не могъ не видѣть изъ этихъ прошеній глубокой, сердечной привязанности жителей г. Осташкова всѣхъ сословій и званій къ святой обители и ихъ желанія удержать у себя и матушку игуменію и сестеръ ея. 16-го іюля онъ написалъ такую резолюцію: «дозволить игуменіи съ сестрами Знаменскаго монастыря оставаться въ домѣ, данномъ для помѣщенія ихъ благотворительнымъ Осташковскимъ градскимъ обществомъ впредь до открытія возможности перейти имъ въ Знаменскій монастырь, по возобновленіи монастырскихъ зданій. Распоряженіе по сему консисторія имѣетъ сдѣлать немедленно.»

Такимъ образомъ существованіе обители было обезпечено; м. игуменія и сестры оставлены въ городѣ, близъ своего роднаго и святаго пепелища; имъ оставалось плакать на немъ и молиться о возобновленіи обители. «Молись и надѣйся,» — слова, слышанныя матушкою, теперь одушевляли всѣхъ ихъ. И онѣ пламенно молились и надѣялись. И Господь, и Пресвятая Владычица увидѣли ихъ слезы, услышали ихъ молитву.

На требованіе высокопреосвященнѣйшаго Филоѳея, чтобы архимандритъ Ниловой пустыни Іосифъ, пригласивъ настоятеля Житеннаго монастыря и опытныхъ въ строительномъ дѣлѣ лицъ, а если окажется возможнымъ, то и архитектора осмотрѣлъ обгорѣвшія каменныя зданія Знаменскаго монастыря и донесъ, въ чемъ именно состоятъ поврежденія зданій, и чего будетъ стоить исправленіе ихъ, и вообще возобновленіе обгорѣвшихъ каменныхъ зданій монастыря, — на это требованіе о. архимандритъ отъ 29 іюля 1868 г. донесъ слѣдующее: 1) приглашены были къ осмотру зданій, кромѣ игумена Житеннаго монастыря Арсенія, три священника: Осташковскаго Троицкаго собора Іоаннъ Покровскій, Преображенской церкви Іоаннъ Салтыковъ и Іоаннъ Киркирскій; 2) вызваны были мастеровые люди по каменной, щикатурной, плотницкой и кровельной работамъ и лице, по городу Осташкову занимавшееся составленіемъ плановъ и смѣтъ, и по осмотрѣ оказалось, что все деревянное, какъ то вторые этажи келлій, и въ нихъ, а также и въ церквахъ, двери, оконныя рамы, накаты, полы, на оградѣ крыша и вообще все, что было деревяннаго, сгорѣло; каменное же, именно: стѣны церквей, каменныя ограда монастырская и нижніе этажи корпусовъ настоятельницы, сестеръ и трапезной остались цѣлы и къ исправленію возможны. Принадлежности церковныя, какъ то: напрестольныя серебреныя и мѣдныя посоребреныя одежды, сосуды, кресты, кадила, паникадило и вообще вся ризница и утварь, которая обильна, цѣлы. 3) По объявленнымъ цѣнамъ мастеровыхъ и по смѣтѣ эксперта плановъ и смѣтъ, - въ чемъ и онъ архимандритъ съ прочими лицами изъ духовенства, былъ согласенъ, — исправленіе монастыря простирается, исключая иконостасовъ, цѣна которыхъ зависитъ отъ отдѣльныхъ плановъ, до двадцати тысячъ. 4) Къ тому дознано, что граждане г. Осташкова къ возобновленію имѣютъ сильное желаніе со вспомоществованіемъ, и уже отвели отдѣльный домъ общественный для прожитія настоятельницы съ сестрами до возстановленія монастыря, гдѣ тѣ и помѣщены. 5) Настоятельница съ сестрами въ настоящее время ограничиваются желаніемъ возобновить только самонужнѣйшее, именно: покрыть придѣльную теплую церковь, ограду и отдѣлать ее; покрыть и отдѣлать корпуса для настоятельницы, сестеръ и для трапезы, т.е. необходимое для прожитія и молитвы, и нужное для предохранія отъ дальнѣйшихъ поврежденій; впрочемъ по устроеніи этаго монастырь воспріиметъ видъ не скудный, но достаточный. На устроеніе сего приблизительно потребно до десяти тысячъ. И въ то число уже пріобрѣтено отъ пожертвованій до пяти тысячъ, и писмомъ изъ Москвы дано знать, что отъ почетнаго гражданина П.Н. Цурикова немедленно по разрѣшеніи возобновленія будетъ выслано 300 пудовъ листоваго желѣза.

Таковы были поврежденія монастыря, и предположенія къ возобновленію обители, а равно и первоначальныя средства къ этому возобновленію. Матушка игуменія просила при этомъ, чтобы возобновить обитель дозволено было епархіальнымъ начальствомъ безъ учрежденія особой строительной коммиссіи, — хозяйственнымъ образомъ. Владыка разрѣшилъ это; и возобновленіе началось.

Мы можемъ сообщить здѣсь нѣкоторыя подробности касательно первоначальныхъ пожертвованій на сестеръ и на обитель.

Въ самый день пожара вечеромъ присланы были изъ Ниловой пустыни и хлѣбъ, и чай съ сахаромъ на всѣхъ сестеръ. Прасковья Ивановна Савина, на другой же день послѣ пожара, написала съ согласія своего супруга Ѳ.К. Савина, къ управляющему[5] своему въ Москву, чтобы онъ немедленно купилъ холста для рубашекъ, коленкору для рясокъ и пр., — чтобы попросилъ торговавшаго обувью Королева — прислать сколько возможно болѣе башмаковъ въ Осташковъ, и при томъ сколько возможно скорѣе. Королевъ не только тотчасъ-же отправилъ требуемую обувь, но и сдѣлалъ не большое пожертвованіе на погорѣвшихъ инокинь. Это пожертвованіе подало поводъ управляющему Савиной предложить и другимъ богатымъ Московскимъ купцамъ оказать посильную помощь погорѣвшей обители и инокинямъ, такъ какъ дѣло было на биржѣ. Нашлись добрые люди и управляющій писалъ Савиной: «берите изъ Осташковской конторы для монастыря до пяти тысячъ рублей; я пришлю переводъ.» Этотъ капиталъ оживилъ матушку и всѣхъ, принимавшихъ участіе въ судьбѣ погорѣвшаго монастыря; онъ былъ первымъ, и пока еще единственнымъ фондомъ для начала возобновленія монастыря. Затѣмъ еще кто-то прислалъ тысячу рублей; г-жа Молчанова пожертвовала 300 руб., г. Цуриковъ прислалъ 300 пудовъ листоваго желѣза; присылали по не многу и другіе.

Владыка дозволилъ на первый разъ произвести хозяйственнымъ образомъ слѣдующія работы: покрыть придѣльную теплую церковь и ограду съ отдѣлкою оной, покрыть и отдѣлать корпуса для настоятельницы, сестеръ и для трапезы. Начались разнаго рода работы. Матушка игуменія съ своею казначею ежедневно и неопустительно были въ обители; и съ Божіею помощію, при содѣйствіи добрыхъ людей 25 нояб. того же 1868 г., черезъ четыре съ половиною мѣсяца послѣ пожара освященъ былъ придѣлъ Знаменія Божіей Матери Ниловой пустыни архимандритомъ Іоасафомъ. На этомъ придѣлѣ, какъ бы чудомъ какимъ уцѣлѣла единственная глава, — что было какъ бы предзнаменованіемъ обновленія монастыря. Были и другія подобныя предзнаменованія во утѣшеніе матушки и сестеръ, такъ напримѣръ а) пламя охватывало весь соборъ, а между тѣмъ написанная снаружи икона Знаменія Божіей Матери даже не закоптѣла; б) деревянный жертвенникъ и на немъ полотняная срачица остались не вредимыми; а около него на полу лежала обгорѣвшая одежда; в) на церкви Божіей Матери Тихвинской на главѣ всегда ставится деревянный крестъ; и что же? Кругомъ креста желѣзная рѣшетка и перила всѣ скривились и частію отъ пламени попадали; а крестъ остался невредимымъ, — такъ что когда Савина попросила у матушки позволенія снять и возобновить этотъ крестъ, и послала рабочихъ съ инструментами снять его; то едва робочіе дотронулись руками до него, онъ безъ затрудненія былъ снятъ цѣлымъ и невредимымъ[6]; г) въ Тихвинскомъ храмѣ при входѣ полъ до половины сгорѣлъ; а тамъ, гдѣ былъ иконостасъ, все осталось цѣло; и даже стѣны не закоптѣли; д) на колокольнѣ лѣстница и перила сгорѣли; а колокола, и даже веревочки, которыми звонятъ, всѣ остались цѣлы и невредимы. Когда высокопреосвященнѣйшій Филоѳей въ августѣ 1868 года, бывши въ Осташковѣ, посѣтилъ погорѣвшую обитель, и видѣлъ самъ эти знаменія милости Божіей, онъ благодарилъ Бога, и ободрялъ матушку къ обновленію монастыря.

Матушка прожила съ сестрами въ общественномъ домѣ до октября мѣсяца[7], затѣмъ переселилась въ обитель; и какъ только вступила въ святыя ворота, съ нею сдѣлался обморокъ. Оправившись отъ обморока и войдя въ церковь, которая только лишь была очищена отъ мусора, она приказала сестрамъ пѣть Пасху. Со слезами умиленія тѣ запѣли: «да воскреснетъ Богъ и расточатся врази Его! Пасха священная намъ днесь показася.» И точно это было какъ бы чудное воскресеніе изъ пепла и развалинъ святой обители. Съ этой поры всѣ службы, кромѣ Божественной литургіи, стали отправляться въ этомъ храмѣ. Вскорѣ стали появляться и кельи; казначея м. Капитолина и нѣкоторыя другія монахини начали по немногу обстроиваться. Въ келліяхъ матушки нижній этажъ сохранился; но матушка не думала о себѣ; всѣ заботы свои она прилагала о церкви и о сестрахъ; для себя она избрала маленькую, сырую комнатку, пристроенную къ церкви на тотъ случай, когда новопостриженныя монахини обязаны бываютъ пять дней безвыходно пробыть въ церкви; въ этой комнаткѣ онѣ могутъ ночью нѣсколько отдохнуть[8]. Въ этой-то комнаткѣ, въ сырости, холодѣ и шумѣ отъ производившихся построекъ церковныхъ матушка пріютилась и прожила до освященія придѣла Знаменія Божіей Матери до 25-го ноября когда съ освященіемъ придѣла все стало приходить въ порядокъ[9].

11-го февраля 1869 года былъ освященъ и другой придѣлъ во имя усѣкновенія главы Іоанна Предтечи тѣмъ же архимандритомъ Ниловой пустыни Іоасафомъ, который въ ноябрѣ освящалъ и Знаменскій придѣлъ; а главный храмъ въ честь и славу Вознесенія Господня, и храмъ во имя Тихвинскія Пресв. Богородицы освящены были въ 1873 году самимъ высокопреосвященнѣйшимъ Филоѳеемъ, первый 29 мая, а второй 3-го іюня. Владыка, прибывши въ Нилову пустынь къ 27 мая, ко дню обрѣтенія и обнесенія мощей преподобнаго Нила Столобенскаго, пробылъ цѣлую недѣлю въ Осташковѣ, служилъ во всѣхъ почти градскихъ церквахъ, и освятилъ два храма въ Знаменскомъ монастырѣ. «У насъ была тогда какъ бы святая недѣля», — говоритъ въ своихъ запискахъ почтенная П.И. Савина.

Съ тѣхъ поръ святая обитель вновь возстановилась, и съ помощію Божіею во всемъ стала обновляться и оживать; благочестивыя подвижницы ревностнѣе прежняго начали совершать свои духовные подвиги; бѣднѣйшія по своимъ средствамъ монахини и послушницы усиленнѣе прежняго трудиться и работать; сама матушка игуменія и словомъ и дѣломъ помогала имъ и служила прекраснымъ примѣромъ. По окончаніи страшнаго испытанія матушка за все благодарила Господа: и за благодѣянія благотворителей, и за распоряженія владыки, возбудившія столь великую ревность о возстановленіи обители въ сердцахъ Осташковскихъ гражданъ, и за самый пожаръ. Она говорила, что эта огненная купель, въ которой обитель была крещена, очистила ихъ отъ многихъ грѣховъ.»

Матушка игуменія и всегда была всѣми почитаема и любима; но послѣ пожара она пріобрѣла еще болѣе любви и уваженія къ себѣ отъ всѣхъ ее знавшихъ; всѣ видѣли надъ нею явное милосердіе Божіе и заступленіе Царицы небесной; всѣ понимали, сколько скорбей и страданій она перенесла въ это тяжелое время; всѣ убѣждены были, что при ея преклонныхъ лѣтахъ, съ ея болѣзненными припадками, не возможно съ одними человѣческими силами все это перенести, безъ благодатной помощи Божіей. Матушка дѣйствительно съ необыкновенною твердостію перенесла испытаніе; во все время была бодра и крѣпка духомъ и тѣломъ; и только въ 1871 году напряженныя силы тѣла ея ослабѣли, и она сильно заболѣла горячкою. Какъ опасна была болѣзнь ея, это сама она понимала; она впослѣдствіи говорила, что во время болѣзни своей она чувствовала, что душа ея готова была разлучиться съ тѣломъ; но премилосердый Господь сохранилъ ея жизнь, а сохранилъ не безъ особенной своей помощи. Молитвы сестеръ, искуство и неусыпныя старанія доктора[10], и особенно молитвы и священнодѣйствія какъ бы нарочно посланнаго къ ней, извѣстнаго многимъ священника о. Николая[11], спасли ее. Этотъ замѣчательный по вѣрѣ и благочестію мужъ, больной ногами, прибылъ въ это время съ знакомою ему г-жею А.Д. Вараксиной на богомоліе въ Нилову пустынь; а Вараксина, любившая и уважавшая матушку, узнавъ объ ея опасной болѣзни, привезла его съ собою въ Осташковъ въ Знаменскую обитель. О. Николай помолился за больную, пріобщилъ ее святыхъ Таинъ, особоровалъ, «и уѣзжая всѣхъ насъ обнадежилъ, — говоритъ почтенная Прасковья Ивановна Савина, — что наша любимая, истинная всѣхъ мать выздоровѣетъ, хотя въ это время почти не было уже надежды.» И Премилосердый Господь воздвигъ болящую; матушка начала по немногу оживать и поправляться, не смотря на то, что ей тогда было уже 75 лѣтъ.

Вскорѣ послѣ этой тяжкой болѣзни матушка стала проситься на покой; но преосвященнѣйшій Филоѳей, хорошо знавшій и любившій ее, уговаривалъ ее остаться и послужить еще святой обители; — убѣждая ее тѣмъ, что при ея старости и немощахъ Господь помогъ же ей возобновить эту обитель, и въ ея лицѣ и примѣрѣ наглядно подтвердилъ истину своего божественнаго слова: сила моя въ немощѣхъ совершается. «Онъ всемогущій и Премилосердый, — говорилъ святитель Божій, — дастъ вамъ и теперь силу и крѣпость послужить еще святой обители, и при помощи всѣхъ любящихъ васъ, еще болѣе возобновитъ ее.» Матушка смиренно повиновалась волѣ святителя. По отбытіи высокопреосвященнѣйшаго Филоѳея въ Кіевъ, она снова стала проситься у преемниковъ его, у высокопреосвященнѣйшихъ Алексія и Евсевія; но они были только короткое время на Тверской каѳедрѣ и оба скончались въ Твери. Наконецъ высокопреосвященнѣйшій Савва внялъ ея прозьбамъ, и въ 1881 г. разрѣшилъ ей остаться на покоѣ и жить въ томъ же помѣщеніи, въ которомъ она и прежде жила. При этомъ нашъ мудрый и любвеобильный архипастырь внушилъ новопоставленной игуменіи Ольгѣ, чтобы она всѣми силами старалась доставить почтенной старицѣ полный покой, всякое удобство, возможное довольство, и обращалась съ нею, какъ съ родною матерью. Новая м. игуменія, и сама знавшая и сердечно уважавшая старицу, съ истиннымъ послушаніемъ приняла заповѣдь святителя, и въ точности исполняла ее во все время остальной жизни матушки Агніи.

Съ этаго уволненія на покой, матушка видимо начала дряхлѣть тѣломъ, — тѣломъ, но не духомъ. Чистая, мирная и любвеобильная душа ея, по мѣрѣ ослабленія тѣла, все болѣе и болѣе созрѣвала для жизни вѣчной, и по временамъ какъ бы озарялась какимъ-то не земнымъ свѣтомъ, и озаряла всѣхъ окружавшихъ ее чуднымъ прозрѣніемъ тайнъ, отъ насъ сокрытыхъ. Все время проводила она въ молитвѣ и посильной работѣ; пока была на ногахъ, неопустительно посѣщала храмъ Божій, и любила ходить одна съ палочкой; часто причащалась св. Таинъ и всегда съ глубокимъ благоговѣніемъ и страхомъ Божіимъ. Когда усилились немощи, она лишилась сначала слуха, а потомъ и зрѣнія; но всякаго приходившаго къ ней, когда ей скажутъ, кто это, - узнавала, и принимала съ любовію и лаской. Въ послѣднее время ей уже не стали говорить ни о чемъ случавшемся, особенно ни о чемъ не пріятномъ, чтобы не возбудить въ ней болѣзненныхъ припадковъ ея; но къ удивленію всѣ стали замѣчать, что она сама, безъ всякихъ постороннихъ слуховъ и разговоровъ, какъ бы все видитъ и знаетъ. Однажды при ней находились монахиня Корнилія и племянница ея, Анна Васильевна Фиглева, болѣе шести лѣтъ прожившая съ нею чтобы ее успокоить въ старости и отплатить за тѣ хлопоты и труды, которыя она полагала на нихъ во время ихъ воспитанія; вдругъ матушка говоритъ имъ рано утромъ: «сегодня послѣдній день Петруши! Бѣдный Петруша умеръ!» Сидѣвшія съ удивленіемъ посмотрѣли одна на другую, тѣмъ болѣе, что о болѣзни Петра Васильевича Фиглева, матушкѣ никто не говорилъ. Монахиня Корнилія сказала Аннѣ Васильевнѣ, чтобы она замѣтила день и часъ. Чрезъ нѣсколько времени получено письмо, что дѣйствительно П.В. Фиглевъ скончался въ тотъ самый день, въ который матушка сказала свое слово о немъ. Въ другой разъ матушка говоритъ Аннѣ Васильевнѣ: «Анюта, ты пойдешь на паннихиду?» Та удивилась, не слыхавъ ни о какомъ покойникѣ; и вдругъ матушка игуменія Ольга, новая настоятельница обители, получаетъ телеграмму, что графъ Павелъ Павловичъ Игнатьевъ, много благотворившій обители, скончался; и всѣ въ обители пошли на паннихиду о немъ. Однажды во второмъ часу ночи матушка приказываетъ своей келейной монахинѣ Леонтіи сходить въ кухню и принести ей чернаго хлѣба. Леонтія вынула изъ шкафа ситный хлѣбъ, который матушка всегда кушала и подала ей. — «Нѣтъ, принеси мнѣ изъ кухни чернаго,» — сказала матушка настоятельно. Леонтія удивилась, зная, что матушка никогда ночью ничего не кушала, да и вообще ночью никого ничѣмъ не безпокоила: пошла на кухню, отворяетъ дверь, и видитъ; вся кухня наполнена дымомъ; и уже горятъ дрова; одна минута, — и пожаръ. Тотчасъ Леонтія разбудила сестеръ, и огонь былъ залитъ; а матушка хлѣба и въ ротъ не брала. Въ 1871 г. съ разрѣшенія высокопреосвященнѣйшаго Филоѳея нѣсколько сестеръ собрались ѣхать за сборомъ подаяній на обновлявшуюся послѣ пожара обитель; и м. Казначея пришла къ матушкѣ сказать ей, кто именно изъ сестеръ отправляется, матушка сказала ей: «Аннушку не надобно отпускать; не случилось бы съ ней чего.» Казначея возразила, что Аннушка — послушница хорошая и дѣльная. Матушка не стала спорить; и Аннушка поѣхала. Чрезъ двѣ недѣли она заболѣла горячкой и умерла въ имѣніи г-жи Бровцыной. — Въ 1873 г. двѣ послушницы собрались ѣхать въ Кіевъ на богомолье; съ ними пожелала ѣхать знакомая имъ помѣщица. Когда онѣ предъ отъѣздомъ пришли къ матушкѣ принять отъ нея благословеніе на отправленіе въ путь; она сказала имъ «ѣхали бы вы лучше въ двоемъ; а то мірскимъ дѣтей жаль будетъ; и все равно возвратитесь однѣ.» Такъ и случилось, прожили онѣ недѣлю въ Кіевѣ; и г-жа N начала скучать о сынѣ своемъ; и уѣхала отъ нихъ домой; а онѣ возвратились въ двоемъ. — Въ 1875 г. монахиня Макарія, отправляясь въ Петербургъ за сборомъ подаяній, пришла за благословеніемъ къ матушкѣ; и матушка сказала ей: «останься сегодня дома; завтра поѣдешь;» но Макарія возразила, что уже лошади наняты: нельзя остаться; - и поѣхала. На 9-й верстѣ лошади понесли, опрокинули тарантасъ, все переломали; и перепуганной, едва спасшейся Макаріи пришлось цѣлый день просидѣть на мѣстѣ въ ожиданіи починки. Съ тѣхъ поръ Макарія питала особенное благоговѣніе къ матушкѣ, и неиначе называла ее, какъ прозорливою. — Одна изъ сестеръ захворала и лежала одинокая въ своей кельѣ, потому что никто не зналъ объ ея болѣзни; вдругъ матушка говоритъ: «надо о больной позаботиться вѣдь ужъ вотъ два дня, какъ она лежитъ, и никто ея не навѣститъ.» Отъискали больную и узнали, что она точно два дня была безъ посторонней помощи. — Одна изъ келейныхъ матушки, очень молодая и еще невполнѣ выучившаяся читать, вздумала прочитать толкованіе на псалтирь, и съ этимъ намѣреніемъ взошла къ матушкѣ, чтобы, сказать ей и принять отъ нея благословеніе. Матушка, не давъ ей сказать ни слова, первая начала говорить ей: «что намъ такъ высоко забираться?! Лучше спроси-ка азбуку, да приходи ко мнѣ поучиться. Да и старое-то не забывай; «Богородице Дѣво радуйся.» Надо каждый часъ читать; а ты и въ день-то ни разу не прочитаешь.» — Однажды келейная матушкина Александра, увидя, что она благословляетъ дѣтей купца Ч. образочками, позавидовала имъ, и даже заплакала о томъ, что матушка ни разу не благословила ея образочкомъ; но сказать объ этомъ конечно никому не смѣла. На другой день утромъ, только лишь Александра взошла къ матушкѣ, она говоритъ находившейся при ней м. Леонтіи: «дай мнѣ икону; мнѣ надо благословить ее (указывая на Александру); она меня просила.» И благословляя ее иконою угодника Божія Нила Столобенскаго, сказала ей: «старайся подражать ему въ жизни; и угодникъ Божій не оставить тебя.» — М. Сергія, всегда находившаяся при матушкѣ, однажды шла мимо просфирни; тамъ стояла чья-то лошадь; вдругъ, эта лошадь бросается въ сторону и чуть не задавила Сергію. Когда та вошла къ матушкѣ, она говоритъ ей: «благодари Господа, что онъ спасъ тебя отъ бѣды.» Сергія съ удивленіемъ посмотрѣла на матушку, зная, что никто не видалъ и незналъ случившагося, и никто не могъ сказать ей о томъ. И многократно многими замѣчена была эта духовная прозорливость старицы.

Матушка съ особенною мудростію и съ тайнымъ прозрѣніемъ во глубину души умѣла врачевать сердечное горе тѣхъ, кто любилъ ее и близокъ былъ сердцу ея. «Одна изъ близкихъ знакомыхъ ея, пользовавшаяся особеннымъ ея расположеніемъ, открывавшая ей всѣ радости и все горе своей жизни, — говоритъ почтенная Прасковья Ивановна Савина[12]. — однажды, когда душа ея требовала продолжительнаго благодатнаго врачеванія по случаю тяжкаго горя, — пріѣхала къ ней за утѣшеніемъ; и прежде, чѣмъ, успѣла разсказать о своемъ горѣ, слышитъ отъ нея такія слова: «знаете ли, объ чемъ я говорила вчера съ нашимъ, духовнымъ отцемъ? Я сказала ему, что мнѣ хотѣлось бы имѣть отъ васъ евангеліе, которое положили бы со мною во гробъ. Батюшка благословилъ; и я прошу васъ, дайте мнѣ его.» Въ это время у знакомой матушки не было маленькаго евангелiя, и она тотчасъ написала въ Петербургъ, чтобы немедленно выслали ей евангеліе; но потомъ подумала, что если матушка желаетъ имѣть евангеліе именно отъ нея; то не великое дѣло - купить и подарить ей евангеліе, стоющее 20 к.; а «я лучше, — подумала она, — сама напишу для ней всѣхъ четырехъ евангелистовъ и подарю ей.» Задумано, сдѣлано! И это отрадное занятіе утѣшало ее въ горѣ. Она выписала изъ Москвы бархатный переплетъ, перечитала для повѣрки все вмѣстѣ съ матушкою, и вручила ей. Но вѣрно этаго было не достаточно для полнаго облегченія горя. Вскорѣ какъ-то въ разговорѣ матушка упомянула, что она больше любитъ читать евангеліе на славянскомъ языкѣ; тогда писавшая подумала, зачѣмъ же я написала на русскомъ? И вновь принялась за утѣшительную работу, написала на славянскомъ языкѣ, выписала новую обложку, прочитала матушкѣ и передала ей, взявши назадъ первое. Но и этимъ дѣло не кончилось. Новая бархатная обложка не понравилась матушкѣ; она оказалась слишкомъ великою въ сравненіи съ бумагою, на которой было написано евангеліе. Евангеліе написано въ третій разъ; прекрасно переплетено было въ Осташковѣ, и золотой крестъ вышитъ былъ по черному бархату любимою келейной матушки, м. Леонтіей, и передано матушкѣ. Она съ сердечною любовію и благодарностію приняла его; и горе съ души ея любимицы какъ рукой сняло. «Такъ самъ Господь помогалъ матушкѣ; а она, праведница помогала намъ грѣшнымъ; говоритъ эта любимица матушкина.

Въ самое послѣднее время своей жизни матушка Агнія какъ бы впала въ дѣтство, — вѣрно по слову Господню: аще не будете яко же дѣти, не внидете въ царствіе Божіе. Ей постоянно казалось, что къ ней приходятъ отецъ и мать ея; она ихъ звала, — вставала и искала; — во всемъ, подобно ребенку слушалась м. Леонтіи, и называла ее своей нянюшкой[13].

Мы упоминали прежде, какъ она, лишившись слуха и зрѣнія, молилась въ послѣднее время за своими ширмами, или въ ночную пору; нельзя было безъ умиленія и слезъ слышать этихъ молитвенныхъ возношеній ея къ Богу.

Въ послѣдній день своей жизни, 18-го октября, она послѣ ранней литургіи сподобилась причаститься святыхъ Таинъ; и не смотря на крайнюю свою слабость, твердо три раза перекрестилась и крѣпко поцѣловала св. чашу. До четырехъ часовъ утра 19-го числа, когда она отдала Богу духъ свой, она лежала не открывая глазъ своихъ, хотя была въ памяти, и часто крестилась, шепча молитву. Въ эти послѣдніе часы при ней неотступно находилась м. игуменія Ольга, ея преемница по управленію монастыремъ, всѣ свободныя монахини; и всѣ въ безмолвномъ благоговѣніи и умиленіи молились за умирающую, читали по очереди акаѳисты и канонъ на исходъ души. Другъ матушки, П.И. Савина не отходила отъ нея ни на минуту. Всѣ жившія въ монастырѣ, многіе изъ города приходили проститься съ умирающею и поклониться ей. Когда матушка потеряла силы сама креститься; то старшая, любимая монахиня Варсонофія осѣняла ее крестнымъ знаменіемъ; когда умирающая испустила духъ свой, м. игуменія Ольга въ послѣдній разъ осѣнила ее крестомъ. Такъ тихо и мирно отошла ко Господу старица, почти цѣлое столѣтіе служившая Богу и ближнимъ.

Упокой ее Господи, во царствіи Твоемъ!

Отпѣваніе тѣла происходило 22 октября въ день Казанской Божіей Матери; литургію совершалъ о. архимандритъ Ниловой пустыни Арсеній, съ сослужащими при немъ игуменомъ Житеннаго монастыря Алексіемъ, благочиннымъ протоіереемъ Іоанномъ Киркирскимъ и духовенствомъ монастыря; при отпѣваніи участвовало почти все духовенство г. Осташкова и присутствовало безчисленное множество народа. Прекрасная погода особенно благопріятствовала стеченію народа. Матушка всегда старалась жить такъ, чтобы ничѣмъ не пользоваться отъ монастыря; она желала, чтобы и по кончинѣ ея ничѣмъ его не обремѣнять; такъ и случилось; двѣ племянницы ея, Елизавета Васильевна Карамышева, и Анна Васильевна Фиглева, на свой счетъ похоронили дорогую усопшую. Даже покровъ на гробъ, шитый серебромъ по черной шелковой матеріи былъ давно приготовленъ.

При отпѣваніи тѣла произнесено было слѣдующее надгробное слово духовнымъ отцемъ усопшей матушки:

«Блаженъ путь, въ онъ же идеши днесь, душе, яко уготовася тебѣ мѣсто упокоенія

Давно мы не видали въ храмѣ Божіемъ бывшей нашей матушки игуменіи Агніи; и вотъ она среди насъ, но уже болѣе не наша. Послѣ многотрудной жизни Господь взялъ ее къ себѣ; — и вотъ она обрѣла столь давно желаемый ею покой. На вѣки сомкнулись ея уста, закрылись ея очи. Всѣ мы сами видѣли, насколько трудна была ея жизнь въ послѣдніе годы. Прожить слишкомъ 90 лѣтъ, это уже само по себѣ составляетъ большой трудъ и болѣзнь; поэтому смерть для нея есть покой въ полномъ смыслѣ сего слова. Всякій изъ насъ долженъ сказать: довольно пожила на свѣтѣ; время и на покой; но такъ говоритъ нашъ разумъ; а то-ли говорить намъ, сестры и братія, наше сердце? Есть, христіане, такіе избранники и избранницы, съ которыми всегда тяжело разставаться, сколько бы они ни прожили на свѣтѣ. А кто изъ насъ не чувствуетъ глубокой скорби при разлукѣ съ почившею рабою Божіей? Кто изъ васъ, сестры, не прольетъ слезъ надъ матушкой Агніей, такъ сердечно любившей васъ и любимой вами? Да, не напрасно она носила присвоенное сану настоятельницы названіе матушки. Въ теченіе ея тридцатилѣтняго управленія этою святою обителію, едва ли кто изъ васъ, сестры, испыталъ тяжесть настоятельства, нѣтъ, она управляла инымъ, болѣе сильнымъ орудіемъ; это орудіе ея — чисто материнская любовь къ вамъ; словами любви она смягчала сердца строптивыхъ; словами убѣжденія вразумляла не исправныхъ; — виновныхъ, послѣ кроткаго взысканія, прощала въ надеждѣ ихъ исправленія, и всегда благимъ побѣждала зло, во имя любви; бѣдныхъ не оставляла своею помощію, скорбящихъ утѣшала своею ласкою.

Но сколь велика и искренна была ея любовь, столь же глубоко было ея смиреніе; она не превозносилась своимъ саномъ, и была доступна всѣмъ и каждому, какъ сестрамъ обители, такъ и мірскимъ. Ея свѣтлый умъ доставлялъ душевное услажденіе всѣмъ съ нею бесѣдовавшимъ потому, что она всегда бесѣдовала, какъ родная мать съ своими любимыми дѣтьми.

Не пройдемъ молчаніемъ и христіанскаго терпѣнія почившей, и полной преданности ея, во дни скорбей и печали, волѣ Божіей. Всѣмъ еще памятенъ бѣдственный для города и обители 1868-й годъ; въ этотъ злополучный годъ въ обители все сгорѣлое храмы Божіи, келліи монахинь; служить и молиться общественною молитвою — было не гдѣ; жить было не гдѣ; хлѣба не было; можно судить, каково было положеніе усопшей! Къ тому же грозила опасность переселенія ея въ другую обитель, и разсѣяніе всѣхъ сестеръ и сиротъ духовнаго званія по разнымъ монастырямъ. Но она не пала духомъ; все терпѣла; надѣялась и молилась; — и Господь не оставилъ ее; Матерь Божія призрѣла на свою обгорѣвшую обитель, и утѣшила старицу—игуменію своими щедротами и милостями. Нашлись добрые люди, которые по глубокому чувству благоговѣнія къ чудотворной иконѣ Божіей Матери, и по искренней любви и преданности къ почившей, дали и ей, и ея сестрамъ, и сироткамъ, и помѣщеніе, и пропитаніе и покой. И при ихъ помощи, при содѣйствіи другихъ благотворителей, ими отъисканныхъ, при неусыпныхъ трудахъ и заботахъ почившей матушки, наша обитель возникла изъ пепла и обновилась не хуже прежняго.

А какъ чтили всѣ усопшую, и помогали ей за ея сердечную доброту и ласковое со всѣми обращеніе!

Вотъ тѣ прекрасныя качества, которыми отличалась почившая матушка. Не великъ въ сущности санъ игуменіи; но величіе человѣка опредѣляется нестолько важностію сана, сколько его благотворнымъ вліяніемъ на окружающихъ и лично подчиненныхъ. Но не служила ли усопшая примѣромъ для всѣхъ насъ, и для васъ особенно сестры, въ жизни христіанской, и въ частности въ жизни иноческой? Кто болѣе ея любилъ посѣщать храмъ Божій, - особенно, когда уже ослабѣли силы ея! Кто, какъ не она, соблюдала строже всѣхъ заповѣданные святою церковію посты? Нестяжательность была также отличительною чертою характера усопшей; она часто дѣлилась послѣднимъ съ бѣдными и неимущими. Такъ не напрасно носила она мантію монашескую и великій чинъ ангельскій. И вотъ утѣшилъ Господь великимъ утѣшеніемъ свою рабу; сподобилъ ее мирной христіанской кончины. Часто въ послѣднее время пріобщалась она святыхъ Таинъ; сподобилась этаго и въ послѣдній день за нѣсколько часовъ до своей смерти; и съ этимъ святымъ напутствіемъ перешла въ вѣчность. Ея безсмертный духъ, безъ сомнѣнія, дерзновенно взывалъ ко Господу, разлучаясь съ тѣломъ: аще и пойду посредѣ сѣни смертныя не убоюся зла, яко Ты со мною еси.

Замѣтимъ, сестры, еще и то, что сороковой день со дня кончины ея, совпадаетъ съ торжественнымъ праздникомъ нашей обители, — съ праздникомъ Знаменія Пресвятыя Богородицы, это даетъ намъ новую надежду, что благостынная заступница рода христіанскаго не оставитъ почившую, такъ много потрудившуюся ради святой обители Ея, Своею милостію и заступленіемъ въ знаменательный для нея сороковой день. Матерь Божія! Ты еси Судіи праведнаго умоленіе и райскихъ дверей отверзеніе; слезно умоляемъ Тебя: помяни усопшую рабу Божію предъ престоломъ Сына Твоего и Бога нашего и нынѣ, въ день ея погребенія, и въ нашу сорокодневную память о ней, да будетъ наше торжество здѣсь на землѣ въ день Знаменія чудотворной Твоей иконы, вмѣстѣ и ея торжествомъ на небѣ; — поминай и во вѣки вѣковъ въ вѣчное упокоеніе со всѣми святыми, да водворится во благихъ душа ея.

Возлюбленныя о Христѣ сестры! Чѣмъ намъ заплатить бывшей нашей матушкѣ Агніи за всю ея любовь, за всѣ ея заботы и попеченія о насъ! Для умершихъ ничего нѣтъ дороже, какъ наши молитвы за нихъ; проліемъ же нашу молитву ко Господу, да проститъ Онъ, Премилосердый, всѣ согрѣшенія ея, вольныя и невольныя, вѣдомыя и не вѣдодомыя; да упокоитъ душу ея со святыми, — тамъ, гдѣ нѣтъ ни болѣзней, ни печали, ни воздыханія, но жизнь безконечная.

Прости на вѣки, наша незабвенная матушка! Прости лично меня, недостойнаго духовнаго отца твоего, такъ много во все время служенія моего любимаго тобою, пользовавшагося истинно—материнскою заботливостію твоею и всегда, и особенно при потерѣ жены моей когда ты для дѣтей моихъ сдѣлалась матерію родною. Тяжело всѣмъ намъ разставаться съ тобою; сильная скорбь удручаетъ наше сердце; мы, пока живы, ни когда не забудемъ тебя; будемъ усердно молиться о тебѣ, и уповаемъ, что молитва вѣры и любви преклонитъ Господа даровать тебѣ вѣчное упокоеніе.

Пріидите, отцы, братіе и сестры, ко гробу почившей и цѣлуйте ее послѣднимъ цѣлованіемъ; она отходитъ, отъ насъ въ страну вѣчности.

Сотвори ей Господи вѣчную память.»

Слушая это слово всѣ сестры обители и всѣ знавшіе и любившіе усопшую матушку, плакали объ ней, какъ объ родной матери.

__________

[1] Вотъ выписка изъ письма г. товарища прокурора Св. Синода Юрія Васильевича Толстаго отъ 1-го іюля 1868 г. къ одному изъ вліятельныхъ лицъ въ Твери:

«Письмо ваше на другой же день послѣ полученія было передано мною на прочтеніе преосв. Филоѳею, который только въ послѣднее засѣданіе возвратилъ его мнѣ. Отзывъ вашъ объ Осташковскихъ монахиняхъ очевидно порадовалъ владыку; христіанское ваше къ нимъ сочувствіе горячо имъ оцѣнено; но его преосвященство непризнаетъ возможнымъ, по случаю постигшаго ихъ бѣдствія, послѣдствія этаго бѣдствія обратить на другой мужской монастырь, котораго братія была бы, хотя временно, распредѣлена въ другіе монастыри; мѣра эта напротивъ, предположена для погорѣвшихъ сестеръ. Предположеніе это тѣмъ болѣе основательно, что, кромѣ устраненія несправедливости, представляетъ болѣе ручательства въ скорѣйшемъ собраніи средствъ для возстановленія погрѣвшаго монастыря.

[2] Разъ подобный обморокъ случился съ матушкою при внесеніи въ ея келью чудотворнаго образа Знаменія Божіей Матери. Приложившись къ образу она упала въ обморокъ отъ сильнаго чувства умиленія и благоговѣнія.

[3] Прошенiе писано въ первыхъ числахъ iюля 1868 г., черезъ мѣсяцъ послѣ пожара.

[4] Прасковьи Ивановнѣ Савиной.

[5] Ф.М. Антонову.

[6] Крестъ этотъ возобновленъ и поставленъ за жертвенникомъ въ храмѣ Тихвинской Божiей Матери.

[7] Для помѣщенiя училища нанятъ былъ другой домъ.

[8] Прасковья Ивановна Савина сохранила въ своей памяти отзывъ м. игуменіи Агніи объ этихъ первыхъ дняхъ постриженія: «помню, пишетъ она, - матушка говорила, что это такое благодатное время для истинно-монашествующихь, что чувствуешь себя какъ бы на небѣ. И спать не хочется.»

[9] При этомъ много способствовала монахиня Анѳиногена, имѣвшая деньги и очень много помогавшая матушкѣ.

[10] М.Н. Войлевича.

[11] О. Николай Михайловичъ Гайдовскій-Потаповичъ, изъ подполковниковъ, не женатый, рукоположенъ былъ во священника Московскимъ митрополитомъ Филаретомъ, и отличался вѣрою и благочестіемъ. Имѣя свыше 60 лѣтъ отъ рожденія, безсемейный, онъ, съ дѣтства воспитанный въ правилахъ христіанскаго благочестія, пожелали посвятить себя служенію православной церкви въ духовномъ чинѣ, съ усерднымъ желаніемъ внушать истину православія и чистыя правила христіанской жизни блуждающимъ внѣ вѣры и не устроеннымъ въ жизни, и о семъ вошелъ прошеніемъ къ высокопреосвященному митрополиту. Владыка благосклонно принялъ его прозьбу и рѣшился принять его въ духовное званіе, произвелъ во священника съ причисленіемъ къ клиру каѳедральнаго собора. Въ августѣ мѣсяцѣ 1865 г. Гайдовскій-Потаповичъ посвященъ былъ преосвященнымъ Леонидомъ въ церкви Савинскаго подворья въ діакона; а затѣмъ самимъ митрополитомъ въ церкви Геѳсиманскаго скита произведенъ во священника. См. писма митрополита Филарета къ Леониду епископу Дмитровскому впослѣдствіи Ярославскому. Примѣч. къ письму отъ 18 іюня 1865 г. стр. 72.

[12] Очевидно, о себѣ самой.

[13] Недѣли за полторы до свой кончины встала матушка часовъ въ 12-ть и пожелала сѣсть въ свои маленькія кресла прямо противъ иконы Знаменія Божіей Матери, которую она особенно любила, и предъ которою, по ея желанію, всегда горѣла лампадка. М. Леонтія подала ей умыться и сказала: «матушка, вымойте ваши ручки.» Матушка вымыла. «Умойте ваше личико;» матушка исполнила, «теперь я вамъ причешу головку;» - матушка согласилась. «А вотъ и самоваръ подаютъ; теперь вы помолитесь Богу.» - «Нѣтъ, ужъ этому ты меня неучи; я сама это знаю - сказала матушка такимъ твердымъ тономъ, что бывшая тутъ Анна Васильевна и Прасковья Ивановна Савина посмотрѣли другъ на друга. Видно было, что молитва для матушки составляла всегда самую необходимую, самую любимую, и никогда незабываемую обязанность. Все другое она какъ бы забывала, - а молитву - никогда.

ПРИЛОЖЕНIЯ:

1) Стихи, написанные 25 лѣтъ назадъ ко дню ангелу игуменіи Агніи монахиней Агапитой Колѣновой и перело­женные на ноты для, пѣнія А.Ф. Елецкимъ, бывшимъ учи­телемъ пѣнія въ монастырѣ:

Въ твой день мы къ тебѣ приходимъ,

Отъ Бога данная намъ мать!

И пѣснь отъ сердца въ даръ приносимъ,

Не зная лучшаго что дать.

***

Твоей мы кротости дивимся;

Благоговѣемъ предъ тобой.

Тебя любить всегда стремимся

И уважаемъ всей душой.

***

Ты насъ приводишь въ умиленье;

Примѣръ собою подаешь.

И жаждя нашего спасенія,

За насъ предъ Богомъ слезы льешь.

***

Прими жъ отъ насъ благодаренье,

Прими, о добрая къ намъ мать.

И дай взамѣнъ благословенье,

Чтобъ было къ Богу съ чѣмъ предстать.

***

Услышь, о Боже, гласъ моленья;

Покрой ее щитомъ любви;

Наградой будь ей за смиренье,

И самъ ее благослови!

Эти стихи, простые сами по себѣ, вѣрно изображаютъ общую любовь и преданность сестеръ къ матушкѣ Агніи.

3) Два письма, писанныя по кончинѣ матушки Агніи.

Первое письмо отъ Елизаветы Васильевны Карамышевой къ родной сестрѣ ея Аннѣ Васильевнѣ Фиглевой подъ живымъ впечатлѣніемъ кончины родной тетки своей, матушки Агніи. Пробывъ цѣлый день въ дорогѣ изъ Осташкова, не разставаясь мысленно съ матушкой Елизавета Васильевна во Ржевѣ, въ ожиданіи поѣзда, писала къ сестрѣ своей: «тяжело было разставаться съ монастыремъ и съ сестрами. Какъ много прожилось тамъ хорошихъ дней, и какъ много хорошихъ воспоминаній приходило мнѣ въ голову! Весь вчерашній день не покидалъ меня прекрасный образъ оставившей насъ старушки. Я вспомнила ее съ нашего дѣтскаго возраста, когда мы находили у ней утѣшеніе въ нашихъ дѣтскихъ печаляхъ; она тогда была наша заступница. Какъ не хотѣлось ей, чтобъ насъ помѣщали въ институтъ! Я помню, когда пришло извѣстіе, что ты принята, какой тогда сдѣлался съ ней обморокъ! Я такъ испугалась, думая, что она умерла! Потомъ она уже старушка—игуменія... Тихонько ходитъ кругомъ своей церкви, а пріютки бѣгутъ поцѣловать ея ручку. Или сидитъ въ своемъ креслицѣ; а возлѣ такая же старушка казначея, монахиня Капитолина, съ виду суровая, но душой добрая. Онѣ совѣщаются и изъ совѣта ихъ выйдетъ, если не всегда выгодное, то уже навѣрно всегда доброе, безобидное дѣло. А вотъ обѣ эти старицы на монастырскомъ пожарищѣ; - смотрятъ онѣ на уничтоженное дѣло рукъ своихъ; но не ропотъ и не отчаяніе въ ихъ сердцахъ; онѣ увѣрены, что обитель воскреснетъ изъ пепла! На третій же день собираютъ перегорѣлое желѣзо и гвозди... И не напрасна ихъ вѣра; черезъ три мѣсяца церковь въ чернѣ готова; придѣлъ Знаменія Божіей Матери освященъ; казначея и нѣсколько сестеръ строятся... Только игуменской кельи еще нѣтъ. Она въ маленькой сырой пристройкѣ къ церкви; о себѣ она послѣ подумаетъ; прежде о другихъ. Но вотъ силы ея слабѣютъ; она чувствуетъ, что скоро надо отказаться отъ игуменства; проситъ трехъ архіереевъ, одного за другимъ, уволить ее; но не готовитъ она себѣ помѣщенія, — не заботится, гдѣ и какъ она будетъ жить; она увѣрена, что Господь ее не оставитъ, И Онъ не оставилъ ее!

И ты, мой другъ, заботилась объ ней, — довела свой подвигъ до конца; заплатила ей за всѣхъ насъ племянниковъ и племянницъ по плоти, но дѣтей по духу, спасибо тебѣ; спасибо Леонтіи; спасибо сестрамъ, которыя ее любили.»

Другое письмо Прасковьи Ивановны Савиной къ м. игуменіи Тверскаго женскаго Христорождественскаго монастыря, Палладіи отъ 25-го октября 1886 г.

«Душевно—почитаемая матушка! Увѣрена, что вы сочувствуете моему и нашему общему горю. Оставила насъ молитвенница наша. И только мысль о ея близости къ Господу, и о томъ, что чистая, свѣтлая, любящая душа ея не забудетъ насъ у престола Божія облегчаетъ тяжесть нашей утраты.

О ея жизни вамъ говорить нечего. Вы хорошо знали ея любовь ко всѣмъ, ея кротость и умѣнье приласкать всѣхъ отъ перваго до послѣдняго, отъ богатаго до послѣдняго нищаго. Хочу сказать только о послѣднихъ годахъ, дняхъ и часахъ ея жизни.

Она прожила 93 года безъ трехъ мѣсяцевъ; немудрено, что память, зрѣніе и слухъ начали измѣнять ей но мысль о Богѣ, о Пресвятой Богородицѣ и молитва никогда не оставляли ее. Нельзя было слышать безъ слезъ, какъ она, праведница, цѣлые часы повторяла съ невыразимымъ умиленіемъ: «Господи, буди милостивъ мнѣ грѣшной! Пресвятая Богородица, спаси меня грѣшную» и пр. Или сядетъ ночью на кроваткѣ и часа два повторяетъ въ слухъ молитвы. А когда скажешь, какой сегодня праздникъ, она сейчасъ прочитаетъ весь тропарь. Поэтому память духовная сохранилась въ ней до конца. Когда въ разговорѣ помянешь другихъ близкихъ ей по духу людей, какъ напримѣръ батюшку о. Николая, кн. Эристову, васъ — почтѣннѣйшая матушка, или другихъ; она начнетъ съ любовію распрашивать, и обо всѣхъ говоритъ одно доброе. Мы всѣ, особенно окружавшія ее, давно замѣтили, что съ упадкомъ тѣлесныхъ силъ, ея душевныя силы возвышаются и просвѣтляются. Послѣдніе года два ей уже ни о чемъ не говорили, ни о радостномъ, ни о грустномъ, опасаясь тѣхъ припадковъ, которые, — помните, бывали съ ней, при каждомъ сильномъ ощущеніи; но ей не было это нужно; душа ея уже все провидѣла. Когда скончался П.В. Фиглевъ, — (матушка незнала объ его болѣзни), утромъ ея первымъ словомъ было: «бѣдный Петруша умеръ;» и Анна Васильевна получаетъ извѣстіе, что въ этотъ день онъ скончался. Смерть сестры Марьи Андреевны высказала словами: «не поѣду въ Бреднево; тамъ никого нѣтъ.» Еще недавно утромъ спрашиваетъ Анну Васильевну: «Анюта, ты пойдешь на паннихиду?» Та удивилась, не слыхавъ ни о какомъ покойникѣ; какъ вдругъ телеграмма о смерти графа П.П. Игнатьева; - и всѣ пошли на паннихиду. И такихъ случаевъ множество. Даже когда придетъ поцѣловать ея ручку какая нибудь монашенка, имѣющая горе на душѣ; она скажетъ: «да, тяжело терпѣть горе, тѣмъ болѣе напраслину; но такъ надо.»

18-го октября послѣ ранней обѣдни она пріобщилась и при всемъ безсиліи три раза твердо перекрестилась, и съ умиленіемъ поцѣловала чашу. Съ тѣхъ поръ лежала уже почти безъ движенія. Мы всѣ не отходили отъ ней, держали ея ручку, которую всѣ монастырскіе и многіе изъ города приходили цѣловать на прощанье.

Мирно, тихо предала она духъ свой Господу въ 4-ре часа ночи 19-го октября. Всѣ тихо молившіяся о ней начали тихо плакать; и до сихъ поръ молитва и скорбь у всѣхъ продолжается. Я грѣшная была утѣшена на третій день ея кончины: видѣла во снѣ, что родная поднялась во гробѣ, посмотрѣла на меня, и перекрестилась, — какъ будто говоря, что ея молитва не оставитъ насъ. Отпѣваніе, погода, — все было великолѣпно, какъ бы проникнуто милосердіемъ Божіимъ.»

Эти два письма прекрасно характеризуютъ почившую старицу.

4) Къ свѣтлому празднику пасхи нынѣшняго 1887-го года поставленъ памятникъ на могилѣ матушки игуменіи Агніи, купленный въ Москвѣ ея племянницами, - Анною и Елизаветою Васильевными; онъ очень хорошъ и простъ, — это черный мраморный креста на такомъ же пьедесталѣ. На немъ сдѣланы слѣдующія надписи: 1) игуменія Агнія родилась 1794 г. 19 генваря; скончалась 1886 г. 19-го октября, управляла монастыремъ съ 1849 г. по 1881-й годъ. Послѣ бывшаго пожара въ 1868 г. монастырь возобновленъ ея трудами съ содѣйствіемъ казначеи Капитолины въ настоящемъ его видѣ. 2) Сестры, любите другъ друга, какъ я любила васъ. 3) Духовныя мои сестры и спостницы, незабудите мене, егда молитесь; но зряще мой гробъ, поминайте мою любовь, и молите Христа, да учинитъ духъ мой съ праведными. 4) Блажени кротцыи, яко тіи наслѣдятъ землю; блажени милостивіи, яко тіи помиловапи будутъ, о) Блажени чистіи сердцемъ, яко тіи Бога узрятъ.

Какъ все это прекрасно характеризуетъ усопшую подвижницу!