Иван Александрович Гончаров родился в Симбирске в 1812 году, первоначальное образование в детстве получил в небольших частных пансионах и, между прочим, у одного священника, за Волгой, в помещичьем селе (в имении княгини Хованской). Здесь, у жены священника, немки, принявшей православие, он положил основание изучению французского и немецкого языков.
У священника была разрозненная небольшая библиотека, состоявшая из путешествий (Кука вокруг света, Крашенинникова в Камчатку, Мунго-Парка в Африку и др.), исторических книг, Милота, Карамзина, Голикова, поэтов Державина, потом Карамзина, Ломоносова, Жуковского, тут же и Нахимова, потом Фонвизина, Расина, Тасса, Озерова и Хераскова (последнего и тогда Гончаров одолеть не мог, несмотря на детскую неразборчивость), разрозненных Вольтера, Руссо — детские — Bergin, например; сказки о Еруслане Лазаревиче, Бове Королевиче и другие — а потом вдруг Стерна, — там «Телемак», тут же и Радклиф, и «Саксонский разбойник», и «Малек-Адель» и вдруг один томик Эккартсгаузена — словом, невообразимая смесь, прилежно читавшаяся, почти выученная наизусть.
До поступления в Московский университет, не руководимый почти никем в выборе чтения, он читал все, что попадалось под руку, и, между прочим, переводил на русский язык роман «Атар Гюль», отрывок из которого был помещен в журнале «Телескоп» за 1832 год.
"Это повальное чтение, без присмотра, без руководства и без всякой, конечно, критики и даже порядка в последовательности, открыв мальчику преждевременно глаза на многое, не могло не подействовать на усиленное развитие фантазии, и без того слишком живой от природы".
"И так чтение продолжалось без системы, без указания, с поглощением всего <...>, что более действует на воображение".
Но скоро, однако, Гончаров отрезвился от влияния современной французской литературы как чтением образцов английской и немецкой литератур, так и знакомством с древними историками и поэтами в университете, в словесном отделении, слушая с жадностью увлекательные лекции истории иностранных литератур, истории изящных искусств и археологии — профессоров Шевырева и Надеждина; римских и греческих древностей — Снегирева и Ивашковского, и истории всеобщей и русской — Каченовского и Погодина, русской словесности — профессора Давыдова. Продолжая изучать новейшие языки, между прочим английский, а также древние — латинский и отчасти греческий, и руководясь лекциями ученых и даровитых профессоров, Гончаров систематически, с помощию критического анализа, изучил образцовые произведения иностранных и отечественных писателей, что сообщило страсть к чтению и надлежащее направление.
Новые тогда профессоры Шевырев, Надеждин и Давыдов — производили огромное влияние на студентов. Их увлекательные чтения не только расширяли круг литературного и эстетического воззрения, но и формировали перо: то есть необходимость вести перечни правильно и красноречиво излагаемых лекций действовала, конечно, благотворно на обработку языка. Кроме того, сверх программы Давыдов и Надеждин делали очерк истории философии вообще — и философии в искусстве (Надеждин). Лекции эти были благотворны для слушателей по новости, смелости идей, языка — они сближали науку и искусство с жизнию, изломали рутину, прогнали схоластику и освежили умы слушателей — внесли здравый критический взгляд на литературу. Кроме того, производили и другое нравственное влияние, ставя идеалы добра, правды, красоты, совершенствования, прогресса и т.д.
Под влияние этих счастливых обстоятельств попали многие, которым потом выпало на долю, в свою очередь, выступить деятелями, например Лермонтов, Белинский, К. Аксаков, Герцен, Станкевич и другие.
Между тем независимо от критических разборов с кафедр древних и новых поэтов и историков, когда в виду слушателей проходили от индейских эпопей и драм, от священной поэзии, Гомер, Виргилий, Тацит, Дант, Сервантес, Шекспир и проч., чтение сверх этого шло своим непрерывным чередом. Долго пленял Гончарова Тасс в своем «Иерусалиме», потом он перешел через ряд многих, между прочим Клопштока, Оссиана, с критическим повторением наших эпиков, к новейшей эпопее Вальтера Скотта и изучил его пристально. Путешествия и все доступно изложенные (без строгих научных форм) сочинения по части естественной истории занимали его внимание; его любимым чтением были все-таки произведения поэзии.
Живее и глубже всех поэтов поражен и увлечен был Гончаров поэзией Пушкина в самую свежую и блистательную пору силы и развития великого поэта и в поклонении своем остался верен ему навсегда, несмотря на позднейшее тесное знакомства с корифеями французской, немецкой и английской литератур.
"Когда он вошел с Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери; стих его приводил меня в дрожь восторга. На меня, как благотворный дождь, падали строфы его созданий («Евгения Онегина», «Полтавы» и др.). Его гению я и все тогдашние юноши, увлекавшиеся поэзиею, обязаны непосредственным влиянием на наше эстетическое образование" («В университете», с. 207).
"И вдруг Пушкин! Я узнал его с «Онегина», который выходил тогда периодически, отдельными главами. Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открывалась вдруг и какие правды — и поэзии, вообще жизни, притом современной, понятной, хлынули из этого источника, и с каким блеском, в каких звуках! Какая школа изящества, вкуса для впечатлительной натуры!" («Из переписки с Я.П. Полонским»)
См. доп.: «Лучше поздно, чем никогда» (С. 76—78).
По окончании в 1834 году курса Гончаров провел несколько месяцев на родине, потом в 1835 году приехал в Петербург и, следуя общему примеру, определился на службу. Он получил место переводчика по министерству финансов, где вскоре занял должность переводчика иностранной переписки и продолжал заниматься литературою, то есть читать и переводить, делать извлечения, преимущественно из немецких и английских писателей, для себя, в виде упражнений, пока без намерения печатать. Он читал все по-русски, по-немецки, по-французски и по-английски — и дополнял свое образование. Гончаров много переводил из Шиллера, Гете (прозаические сочинения), также из Винкельмана, отрывки некоторых английских романистов, а потом уничтожал. Сблизившись коротко с семейством артиста-живописца Н.А. Майкова (отца известного поэта), Гончаров участвовал с ними в домашних, так сказать, то есть не публичных, занятиях литературою. Он писал, в этом домашнем кругу, и повести [«Лихая болесть» (1838), «Счастливая ошибка» (1839), «Иван Савич Поджабрин» (1842)], также домашнего содержания, то есть такие, которые относились к частным случаям или лицам, больше шуточного содержания и ничем не замечательные. Потом это участие перешло, хотя мало и незаметно, уже в журналы, в которых участвовали некоторые из друзей Майковых. И Гончаров перевел и переделал с иностранных языков несколько разного содержания статей и поместил в журналах без подписи имени. Около двух тогдашних журналов, «Библиотеки для чтения» и «Отечественных записок», группировалось все, что было даровитого в литературе.
См. напр.:
Раздел "Примечания".
Монография А.Г. Цейтлина "И.А. Гончаров" (с. 35—37).
Роман «Обыкновенная история», второй роман: глава «Сон Обломова»
В 1845 и 1846 годах Гончаров написал роман «Обыкновенная история», послав первый том для прочтения Белинскому, когда еще не был кончен второй. Напечатан этот роман в 1847 году в журнале «Современник». В 1848 году задумал план большого романа «Обломов» и написал в 1849 году первую часть, поместив главу («Сон Обломова») в альманахах, изданных при «Современнике» того же года. В промежутке написал юмористический очерк нравов из чиновничьего круга (тогда это было в ходу) под заглавием «Иван Савич Поджабрин», помещенный в январской книжке «Современника» 1848 года. Продолжение романа оставлено было до более удобного времени.
Книга очерков «Фрегат „Паллада“»
В 1852 году бывшим тогда г. министром народного просвещения неожиданно предложено было Гончарову место секретаря при начальнике экспедиции, снаряженной правительством для обозрения российских колоний в Северной Америке и для заключения торгового трактата с Японией. Он с радостью принял предложение, которое вдруг пробудило его заветную, почти покинутую мечту о дальнем путешествии. По возвращении, после двух с половиной лет плавания по морям и путешествия от Охотского моря через Сибирь, Гончаров в 1855 и 1856 годах напечатал описание этого путешествия по частям в «Морском сборнике», «Современнике», «Библиотеке для чтения», «Отечественных записках» и «Русском вестнике», а в 1857 году издал отдельною книгою в двух томах, под заглавием «Фрегат «Паллада», которое в 1862 году вышло вторым изданием всего в числе шести тысяч экземпляров.
Роман «Обломов»: "мариенбадское чудо"
Между тем Гончаров перешел на службу в министерство народного просвещения, в должность цензора, в 1856 году, которая почти не оставляла ему свободного времени для прочих занятий. Усидчивая работа вместе с петербургским климатом вредно подействовали на его здоровье и принудили прибегнуть к пособию минеральных вод. В 1857 году Гончаров ездил лечиться от последствий усиленной работы и сидячей жизни за границу на Мариенбадские воды и там продолжал «Обломова». Во время четырехмесячных каникул за границею он успел докончить роман, который появился в печати в «Отечественных записках» в 1859 году и в том же году отдельной книгой, а потом в 1862 году вторым изданием.
Роман «Обрыв» - «дитя моего сердца»
В 1862 году Гончаров назначен был главным редактором газеты министерства внутренних дел «Северная почта», а в следующем перешел на должность члена совета того же министерства по делам печати. После романа «Обломов» он приступил к окончанию задуманного им еще в 1849 году большого романа «Обрыв» [первоначально - «Райский», из него были опубликованы отрывки под заглавием «Софья Николаевна Беловодова», «Портрет» и «Бабушка»], от которого отрывали его другие занятия и другие обстоятельства петербургской жизни. Он писал его урывками, по главам, оставлял надолго — возвращался опять к нему — и, наконец, поспешил закончить в 1868 году, а в 1868 или 1869-м поместил в «Вестнике Европы» и отдельно издал в 1870 году.