Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?

М. Горький

Настоящая работа адресована читателям романа «Тайна Эдвина Друда», который Чарльз Диккенс не успел завершить, и исследования Дж. Уолтерса "Ключи к роману Диккенса «Тайна Эдвина Друда»", где дан обзор попыток разгадать литературную тайну и предложен свой вариант раскрытия. Нашей задачей является пополнение существующей коллекции толкований ещё одной версией, возможно, последней.

Дж.Уолтерс детально препарировал известную часть романа: регент церковного хора Джаспер готовится убить своего племянника Эдвина на почве ревности к его невесте Розе и спрятать останки в чужом склепе, затем начинается расследование. То, что произошло с Друдом перед тем, и есть тайна, вынесенная в название книги. На реализацию Джаспером преступного умысла указывают исчезновение юноши, обнаружение его часов и булавки на реке и признание регента в преднамеренном убийстве. Саморазоблачение его приходится на середину запланированного объёма книги, который известен, а значит, развязка должна была наступить много позже и, по законам жанра, быть иной.

Исчезновение человека является следствием разнообразных причин, в том числе тайного бегства по собственной воле. Был ли у Друда мотив для него? Незнакомая торговка опием, приехавшая из Лондона, сообщает ему о «страшной опасности», которая угрожает здесь и сейчас тому, кто носит имя Нэд. Так его называл только родной дядя, и Эдвину стало «немножко жутко» от такого «курьёзного совпадения». Юноша попытался забыть о нём, но услышанное «не идёт у него из ума» (гл.14); в тот последний вечер в доме дяди он был «подавлен» (гл.16).

Здесь каждый раз слово «Нэд» звучало, как сигнал тревоги, напоминая ему об опасности, и среди «бурной зимней ночи», когда «ураган с громом несётся по опустевшим улицам» и все горожане «уже попрятались по домам» (гл.14), он, напротив, уходит из этого дома вместе с Невилом, дабы на реку «посмотреть, какая она в бурю» (гл.15). Куда Эдвин направился, проводив спутника до его дома, неизвестно. Один из вариантов - он не вернулся к дяде и скрылся тем или иным образом. Допущение, что намеченная жертва ускользнула от палача, не противоречит имеющемуся тексту романа. Что касается найденных вещей Друда, они не являются доказательством его гибели и воспринимаются в качестве такового лишь как дополнение к другим.

На следующее утро был задержан Невил Ландлес по подозрению в убийстве. Он и Джаспер «были подавлены и разбиты». Регент, «всё время пристально разглядывавший» его, уклонялся от участия в допросе и «упорно молчал» (гл.15). Такая пассивность неестественна, если он намеревался переложить свою вину на другого. В то же время усиленное изучение Невила, видевшего Друда последним, свидетельствует, что Джаспер не понимал причину исчезновения племянника и пытался определить по виду задержанного, который отрицал свою причастность к этому, его искренность.

По свидетельству сына Диккенса, отец подтвердил его предположение о гибели Друда. Произведение издавалось по частям, но оба не уточняли, в какой из них это происходит. Творцы детективов оберегают свои тайны от раскрытия прежде времени, здесь же таить было что, хотя некоторые литературоведы, которых цитирует Дж.Уолтерс, полагали иное: «Очень уж немудрёная тайна «Эдвина Друда» (Д. Гиссинг); « … особой загадочности в ней нет… Не так уж трудно сообразить, как будет дальше развиваться действие» (Ф.Марциалс). Но это противоречит оценке самого Диккенса: «Очень любопытная и новая идея, которую нелегко будет разгадать… богатая, но трудная для воплощения». Данная новизна означала, что, как минимум, в собственных произведениях автора ничего подобного ей ранее не было.

Вспомним рисунок для обложки, составленный по указаниям Диккенса, в основание которого помещены клубы опийных испарений, восходящие к прочим изображениям из сюжета. Дж.Уолтерс учит: надо «сперва выделить существенные места, а затем уже смотреть, что в них скрыто», но столь существенное место лишь описал: «Пары опиума подстилают всю «Тайну Эдвина Друда». Добавим: и создают её. В начале романа Джаспер говорит об иллюзорном исполнении желаний той, кто курит опиум; позднее рассказывает о собственных видениях при том же занятии; наконец, хозяйка притона обобщает: «Опиум, милый, вот это что … к этому зелью все несправедливы, всё равно, как бывает с человеком: что о нём дурного можно сказать, это все слышали, а что хорошего - про то никто не знает» (гл.23). Сам Диккенс знал об опиуме не понаслышке. В этом романе наркотическая составляющая является основой сюжета, присутствуя в его усечённом наполовину тексте трижды.

Интрига базируется на том, что под влиянием опия сознание раздваивается, и одна его часть не ведает о другой. Изменённое состояние сознания как литературный приём до этого обыгрывал У. Коллинз в романе «Лунный камень». Герой его под воздействием опия решил перепрятать чужую драгоценность, что выглядело, как хищение, затем исчезло из основного сознания, и для её отыскания воспроизводится то же сомнамбулическое состояние. Роман был напечатан в журнале Диккенса и имел грандиозный успех. Через четыре года Диккенс начинает публиковать собственный роман, где в главе 3 пишет: «Известно, что у человека, который часто напивался пьян или неоднократно подвергался гипнозу, возникают, в конце концов, два разных сознания, не сообщающихся между собой, - как если бы каждое существовало отдельно и было непрерывным, а не сменялось по временам другим (так, например, если я спрятал часы, когда был пьян, в трезвом виде я не знаю, где они спрятаны, и узнаю, только когда опять напьюсь)». Пример, напоминающий ситуацию из «Лунного камня», означал: так действует и опиум.

В романе У. Коллинза герой употребил его однажды и помимо своей воли (исключая эксперимент для поиска пропавшей драгоценности), а регент «… проделывал это здесь сто тысяч раз. - Нет, миллионы и миллиарды раз!», став одним из «лучших» (или «худших», в зависимости от точки зрения) курильщиков опиума (гл.23). Оригинальность замысла Диккенса в том, что в его романе мегаколичество опия переходит в качество, породив не разового мнимого преступника, подобного персонажу из «Лунного камня», а системное раздвоение личности наркомана. Мнимое преступление перманентно существует в сознании, которое погрязло в криминальных химерах, но в реальности его не совершило.

Наличие у Джаспера двух сознаний проявилось в его поведении, которым управляет одно сознание наперекор скрытым интересам другого: «Исчезновение Эдвина он упорно называл убийством, в согласии со своим поведением во время следствия, после находки часов и булавки. Если он боялся раскрытия преступления, разве ему не было бы выгоднее поддерживать версию о добровольном исчезновении? Он даже заявил, что будь связь между ним и племянником чуть слабее, он и его стёр бы с лица земли, "даже его". Разве стал бы он так говорить, если бы это сделал? ...Это вот реальные факты» (гл.20). Одно его сознание ищет, кто убил племянника, и фиксирует в дневнике: «...я найду преступника и обличу его перед всеми. Отныне я посвящаю себя его уничтожению» (гл.16). Едва же он приступает к курению опиума, как пробуждается другое сознание, которому мнится, что это "совершил" он сам (гл.23).

Однако с первых же строк романа Джаспер сомневается, что есть «на самом деле» в его видении (гл.1). Он регулярно приходил в притон с одной целью - «чтобы совершать это путешествие», в котором всегда уничтожал Друда. После фактического исчезновения последнего финал оказался неправдоподобным: «Я делал это так часто и так подолгу, что, когда оно совершилось на самом деле, его словно и делать не стоило...всё кончилось так быстро, что в первый раз показалось мне нереальным». По версии Дж. Уолтерса, он удушил Эдвина шарфом. Это и «в воображении ...и когда на самом деле... было одинаково приятно», а неуверенность в том, что «оно совершилось на самом деле», Джаспер компенсирует иллюзиями по своему вкусу: «Слишком быстро...Слишком скоро всё это сделалось и слишком легко. Я вызову ещё виденья, получше. Это было самое неудачное. Ни борьбы, ни сознанья опасности, ни мольбы о пощаде ... этого я раньше никогда не видел!.. Посмотри, какое оно жалкое, гадкое, незначительное!.. А-а! Вот это реально. Значит, это на самом деле. Всё кончено» (гл.23). Став ненужным после исчезновения Друда, жертвоприношение уже отталкивает, но с сомнением теперь покончено.

Представление о силе опийной галлюцинации даёт известный фильм «Однажды в Америке». В нём главный герой предал друга и затем, угнетённый непредвиденной гибелью его и других, в поиске забвения приходит в китайский притон. В процессе курения опиума он видит, что оставшийся в живых друг обокрал его, сделав на всю оставшуюся жизнь бедняком, а через много лет «заказывает» ему себя, однако герой фильма отказался от права на месть в память о прежней «великой дружбе». Опиум превратил вину его в вину перед ним, предательство в благородство, оправдав post factum так убедительно, что по пробуждении его молодая улыбка полна счастья. Автор киноэпопеи, С.Леоне, разъяснил в прессе зрителям, поверившим в галлюцинацию: «Для меня Лапша не покидает 1930-х. Всё остальное ему снится. Весь фильм - это опиумная грёза Лапши… То, что его грёза не всегда правдоподобна, меня не волнует»; «Самое важное - ощущение галлюцинации, путешествия во сне, порождённое опиумом, с которого начинается и которым заканчивается фильм». ... Полугодом ранее юный Эдвин, аннулируя свой жениховский статус по взаимному согласию с невестой, сказал, что её опекун Грюджиус, проживающий в Лондоне, «успокоит и заставит здраво взглянуть на вещи» его дядю (гл.13). Последний действительно был потрясён, узнав от опекуна о разрыве помолвки. Ошибочность убийства в одном сознании и возможность бескровного счастья с Розой - в другом лишили его чувств. Однако Грюджиус, «такой точный и рассудительный» человек, совсем не сочувствует регенту и никак не успокаивает его. Следовательно, он уже знает, причём от самого Эдвина, что тот опасен, кроме главного вопроса - зачем дяде нужна смерть племянника? В дальнейшем, после жалобы Розы на страстного регента, для опекуна всё прояснилось, вызвав у него «внезапный прилив энергии» (гл.20). Пока же он должен был посоветовать Друду не возвращаться назад, а сам, со своими «неустанными поисками правды и неуклонным стремлением сделать всё по правде» (гл.11), организовать частный сыск.

Спустя время на сцене появляется «новое лицо» (гл.18), возможно, с не новым для читателя содержанием. Большой седой парик на мистере Дэчери, если что и скрывал, то никак не голос, лицо и фигуру женщины, тем паче, юной Елены Ландлес или Розы, как то полагает часть интерпретаторов загадки «пожилого холостяка». Мотивация, характер и умение Елены носить мужскую одежду явно недостаточны, чтобы обмануть наблюдательных обывателей, к тому же, раньше знавших её лично: «…она проходит по этим самым улицам, окружённая всеобщим уважением» (гл.17). Красноречие Дж. Уолтерса по поводу Дэчери-Елены ведёт в тупик, противоречащий реализму великого Диккенса. За применение такого приёма критики не пощадили бы даже его. По ходу дальнейшего развития сюжета нашлось бы, вероятно, иное применение качествам Елены, которые увлекли автора «Ключей…»

В них также сказано о Дэчери: «…ясно одно: если снять с него парик, под ним окажутся тёмные волосы». Проделаем виртуально данную манипуляцию и увидим: «Это был темноволосый человек лет тридцати» со «спутанными лохмами» (гл.11). Речь идёт о Баззарде, коего Грюджиус описал Розе в комичном свете, когда «старался развеселить» её, но на деле «… всегда обращался со своим помощником с непонятным для стороннего человека почтением». «Этот помощник вообще был таинственное существо», не чуждое миру театра с его игрой и перевоплощениями и с «нечёсаной шевелюрой». «Он написал пьесу...Трагедию...И никто...ни один режиссёр, ни под каким видом, не желает её ставить» (гл.20). Баззард «не на своём месте» в качестве конторщика и драматурга, зато со вкусом лицедействует в жизненной драме в роли тайного сыщика, ничем при этом не рискуя: здесь никто не знает ни о его прошлом, ни о его миссии.

Упоминание о пожилом возрасте надо оценивать с учётом того, что полтора века назад средний возраст был короче. Будучи спрошен о профессии, он уклонился от прямого ответа, в общей форме приравняв себя к дипломатам, что заняты сбором сведений. В Лондоне он числится в отпуске, когда в городке появляется "Дэчери", но здесь не ищет Друда. Значит, как и Грюджиус, он осведомлён о том и занят другим - сбором по крупицам и без особого успеха материала на «должника» (гл.23), чего не требовалось при неудачном покушении на Эдвина, за которое регент был бы уже под судом. Информация торговки шокировала самодеятельного сыщика: услышав от неё об опиуме, он, «вдруг изменившись в лице, вперяет в неё острый взгляд»; упоминание о дате пропажи Друда сбило его со счёта денег, а при имени Эдвина бросило в жар, как если бы нашлась пресловутая иголка в стоге сена. Свидетельница, чьи слова ранее спасли Друда, сама вышла на ловца.

В своём притоне она расспрашивала Джаспера о видении без особых эмоций, хотя услышала, по сути, признание в убийстве. Либо она равнодушна к нему, но это противоречит её попытке предостеречь «Нэда»; либо рассказ о совершённом «на самом деле» многоразовом убийстве хозяйка сочла полубредом, зная цену видениям своих клиентов. Однако для проверки она поехала за ним в Клойстергэм, где не могла не услышать отголоски «сенсации» о пропавшем Друде, и только затем её отношение к регенту резко изменилось. Во время утренней службы в церкви она со злобным смехом грозит кулаками в сторону того, кто распевает богослужебные хоралы, будучи убийцей, по всей вероятности. «Но видимость бывает правдивой, а бывает обманчивой», - предупредил Диккенс (гл.23). При отсутствии веских доказательств откровения опиомана не стоили ничего.

Если отбросить мелодраматические предположения, торговка с её «алчным слухом» (гл.23) потребовалась в сюжете для того, чтобы открыть сыщику иллюзорный мир регента: под звон монет она выложит всё, что услышала от него о видениях. Но судить регента не за что, так как в реальности покушение не состоялось. Необходимо лишь проверить, опасен ли он ещё для Друда, если тот ему уже не соперник. Проявить dolus malus могла засада в обстановке, создающей видимость абсолютной безнаказанности. Как пишет Дж. Уолтерс, золотое кольцо, по которому можно опознать Друда, стало бы приманкой, чтобы заманить Джаспера в подземелье, куда он ходил полгода назад на глазах Депутата. Время для ловушки определял момент, когда ему скажут о намерении вскрыть склеп якобы из-за странности, обнаруженной каменотёсом при простукивании.

Сознание в изменённом состоянии склонно верить в призраки, что показала слуховая галлюцинация пьянчужки Дёрдлса. Ранее он поведал регенту, как его разбудил «Призрак вопля. Ох, и страшный же был вопль, не приведи Господи, а после ещё был призрак собачьего воя … вроде как когда собака воет к покойнику. Вот что со мной приключилось в прошлый сочельник ... я всех расспрашивал, и ни одна живая душа во всём околотке не слышала ни этого вопля, ни этого воя. Ну, я и считаю, что это были призраки. Только почему они мне явились, не понимаю... они меня выбрали» (гл.12).

Когда Джаспер, мнивший себя убийцей, пробрался к мрачному склепу для изъятия псевдо-улики, он вдруг увидел там человека, похожего на Друда, согласно рисунку с обложки. Но для аlter ego регента это - зловещий призрак покойника, и агрессивно-спонтанная реакция наркомана была неизбежна. Судя по сказанному Диккенсом сыну, Эдвина ждал роковой конец, а значит, подстраховка не успевала его защитить. Однако Невил с «тигриным» темпераментом и его сестра, ничего не боявшаяся «ни при каких обстоятельствах» (гл.7), а с ними Септимус, владевший приёмами обороны без оружия, и Тартар, «привыкший к риску», способны сообща схватить убийцу на месте преступления либо вскоре после него. В судебном процессе он стал бы объектом громогласного витийства мистера Сластигроха, филантропа из тех, кто беспощаднее «боксёров» (гл.17). В конце же, как предположили исследователи, логичным является заключение Джаспера в камеру смертников, которую автор советовал посмотреть художнику-иллюстратору книги, и браков между молодыми и свободными персонажами романа.

Оригинал: Prosa.ru