Свену  Карстену

ПИСЬМО ТАРТАРА 

«Дорогая мисс Роза! 

После той незабываемой прогулки по Темзе, мы с вами виделись всего два раза и, ах! – как коротки были эти встречи! А может… может любая моя встреча с вами всегда будет коротка, если после нее следует разлука!

Но, вы помните! из слов мистера Грюджиуса, что скоро о ней можно будет забыть: каботажное наше плавание (я не мог отказать старому капитану) себя не оправдало и скоро наш маленький люггер, если, конечно, не налетит на какой-нибудь неведомый коварный риф, пришвартуется к лондонской пристани, а единственным кораблем, на котором я еще (надеюсь – не раз!) выйду в плавание будет парусная яхта, а единственными пассажирами… нет! – гостями! дорогими гостями! будете вы и мистер Грюджиус. И, может, мы приплывем в счастливую, вечно цветущую страну за облаками!

Ваш Ричард Тартар»

НЕУДАЧЛИВЫЕ ДЕТЕКТИВЫ

«Но прежде чем сесть к столу, он отворяет угловой буфет, достает с полки кусочек мела и проводит толстую длинную черту – от самого верха дверцы до самого низа, а затем с аппетитом принимается за еду».

Пусть последняя фраза романа будет стартовой точкой предлагаемого повествования.

Мистер Дэчери отсутствием аппетита не страдал, но никогда не предавался излишествам, благодаря чему до седых волос сохранил великолепную военную… простите – дипломатическую! выправку.

Итак, позавтракав, он вновь взглянул на толстую длинную меловую черту.

– И что? – спросил сам себя и сам же себе ответил:

– Почти ничего. Простая констатация факта, пусть очень важного, а что из этого факта следует – неизвестно и, может быть, абсолютно лишнее…

– Но поскольку ничего другого нет, – продолжил он после некоторого молчания, – будем пробираться по лабиринту держась за эту нить.

Еще помолчал.

– Депутат. Пойду искать. Может, что разведал. Неплохой мальчишка, несчастный только. Пристроить его юнгой, дурь из головы выколотить…

Искать предполагаемого юнгу не пришлось: с тех пор, как они подружились, Депутат околачивался преимущественно в окрестностях собора в надежде, далеко не бесплодной разжиться парой монет. Физиономия у него была кислая и злая. Мистер Дэчери прищурился:

– Узнал, где живет наша Принцесса Курилка?

В ответ последовал поток жалоб и ругани, завершившийся сакраментальной угрозой запустить старухе камнем в затылок. Из относительно нормативных обрывков излагаемого Депутатом текста явствовало, что за попытку узнать лондонский адрес Курилки он едва не лишился, как минимум, одного уха – сумел увернуться и удрать.

Мистер Дэчери несколько даже опешил:

– Но ведь она же рассказала тебе, что у нее матросы курят и что она пойдет в собор?

– Врешь, ничего она мне не рассказывала, это она всем-всем рассказывала, что у нее заведение и что сама опивом курит…

– Опиум, – поправил мистер Дэчери.

– Я и говорю – опивом, что для здоровья его курит, а про собор говорила, чтоб я ее разбудил. Вот. А спросил адрес – а она меня за ухо, я тебе говорил… У, ведьма!..

– Ладно. Что ж поделаешь. Шиллинг остается тебе: хоть ты и не разведал ничего, но старался и даже пострадал на этом поприще. Хочешь заработать еще три шиллинга?

В ответ Депутат хихикнул, словно давая понять, что ценит хороший юмор: какой же олух не хочет заработать три шиллинга?! Чего спрашивать?!

– Договорились, – мистер Дэчери верно оценил смысл хихиканья, – держи.

– А чего делать-то надо? Только чтоб не опять… за ухи…

– Это от тебя будет зависеть. Первый шиллинг – за день. Второй шиллинг – за вечер и до поздней ночи, пока не заснет. Третий – за утро.

Депутат разинул рот и вытаращил глаза.

– Следи. За каждым ее шагом. Куда пошла, к кому. Только чтоб незаметно было.

– Ага! Это я умею! Дердлс всегда говорит: ты из под земли выскочил?

– Может, пойдешь учиться на сыщика, а не на юнгу?

– Ага!.. Чтоб самого себя тащить за шиворот в тюрьму?! Ищи дурака!

– Логично. Я и не сообразил. Беру свои слова обратно. И как выследишь что-нибудь интересное, сразу ко мне беги. Только опять – незаметно. Слышишь? Не-за-мет-но!

– Слышу. Гони монету.

Говорят, что ждать и догонять – занятия самые томительные. Так это или не так, но день для мистера Дэчери прошел очень томительно. Депутат как в воду канул: либо Принцесса Курилка без устали бродит по улочкам и переулкам Клойстергэма и Моргун не может отвлечься от слежки (но к кому она могла ходить, с кем встречаться, если была здесь всего раз в жизни?..), либо безвылазно сидит в Номерах для проезжающих (но тогда зачем ехала сюда, тратила время и деньги?..) И горе-сыщик: если она спит целый день не мог, что ли, прибежать на минуту?

Вечер тоже не порадовал – от самых ранних сумерек до ночи почти; и счастьем для мистера Дэчери было то, что никакая радость и никакое лихо не могли наградить его бессонницей: спал он крепко.

Но… У Вильяма Шекспира есть грустные строки:

«Пусть бурная не разрешится ночь

Дождливым утром – утром без отрады».

Ночь не была бурной и утро случилось без дождика, ясное, тихое, но что касается отрады – таковая отсутствовала, ибо утром мистер Дэчери улицезрел Депутата, встрепанного, зевающего, с воспаленными глазами и заплетающимся языком. Из сбивчивого рассказа юного сыщика мистер Дэчери уяснил, что окаянная старуха целый день просидела в Номерах и только поздно вечером выползла из них и отправилась… отправилась… 

– Куда? – нетерпеливо воскликнул мистер Дэчери, его, очевидно, «достало» Депутатово мямлянье. – Куда?

– В собор…

На несколько мгновений мистер Дэчери онемел. 

– В собор?..

– Ага… Ну… Она зашла в ворота…

– А когда вышла?

В ответ послышалось унылое сопенье.

– Когда вышла?

– Не выходила! Я до утра бегал вокруг!

– Значит, ты ее прозевал.

– Не прозевал! Я тут все дыры знаю! Не прозевал!

– Надо было в Номера сбегать.

– Врешь! Я бегал! Она там не ночевала! Я опять сюда прибежал!

Мистер Дэчери прикусил губу и на пару минут задумался.

– Вот что. Я думаю, старуха от тебя все-таки ускользнула и… А ну, бежим на стоянку дилижанса. Может, Джо еще не укатил на станцию.

Увы, ни дилижанса, ни, следовательно, возницы Джо они не застали, а встретиться с ним удалось лиш после полудня. На вопрос, не было ли в числе пассажиров искомой старухи, Джо огрызнулся, что он еще не в том возрасте, чтоб интересоваться старухами; да, было четыре-пять женщин, одна ничего себе, об остальных он не может сказать, старухи они или просто пожилые дамы.

Выслушав эту галиматью, мистер Дэчери безнадежно махнул рукой, наделил юного сообщника четвертым шиллингом и отправил спать.

ПИСЬМО ТАРТАРА

«Дорогая мисс Роза! 

Мне необходимо переговорить с Вами по важному делу, можно сказать – делу всей моей жизни! Будьте добры: сообщите мистеру Грюджиусу, когда нам с ним можно нанести визит в Вашу лондонскую обитель не мешая и не затрудняя Вас!

Преданный Вам – Ричард Тартар»

МИСТЕР САПСИ ОСКОРБЛЕН

Да, оскорблен. И кем?! Мистером Дэчери!! Ибо мистер Дэчери изменил намерению окончить в Клойстергэме дни своей жизни, он, видите ли, разочаровался и решил поискать другой город, более подходящий для достижения цели. Окончания дней своей жизни, то бишь. Кто теперь будет восхищаться (при каждой встрече!) творением его духа – эпитафией, воплощенной в камне Дердлсом? Кто из неуклюжих обывателей Клойстергэма сумеет обратиться к мэру в восхитительном третьем лице? Кто? Эх… 

Зол на мистера Дэчери, кроме мистера Сапси, был еще и Дердлс, ибо вместе с мистером Дэчери исчез из города Депутат и теперь никто другой не мог так виртуозно загонять Дердлса домой: пару раз от преемников Депутата ему довольно чувствительно попадало камнем по голове, вдобавок дилетанты-преемники часто манкировали своими обязанностями и Дердлс не единожды обнаруживал поутру, что ночевал не дома, а под забором, или у чужого крыльца. Разок даже в канаве пришлось выспаться. В эти моменты мистеру Дэчери наверняка очень сильно икалось.

Следует с некоторым прискорбием отметить, что в последнее время Дердлс, как говорится, почти не просыхал и на вопрос, где он берет деньги на вино отвечал в излюбленном, как и мистером Сапси обороте в третьем лице:

– Дердлс сам знает, где он берет деньги!

Упомянем и миссис Топ: она постоянно вздыхала, лишившись спокойного, дружелюбного и, главное, щедрого жильца своих меблированных комнат.

Остальные жители Клойстергэма отнеслись к отбытию мистера Дэчери в иные палестины вполне равнодушно, большинство даже и не заметило его отсутствия. 

КРУГОВОРОТ

Круговорот времени… Лето кончилось, наступила осень, но и осень уже прощалась пожелтевшими опадающими листьями, приближалась зима, с ней сочельник, Рождество и… печальная годовщина – годовщина исчезновения Эдвина Друда. В то, что он жив, не верил больше ни один человек.

Его, как многие искренне считали, невеста, из мисс Розы Буттон сделалсь миссис Тартар и жила со своим избранником в Лондоне; мисс Елене Ландлес пришлось разлучиться с нежно любимой подругой и перебраться обратно в Клойстергэм, причиной тому было то, что и она пошла по стопам Розы и превратилась в миссис Криспаркл и впервые в жизни познала, что такое материнская любовь: старшая миссис Криспаркл души не чаяла в своей невестке и по другому, кроме как «доченька», к ней не обращалась. Единственной тучкой в их отношениях было то, что старшая миссис Криспаркл никогда не заговаривала о Невиле. Елену это конечно печалило, но она не жаловалась, тем более что ее супруг оставался убежденным защитником своего шурина и его верным наставником.

Джон Джаспер был сумрачен и спокоен. Если замужество Розы и явилось для него жестоким ударом, то чувств своих, во всяком случае, он не выдавал и мистер Криспаркл с молчаливым огорчением констатировал, что, по-видимому, у соборного регента осталась всего лишь одна, всеподавляющая idee fixe: месть. Но каким образом возможно было бы претворить эту идею в жизнь добрейший младший каноник, сколько ни пытался, представить себе не мог: Джон Джаспер вел жизнь анахорета, из города не выезжал, даже на улицах его почти никогда не видели.

БУРЯ

Снова буря, однако не в ночь на сочельник, как в прошлый раз, а неделей раньше, но ужас, объявший жителей Клойстергэма, пожалуй превосходил ужас годичной давности, когда исчез Эдвин Друд.

Бушевала буря не только всю ночь, но и захватила утро, так что заняться инвентаризацией бед, которые она натворила, удалось только после полудня. Описывать эту процедуру не будем: в главе четырнадцатой Чарльз Диккенс весьма красочно изобразил бесчинство стихии, так что «ничто не ново под солнцем». Процитируем, однако, несколько слов из другой главы, двенадцатой: «…лунный свет бьет в готические окна с выбитыми стеклами и поломанными рамами, отбрасывая на пол причудливые узоры. От тяжелых каменных столбов, поддерживающих свод, тянутся в глубь подземелья густые черные тени…»

Итак, готические окна. Мистер Топ, главный жезлоносец, осматривая те окна снаружи, обнаружил, что рама дальнего окна вылетела целиком и валяется где-то в подземелье, о чем было доложено настоятелю. Настоятель приказал Дердлсу определить масштаб оконной катастрофы, Дердлс повиновался и пошатываясь потащился в экспедицию, горько сожалея, что занимаясь ввечеру с бутылочкой слишком усердно привечал ее, голубушку, и сегодня она была пуста и суха, как пустыня Сахара и нечем было развеять тяжкий полярный мрак головы.

Но, очевидно, во мраке том сверкнула какая-то молния, так как из подземелья Дердлс вылетел пробкой из под шампанского, мгновенно протрезвевший, хотя и с вытаращенными глазами.

– Что такое?.. – несколько даже опешил настоятель.

– С-с-стариканы!..

– Готов! – веско констатировал мистер Сапси.

– Старикан!.. Сам вылез!..

«Готов!..» – не сказал, конечно, но подумал младший каноник.

– Мистер Дердлс! Пойдите проспитесь! – сказано это было с раздражением, сказано Джоном Джаспером. Мистер Криспаркл удивленно на него посмотрел. Беспутный же каменотес обиделся:

– Дердлс сам знает, проспался он или нет! Пойдите, увидите сами!

Джаспер ничего не ответил, отвернулся и отошел в сторону.

– И раму он высадил! Старикан!

Мистер Криспаркл переглянулся с настоятелем, настоятель, на его вопросительный взгляд, чуть кивнул головой, тогда он подошел и взял каменотеса под руку.

– Мистер Дердлс, давайте я пойду с вами. И вы сами убедитесь, что вам либо почудилось, либо какая-то игра теней сбила вас с толку.

Дердлс выразил согласие, затем, на свой манер, выразил мнение, что на этом свете хоть и редко, но все же попадаются душевные вежливые люди, после каковой речи каноник и каменотес вошли в подземелье, сопровождаемые ироническими ухмылками, главный жезлоносец расщедрился даже на указательный палец: повертел им у своего виска.

Однако повеселиться над их возвращением, как многие рассчитывали, не пришлось: достаточно было всего лишь одного взгляда на лицо мистера Криспаркла. Каноник подошел к настоятелю и негромко сказал:

– Там останки человека. Не из ведомства Дердлса. Его стариканы не носили модные туфли. В дальнем закутке, сразу и не заметишь…

Толпа ахнула и после минутного замешательства все бросились к двери подземелья: настоятель, мистер Сапси, Топ, Джон Джаспер, несколько певчих хора, рабочие, не говоря уже о Криспаркле и Дердлсе.

Да, жуткое зрелище предстало их глазам: что это останки человека сомнению не подлежало, но что это были за останки!.. От одежды – крохотные почерневшие лоскутки, череп – словно его продырявили каким-то тупым орудием, ни одной целой кости, а некоторых совсем не было, и – не то пепел, не то зола; страшное зрелище. Один туфель вместе со ступней был почти начисто превращен в прах, другой пострадал меньше, так как слетел с ноги, зато от костей ступни почти ничего не осталось.

Толпа замерла, казалось люди даже дышать перестали.

И вдруг страшную тишину пронзил вопль:

– Нэд!!! Мой мальчик! Это тело моего племянника! Нэд!! Нэд…

Все, как один, обернулись к Джасперу.

– Туфель… Смотрите! Это я, я подарил ему туфли! Я не могу ошибаться… Это я выбирал их, я их покупал… Нэд… Нэд… Мой мальчик…

Первым пришел в себя мистер Криспаркл, с лица которого исчезли даже малейшие, обычно присущие ему черты благодушия и доброты. По мнению большинства для него это был жестокий удар: тело Друда найдено, ни о каком его бегстве речи больше быть не могло и Невил Ландлес, любимый брат супруги, был обречен.

Мистер Криспаркл отвел в сторонку настоятеля и мэра, что-то им сказал, те, в знак согласия, закивали головой. Тогда мистер Криспаркл обернулся к соборному регенту:

– Мистер Джаспер, я считаю (и господин настоятель с господином мэром так считают), что необходимо известить о случившемся мистера Грюджиуса. Я немедленно отправляюсь в Лондон и, думаю, утром мистер Грюджиус будет здесь. Подземелье закрыть, ключ у Дердлса забрать, второй ключ… – он обернулся к настоятелю:

– У меня. В сейфе.

– А снаружи, у окон, поставить двух-трех караульных. Мистер Джаспер, вы согласны с предпринятыми мерами? Не возражаете?

– Ничуть… Нэд… Господи… Поступайте, как считаете нужным. Я сейчас неспособен о чем-то думать…

– Мистер Дердлс! – окликнул каменотеса настоятель. – Вы слышали, что сказал мистер Криспаркл?

Обернулись к Дердлсу, который отделился от, так сказать, общества, бродил по закуткам, что-то высматривал на полу и даже, с опаской, разглядывал останки. Вместо ответа начисто протрезвевший пьяница торжественно провозгласил:

– Известь.

– Что?!

– Это… он… она… оно! сожжено негашеной известью. А известь таскали через окно. Дердлс знает, что он говорит. Там следы.

– Следы?! На каменном полу?!

– Известь. Немного просыпалось. У окна. Дердлса не обманешь.

– Хорошо. Пусть так. А теперь дайте ваш ключ от подземелья.

– Пожалуйста. Меньше тяжести в карманах.

Забежав домой, младший каноник осторожно обнял Елену за плечи, улыбнулся и сказал:

– Тебе нельзя волноваться. Хорошо запомни мои слова: Невилу не грозит ни малейшая опасность. Ни-ма-лей-ша-я! Через считанные часы развеются все туманы и он сможет ходить по улицам Клойстергэма с высоко поднятой головой. Верь мне! А пока – до завтрашнего утра. Будь спокойна!

ЛОНДОНСКИЙ ДЕСАНТ

Неизвестно по каким причинам, но к завтрашнему утру мистер Криспаркл не возвратился. Не возвратился и к полудню. А возвратился вечером. Кроме мистера Грюджиуса с ним прибыли лондонский детектив и… мистер Дэчери. Факт прибытия последнего поразил или привел в недоумение всех, кто имел удовольствие встречаться с ним в эпоху, когда он торжественно заявлял, что прибыл в Клойстергэм единственно ради того, чтобы завершить в нем дни своего бренного существования на этой грустной планете. Прибыл также и неизвестный отрок, которого никто, во всяком случае, не узнал, так как он был аккуратно подстрижен и причесан, с иголочки одет и обут, и (о, ужас!) мало того, что умыт, но имел еще и чистый носовой платочек. Неужели, глядя на юного джентльмена, можно было помыслить о некоем Депутате?!

Прибывшие разместились в гостиной мэра и с удовольствием поглядывали на веселый огонь камина – на улице было довольно прохладно. Мистер Сапси несколько пренебрежительно кивнул на приветствие изменника-Дэчери и все свое внимание распределил между мистером Грюджиусом, гревшимся у камина, и бесстрастным детективом, которому надлежало быть таковым в силу своей профессии. Минут через десять-пятнадцать в гостиную вошли настоятель и соборный регент, настоятель передал младшему канонику небольшой сверток, недоуменно при этом на него взглянув.

На минуту-другую в гостиной повисло выжидающее молчание, нарушил его Джон Джаспер:

– Я требую немедленно арестовать убийцу моего племянника! – глухо, но с силой произнес он.

– Именно – немедленно! – авторитетно вмешался мистер Сапси. – Я, как мэр…

– Мистер Джаспер, – отозвался детектив, возмутительно игнорируя восклицание мэра, – прежде всего следует убедиться, что найденные… останки принадлежат именно вашему родственнику…

– Какие еще нужны доказательства?!

– Вот именно – какие?! – это снова мистер Сапси.

– Убийца снял с трупа булавку и часы, по которым любой житель Клойстергэма опознал бы его…

– … и на редкость неумело выбросил их…

– … да! Да! Я сам был поражен этим фактом. Но туфли! Не один я покупал их, многие в городе носят точно такие же, но ведь исчез не кто-то из этих многих, а исчез Эдвин Друд! Нэд!

– Господин Джаспер, я верю, что туфли приобрели вы, верю, что ваш родственник их носил, но дело в том, что оба эти заявления недоказуемы и не могут служить основанием для ареста…

Детектив обернулся к мистеру Грюджиусу.

– Ландлес. Невил Ландлес.

– …для ареста Невила Ландлеса.

– Тогда я отказываюсь понимать, что это за следствие и что тогда правосудие…

– Следствие никуда не годное, правосудие…

– Мистер Сапси!... – не выдержал настоятель.

– Господа, – перебил завязавшийся спор неудавшийся супруг красавицы Юриспруденции, – ваш, э… диспут! беспредметен, так как имеются обстоятельства, неизвестные никому. Даже мисс… э… мисс… тогда она была еще мисс! – Розе Буттон, даже мистеру Джасперу. Оно известно только мне, моему клерку мистеру Баззарду и… и… э… известно… было известно! – исчезнувшему юноше.

Напряженное ожидание. Взгляды присутствующих впились в лицо мистера Грюджиуса. Угловатый Человек немного помолчал, потом заговорил, и видно было, что речь дается ему с трудом.

– Перед смертью отец мисс Розы… тогда она была ребенком… передал мне кольцо… бриллианты и рубины, оправленные в золото… Он снял его с мертвого пальца матери мисс Розы… Да, передал мне кольцо. И – с поручением…

Мистер Грюджиус умолк, видимо взволнованный воспоминанием о давних событиях.

– С каким поручением? – тихо и осторожно спросил настоятель.

– Да. Да. Продолжаю. Когда Эдвин Друд и мисс Роза Буттон станут взрослыми мужчиной и женщиной и помолвка их приблизится к завершению, я должен буду вручить это кольцо Эдвину Друду, чтоб он надел его на палец своей невесте.

Здесь он снова умолк, в гостиной же стояла звенящая тишина.

– Если же события развернутся иначе, то кольцо это должно остаться у меня.

Еще мочание.

– Вот что я сказал, возможно чуть-чуть иными словами, мистеру Друду перед его отбытием в Клойстергэм. О кольце никто не знал, следовательно, его никто и не изымал. Вот все, что я имею сообщить находящемуся здесь обществу.

После минутной паузы лондонский детектив легонько хлопнул себя по колену:

– Все ясно. Сейчас поздно, утром пойдем на место… гм… преступления и все станет на свои места. Прошу всех присутствующих не разглашать полученные сведения и… господин мэр, может лучше нам собраться не в вашей гостиной, а в зале городской ратуши?

– Да. Безусловно. Лучше. В ратуше.

НОЧЬ

Это была на редкость безотрадная ночь: ни ветерка, ни звезд, чернильный мрак, только сыпал дождь, сыпал каплями, меньше, наверное, маковых зернышек. Город словно вымер – пустыня…

И никто, естественно, не мог заметить, что в помещении собора перемещается какая-то тень, сгусток еще большего мрака, очевидно порождение той окаянной ночи; вот она остановилась у двери, ведущей в подземелья, вот тихо скрипнул замок, вот искра, вот неярко вспыхнул фонарь, тень приоткрыла дверь и скользнула за порог…

– Что вы здесь делаете, мистер Джаспер?

Джаспер дико вскрикнул: перед ним стоял его бывший седовласый сосед, ни с того ни с сего прибывший с мистером Грюджиусом. 

Видимо Джаспер на какое-то мгновение лишился рассудка, иначе он не бросился бы на мистера Дэчери. Это было все равно, как если цыпленок бросился бы на матерого кота: железная рука мигом его скрутила, фонарь упал и погас, что-то тонко звякнуло о каменный пол и покатилось, со стороны наружной двери в подземелье послышался топот:

– Вы его держите?

– Да.

– Сейчас я зажгу свой фонарь.

– Да, и посмотрите: что-то упало на пол.

Фонарь вспыхнул, сыщик наклонился, поводил им вправо-влево и вдруг воскликнул:

– Кольцо!

– Кольцо?!

– Да! И довольно недешевое! Ладно, сейчас не время разгадывать загадки. Эту ночь, мистер Джаспер, вам придется провести в камере тюрьмы, а завтра… Впрочем, утро вечера мудренее. Выйдем через наружный вход?

– Конечно. Замкните дверь в собор.

СЛЕДСТВИЕ

«Молва, говорю я, была изображена им стоустой и многоязыкой. Молва в Клойстергэме …. не отличается от Молвы во всех прочих местах…»

Это из монолога мисс Твинклтон (см. главу номер девять). Именно упомянутая вышеупомянутой мисс «стоустая и многоязыкая» была, очевидно, повинна в том, что поздним утром у ратуши собралась средних размеров толпа, в которой можно было заметить и саму мисс Твинклтон с неразлучной миссис Тишер, и чету Топов, и возницу Джо, половину владельцев торговых лавочек и даже актеров жалкого городского театрика. Отсутствовал лишь каменотес: видимо «занимался», как говорил великий писатель, «с бутылочкой» и «привечал ее, голубушку, по-хорошему» (см. главу номер двенадцать) и не хотел менять это занятие ни на какое другое.

Толпе в ратушу пробраться не удалось: пропустили лишь контингент лиц прибывших из Лондона да десятка полтора более менее значимых граждан Клойстергэма, в том числе мисс Твинклтон, миссис Тишер, чету Топов, возницу Джо.

Джон Джаспер появился в сопровождении двух полицейских. Шел он с высоко поднятой головой, с насмешливо-презрительной улыбкой: видимо за остаток ночи обдумал линию поведения и готов был принять бой.

В небольшом зале ратуши горел камин, мистер Грюджиус тотчас же устроился поближе к огню и, казалось, задремал; Дэчери, Криспаркл и лондонский детектив сохраняли бесстрастное выражение лиц, настоятель недоумевал и чему-то печалился, мистер Сапси пребывал в растерянности, почти в прострации. Юный франт сидел в сторонке и откровенно скучал, двое полицейских удивленно оглядывались.

– Мистер Джаспер, – начал, если можно так выразиться, беседу сыщик, – зачем вы этой ночью проникли в подземелье?

– Как будто вы этого не знаете! – с издевкой в голосе ответил Джаспер. – Лишь вчера вечером мне стало известно о существовании кольца, и смешно было бы не проверить, находится ли оно среди… останков Нэда. И, догадываюсь, вы отлично знали, что я сделаю это, потому и устроили глупую засаду. А вот я этого не предусмотрел.

– Логично, – не открывая глаз кивнул мистер Грюджиус. 

– Откуда у вас ключ от подземелья?

– Это к делу не относится, – отрезал Джаспер.

– Ладно. А зачем вы несли с собой вот это, второе кольцо?

– Чтобы подбросить, если кольцо, о котором шла речь, в останках отсутствует.

– Но ведь мистер Грюджиус сразу бы определил – кольцо не то!

– Да, определил бы. Но пусть бы он попробовал доказать это.

– Абсолютно логично! – почти с детским удовольствием вновь отозвался Угловатый Человек, который сейчас демонстрировал не угловатость, а какую-то непостижимую округлость.

– А почему вы предполагали возможность отсутствия кольца?

– Очень просто. Именно из-за дорогого кольца убийца и мог пойти на преступление. Мистер Грюджиус сказал, что о кольце знали всего три человека, но разве не мог мой племянник показать его Ландлесу да еще и… рассказать всю подноготную? Под конец той несчастной вечеринки они очень дружелюбно беседовали друг с другом.

– Великолепно, – донеслось со стороны камина.

(Присутствующие, оборачиваясь к мистеру Грюджиусу, недоуменно переглядывались).

– Так, – детектив на некоторое время умолк, словно обдумывая, как ему вести дело дальше.

– Значит, – продолжил он, – вам необходимо любыми средствами доказать, что Невил Ландлес преступник?

– Ландлес – убийца! – лицо Джаспера исказилось. – И я любыми! любыми! любыми средствами буду доказывать это! И докажу!

– Да! Любыми! Убийца! – с бронзой в голосе поддержал Джаспера мистер Сапси, обводя суровым взглядом лица сомневающихся, а за таковых он принимал всех, кто молчал и не присоединялся к нему, к мистеру Сапси то бишь.

Здесь мистер Грюджиус глубоко вздохнул и открыл глаза.

– Я получил истинное удовольствие, послушав вас, мистер Джаспер. Но все же позвольте внести в сказанное вами некоторые уточнения…

– А есть ли в них необходимость? Все предельно ясно! Убийца…

– Господин мэр!.. – просительный жест руки сыщика. – Господин мэр!..

Мистер Сапси величественно умолк.

– Кольца в… э… останках вы бы не нашли, кольца там не было. Опровергать подлинность подброшенного кольца я даже и не подумал бы…

– Вот видите! – это снова мистер Сапси. Но на него уже не обращали внимания.

– …да, не подумал бы. Я бы просто представил вам подлинное кольцо, вот оно.

Грюджиус поднял руку, пальцы его сжимали небольшой футляр.

– Оно вернулось ко мне. И владеть им будет… будет… гм… моя бывшая подопечная.

Если бы с потолка ратуши грянула в ее пол молния, то даже такой невероятный атмосферный феномен не вызвал бы большего удивления.

– Как?!.

– Что такое?!.

– Невероятно…

– К вам?!.

…посыпалось со всех сторон. На Джаспера было страшно смотреть, так исказилось его лицо.

– Эдвин Друд выполнил мое требование: детская их помолвка с моей подопечной была расторгнута раз и навсегда (надо сказать, по обоюдному желанию и обоюдным слезам), и наутро после той ночи, когда его… он… чуть глупость не сморозил… когда он исчез из Клойстергэма! Да, наутро, после той ночи, как он исчез из Клойстергэма, он явился ко мне и вернул футляр с кольцом. Со слезами вернул.

Пусть читатель сам представит, какой атмосферный феномен должен был бы грянуть, дабы затмить это утверждение! Автор – пас.

– Ложь… – не прошептал, а как-то прошелестел Джаспер. – Ложь! Вы сговорились выгородить убийцу!

Мистер Грюджиус и здесь согласился, что имеется право и на такую точку зрения, но:

– Мистер… э… мистер…

– Дэчери! – весьма неприязненным тоном подсказал господин мэр.

– Да. Благодарю вас. Мистер… э… Он сможет лучше обрисовать, как было дело, а я… Угловатый… Затруднительно…

Мистер Дэчери встал и речь свою начал весьма экстравагантно:

– Позвольте представиться!.. – сказав это он схватил себя за белоснежные свои волосы и с силой рванул их. Большой пучок седины оказался в его руке, но после такого ужасного снятия скальпа на голове, вместо кровавой раны, оказались красивые, хоть и помятые каштановые волосы.

– Уф-ф-ф!.. Как он мне надоел!.. Итак, позвольте представиться – Ричард Тартар, бывший первый лейтенант Королевского флота.

(Не будем больше вспоминать о непредсказуемых атмосферных причудах!..)

Сначала мистер Тартар довел до сведения присутствующих, что все рассказанное им будет исключительно со слов мистера Грюджиуса, а мистер Грюджиус получил сведения от Эдвина Друда.

– Примерно за час до той знаменательной, год назад, встречи, Друд столкнулся в монастырском винограднике со старой женщиной, курильщицей опиума. Приехала она из Лондона, кого-то разыскивала, но не разыскала, и попросила у юноши три шиллинга шесть пенсов – на опиум. Здесь с ней случился легкий припадок, который до глубины души поразил Друда: точно такой же припадок он наблюдал у мистера Джаспера, который тоже… принимал, скажем так, опиум.

Тихое «ах!» прошумело в воздухе. И – леденящая тишина.

– Если бы это было все! Женщина опомнилась и спросила юношу, как его имя: «Эдвин», она: «Благодари Бога за то, что тебя не зовут Нэдом. Тому, кого так зовут, грозит страшная опасность, – вот сейчас, в самую эту минуту, когда мы с тобой разговариваем». А Эдвина Друда только мистер Джаспер называл Нэдом, больше никто.

Тишина.

– Два жутких совпадения, подобных этим, могут привести в ужас и более опытного человека, а что взять с человека молодого, можно сказать даже – юного? Он не нашел в себе силы вернуться обратно, и в жуткую ту ночь, сквозь бурю и мрак пешком добирался до станции. А если кто-либо и это назовет ложью, то с собой у мистера Грюджиуса дюжина писем из Египта, где Эдвин Друд весьма успешно подвизается на своем инженерном поприще. Почерк своего племянника вы, мистер Джаспер, наверное узнаете?

Ошеломление было всеобщим и поэтому никто не обратил внимания, что, кроме Тартара и Грюджиуса, еще два человека были абсолютно спокойны: мистер Криспаркл и лондонский детектив и, следовательно, не сделал вывода, что факты эти были им известны давно. К тому же два заговорщика (в хорошем смысле слова, конечно!) отставной флотский лейтенант и младший каноник Клойстергэмского собора ни словом, ни взглядом не афишировали своего знакомства.

Первым, как ни странно, опомнился мистер Сапси: неприязненно, если не сказать злобно, взглянув на мистера… э… Тартара! он сказал:

– Неужели вы считаете, что кто-нибудь поверит, что несчастный родственник нашего уважаемого регента в ту бурную ночь бегал к плотине, чтобы неизвестно зачем выбросить булавку и часы?! Глупость!

– Абсолютная! – с энтузиазмом подтвердил бывший седовласый старый холостяк. – До плотины не близко, и он не мог понапрасну терять время: все его мысли были о том, как поскорее добраться до Лондона.

– Так кто же их выбросил?! – мистер Сапси решил, что взял быка за рога.

– Никто их не выбрасывал. Разве так выбрасывают? Часы аккуратно подвесили на свае, булавку утопили рядом. Чтоб ее легко можно было найти.

– И кто же, по вашему, это сделал?!

– Я.

Изумленное «ах!» тихо вспыхнуло и так же тихо погасло. Заговорил мистер Грюджиус:

– Юноша был смертельно напуган. Не желал выслушивать никаких доводов. Чтобы как-то успокоить его на время до отбытия в Египет мы и решили… э… инсценировать! его гибель. К сожалению, мы не могли предполагать, что эта инсценировка так жестоко обернется против Невила Ландлеса. Что ж, теперь можно принести ему наши искренние извинения. Продолжаю. На третий день после сочельника я приехал в Клойстергэм под вечер, а мистер… э…

– Дэчери!! – будучи очевидно в полной прострации вновь брякнул мистер Сапси. Кто-то хихикнул.

– Тартар я! Тартар! – с шутливым отчаянием поправил моряк мэра. – Тартар! И я приехал в тот же день, но утром. Подбросить булавку и часы предложил Друд, он же, зная про обычай мистера Криспаркла купаться в запруде, присоветовал и место. Чтоб булавку с часами не присвоил какой-нибудь случайный бродяга, мне пришлось… бр-р-р!.. пуститься вплавь. С мистером Грюджиусом я знаком не один год и помочь человеку, которого он знает чуть не с младенчества, посчитал своим долгом.

Джаспер сидел сгорбившись, низко склонив голову и закрывая лицо ладонями рук. 

– Нэд… Нэд… – простонал он. – У него чуткая душа… Она уловила, что в ту ночь должен умереть человек, но человеком этим должен был стать я. Я! А не он… Я устал от страданий… позвольте не называть, что было тому причиной. Смерть Нэда не избавляла от них… Мистер Криспаркл, вы помните нашу встречу в тот вечер? Я вам еще сказал тогда, что нашел новое средство от своего недомогания?

– Да. Помню отчетливо.

– И мой черный шарф помните?

– Да, но причем здесь…

– Это было то новое средство – длинный черный шарф из крепкого крученого шелка…

– Шарф… Я вас не пони… О, Господи!

Поняли все: короткое негромкое перешептывание и вновь тишина. Мучительная тишина, с минуту ее никто не нарушал.

Нарушил ее мистер Сапси, выразившись в том смысле, что все точки над «и» расставлены и следствие можно считать законченным.

КУЛЬМИНАЦИЯ

– Оно еще только начинается! – в довольно резком тоне возразил лондонский детектив.

Присутствующие переглядывались, кое-кто недоуменно пожимал плечами. 

– Мистер Джаспер, не могли бы вы поведать, чьи это полуразрушенные косточки в подземелье, на которых вы опознали купленную вами обувь?

Джаспер смертельно побледнел. На минуту у него пресеклось дыхание, потом трудно и шумно задышал.

– Я… не знаю…

– Про обувь, прошу вас, про обувь, – со зловещим бесстрастием напомнил сыщик. Но Джаспер уже пришел в себя:

– Поймите, я был непоколебимо уверен, что Нэд убит, что убийца – Невил, но никаких доказательств не находилось и я, днем и ночью, бодрствуя или во сне, терзался одной мыслью, одним страданием: мой мальчик убит, а преступник – на свободе и про себя смеется надо мной!.. И когда… нашлись… в подземелье… я подумал – пусть эта находка послужит благому делу: наказанию преступника.

– Логично, – вновь, по второму кругу, завел свою песенку мистер Грюджиус. – Не придерешься.

(Но теперь от этой «песенки» легкий холодок искрами пробегал по спинам: надвигалось что-то жуткое).

– Ладно, – спокойно сказал детектив, – я предоставляю слово мистеру… бывшему Дэчери! – и с некоторой иронией головой и плечами как бы поклонился мистеру Сапси. Мистер Сапси надулся.

Бывший Дэчери встал, немного помолчал, словно не зная, о чем вести речь, потом заговорил.

– Придется начать издалека. Из несколько сумбурных, что вполне объяснимо, слов Эдвина Друда стало понятно, что над ним нависла неведомая опасность, что слова нищей старухи привели его в ужас, развеять этот страх можно было бы разыскав несчастную курильщицу, но как в огромном Лондоне разыскать человека, не зная о нем практически ничего? После некоторых раздумий мы решили попросить некоего… гм… мистера Дэчери! поселиться до окончания его дней (между прочим, так и случилось) в Клойстергэме, поближе к собору, чтобы на месте попробовать выяснить обстоятельства этого темного дела. Но дни шли за днями, а в сонном, хотя и прелестном городке, ничего не случалось, имею в виду такого, что могло бы явить хоть намек на разгадку. Видя такое дело, мистер Дэчери решил, что миссия его не дала никаких результатов и пора оканчивать дни своей жизни в этом лучшем из городов.

В последних словах оратора мистер Сапси усмотрел обидную для клойстергэмского патриота иронию, но предостерегающий взгляд настоятеля замкнул его возмущенные уста.

– Но вы не поверите! – случилось чудо: искомая старая дама сама появляется у порога его жилища, расспрашивает о мистере Джаспере, узнает, что завтра в семь утра он будет петь в соборе. Следующее чудо еще невероятнее: мистер Дэчери прогуливается с ней до монастырского виноградника и она рассказывает ему, что в прошлый сочельник на этом самом месте она встретила молодого джентльмена, который дал ей три шиллинга шесть пенсов на опиум, а имя молодого джентльмена было Эдвин.

Хрестоматийная английская сдержанность иногда, по-видимому, дает сбои: в небольшом зале ратуши на какое-то время воцарились растерянность и даже хаос. Восклицания, междометия, «ах», «ох», «не может быть!», «что же это такое?» На Джаспера старались не глядеть, ну, может, только искоса. Он сидел застывший, бледный до синевы, с неподвижными глазами.

– Дамы и господа! Пожалуйста – спокойствие. Продолжайте, мистер… гм…

– Далее на сцену выходит мой юный друг и помощник. Подойди сюда, я тебя представлю.

Но представлять не пришлось: как только юный франт повернулся лицом к изумленной публике, враз ахнуло несколько голосов:

– Депутат!!!

– Может, он некогда и занимал эту малопочтенную должность, но сейчас он – моряк, юнга и весной отправится в плавание. Рассказывай.

– В Номерах для проезжающих… Эта… Принцесса Курилка! – ее все так зовут, хвасталась – у нее заведение есть! к ней матросы ходят! китаезы! и разные там… Я спросил, где она живет… 

– Это мое поручение было.

– Ага! Так она меня за ухи…

– За уши, юнга. За у-ши.

– Ага, за уши. Так я увернулся. А она потом говорит: разбуди меня завтра пораньше, мне в собо-о-ор надо сходить, я разбудил и за ней, следом…

– Дальше мне рассказывать. В собор мистер Дэчери пришел к самому началу службы, Принцесса пряталась за колонной и не сводила злобного взгляда с мистера Джаспера. А в какой-то момент оскалилась и стала грозить ему кулаками. После службы я спросил ее, знает ли она мистера Джаспера? Ее дословный ответ: «лучше, чем все преподобия вместе взятые».

В зале – звенящая тишина.

– Давай, юнга, расскажи, какое поручение я тебе дал и что из этого вышло.

– Следить. Так она целый день спала, потом стемнело, вечером, и она вышла…

Бывший парламентарий умолк и скосил глаза в сторону Джаспера.

– Вышла. И куда пошла?

– Ага. В собор. Под арку зашла…

– И?..

– Я целую ночь бегал вокруг! Она не выходила обратно! И в Номерах ее не было! И Джо не возил ее на дилижансе!

– Вот такой неожиданный удар для мистера Дэчери. Он то думал, что ухватил жар-птицу за хвост, а она вырвалась и даже перышка в руках не оставила. После этого незадачливый седовласый холостяк навсегда, как ему тогда показалось, покинул город Клойстергэм.

– Мистер Грюджиус не согласился с этим, – без паузы заговорил детектив, – и обратился к нам. Кое-какие зацепки были – прозвище Принцесса Курилка, приметы внешности, притон, где курят матросы и, как выразился наш юный мореход, китаезы. После довольно длительных поисков притон мы нашли, его старуха-хозяйка исчезла примерно в то же время, когда… молилась! в соборе Клойстергэма. Но все это висело в воздухе, с точки зрения расследования имело ничтожную ценность. Мы смирились – тупик. И вдруг – сенсация: найдены останки неизвестного человека! В подземелье собора! Сразу все стало на свои места. Женщина была убита, возможно переодета, тело спрятано в укромном уголке подземелья и умело сожжено негашеной известью. Рано или поздно оно должно было быть найденным и оно нашлось. Мы приняли нехитрые меры, чтобы изобличить преступника, и они дали результат, о котором вы все теперь знаете.

Тишина.

– Мистер Джаспер, у вас имеются какие-либо возражения?

– Нет… – чистый звучный голос соборного регента превратился в глухой хрип. – Нет… За исключением одной детали…

– Что это за деталь?

– Все так… И я не отказываюсь от своих слов… о мести человеку, который, как я думал, убил моего племянника! Все так… Но проклятую ведьму никто не убивал! Меня мучили… страшные, навязчивые мысли… Не спрашивайте, какие!! Только опиум давал силы как-то жить и трудиться… Я его случайно попробовал… Нашел тот мерзкий притон, где можно было курить и отлеживаться, чтоб подальше от Клойстергэма… Старуха, видимо, долго подслушивала опиумный бред, выследила и начала шантажировать… Я не буду утверждать, что я не убил бы ее! Может… убил бы… Но Бог отвел мои руки от греха убийства: я схватил эту тварь за воротник и всего лишь крепко тряхнул, чтоб хоть немного вразумить, а она охнула, закашлялась и стала медленно оседать в моих руках… Я брызгал ей в лицо водой, тормошил; напрасно: она была мертва… Первое побуждение – звать на помощь, но… демон искушения… повторюсь: «пусть это мертвое тело послужит орудием мести, пусть оно изобличит убийцу»…

На Джаспера посматривали уже с состраданием, хотя и с некоторым страхом.

– Тюрьмы мне не избежать…

– Не избежать. Я верю вам, но то, что вы совершили – преступление.

– …я только хотел сказать, что лгать мне уже ни к чему.

– А каким образом вам пришла мысль… таким способом подделать останки?

– Демон искушения… Дердлс! Наш каменотес! И позабыл уже об этом случае, так ведь дьявол в самое неподходящее время напомнил о нем… Дердлс как-то остерег меня, не наступите, дескать, на негашеную известь, она вам не только башмаки сожжет, но и косточки, если ее поворошить. И я не позвал на помощь… Позвольте мне не рассказывать о всех жутких подробностях, мне легче до конца жизни просидеть в тюрьме, чем вспоминать их…

КОГДА ЭТИ ТРОЕ СНОВА ВСТРЕТЯТСЯ?

Такое название дал Диккенс четырнадцатой главе своего романа. Элементарное требование писательского ремесла обязывает не бросать слов на ветер, отсюда следует, что ЭТИ ТРОЕ обязательно должны встретиться, иначе зачем такой вопрос? И почему ТРОЕ? Ведь судя по широко распространенному мнению из ТРОИХ осталось ДВОЕ, а поверить, что эти ДВОЕ захотели встретиться весьма затруднительно.

Можно, конечно, извернуться и заявить, что автор к концу повествования как-то хитро подведет, что эти трое НИКОГДА не встретятся снова. Но тогда зачеп городить огород с названим главы номер четырнадцать?

К чему эта литературоведческая преамбула? Все вышеизложенное автор новеллы удачно или нет старался увязать с логикой текста романа, но в тексте не имелось ни малейшей зацепки, по которой можно было бы хоть предположительно воссоздать характер пресловутой встречи. Поэтому он заявляет: финал новеллы – исключительно плод его фантазии, плод вынужденный, потому что без финала какое может быть произведение?... Никакое. 

⯎  ⯎  ⯎

Джон Джаспер отбыл срок заключения, в Клойстергэм не вернулся, труждался в церкви на должности регента где-то на окраине Лондона. Черные его волосы не поредели, но были пронизаны тонким заморозком седины.

Эдвин Друд, видный инженер и удачливый предприниматель, два-три раза в год наезжал в Англию и всегда останавливался у своего единственного родственника. Вот и сейчас – подошел к крылечку скромного домика, опустил на траву саквояж.

– Джек!

– Нэд!

Обнялись.

– Джек, ты помнишь?

– Что?

– Завтра годовщина кончины мистера Грюджиуса, сходим на кладбище?

– Конечно. Только после полудня. Утром у меня служба.

– Джек… Может, и Ландлеса возьмем? Он ему тоже не чужой человек.

Джаспер засмеялся:

– А почему ты таким… не знаю, как сказать! – странным голосом задаешь вопрос?

– Ну… сам понимаешь…

– Прошлое кануло в Лету, под ним проведена черта. Где он обитает, знаешь?

– Знаю. Он толковый юрист, я по своим делам консультировался у него. Да и кастовой принадлежности не следует забывать.

– Не понял.

– Он ведь такой же бобыль, как и мы с тобою.

– Вот оно что. Ну, мне-то ладно, а вам непростительно.

– Подумаешь, старик нашелся. Ладно, дядюшка, принимай гостя, пои, корми, ухаживай. Завтра утром я съезжу к нему. 

У входа на небольшое тихое кладбище собрались почти одновременно: Ландлес опоздал всего на несколько минут. Сдержанно поздоровались, полюбовались на небольшую изящную коляску с дремлющим в ней кучером и молча пошли меж надгробий.

– Вот… «Хайрем Грюджиус, эсквайр»…

Склонились положить по цветку и вдруг увидели небольшой букет роз. Оглянулись и только тогда заметили, что неподалеку у женского, по-видимому, надгробия стоит дама в темном платье и держит за руку мальчика лет десяти. Мальчик обернулся, потряс руку матери, оглянулась и дама в темном. Оглянулась и замерла, потом медленно пошла к трем мужчинам. Остановилась.

– Эдди… Брат мой…

– Роза! Сестричка Роза!!

Брат и сестра бросились друг к другу и пылко расцеловались.

– Ты… такая же!.. Ничуть не изменилась!..

– И ты, мой милый!.. Давай я тебя еще раз поцелую!..

Поцеловала.

– Прости меня, Эдди!..

– Боже мой, Роза! Что такое ты говоришь?! За что я должен тебя прощать?!

– Прости… Теперь – Невил. Брат моей названной сестры, значит и мой брат.

Поцеловала и Ландлеса.

Потупилась, покраснела, подошла к своему бывшему учителю музыки.

– Мистер Джаспер…

Джаспер низко склонил голову.

– Мистер Джаспер…

Вдруг обняла его за шею и поцеловала в щеку.

– Простите меня!..

– Да за что же, Роза?!

– За то, что я встретилась вам… в ваших жизнях. Простите… и… прощайте…

Взяла сына за руку и пошла к своей коляске. Трое мужчин молча провожали их взглядом. Вот мать и сын подошли к коляске, сели в нее. Вот коляска развернулась. Вот покатила все скорее и скорее. Вот исчезла за каким-то поворотом.

Трое мужчин грустно смотрели на пустую дорогу.

 ⯎  ⯎  ⯎

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА 

Справедливости ради приведем высказывание Дж. Каминга Уолтерса: «Пытаться, как делали некоторые, написать вторую часть «Эдвина Друда», подражая стилю Диккенса, это по меньшей мере дерзость, если не святотатство».

«Святотатство» термин очень сильный, но, думается, в данном случае он совершенно неуместен. Святотатство – оскорбление святыни, оскорбление умышленное, имеющее целью унижение святыни, а каким образом может быть унижен великий писатель, если некто что-то сочинит подражая его стилю? Даже если этот «некто» встанет в позу: Я – И ДИККЕНС, или в чуть болем скромную: ДИККЕНС – И Я. Да и позы эти скорее смешны, нежели оскорбительны: неужели подобная наивность нанесет хоть малейшее пятнышко на репутацию гениального человека?

Другой аспект: а если вторая часть написана НЕ подражая стилю Диккенса? Тоже святотатство? Но почему никто не бросил обвинения в святотатстве А. Квиллер-Кучу, который дописал «Сент-Ив» Роберта Стивенсона? Гений Стивенсона ничуть не ниже гения Диккенса, а по разумению автора новеллы в англоязычной литературе Герман Мелвилл и Роберт Стивенсон высочайшие вершины.

Но может святотатством является вообще обращение к чужому сюжету? Тогда грандиознейшим «святотатцем» является Томас Манн, позаимствовавший из книги «Бытие» крохотную новеллу и намалевавший по ней гигантскую фреску под названием «Иосиф и его братья». Должно достаться на калачи и самому Шекспиру: тот, пишучи своего великого «Отелло», воспользовался итальянской новеллой, в которой, правда, ревнивец не задушил мнимую изменницу, а уходил насмерть чулком, туго набитым песком. Лермонтов, создавая русского Отелло, упомянутыми душегубствами погнушался и уморил бедную Нину Арбенину отравленным мороженым. Николай Васильевич же, Гоголь который, в этой ипостаси вообще мелкая шушера: накропал своих «Ревизора» и «Мертвые души» по мотивам двух ходячих анекдотов, не очень смешных, кстати.

На этой стезе можно зайти очень далеко и подвести под «святотатство» все, что ни вздумается, например статью Уолтерса «Ключи к роману Диккенса «Тайна Эдвина Друда»». А что? Разве не являются своеобразным продолжением романа сии «Ключи»? Являются, да еще какими! Все разложено по полочкам, объяснено, увязано, даже сообщено то, на что Диккенс не успел и намекнуть, но все равно являющееся истиной (иначе зачем бы о ней упоминать?): Джон Джаспер – сын Принцессы Курилки! 

Возражение может быть такое: статья – произведение литературоведческое, а продолжение романа – беллетристика. Хорошо. Но если на материале статьи (не отступая от него ни на йоту) изложить ее текст в форме беллетристики, что это будет? Святотатство! Вот так: в литературоведении – все, что можно, даже вышеупомянутая глупость, в беллетристике – НИЗЗЯ!!! Святотатство!

Не следует осуждать тех, кто, плохо ли, хорошо ли, пытается «дописать» роман: его обрыв, можно сказать – по экватору, – незаживающая рана в сердце поклонника (по себе знаю: оно до сих пор болит, хотя со времени телефильма и поиска по библиотекам прошло полжизни) и он стремится хоть как-то залечить эту рану!..

Автор новеллы готов принять любую критику, любые нарекания, но только не обвинение в Уолтерсовских «дерзости» и «святотатстве». Юность читает много и не особенно разборчиво, но на излете жизни остается лишь малое число книг, которые перечитываешь по кругу, и одна из них – «Тайна Эдвина Друда».