— Джек, — снова заговаривает юноша, — скажи, ты правда чувствуешь, что всякое упоминание о нашем родстве мешает дружбе между нами? Я этого не чувствую.

— Видишь ли, Нэд, — отвечает хозяин, — дяди, как правило, бывают гораздо старше племянников, поэтому у меня невольно и возникает такое чувство.

— Как правило! Ну, допустим. Но если разница всего шесть-семь лет, какое это имеет значение? А в больших семьях случается даже, что дядя моложе племянника. Хорошо бы у нас с тобой так было!

— Почему хорошо?

— А я бы тогда наставлял тебя на путь истинный, и уж такой бы я был строгий и неотвязный, как сама Забота, что юноше кудри сединами убелила, а старца седого в гроб уложила. Подожди, Джек! Не пей!

⯎ ⯎ ⯎

За дружеским столом Эдвин в простодушии своём процитировал строчку из старинной баллады "Прочь, постылая забота", отчего Джаспер поспешил смочить враз пересохшее горло глотком вина — и у него были на то все основания. Учитель пения, он превосходно знал слова баллады, прямо предшествующие процитированным:

Long while thou hast been tarrying here,

And fain thou wouldst me kill;

But i' faith, dull care,

Thou never shalt have thy will.

Ты меня давно подстерегаешь

И мечтаешь меня убить;

Но я верю, постылая забота,

Ничего у тебя не выйдет.

Чтобы сделать эти слова еще более пророческими, Диккенс несколькими абзацами ранее заставил Эдвина протестовать против "постылой заботы" Джаспера:

— Ну раздевайся же, раздевайся, мой мальчик, и усаживайся в своем уголке. Ноги у тебя не промокли? Сними башмаки. Сейчас же сними башмаки!

— Милый Джек, ничего у меня не промокло. И, пожалуйста, не нянчись со мной. Терпеть не могу, когда со мной нянчатся.

Эдвину неприятно чувствовать себя подростком, о котором нужно заботиться. Действительно, ему уже почти 21 год, он собирается жениться и уехать искать счастья и достатка в далёкие страны, а тут "дядюшка", который и сам-то всего лишь на шесть лет старше, считает его не способным самостоятельно определить, промокли у него ноги или нет. Да, конечно, этот излишне заботливый и излишне молодой дядюшка волею покойного отца назначен опекуном Эдвина, но лучше бы он опекал не так навязчиво и не так буквально.

Откуда вообще взялось в романе это странное родство — Эдвин, сирота двадцати одного года от роду, и Джаспер, его единственный, почти не знакомый, но уже безмерно его любящий родственник, молодой "дядюшка", всего лишь лишь на шесть лет старше "племянничка"?

Это неправильный вопрос. На самом деле, его нужно ставить так: почему Диккенс соединил своих героев таким странным родством, и какие художественные задачи он этим приёмом решал? Почему Джаспер должен был стать никем иным, как дядей Эдвина по материнской линии, его опекуном, и при этом быть и выглядеть таким молодым?

Практически общепринятым в друдизме является следующее объяснение: Диккенс просто взял для своего романа реальный случай, якобы произошедший в Рочестере в годы его детства. Случай этот изложен в книге Вильяма Р. Хьюгеса "Недельное путешествие в Страну Диккенса" и дан в пересказе некоего мистера Симса, бывшего служащего Рочестерской Газовой Компании:

Among the many friends we made at Rochester, was Mr. Syms, the respected Manager of the Gas Company, and an old resident in the city. To this gentleman we are indebted for several reminiscences of Dickens and his works. He fancies that The Mystery of Edwin Drood owed its origin to the following strange local event that happened many years ago. A well-to-do person, a bachelor (who lived somewhere near the site of the present Savings Bank in High St., Rochester, Chatham end), was the guardian and trustee of a nephew (a minor), who was the inheritor of a large property. Business, pleasure, or a desire to seek health, took the nephew to the West Indies, from whence he returned somewhat unexpectedly. After his return he suddenly disappeared, and was supposed to have gone another voyage, but no one ever saw or heard of him again, and the matter was soon forgotten. When, however, certain excavations were being made for some improvements or additions to the Bank, the skeleton of a young man was discovered; and local tradition couples the circumstance with the probability of the murder of the nephew by the uncle.

Эта теория выглядет убедительной только пока не обнаружится, что в Рочестере подобного случая никогда не было, а вот в Мэйдстоуне, который отстоит от Рочестера всего лишь на десять миль, действительно, при строительстве мыловарни на месте бывшей Церкви св. Веры и когда-то прилегавшего к ней кладбища были найдены несколько человеческих скелетов:

A small part of St Faith's church considered by some parochial though the best accounts call it a free chapel is still remaining; it was at successive periods used as a place of worship by the Walloons who settled in this town in the reign of Elizabeth and by English Presbyterians; in digging the foundation for a soap manufactory near to the ground on which it stood several human skeletons were found. — Samuel Lewis, "A Topographical Dictionary of England", Volume 3, 1831

То есть, найденные скелеты принадлежали людям, умершим и похороненным еще в шестнадцатом веке. Строительство же Сберегательного Банка в Рочестере относится к самому началу XIX века, а пресловутый мистер Симс давал своё интервью в 1891 году, то есть сам он никак не являлся свидетелем обнаружения "скелета молодого человека", и просто пересказывал местные слухи, не делавшие большой разницы между скелетами в Мэйдстоуне и в Рочестере. В пользу такого предположения говорит еще и тот факт, что мистер Симс ничего не упоминает ни о судебном дознании, ни о преследовании дядюшки-убийцы по закону — события, которые не могли бы не произойти, если бы такой факт, как обнаружение останков юноши, числившегося уехавшим в Вест-Индию, действительно имел место.

Следовательно, Диккенс, создавая своих героев и выстраивая между ними родственные отношения, руководствовался какими-то иными соображениями; и если мы уж в предыдущей главе расследования коснулись проблем наследования фамильных состояний и особенностей составления завещаний, посмотрим, не отыщется ли решение проблемы именно в этих сухих материях.

Основная идея моего решения "Тайны Эдвина Друда", как я уже говорил, состоит в том, что обойдённый в завещании Друда-старшего Джон Джаспер, его шурин, при внимательном изучении последней воли покойного обнаружил для себя единственную возможность завладеть наследством — убить наследника, подождать, пока наследство не перейдёт его невесте, и потом самому на этой невесте жениться. Убийство должно было произойти в полуторагодовалый промежуток между смертью отца Эдвина в ноябре 1841 года и запланированым на май 1843 года бракосочетанием Эдвина и Розы — поскольку после свадьбы молодые тотчас же уезжали в Египет, где организовать убийство Джасперу было бы весьма затруднительно. Никаким другим путём Джаспер, пусть и единственный во всём свете родственник Эдвина и даже его опекун, получить наследство не мог, и порукой нам в том викторианские законы наследования. Остановимся на них подробнее.

Правила наследования в ту пору были хорошо известны всем, выпускались даже книжки с разъяснениями "for dummies" — для вступающих во взрослую жизнь молодых леди и джентльменов. Наследование осуществлялось по отцовской линии и состояние переходило от отца к сыну — если другое не было заранее определено в завещании.

Так, например, если умирал глава семейства и оставалась вдова с ребенком мужского пола, и при этом не было оставлно никакого завещания, то ребенок наследовал две трети состояния, а треть отходила вдове. Если же у покойного не было детей, то вдова получала половину наследства, а на вторую половину могли претендовать родственники покойного, но тоже только его родственники, и именно кровные, но отнюдь не родственники жены и не сводные, например, братья. В деле" Друд против Джаспера" это как раз очень важно, т.к. Джон Джаспер был именно что родственником жены покойного Друда, её братом.

Друд-старший, как мы знаем, умер, написав завещание, оставив всё своё состояние (выражавшееся в доходах от паевого участия в некоем деловом товариществе) своему несовершеннолетнему сыну Эдвину. В течении этого промежутка в 1,5 года от момента смерти Друда-старшего до момента совершеннолетия Друда-младшего, наследование капиталов не регулировалось ничем, кроме последней воли покойного, и основной казус тут был в том, что же должно было произойти с наследством в случае смерти Эдвина именно в течении этих полутора лет.

Эдвин был несовершеннолетним и не мог сам составить завещания, а завещание Друда-старшего в этом случае еще не было бы исполнено. В таком случае законы Викторианской Англии требовали, чтобы капиталы переходили по отцовской линии на одно поколение выше, к кровному родственнику отца, который бы, не получая сам никакой доли наследства, распределил бы его в равных частях между всеми родственниками покойного — но только по его отцовской линии и на одно поколение ниже, т.е. среди детей. Это был бы снова не случай Джаспера. Но и не случай Эдвина, поскольку у него старших родственников по отцовской линии тоже не имелось.

Что же должно было бы произойти, если бы — казус Эдвина — умер, не оставив завещания, последний собственник в роду? Все его капиталы и имущество наследовала бы Корона по закону "bona vacantia", как конечный и безусловный собственник вообще любого имущества в Империи. Джаспер, как родственник матери покойного, мог бы написать петицию на Высочайшее имя с просьбой признать его непрямое право на часть наследства (не более половины), и надеяться на удовлетворение этой просьбы.

Но поступить так — то есть, подать петицию — имеют привилегию тоже лишь кровные родственники покойного. И на этом соображении задумаемся, почему Диккенс сделал Джаспера таким молодым, всего лишь двадцати шести лет от роду?

Одним из прообразов убийцы и наркомана Джона Джаспера, как я считаю, служит персонаж из предыдущего сочинения Диккенса и Коллинза, повести "Прохода нет", убийца и наркоман Жюль Обенрайцер, приёмный сын своих старых "родителей". Вспомним, что даты рождения Джона Джаспера и его сестры отстоят минимум на пятнадцать лет; это означает, что Джон Джаспер, как и Жюль Обенрайцер тоже мог быть "слишком молодым сыном слишком старых родителей" — то есть, быть приёмышем. В романе "Тайна Эдвина Друда" нет тому никаких доказательств, но возможно, такая близость возрастов Джаспера и Эдвина, всего шесть лет, была нужна Диккенсу именно для того, чтобы не оставить своему персонажу ни малейшей лазейки иначе завладеть наследством, кроме как через убийство.

Да, возможная любовь Джаспера к Розе тут не является значимым предметом для рассмотрения. В Викторианскую эпоху разница в возрасте супругов в 15-25 лет была в порядке вещей, и условному "дядюшке Джасперу" в книге ничто не мешало бы влюбиться в юную Розу в возрасте даже почти сорока лет — допускаем же мы подобное для пары Криспаркл-Елена. Нет, такая необычная близость возрастов дяди и племянника, на мой взгляд, продиктована другими, гораздо менее романтичными причинами, а именно — невозможностью наследования лицами, не являющимися кровными родственниками покойного и не упомянутыми прямо в завещании.

— Да ты еще и в трауре! Что ж не пришел выкурить трубочку для утешенья? Или он тебе деньги оставил, который помер, так что и утешенья не надо?

— Нет. Не оставил.

— А кто ж это у тебя помер?

— Родственник.

— А от чего он помер-то?

— От смерти, надо полагать.

Но может Джаспер подавать петицию Королеве, или не может, законный ли он сын своих родителей, или приёмный — это даже и не слишком важно. Диккенс построил для капиталов Друда еще один, дополнительный бастион обороны: он сделал их вообще не наследуемыми.

Вспомним, что говорит в девятой главе Грюджиус, объясняя Розе тонкости вступления во владение фамильными капиталами семейства Друдов:

— Он, достигнув совершеннолетия, вступит во владение своим паем в той фирме, где его отец был компаньоном. А также получит остаток — если таковой будет — от дивидендов на этот пай.

То есть, отец Эдвина Друда был одним из компаньонов так называемого "товарищества на паях" — организационной формы, в которой различаются главные и "ограниченные" компаньоны. После смерти одного из главных компаньонов Товарищество автоматически распадается и переучреждается заново с меньшим числом главных компаньонов. Если же умирает единственный главный компаньон, то Товарищество просто аннулируется, активы его распродаются и так называемые "ограниченные" участники делят остатки согласно величине первоначальных долей. "Ограниченные" компаньоны участвуют в делах Товарищества только своими взносами, они не принимают решений, не заключают сделок и являются, по сути, простыми инвесторами. С некоторой натяжкой можно было бы назвать их акционерами, если бы они владели акциями, но никаких акций нет, есть только некий вид договора между пайщиком и Товариществом об ограничении взаимной ответственности и гарантиях выплаты дивидентов.

Так как после смерти Друда-старшего с фирмой, в которой он был компаньоном, ничего не произошло, фирма не была переучреждена, и Эдвин Друд продолжил быть пайщиком, это означает, что отец Эдвина был в этой фирме простым инвестором. После смерти инвестора, не оставившего законного наследника, дивиденты по его паю перестают выплачиваться, так как исчезает сам долг Товарищества кредитору, ввиду отсутствия последнего, а дивиденты прочих пайщиков пропорционально увеличиваются. Пай как бы растворяется в активах Товарищества, и передачи наследства Короне не происходит. Таким образом, сделав Друда-старшего пайщиком некоей фирмы, Диккенс полностью уничтожил для Джаспера любую законную возможность получить наследство Друдов.

И одновременно, Диккенс проложил для Джаспера прямую и широкую дорогу к преступлению, дополнив завещание Друда-старшего пунктом, в котором наследницей Эдвина, если он умрёт до момента достижения совешеннолетия (то есть, не оставив собственного завещания), становится его невеста Роза Бад. Разумеется, в известной нам части романа нет прямых указаний на этот пункт завещания Друда-старшего — Not a communicable idea (or the interest of the book would be gone) — и мы можем лишь с какой-то долей уверенности предполагать такое, восстанавливая движущие силы сюжета по анализу действий персонажей с учетом того, какая именно информация кому именно известна.

И вот тут можно уже попытаться ответить на вопрос, вынесенный в заголовок статьи: почему именно "дядя и племянник"? Или даже — почему именно "опекун и опекаемый"?

Для того, чтобы заставить Джаспера начать интриговать, Диккенсу нужно было ему дать возможность быть в деталях осведомленным о содержании завещания покойного Друда. Получить информацию такого рода для лица, не упомянутого в завещании вовсе, было весьма не просто. Подобный запрос мог сделать только юрист, да и чтобы сделать запрос через юриста, нужно было минимум подозревать, что в завещании что-то особенное написано. После своего составления, завещание обычно хранилось либо у написавшего его лица, либо у поверенного этого лица. После смерти завещателя, его имущество описывалось и опечатывалось, а если среди этого имущества обнаруживались другие, более поздние завещания, они также передавались в руки поверенных — нераспечатанными. На оглашение завещания приглашались как лица, имеющие право претендовать на наследство, так и лица, в этом завещании прямо упомянутые (кроме, пожалуй, слуг и прочих получателей мелких пожертвований). Этим лицам выдавались на руки копии завещания. Джаспер, как лицо, на которое возлагалось опекунство над Эдвином Друдом, тоже был обязан получить копию завещания, но если он при этом не был упомянут в завещании как получатель наследства, его могли вовсе не пригласить на оглашение, а уведомить письмом постфактум.

Мне представляется вполне вероятным, что именно такое письмо от лондонского поверенного Друдов с приложенной к нему копией завещания и получил Джаспер за неделю до Рождества 1841 года. Получил, и прочитал в библиотеке собора Клойстергэма. Почему в библиотеке? А только там и можно было зажечь лампу поздним зимним вечером, не выходя из собора — у Джаспера просто не хватило терпения добежать до дома! Ведь письма получал не он, а мистер Топ, для передачи его жильцу, мистеру Джасперу. Вот мистер Топ и передал письмо — в соборе, после окончания службы.

Вот и выл в отчаянии хормейстер, узнав из копии завещания, что он не получил ничего, кроме сомнительного удвольствия быть Эдвину опекуном. Именно этот крик и услышал заночевавший в крипте собора Дердлс.

И из этой же копии завещания Джаспер мог бы узнать о дополнительном условии, особом пункте, в котором говорилось, что в случае смерти Эдвина до момента вступления в брак, его наследницей становится "его невеста Роза" — именно невеста! Если Роза перестаёт быть невестой, то и условие завещания теряет свою силу.

Отметим тут, что об этом особом пункте завещания был осведомлен и Грюджиус, как опекун упомянутой в завещании несовершеннолетней девицы Розы Бад. Именно Грюджиусу, как единственному кроме Джаспера лицу, обладающему всей полнотой информации, были совершенно понятны мотивы, побудившие Джаспера и попытаться убить Эдвина, и напугать Розу предложением руки, если не сердца. Понятен ему был и обморок Джаспера, случившийся в тот момент, когда к хормейстеру пришло понимание, что его план не удался и наследство Друдов — даже после убийства! — останется для него навсегда недосягаемым.

А вот Джаспер о деталях завещания отца Розы осведомлен не был, как не была ему известна и сумма её наследства. Ведь Роза попросила Грюджиуса передать копию завещания не Джасперу, как опекуну Эдвина, а сразу своему жениху — даже если он скоро и перестанет таковым быть.

Да, так почему же "дядя и племянник"?! Ну, а кто еще? Во-первых, родственник должен быть со стороны матери, иначе в отсутствии наследников ему перейдёт право делить наследство — а это сразу сделает его в глазах молвы и закона заинтересованным в убийстве лицом. Во-вторых, он не может быть дедушкой по материнской линии, так как в этом случае его возраст (около 60-ти лет) не позволил бы ему убедительно волочиться за Розой. Далее, он не может быть и двоюродным братом Эдвина, так как был бы тогда слишком юн для опекунства — только опекун может законно и без особых усилий узнать полный текст завещания. А все остальные степени родства называются "дядя" — будь это двоюродный дядя или "внучатый", троюродный дядя, всё равно — дядя и племянник. И ключ отношений и разногласий между ними — финансовый.

— Жизнь — это фунты, шиллинги и пенсы. Смерть, — но тут мистер Грюджиус вспомнил о сиротстве Розы и закончил уже мягче, на ходу перестроив свою философию введением отрицательной частицы, — Смерть — это не фунты, шиллинги и пенсы.

Грюджиус пожалел сироту Розу и не сказал того, что он изначально хотел сказать. Но мы-то, читатели, должны были услышать недосказанное: Смерть — это тоже фунты, шиллинги и пенсы. Любая смерть. В том числе, и смерть Эдвина Друда.

15.11.2015