Действующие лица:

• ЭДВИН ДРУД , молодой человек
• ДЖЕК ДЖАСПЕР , регент в соборном хоре, дядя и опекун Эдвина Друда
• РОЗА БУТТОН , девушка, помолвленная с Эдвином Друдом
• ГРЮДЖИУС , опекун Розы Буттон
• КРИСПАРКЛ , младший каноник в соборе
• НЕВИЛ ЛАНДНЕС , его ученик
• ЕЛЕНА ЛАНДНЕС , его сестра
• ДЁРДЛС , каменотес
• ДЕПУТАТ , мальчишка
• МИСС ТВИНКЛТОН , хозяйка пансиона
• СТАРУХА , курящая опиум, по прозвищу «Принцесса Курилка», содержательница притона в Лондоне

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Занавес открывается. За ним – второй занавес, изображающий уходящую вдаль улицу старинного городка Клойстергэма. На улице появляется человек в одежде священника. Это мистер Криспаркл.

КРИСПАРКЛ. Моё почтение, леди и джентльмены.

Вам хотелось бы знать тайну Эдвина Друда?

Это Диккенса самый последний роман.

Он его не окончил. Осыпалась груда,

И молочной стеной опустился туман.

Вы мне станете петь про нелепость, про дикость

Всяких тайн, от которых и пепел остыл.

А ко мне приходил в сновидениях Диккенс

И конец, унесенный с собою, открыл.

Разрешите представиться: Септимус Криспаркл, младший каноник, знаток музыки и античной словесности, а с недавнего времени еще репетитор в колледже нашего городка Клойстергэма.

Что случилось действительно в Клойстергэме,

В этом автором выдуманном городке?

Кто распутает узел, затянутый в теме,

Лед могильного камня согреет в руке?

Было так: двое юношей вышли к потоку,

И один не вернулся... другой обвинен.

И осталось разгадывать тайну потомку

Этих давних, дождями залитых времен.

Именно в Клойстергэме и произошла эта таинственная история, о которой я хочу вам поведать. Городок наш очень древний, и если вас влечет к себе шумный свет, то это совсем неподходящее место. Клойстергэм состоит из одной-единственной улицы; по ней входят в город и по ней из него выходят; и только одно здание стоит здесь особняком – старинный собор с квадратной башней за высокой своей оградой. Тихий, сонный городок наш Клойстергэм, местные жители считают, что раз город наш такой древний, то все перемены для него уже в прошлом и больше никаких перемен не будет. Он весь пропитан запахом сырости и плесени, который исходит от склепов в подземельях под собором. (Раздается звон соборного колокола.) Слышите, соборный колокол начинает отбивать часы. Это значит, что сейчас только что кончилось богослужение. Сегодня наш настоятель заметил, что во время службы соборному регенту стало не по себе, и попросил меня по дороге домой заглянуть к мистеру Джеку Джасперу, чтобы справиться о его здоровье. Давайте и мы с вами навестим его.

Второй занавес открывается.

Картина первая

Комната Джека Джаспера почти вся тонет во мраке. Рояль в углу, или толстые нотные тетради на пюпитре, полки с книгами на стене, над камином висит портрет, на котором изображена прехорошенькая юная девушка. Все это пока срыто от зрителя. Видно лишь Джека Джаспера, лежащего на кровати. Он в полубреду. Из темноты перед ним возникает видение старухи, курящей опиум. Она пытается раздуть маленькую, странного вида, трубку.

СТАРУХА. Ох, горюшко мне, голова у меня все болит. Дела-то плохи, хуже некуда.

Джаспер приподнимается, дрожа всем телом и опершись на руки.

(Жалобным хриплым шепотом). Еще одну? Дать вам еще одну?

Он озирается, прижимая руку ко лбу.

Вы уже пять выкурили с полуночи, как пришли. Ну вот тебе, милый, трубочка! Ты только не забудь – цена-то сейчас на рынке страх какая высокая! За этакий вот наперсток – три шиллинга шесть пенсов, а то и больше еще сдерут! И не забывай, голубчик, что только я одна знаю, как смешивать! Так уж ты заплати мне как следует, ладно? (Раздувает трубку и затягивается.) Ну вот, милый, почти уж и готово. А я смотрю на тебя, вижу, ты проснулся, ну, думаю, надо ему еще трубочку изготовить. Я трубки делаю из чернильных склянок, малюсеньких, что по пенни штука, вот как эта, видишь, голубчик? А потом прилажу к ней чубучок, вот этак, ну вот и готово. Я ведь шестнадцать лет пила горькую, а потом вот за это взялась. Ну да от этого вреда нету. А коли и есть, так самый маленький. Зато голода не чувствуешь и тратиться на еду не надо.

Она подает ему трубку. Он затягивается и откидывается на подушку.

ДЖАСПЕР (бормочет). Клойстергэм. Роза. Нэд!

Старуха прислушивается к его бормотанию. Раздается стук в дверь. Видение старухи исчезает. Комната освещается. Джаспер приподнимается с кровати. Снова стук. Джаспер, пошатываясь, идет открывать дверь и впускает Криспаркла.

КРИСПАРКЛ. Я с огорчением услышал, что вы прихворнули, Джаспер.

ДЖАСПЕР. Ну что вы, это сущие пустяки.

КРИСПАРКЛ. Вид у вас, во всяком случае, не совсем здоровый.

ДЖАСПЕР. Разве? Ну, не думаю. А главное, я этого совсем не чувствую.

КРИСПАРКЛ. Так, значит, я могу передать настоятелю, что вы уже совсем поправились?

ДЖАСПЕР (с легкой улыбкой). О да, конечно. И передайте, пожалуйста, настоятелю мою благодарность за внимание.

КРИСПАРКЛ. Я слышал, к вам должен приехать молодой Друд?

ДЖАСПЕР. Я жду моего дорогого мальчика с минуты на минуту.

КРИСПАРКЛ. Это очень хорошо. Он принесет вам больше пользы, чем доктор.

ДЖАСПЕР. Больше, чем десять докторов с их латинской кухней. Потому что я люблю своего племянника всей душой.

КРИСПАРКЛ. Очень сожалею, Джаспер, что вы сегодня не будете на очередной нашей Музыкальной среде, но, конечно, вам лучше посидеть дома. Итак, будьте здоровы! (Уходит.)

Джаспер идет к кровати, но в дверь опять стучат. Он идет открывать дверь. На пороге стоит Эдвин Друд.

ДЖАСПЕР. Дорогой мой Эдвин!

ЭДВИН. Ах, милый Джек! Рад тебя видеть!

Джаспер обнимает Эдвина.

А как, Джек, насчет обеда?

Джаспер показывает на стол, который уже накрыт белой скатертью.

ЭДВИН (хлопая в ладоши). Ну, дядя, веди же своего почтительного и голодного племянника к столу.

Эдвин кладет руку на плечо Джаспера, а тот дружески кладет ему на плечо свою, и, так, обнявшись, они подходят к столу.

ДЖАСПЕР (с добродушной усмешкой). Ты, Нэд, видно, забыл, что слова дядя и племянник здесь под запретом.

ЭДВИН. Джек, ты правда чувствуешь, что всякое упоминание о нашем родстве мешает дружбе между нами?

ДЖАСПЕР. Видишь ли, Нэд, дяди, как правило, бывают гораздо старше племянников, поэтому у меня невольно и возникает такое чувство.

ЭДВИН. Ну, допустим. Но если разница всего шесть-семь лет, какое это имеет значение? А в некоторых семьях случается даже, что дядя моложе племянника. Хорошо бы у нас с тобой так было!

ДЖАСПЕР. Почему хорошо?

ЭДВИН. А я бы тогда наставлял тебя на путь истинный, и уж такой бы я был строгий. Но послушай, скажи-ка мне: чей сегодня день рождения?

ДЖАСПЕР. Не твой, насколько я знаю.

ЭДВИН. Да уж, конечно, не мой, я, представь себе, тоже это знаю. Кискин, вот чей! Да, Джек, Кискин! И мы с тобой должны выпить за ее здоровье. Подожди, Джек! Не пей!

ДЖАСПЕР. Почему?

ЭДВИН. Ты еще спрашиваешь! Пить в день рождения Киски и без тоста за ее здоровье! Итак, за Киску, Джек! Дай бог ей здравствовать сто лет, и еще сто, и еще годик впридачу! Ура-ура-ура!

Джаспер ласково кладет ладонь на протянутую руку Друда, и в молчании осушает свой бокал.

ЭДВИН. А теперь, Джек, поговорим немного о Киске. Ну, Джек, так каковы ее успехи?

ДЖАСПЕР. В музыке? Более или менее удовлетворительны.

ЭДВИН. До чего же ты осторожен в выражениях, Джек! Она ленится, да? Невнимательна?

ДЖАСПЕР. Она все может выучить, когда хочет.

ЭДВИН. Когда хочет! В том-то и дело! А как она теперь выглядит, Джек?

Взгляд Джаспера обращается к портрету над камином.

ДЖАСПЕР. Точь-в-точь как на твоем рисунке.

ЭДВИН (самодовольно). Да, этим произведением я горжусь. Для наброска по памяти очень недурно. Что же ты молчишь, Джек?

ДЖАСПЕР. А ты, Нэд?

ЭДВИН. Нет, в самом деле! Разве это справедливо, что в таком деле я лишен выбора? Если бы я мог выбирать, я бы из всех девушек на свете выбрал только Киску.

ДЖАСПЕР. Но тебе не нужно выбирать.

ЭДВИН. То-то и плохо. Чего ради моему покойному отцу и покойному отцу Киски вздумалось обручить нас чуть не в колыбели? Думаешь, это приятно – сознавать, что тебя силком навязали кому-то, может быть, против его желания? Ты-то можешь сам выбирать. Меньше чем через год Киска выйдет из своего пансиона и станет миссис Эдвин Друд. Я уеду на Восток – там уж готово для меня место инженера – и увезу ее с собой. Сейчас мы с ней иногда ссоримся, но когда нас, наконец, обвенчают, я уверен, мы с ней чудно поладим: «я буду петь, жена плясать и жизнь в веселье протекать». В том, что Киска – красавица, нет сомнений, а когда она станет еще и послушной, тогда я сожгу этот смешной портрет и напишу для ее учителя музыки другой! Джек, что ты? Господи, тебе дурно?.. У тебя глаза вдруг стали какие-то мутные...

ДЖАСПЕР (с насильственной улыбкой протягивает к нему руку, слабым голосом). Я принимал опиум от болей, которые иногда у меня бывают. А сейчас это последствия лекарства – вдруг станет темно, словно я во мгле какой-то или в тумане... Но это пройдет. (Спокойно и чуть насмешливо.) Говорят, в каждом доме есть своя тайна, скрытая от чужих глаз, свой замурованный скелет. А ты думал, Нэд, что в моей жизни этого нет?

ЭДВИН. Честное слово, Джек, я и сейчас так думаю.

ДЖАСПЕР. Ты, считаешь, что у меня спокойная жизнь. Вдали от суеты и шума, я сижу в тихом уголке и занимаюсь любимым своим искусством... Так, что ли?

ЭДВИН. Я бы еще упомянул бы о том уважении, которым ты пользуешься здесь, как регент; о том независимом положении, которое ты сумел создать себе в этом смешном старом городишке; о твоем педагогическом таланте.

ДЖАСПЕР. Я все это ненавижу. Меня душит однообразие этой жизни. Ты слыхал пение в нашем соборе? Как ты его находишь?

ЭДВИН. Чудесным! Божественным!

ДЖАСПЕР. Мне оно по временам кажется почти дьявольским. Мой собственный голос, отдаваясь под сводами, словно говорит мне: вот так и будет, и сегодня, и завтра, и до конца твоих дней – все одно и то же...

ЭДВИН (с удивлением). А я-то думал, что ты нашел свое место в жизни. Да, пожалуй, Киска тоже...

ДЖАСПЕР. Что именно она говорила?

ЭДВИН. Да ничего особенного – только, что начала брать у тебя уроки и что ты прямо создан быть учителем, это твое призвание.

ДЖАСПЕР (спокойно и весело). Ну что ж, милый мой Нэд, значит, надо мне покориться своему призванию. Менять уже поздно. А что там, в душе, снаружи не видать. Только это, Нэд, между нами.

ЭДВИН. Я свято сохраню твою тайну, Джек, потому что мы с тобой друзья и ты любишь меня и веришь мне так же, как я люблю тебя и тебе верю. Руку, Джек. Нет, обе.

Они стоят, глядя друг другу в глаза.

ДЖАСПЕР (сжимая руки племянника). Теперь ты знаешь, что даже ничтожного певчего и жалкого учителя музыки может терзать честолюбие и неудовлетворенность... Так пусть же это послужит тебе предостережением.

ЭДВИН. Джек, я хочу успокоить тебя; по-моему, мне это не угрожает.

ДЖАСПЕР (с чуть заметной улыбкой). Значит, все мои предостережения тщетны?

ЭДВИН. Я не хотел бы слышать их от тебя, Джек.

ДЖАСПЕР. Пойдем прогуляемся по кладбищу?

ЭДВИН. С удовольствием. Только я должен забежать на минутку в Женскую Обитель, чтобы навестить Киску. (Выбегает.)

Второй занавес закрывается. Перед ним появляется Криспаркл.

КРИСПАРКЛ. В самом центре Клойстергэма находится Женская Обитель – старый-престарый кирпичный дом. На тяжелых дверях прибита начищенная медная дощечка с надписью: «Пансион мисс Твинклтон для молодых девиц». (С одной стороны сцены появляется мисс Твинклтон.) Девицы, которые здесь воспитываются, единодушно постановили: «До чего же противная притворяшка эта старая мисс Твинклтон!». В пансионе есть общая любимица – мисс Роза Буттон, которую все зовут Розовый Бутон. (С другой стороны сцены появляется мисс Роза Буттон.) Это – очень хорошенькая, очень юная и очень своенравная девушка. Всякий раз как будущий супруг наносит очередной визит Розовому Бутончику, вся Женская Обитель приходит в волнение. Давайте и мы последуем сюда за Эдвином Друдом.

Картина вторая

Второй занавес открывается. В гостиную мисс Твинклтон входит Эдвин Друд.

КРИСПАРКЛ (Словно докладывая мисс Твинклтон.) Мистер Эдвин Друд к мисс Розе.

МИСС ТВИНКЛТОН. Вы можете побеседовать, дорогая. Здравствуйте, мистер Друд. Очень приятно. Надеюсь, вы здоровы, мистер Друд, впрочем, незачем и спрашивать, довольно посмотреть на вас.

Эдвин Друд подходит к Розе Буттон. Мисс Твинклтон и Криспаркл уходят.

РОЗА. Здравствуй, Эдди. Дай я пожму тебе руку. А поцеловать не могу.

ЭДВИН. Ты совсем не рада меня видеть, Киска?

РОЗА. Ах нет, я ужасно рада. Отойди скорее от меня – мисс Твинклтон!

МИСС ТВИНКЛТОН (входит и делает вид, что что-то ищет). Извините за беспокойство. А, вот где мой пинцет. Благодарю вас. (Выходит.)

ЭДВИН. Как ты провела свой день рождения, Киска?

РОЗА. Чудно! Все мне что-нибудь дарили. И у нас было угощение. А потом бал.

ЭДВИН. Вот как. И ты не огорчалась моим отсутствием? Тебе и без меня было весело?

РОЗА. Ах, очень!

ЭДВИН. Гм! А какое было угощение?

РОЗА. Пирожное, апельсины, желе и креветки. Т-ссс! Сделай вид, что смотришь в другую сторону – мисс Твинклтон!..

МИСС ТВИНКЛТОН (входит и делает вид, что что-то ищет). Не хотелось бы вас беспокоить, но тут был ножик для разрезания бумаги... Ах, вот, благодарю вас!.. (Исчезает.)

ЭДВИН. Итак, Киска, ты в последний раз встречала свой день рождения в этом старом доме.

РОЗА. Ах!.. Да!.. Этот бедный старый дом... Он будет скучать по мне, когда я уеду так далеко... Эдди, милый, я ведь тебе ужас как надоела.

ЭДВИН. Роза! Так, может, нам отставить все это дело?

РОЗА. Ты же сам знаешь, Эдди, что мы должны пожениться. (С живостью.) Эдди, знаешь что? Ты притворись, будто помолвлен с другой, а я притворюсь, будто ни с кем не помолвлена.

ЭДВИН. Ты думаешь, это поможет, Роза?

РОЗА. Поможет, я знаю! Берегись! Мисс Твинклтон!

МИСС ТВИНКЛТОН (входит и делает вид, что что-то ищет). Ах да? Вы случайно не видели мою перламутровую коробочку для пуговиц? (Исчезает.)

РОЗА. Ну, Эдди, будь же паинькой, давай разговаривать. Так, значит, ты обручен?

ЭДВИН. Значит, обручен.

РОЗА. Она хороша собой?

ЭДВИН. Очаровательна.

РОЗА. Высокая?

ЭДВИН. Очень высокая.

РОЗА. Ага, значит, долговязая, как цапля.

ЭДВИН. Извините, ничего подобного. Она то, что называется видная женщина. Тип классической красоты.

РОЗА. С большим носом?

ЭДВИН. Да уж, конечно, не с маленьким.

РОЗА. Ну да, длинный бледный нос.

ЭДВИН. Нет, у нее нос совсем не такой.

РОЗА. Он не бледный?

ЭДВИН. Нет.

РОЗА. Значит, красный? Фу, я не люблю красных носов. Правда, она может его припудрить.

ЭДВИН. Она никогда не пудрится.

РОЗА. Вот глупая! Скажи, она и во всем такая же глупая?

ЭДВИН. Нет. Ни в чем.

РОЗА. И эта примерная девица, конечно, очень довольна, что ее увезут в Египет? Да, Эдди?

ЭДВИН. Она проявляет разумный интерес к достижениям инженерного искусства, в особенности, когда оно призвано в корне перестроить всю жизнь малоразвитой страны.

РОЗА. Да неужели! Ну, а пирамиды? Уж их-то она наверняка ненавидит? Сознайся, Эдди!

ЭДВИН. Не понимаю, почему она должна ненавидеть пирамиды?

РОЗА. А что в них интересного, просто старые кладбища! Всякие там Осирисы и Изиды, Аммоны и фараоны! Кому они нужны? А то еще был там Бельцони, или как его звали, – его за ноги вытащили из пирамиды, где он чуть не задохся от пыли и летучих мышей. Так ему и надо, и жаль, что он совсем там не удушился!

ЭДВИН. Роза, милая! Ну разве мы не можем быть друзьями?

РОЗА. Если б мы могли быть просто друзьями! Но нам нельзя. Эдди, насколько было бы лучше, если б мы не обязаны были пожениться!

ЭДВИН. Милая Киска! Давай поговорим по душам. Скажи мне: право, не знаю, как и сказать... одним словом, нет ли какого-нибудь другого молодого...

РОЗА. Это очень великодушно с твоей стороны, что ты спрашиваешь, но – нет, Эдди, нет!

Слышится звучание органа и хора.

ЭДВИН. Мне кажется, я различаю голос Джека.

РОЗА. Эдди! О, как гремит этот аккорд! Но не надо слушать, уйдем скорей отсюда!

Эдвин оглядывается и наклоняется к Розе, чтобы ее поцеловать.

Нет, Эдди! Меня нельзя целовать! Но дай руку, я надышу тебе в нее поцелуй!

Он протягивает ей руку. Она подносит ее к губам и пытливо заглядывает ему в ладонь.

Ну, Эдди, скажи, что ты там видишь?

ЭДВИН. Что я могу увидеть, Роза?

РОЗА. А я думала, вы, египтяне, умеете гадать по руке – только посмотрите на ладонь и сразу видите все, что будет с человеком. Ты не видишь там нашего счастливого будущего?

ЭДВИН. Счастливое будущее? Быть может! Прощайте, Роза. (Уходит.)

КРИСПАРКЛ (появляясь). Жаль только, что настоящее никому из них не кажется счастливым. Смотрите-ка, кажется, сюда еще кто-то идёт. Да это же мистер Грюджиус, владелец юридической конторы в Лондоне. Он был назначен опекуном Розы за свою безупречную честность.

МИСС ТВИНКЛТОН (появляясь). Мисс Роза, прибыл ваш опекун и желает вас видеть.

ГРЮДЖИУС. Здравствуйте, дорогая. Очень рад вас видеть, дорогая моя. Как вы похорошели!

МИСС ТВИНКЛТОН. Вы разрешите мне удалиться?

ГРЮДЖИУС. Ради бога, сударыня, не беспокойтесь из-за меня. Умоляю вас, не трогайтесь с места.

МИСС ТВИНКЛТОН. Я все-таки попрошу вас разрешить мне тронуться с места, но я не удалюсь, раз вы так любезны. Я не буду вам мешать?

ГРЮДЖИУС. Вы – мешать нам?.. Сударыня!..

МИСС ТВИНКЛТОН. Вы очень добры, сэр, благодарю вас. Роза, милочка, вы можете говорить совершенно свободно.

ГРЮДЖИУС. Мои посещения, подобны посещениям ангелов. Не подумайте, что я сравниваю себя с ангелом...

РОЗА. Нет, сэр.

ГРЮДЖИУС. Я только хотел сказать, что посещения мои столь же редки и немногочисленны. Что же касается ангелов, то, как мы знаем, они сейчас наверху. Я имею в виду, моя дорогая, остальных молодых девиц. (Достает из кармана сюртука записную книжку, а из жилетного кармана карандаш.) Я тут кое-что записал для памяти, и если позволите, моя дорогая, я теперь обращусь к этим записям. Первое. «Здорова и благополучна». Судя по вашему цветущему виду, моя дорогая, вы ведь здоровы и благополучны?

РОЗА. О да.

ГРЮДЖИУС. За что, мы должны быть благодарны материнскому попечению и неустанным заботам глубокоуважаемой леди, которую я имею честь видеть сейчас перед собой. «Фунты, шиллинги и пенсы» – гласит моя следующая запись. Хватает ли вам карманных денег, моя дорогая? Вы ни в чем не нуждаетесь?

РОЗА. О да.

ГРЮДЖИУС. А! Я же говорил, что попал к ангелам. Но вернемся к моим записям. «Свадьба». Мистер Эдвин время от времени виделся с вами, как и было предусмотрено. И вы любите его, а он любит вас.

РОЗА. Я очень привязана к нему, сэр.

ГРЮДЖИУС. Именно это я и хотел сказать, моя дорогая. Все, стало быть, в порядке, и на рождество я должен буду послать достойной всяческого уважения даме, которой мы столь многим обязаны, официальное уведомление о том, что через полгода вы ее покинете. Далее. «Завещание». Видите ли, дорогая, хотя я уже ранее ознакомил вас с завещанием вашего отца, и хотя мистеру Эдвину известно это завещание, я намерен вручить заверенную копию мистеру Джасперу.

РОЗА. А нельзя ли отдать ее прямо самому Эдди?

ГРЮДЖИУС. Можно и прямо мистеру Эдвину, если вы этого хотите. Я только думал, что мистер Джаспер, как его опекун...

РОЗА. Да, я этого хочу. Мне неприятно, что мистер Джаспер становится между нами.

ГРЮДЖИУС. Ну что же, вероятно, для вас естественно не желать посредников между вами и вашим юным супругом. И, что касается второй заверенной копии, с ней я поступлю согласно вашему желанию. Вот, кажется, и все.

РОЗА. Можно вас спросить, сэр? Мой покойный папа и Эддин покойный отец решили нас поженить потому, что сами были близкими друзьями и хотели, чтобы нам обоим было хорошо и мы оба были счастливы?

ГРЮДЖИУС. Именно так.

РОЗА. И там нет такого условия... что Эдди что-то теряет или я теряю, если...

ГРЮДЖИУС. Не волнуйтесь, моя дорогая. В случае, если бы вы с мистером Эдвином не поженились, – нет, ни вы, ни он ничего не теряете. Конечно, они очень желали этого брака и надеялись, что он осуществится. А вы с мистером Эдвином с детства привыкли к этой мысли – и вот мечта ваших родителей осуществилась. Пойдем далее. «Пожелания». Нет ли у вас каких-нибудь пожеланий, которые я могу исполнить?

РОЗА. Я... я хотела бы сперва поговорить с Эдди.

ГРЮДЖИУС. Конечно, конечно. У вас с ним должно быть полное единодушие. Стало быть, при следующем вашем свидании вы все подробно обсудите и сообщите мне. Следующая запись. «Прощание». Теперь, с вашего позволения, моя дорогая, я с вами попрощаюсь. Мисс Твинклтон, мы весьма приятно побеседовали с моей подопечной, и я больше не буду докучать вам своим присутствием.

МИСС ТВИНКЛТОН. Нет, нет, сэр. Не говорите так – докучать! Ни в коем случае. Я вам не разрешаю.

ГРЮДЖИУС. Благодарю вас, сударыня.

Второй занавес закрывается. Перед занавесом встречаются Джаспер и Грюджиус.

ДЖАСПЕР. Что-нибудь случилось мистер Грюджиус? За вами посылали?

ГРЮДЖИУС. Нет, нет. Я приехал по собственному почину, чтобы разъяснить моей очаровательной подопечной, что такое помолвка, обусловленная волей покойных родителей.

ДЖАСПЕР. У вас были какие-нибудь особые причины для таких разъяснений?

ГРЮДЖИУС. Только одна, сэр, я считал, что это мой долг. Не обижайтесь на меня, мистер Джаспер. Я знаю, как вы привязаны к своему племяннику и как близко принимаете к сердцу его интересы. Но уверяю вас, этот шаг не был подсказан какими-либо сомнениями в чувствах вашего племянника.

ДЖАСПЕР. Вы очень деликатно это выразили. Держу пари, что она не выразила желания расторгнуть свою помолвку с Нэдом.

ГРЮДЖИУС. И вы не проиграете. Конечно, у столь юного создания возможна при таких обстоятельствах девическая стыдливость, нежелание посвящать посторонних в свои маленькие сердечные тайны, но с этим надо считаться?

ДЖАСПЕР. Вне всяких сомнений.

ГРЮДЖИУС. Я рад, что вы так думаете. Поэтому все предварительные переговоры должны происходить только между нею и мистером Эдвином Друдом. Понимаете? Мы ей не нужны.

ДЖАСПЕР. То есть я не нужен.

ГРЮДЖИУС. Я сказал, мы. Так что пусть они сами, вдвоем, все обсудят и уладят, когда мистер Эдвин Друд приедет сюда на рождество.

ДЖАСПЕР. Понимаю! Мистер Грюджиус, вы совершенно правы – я питаю к племяннику исключительную привязанность, и счастье моего дорогого мальчика мне дороже, чем мое собственное. Но, как вы справедливо заметили, с чувствами молодой девицы тоже надо считаться, и тут, конечно, я должен следовать вашим указаниям. А нам останется только в день рождения Эдвина сложить с себя наши опекунские обязанности.

ГРЮДЖИУС. Так и я это понимаю. – Да благословит их бог!

ДЖАСПЕР. Да спасет их бог!

ГРЮДЖИУС. Я сказал – благословит.

ДЖАСПЕР. А я сказал – спасет. Разве это не одно и то же?

Они расходятся. Появляется Криспаркл, который смотрит им вслед.

КРИСПАРКЛ. Ох уж эти опекуны! Ах, да, чуть не забыл. С сегодняшней почтой я получил письмо от мистера Сластигроха. Посмотрим, что там написано, в этом письме? «Милостивый государь! Я пишу вам, чтобы окончательно уладить с вами наше небольшое дельце. Я уже говорил с моими подопечными, Невилом и Еленой Ландлес, по поводу их недостаточного образования, и конечно, позаботился, чтобы они дали согласие, независимо от того, нравится им предложенный мною план или нет». Самое удивительное, это то, что филантропы так любят хватать своего ближнего за шиворот и, пинками загонять его на стезю добродетели. «Поэтому, в следующий понедельник к вам прибудет вышеупомянутый Невил, дабы жить у вас в доме и под вашим руководством готовиться к экзамену. Одновременно приедет и Елена, которая будет жить и обучаться в Женской Обители, Будьте любезны, сударь, позаботиться о ее устройстве в этом рекомендованном вами пансионе. С нижайшим поклоном остаюсь, милостивый государь, ваш любящий брат во филантропии Люк Сластигрох». Ну что ж, попробуем.

Картина третья

Второй занавес открывается. Комната каноника Криспаркла.

КРИСПАРКЛ. Свободная комната у меня есть, и время свободное у меня найдется, и я рад буду помочь этому юноше. Я считаю, что, прежде всего, нужно сделать так, чтобы Невил и Елена чувствовали себя в моем доме легко и свободно. (В комнате появляются Невил и Елена.) Сейчас у Джаспера гостит племянник; а молодое тянется к молодому. Он славный юноша – приглашу его к себе обедать и познакомлю с братом и сестрой. (Появляется Эдвин Друд.) Это выходит трое. Но если приглашать племянника, то надо пригласить и дядю. (Появляется Джаспер.) Это уж будет четверо. Да еще хорошо бы позвать мисс Твинклтон и эту прелестную девочку, будущую супругу Эдвина. (Появляются Роза и мисс Твинклтон.) Это шесть. Да я сам – семь. Семь человек к обеду это не так уж много, как раз хватит места за столом и в комнате.

НЕВИЛ. Вы, вероятно, знаете, что мы с сестрой родились и выросли на Цейлоне?

КРИСПАРКЛ. Понятия не имел.

НЕВИЛ. Наша мать умерла, когда мы были совсем маленькие. Мы жили там у нашего отчима. Жилось нам плохо. Наш отчим был не только скуп, но и жесток, настоящая скотина. Хорошо, что он умер, а то бы я его убил. Вы удивлены, сэр?

КРИСПАРКЛ. Я потрясен до глубины души.

НЕВИЛ. Мне приходилось видеть, как он бил мою сестру, – и этого я никогда не забуду.

КРИСПАРКЛ. Ничто, даже слезы любимой красавицы сестры, не может оправдать ужасных слов, которые вы сейчас произнесли.

НЕВИЛ. Сожалею, что их произнес, сэр. Но в одном разрешите вас поправить. Вы сказали – слезы сестры. Моя сестра скорее дала бы разорвать себя на куски, чем обронила перед ним хоть одну слезинку. И хотя мы с ней близнецы, сэр, сквозь все испытания нашей несчастной жизни она прошла нетронутой! Вы не знаете, как хорошо мы с сестрой понимаем друг друга – для этого нам не нужно слов, довольно взгляда. А теперь я хочу спросить вас, сэр. Этот мистер Эдвин Друд... я правильно произношу его имя?..

КРИСПАРКЛ. Вполне правильно. – Друд.

НЕВИЛ. Он что, тоже ваш ученик? Или был вашим учеником?

КРИСПАРКЛ. Нет, никогда не был, мистер Невил. Просто он иногда приезжает сюда к своему родственнику, мистеру Джасперу.

НЕВИЛ. А мисс Буттон тоже его родственница?

КРИСПАРКЛ. Нет, Эдвин и Роза были обручены с младенческих лет их покойными родителями

НЕВИЛ. Ах вот что! Теперь я понимаю, почему он так с ней держится – словно она его собственность.

В гостиной Криспаркла Джаспер сидит за пианино и аккомпанирует Розе, которая поет. Глаза Джаспера не отрываются от ее губ. Рядом с Розой и обнимая ее за талию стоит Елена, прямо и упорно глядя, на Джаспера.

РОЗА (поет).

Ночь, монотонный гул дождя,

Шум листьев за стеной;

И сотни миль, о сотни миль

Между тобой и мной.

И если б только эта даль

И только этот мрак,

Поверь, любимая моя,

Я не грустил бы так.

Но то, что разделяет нас

Сейчас и навсегда,

Бездонней тьмы, сильней дождя,

Упрямей, чем года.

(Неожиданно вскрикнув.) Я больше не могу! Я боюсь! Уведите меня отсюда!

ЕЛЕНА (подхватывает Розу и укладывает ее на диван). Это ничего! Это уже прошло! Не говорите с ней минутку, она сейчас придет в себя!

ЭДВИН. Киска не привыкла петь перед чужими – вот в чем все дело. Разнервничалась, ну и оробела. Да и ты, Джек, такой строгий учитель и так много требуешь от своих учеников, что, по-моему, она тебя боится. Не удивительно!

ЕЛЕНА. Не удивительно.

ЭДВИН. Ну вот, слышишь, Джек? Пожалуй, при таких же обстоятельствах и вы бы его испугались, мисс Ландлес?

ЕЛЕНА. Нет. Ни при каких обстоятельствах. (Розе.) Мы с вами будем друзьями, да?

РОЗА. Ах, я бы очень хотела! Но вы такая сильная и решительная, вы одним пальцем можете меня смять. Рядом с вами я ничто.

ЕЛЕНА. Дорогая моя, я совсем необразованна и очень дурно воспитана – ничего не знаю из того, что полагается знать девушке!

РОЗА. И, однако, признаетесь мне в этом!

ЕЛЕНА. Что делать, милочка, никто не может противиться вашему обаянию.

РОЗА. Ах, значит, все-таки есть во мне обаяние? Жаль, что Эдди этого не чувствует.

ЕЛЕНА. Да как он смеет!.. Он должен любить вас всем сердцем!

РОЗА. Да он, пожалуй, и любит. Я его ни в чем не могу упрекнуть. Может быть, я сама виновата. Может быть, я не так мила с ним, как мне бы следовало. Мы такая смешная парочка.

ЕЛЕНА. Кто такой мистер Джаспер?

РОЗА. Дядя Эдвина и мой учитель музыки.

ЕЛЕНА. А ты знаешь, что он влюблен в тебя?

РОЗА. Не надо!.. Не говори об этом! Я так его боюсь. Он преследует меня как страшное привидение. Я нигде не могу укрыться от него.

ЕЛЕНА. Ты так говоришь, словно он осмелился угрожать тебе.

РОЗА. Он никогда не говорил со мной – об этом. Никогда.

ЕЛЕНА. А что же он делал?

РОЗА. Он только смотрел на меня. Сколько раз он заставлял меня понимать его мысли, хотя не говорил ничего. Когда я играю, он не отводит глаз от моих пальцев; когда я пою, он не отрывает взгляда от моих губ. Когда он меня поправляет и берет ноту или аккорд или проигрывает пассаж – он в этих звуках шепчет мне о своей страсти. Я все время чувствую, что он сидит рядом и угрожает мне.

ЕЛЕНА. Да что же это за угроза? Чем он грозит?

РОЗА. Не знаю. Я никогда не решалась даже подумать об этом.

ЕЛЕНА. И сейчас так было?

РОЗА. Да. Только еще хуже. Сейчас, когда я пела, а он смотрел на меня, мне было стыдно и мерзко. Как будто он целовал меня, а я ничего не могла сделать – вот тогда я и закричала... Только, ради бога, – никому ни слова об этом! Эдди так к нему привязан. Но ты сказала сегодня, что не испугалась бы его, ни при каких обстоятельствах, вот я и набралась смелости рассказать, но только тебе одной. Держи меня крепче! Не уходи! А то я умру от страха!

ЕЛЕНА. Не бойся. Пусть бережется тот, кого это ближе всех касается!

ДЖАСПЕР. Я благодарю мисс Ландлес за то, что она замолвила словечко в мою защиту. (Поднимается с табурета у пианино и выходит.)

ЭДВИН. Джек ушел, Киска. Ему, я думаю, было неприятно, что его тут выставили каким-то чудищем, способным напугать тебя до обморока.

МИСС ТВИНКЛТОН. Позвольте напомнить, что час уже очень поздний и мне с мисс Розой и мисс Ландлес давно бы следовало быть в стенах Женской Обители; ибо мы, на ком лежит забота о воспитании будущих английских жен и матерей, мы должны показывать добрый пример и не поощрять привычек к распущенности. Надеюсь, молодые люди проводят нас. Доброй ночи, мистер Криспаркл.

Второй занавес закрывается. Перед занавесом Эдвин и Невил.

НЕВИЛ. Вы еще долго здесь прогостите, мистер Друд?

ЭДВИН. На этот раз нет. Завтра возвращаюсь в Лондон. Но я еще буду приезжать время от времени – до середины лета. А тогда уж распрощаюсь с Клойстергэмом и с Англией – и, должно быть, надолго.

НЕВИЛ. Думаете уехать в чужие края?

ЭДВИН. Да, собираюсь немножко расшевелить Египет.

НЕВИЛ. А сейчас изучаете какие-нибудь науки?

ЭДВИН. Нет, это не по мне. Я действую, работаю, знакомлюсь с машинами. Мой отец оставил мне пай в промышленной фирме, в которой был компаньоном; и я тоже займу в ней свое место, когда достигну совершеннолетия. А до тех пор Джек – вы его видели – мой опекун и попечитель. Это для меня большая удача.

НЕВИЛ. Я слышал и о другой вашей удаче.

ЭДВИН. А что вы, собственно, хотите сказать? Какая еще удача?

НЕВИЛ. Надеюсь, мистер Друд, для вас нет ничего оскорбительного в моем невинном упоминании о вашей помолвке?

ЭДВИН. А, черт! В этом болтливом старом городишке каждый считает своим долгом упомянуть о моей помолвке.

НЕВИЛ. Но я не знал, что это для вас обидно. Мне казалось, что вы можете этим только гордиться.

ЭДВИН. Я не уверен, мистер Невил, что если человек чем-то гордится больше всего на свете, так уж он должен кричать об этом на всех перекрестках. И я не уверен, что если он чем-то гордится больше всего на свете, то ему так уж приятно, когда об этом судачит всякий встречный и поперечный.

НЕВИЛ. Мне кажется, что это не слишком учтиво с вашей стороны – насмехаться над чужестранцем.

ЭДВИН. Самая лучшая форма учтивости, это не совать нос в чужие дела.

НЕВИЛ. А знаете ли вы, что в той части света, откуда я прибыл, вас за такие слова притянули бы к ответу?

ЭДВИН. Кто бы это, например?

ДЖАСПЕР (неожиданно возникая из темноты). Нэд, Нэд! Довольно! Мне это не нравится. Вспомни, мой дорогой мальчик, что ты не чужой в этом городе, а мистер Невил здесь гость, так не забывай же о долге гостеприимства. Вы меня простите, но я и вас, мистер Невил, попрошу быть сдержаннее. Что тут у вас произошло? Но к чему спрашивать? Ничего, конечно, не произошло и никаких объяснений не нужно. А теперь я вам вот что скажу: моя холостяцкая квартира в двух шагах отсюда, и чайник уже на огне, а вино и стаканы на столе, а до Дома младшего каноника от меня минута ходу. Нэд, ты завтра уезжаешь. Пригласим мистера Невила выпить с нами стакан глинтвейна, разопьем, так сказать, прощальный кубок?

ЭДВИН. Буду очень рад, Джек.

НЕВИЛ. Буду очень рад, мистер Джаспер.

Картина четвёртая

Второй занавес открывается. В комнате Джаспера.

ДЖАСПЕР. (показывая на изображение над камином). Узнаете, кто это, мистер Невил?

НЕВИЛ. Узнаю. Но это неудачный портрет, он несправедлив к оригиналу.

ДЖАСПЕР. Вот какой вы строгий судья! Это Нэд написал и подарил мне.

НЕВИЛ. Простите, ради бога, мистер Друд! Если б я знал, что нахожусь в присутствии художника...

ЭДВИН. Да это же так, в шутку, написано. Просто для смеха. Так сказать, Киска в юмористическом освещении. Но когда-нибудь я напишу ее всерьез, если, конечно, она будет хорошо вести себя.

Джаспер внимательно смотрит за ними, чуть-чуть усмехается и, отвернувшись к камину, приступает к изготовлению пунша.

А вы, мистер Невил, если бы вздумали нарисовать свою возлюбленную...

НЕВИЛ (резко). Я не умею рисовать. И к тому же у меня нет возлюбленной.

ЭДВИН. Вот если бы я взялся писать портрет мисс Ландлес, и, конечно, только всерьез, – тогда вы бы увидели, что я могу!

НЕВИЛ. Для этого нужно еще, чтобы она согласилась вам позировать. Но боюсь, я никогда не увижу, что вы можете. Уж как-нибудь примирюсь с такой потерей.

Джаспер, закончив свои приготовления у камина, поворачивается к гостям, наливает большой бокал для Невила, другой, такой же, для Эдвина и подает им. Потом наливает третий для себя.

ДЖАСПЕР. Ну, мистер Невил, выпьем за моего племянника. Нэд, дорогой мой, за твое здоровье!

ЭДВИН. Благодарю вас обоих.

Они осушают бокалы.

ДЖАСПЕР. Посмотрите на него, мистер Невил, с какой царственной небрежностью он раскинулся в кресле! Этакий баловень счастья! Весь мир у его ног! Какая жизнь ему предстоит! Увлекательная, интересная работа, путешествия и новые яркие впечатления, любовь и семейные радости! А какая разница между ним и нами, мистер Невил. У нас с вами (разве только вам больше повезет, чем мне) впереди лишь унылый круг скучнейших ежедневных занятий в этом унылом, скучнейшем городишке, где ничто никогда не меняется!

ЭДВИН. Честное слово, Джек, мне даже совестно, прямо хоть прощения проси за то, что у меня все так гладко. А на самом деле, я знаю и ты знаешь, что оно вовсе не так. Ты, Джек, понимаешь, о чем я говорю.

НЕВИЛ. По-моему, мистеру Друду полезно было бы испытать лишения!

ЭДВИН. А почему мистеру Друду было бы полезно испытать лишения?

ДЖАСПЕР. Да, почему? Объясните нам, мистер Невил.

НЕВИЛ. Потому что тогда он бы понял, что если ему привалило такое счастье, так это еще ни в коей мере не значит, что он его заслужил.

ЭДВИН. А сами-то вы испытали лишения?

НЕВИЛ. Испытал.

ЭДВИН. И что же вы поняли?

НЕВИЛ. Я уже вам сказал, что вы слишком много на себя берете. И в той стране, откуда я прибыл, вас бы за это притянули к ответу.

ЭДВИН. Только там! А это, кажется, очень далеко? Ага, понимаю. Та страна далеко, и мы с вами от нее на безопасном расстоянии!

НЕВИЛ (вскакивает, дрожа от гнева). Хорошо, пусть здесь! Пусть где угодно! Ваше тщеславие невыносимо, вашей наглости нельзя терпеть! Вы так себя держите, словно вы невесть какое сокровище, а вы просто грубиян и бахвал!

ЭДВИН. Х-ха! А откуда вы это знаете? Я понимаю, если бы речь шла о чернокожих, тут вы могли бы сказать, что вот, мол, черный грубиян, а вот черный бахвал – их, наверно, много было среди ваших знакомых. Но как вы можете судить о белых людях?

ДЖАСПЕР. Нэд, дорогой мой! Я прошу, я требую – ни слова больше! Мистер Невил, стыдитесь! Отдайте стакан! Разожмите руку, сэр! Отдайте, говорю вам!

Невил бешено отталкивает его; вырывается; мгновение стоит, задыхаясь от ярости, со стаканом, потом с силой швыряет его в каминную решетку, что осколки дождем сыплются на пол; и выбегает из дома Джаспера. Второй занавес закрывается. Невил подходит к Дому младшего каноника и робко стучит в дверь. На стук тотчас выходит мистер Криспаркл со свечой в руке.

КРИСПАРКЛ. Мистер Невил! В таком виде! Где вы были?

НЕВИЛ. У мистера Джаспера, сэр. Вместе с его племянником.

КРИСПАРКЛ. Вы нетрезвы, мистер Невил.

НЕВИЛ. Боюсь, что так, сэр. Но, честное слово, клянусь вам, – я выпил самую малость, не понимаю, почему это так на меня подействовало. И, по-моему, племянник мистера Джаспера был не в лучшем состоянии.

КРИСПАРКЛ. Весьма вероятно.

НЕВИЛ. Мы поссорились, сэр. Он грубо оскорбил меня. Он так раздразнил меня, что я не мог больше терпеть. Короче говоря, я чуть было не пролил его кровь.

КРИСПАРКЛ. Войдите. Вы знаете, где ваша комната, я вам показывал перед обедом. И, пожалуйста, тише. Спокойной ночи!

Невил уходит в дом. Следом за ним из темноты возникает Джаспер, который держит в руках шляпу Невила.

ДЖАСПЕР (протягивая канонику шляпу). У нас только что произошла ужасающая сцена.

КРИСПАРКЛ. Неужели так плохо?

ДЖАСПЕР. Могло кончиться убийством.

КРИСПАРКЛ. Нет, нет, нет! Не говорите таких ужасных слов!

ДЖАСПЕР. Он едва не поверг моего дорогого мальчика мертвым к моим ногам. Он так зверски на него накинулся... Если бы я вовремя не удержал его, – пролилась бы кровь. Дорогой мой сэр, вы сами не в безопасности.

КРИСПАРКЛ. (со спокойной улыбкой). Не бойтесь за меня, Джаспер. Я за себя не боюсь.

ДЖАСПЕР. Я тоже не боюсь за себя. Я не вызываю в нем злобы, – для этого нет причин, да и быть не может. Но вы можете ее вызвать, а мой дорогой мальчик уже вызвал.

КРИСПАРКЛ. Джаспер, я хотел бы помирить наших молодых подопечных.

ДЖАСПЕР. А... как?

КРИСПАРКЛ. Вот насчет этого «как» я и хотел с вами побеседовать. Я знаю, какой ваш племянник добрый юноша и какое влияние вы на него имеете. Я отнюдь не оправдываю Невила, но надо все-таки признать, что он был жестоко обижен. Я понимаю, вы не можете сейчас благожелательно отнестись к мистеру Невилу...

ДЖАСПЕР. Совершенно верно. Не могу. После всего, что я только что видел, меня терзает болезненный страх за моего дорогого мальчика. Демоническая ярость Невила Ландлеса, его жажда уничтожить противника, которую я прочитал в его глазах, – все это ужасно встревожило меня.

КРИСПАРКЛ. Вполне естественно. Я сам осуждаю его неумение владеть собой, хотя надеюсь, что он даст мне обещание впредь иначе вести себя с вашим племянником, если вы нам поможете.

ДЖАСПЕР. Очень хорошо. Вы не знаете, какую тяжесть сняли с моего сердца и от каких страхов меня избавили. Я позабочусь о том, чтобы Нэд, если уж пойдет на уступки, не останавливался на полдороге. Мы пригласим мистера Ландлеса отобедать с нами в канун рождества, и вы увидите, мистер Криспаркл, что я добросовестно выполняю все, за что берусь. Спокойной ночи!

Мистер Криспаркл уходит в дом, держа в руках шляпу. Джаспер подходит к чугунной решетке, где стоит каменотес Дердлс в глубокой задумчивости, а оборванный мальчишка швыряет в него камнями.

ДЕПУТАТ. Эх! Опять промазал!

ДЖАСПЕР. Что ты делаешь?

ДЕПУТАТ. Стреляю в цель.

ДЖАСПЕР. Ах ты чертенок! Что тебе сделал этот человек?

ДЕПУТАТ. Он домой не идет.

ДЖАСПЕР. Тебе-то какая забота?

ДЕПУТАТ. А он мне платит полпенни, чтоб я загонял его домой, если увижу поздно на улице.

ДЕРДЛС. Мое почтение, мистер Джаспер. Надеюсь, вы в добром здравии?

ДЖАСПЕР. А вы как поживаете, Дердлс?

ДЕРДЛС. Да ничего, мистер Джаспер.

ДЖАСПЕР. Вы знаете этого... этого... эту... тварь?

ДЕРДЛС. Депутат.

ДЖАСПЕР. Это что, его имя?

ДЕПУТАТ. Я служу в «Двухпенсовых номерах для проезжающих». Нас всех, кто в номерах служит, там зовут Депутатами.

ДЖАСПЕР. Погоди! Не смей кидать, пока я с ним, не то я тебя убью!

ДЕРДЛС. Сущий дикарь, сэр! Но я дал ему цель в жизни.

ДЖАСПЕР. В которую он и целится?

ДЕРДЛС. Именно так, сэр. Я занялся его воспитанием и дал ему цель. Что он был раньше? Разрушитель. Что он порождал вокруг себя? Только разрушение. Что он получал за это? Отсидку в клойстергэмской тюрьме на разные сроки. И все потому, что не было у него разумной цели. Я поставил перед ним эту разумную цель. И теперь он может честно зарабатывать свои полпенни в день, а в неделю это, знаете, сколько? Целых три пенса!

ДЖАСПЕР. Пойдемте, Дердлс, я провожу вас до дому. Дайте я понесу ваш узелок.

ДЕРДЛС. Ни в коем случае. Когда вы подошли, сэр, я размышлял посреди своих творений, как по...пу...пуделярный автор. Вот тут покоится миссис Сапси, – на днях безвременно усопшая супруга безутешного вдовца. Да вы прочтите сами, что здесь написано.

ДЖАСПЕР. «Здесь покоится Этединда, почтительная жена мистера Томаса Сапси аукциониста, оценщика и земельного агента в городе Клойстергэме. Прохожий, остановись! И спроси себя: можешь ли ты сделать тоже? Если нет, краснея, удались!»

ДЕРДЛС. Спросите хоть кого в Клойстергэме – всякий скажет, что уж свое-то дело Дердлс знает. Ну а разная там шушера, у кого вместо надгробья только земля да колючий кустарник, про тех и поминать не стоит. Жалкий сброд, и скоро будут забыты.

ДЖАСПЕР. Есть что-нибудь новенькое в соборных подземельях?

ДЕРДЛС. Что-нибудь старенькое, вы хотите сказать. Не такое это место, чтоб там новому быть.

ДЖАСПЕР. Я хотел сказать, какая-нибудь новая находка. Любопытная у вас жизнь. Что мне всего удивительнее, это необыкновенная точность, с которой вы определяете, где захоронен покойник. Как вы это делаете?.. Что? Узелок вам мешает? Дайте я подержу.

ДЕРДЛС. Достаньте-ка оттуда мой молоток, и я вам покажу. Ну смотрите. Вы ведь, когда ваш хор поет, задаете ему тон, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. Да.

ДЕРДЛС. Ну а я слушаю, какой будет тон. Беру молоток и стучу. (Постукивает по каменным плитам дорожки.) Стук! Стук! Стук! Цельный камень. Продолжаю стучать. И тут цельный. Опять стучу. Эге! Тут пусто! Еще постучим. Ага. Что-то твердое в пустоте. Проверим. Стук! Стук! Стук! Твердое в пустоте, а в твердом в середке опять пусто. Ну вот и нашел. Склеп за этой стенкой, а в склепе каменный гроб, а в гробу рассыпавшийся в прах старикан.

ДЖАСПЕР. Изумительно! Подобная точность – это «дар свыше».

ДЕРДЛС. И никакой это не дар свыше. Это я трудом добился. (Усмехаясь.) Однако, Дердлс! Вы сплошь подбиты карманами!

ДЕРДЛС. А какую тяжесть я в них ношу, мистер Джаспер, кабы вы знали! Дердлс все ключи от своей работы при себе держит. Все они от склепов. А склепы все Дердлсова работа. Взвесьте-ка вот эти ключи! (Он извлекает из кармана два больших ключа.)

ДЖАСПЕР. Дайте сюда и ключ мистера Сапси. Он-то уж, наверно, самый тяжелый?

ДЕРДЛС. Что один, что другой, разница небольшая.

Джаспер, позвякивает одним ключом о другой.

Осторожнее, не повредите бородки. Камертон вы из них, что ли, хотите сделать, мистер Джаспер?.. Осторожнее у ворот, мистер Джаспер. Видите, там куча слева?

ДЖАСПЕР. Вижу. Что это такое?

ДЕРДЛС. Негашеная известь. Наступите, башмаки вам сожжет. А ежели поворошить ее малость, так и все ваши косточки съест без остатка.

ДЖАСПЕР. Хотите отхлебнуть из моей фляжки, Дердлс?

ДЕРДЛС. Не откажусь. Хорош коньячок, мистер Джаспер!

ДЖАСПЕР. Да уж должен быть очень хороший. Я нарочно покупал для этого случая.

ДЕРДЛС. А как вы думаете, мистер Джаспер, только у людей бывают призраки? А может, бывают призраки звуков?

ДЖАСПЕР. Каких звуков?

ДЕРДЛС. Ну, криков.

ДЖАСПЕР. Каких криков?

ДЕРДЛС. Да нет – воплей. Сейчас я вам расскажу. Дайте только уложить фляжку как следует. (Делает глоток из фляжки.) Так! Теперь все в порядке. Ну так вот, в прошлом году, об эту же пору, только неделей позже, занимался я тоже с бутылочкой, привечал ее, голубушку, по-хорошему, да увязались за мною здешние мальчишки, спасу от них нет. Ну я все ж таки от них удрал и забрался сюда, вот где мы сейчас. А тут я заснул. И что же меня разбудило? Призрак вопля. Ох, и страшный же был вопль, не приведи господи, а после еще был призрак собачьего воя. Этакий унылый, жалобный вой, вроде как когда собака воет к покойнику. Вот что со мной приключилось в прошлый сочельник.

ДЖАСПЕР. Вы это на что намекаете?

ДЕРДЛС. А на то, что я всех расспрашивал, и ни одна живая душа во всем околотке не слышала ни этого вопля, ни этого воя. Ну, я и считаю, что это были призраки. Только почему они мне явились, не понимаю.

ДЖАСПЕР. Ну, хватит. Мы тут замерзнем. Ведите дальше.

Дердлс пытается встать на ноги.

Вы несите вот это и фляжку, и довольно с вас, а узелок дайте мне. Я помоложе и не страдаю одышкой.

ДЕРДЛС. Позвольте мне соснуть минутку.

ДЖАСПЕР. Ладно уж, раз не можете иначе. Но я вас не оставлю. Спите, а я пока тут поброжу.

Дердлс засыпает, а Джаспер вытаскивает из его карманов связку ключей и исчезает во тьме.

ДЕРДЛС. Эй!

ДЖАСПЕР. Проснулись, наконец? Знаете ли вы, что ваша одна минутка превратилась в добрую сотню?

ДЕРДЛС. Что ж вы меня не разбудили, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. Я пробовал, да ведь легче мертвого разбудить.

ДЕРДЛС. Вы меня трогали?

ДЖАСПЕР. Трогал?.. Да я вас тряс изо всей силы!

ДЕРДЛС. Смотрите-ка, ключ от подземелья! Я, стало быть, тебя обронил?

ДЖАСПЕР. Ну? Вы уже совсем собрались? Не спешите, пожалуйста.

ДЕРДЛС. Вот только узелок завяжу поаккуратней, и я к вашим услугам. Да вы в чем меня подозреваете, мистер Джаспер? Ежели у кого есть насчет Дердлса подозрения, так пусть

скажет какие.

ДЖАСПЕР. Насчет вас, милейший мой мистер Дердлс, у меня нет никаких подозрений. Но я подозреваю, что коньяк в моей фляжке был крепче, чем мы оба думали. И еще я подозреваю, что она пуста. Тысячу благодарностей за интересную и приятную прогулку. Вы доберетесь один домой?

ДЕРДЛС. С чего ж бы мне не добраться? Вы не вздумайте меня провожать, это ж стыд для меня будет!

ДЖАСПЕР. В таком случае, спокойной ночи.

ДЕРДЛС. Спокойной ночи, мистер Джаспер.

ДЕПУТАТ. Будь начеку!

ДЖАСПЕР. Эта тварь, Депутат, идет сзади. Что он, так и будет плестись за нами?

ДЕРДЛС. Эй ты, Депутат! Вот тебе твои полпенни. Лови! А как дойдем до «Двухпенсовых номеров», так чтоб я больше тебя не видел.

ДЖАСПЕР. Он увязался за нами, еще когда мы сюда шли!

ДЕПУТАТ. Врешь, и не думал.

ДЖАСПЕР. Он и потом все время за нами подглядывал!

ДЕПУТАТ. Врешь, меня тут и не было. Я только сейчас пошел прогуляться, вдруг вижу, вы оба выходите из собора. А ведь есть же у нас уговор – не шляться после десяти, – а он вот шляется, так я, что ли, в том виноват?

ДЖАСПЕР. Ну так и веди его домой! И чтоб я тебя больше не видел!

ДЕПУТАТ. Будь начеку!

КРИСПАРКЛ. Весть о том, что молодые джентльмены вчера поссорились и чуть ли даже мистер Невил не поколотил Эдвина Друда, мгновенно разнеслась по нашему городку. В данной истории всех интересовала таинственная причина, побудившая брата мисс Ландлес чуть не подраться с мистером Эдвином Друдом.

Перед вторым занавесом появляются Невил и Елена.

КРИСПАРКЛ. Неважная погода, мисс Ландлес! Вы не боитесь, что тут слишком уж холодно и ветрено для прогулок?

ЕЛЕНА. Мы с братом любим здесь гулять. Тут так уединенно.

КРИСПАРКЛ. Да. Как раз такое местечко, где можно поговорить, не опасаясь, что тебе помешают. Мистер Невил, вы ведь рассказываете сестре обо всем, что у нас с вами происходит?

НЕВИЛ. Обо всем, сэр.

КРИСПАРКЛ. Стало быть, ваша сестра знает, что я уже не раз советовал вам принести извинения за это прискорбное происшествие, случившееся в первый вечер после вашего приезда?

ЕЛЕНА. Да.

КРИСПАРКЛ. Я называю его прискорбным, мисс Ландлес, потому, что оно породило мнение, будто ваш брат чересчур горяч и вспыльчив и не умеет обуздывать свои порывы.

ЕЛЕНА. Да, по-видимому, такое мнение о нем существует.

КРИСПАРКЛ. Так вот, разве это не следовало бы исправить? Ибо не подлежит сомнению, что Невил поступил дурно.

ЕЛЕНА. Мистер Криспаркл, неужели вы считаете, что Невил должен вымаливать прощение у молодого Друда или у мистера Джаспера, который каждый день на него клевещет? Разве нет разницы, между покорностью благородному и великодушному человеку и такой же покорностью человеку мелочному и низкому?

НЕВИЛ. Елена, помоги мне убедить мистера Криспаркла, что я не могу первый пойти на уступки, не кривя душой и не лицемеря. Я до сих пор не решался сказать вам одну вещь, сэр, которую не должен был от вас утаивать. Мистер Криспаркл, я люблю мисс Буттон, люблю ее так горячо, что не могу вынести, когда с ней обращаются небрежно и свысока. И если бы даже я не чувствовал ненависти к Друду за то, что он оскорбил меня, я бы все равно ненавидел его за то, что он оскорбляет ее.

КРИСПАРКЛ. Молодая девица, о которой идет речь, как вам отлично известно, мистер Невил, в ближайшее время выходит замуж. Поэтому ваши чувства к ней, по меньшей мере, неуместны. А уж выступать в роли защитника этой молодой леди против избранного ею супруга, это с вашей стороны, просто дерзость.

НЕВИЛ. Вы говорите – супруг, а мне это все равно; я знаю только, что он не способен на такую любовь, какую мне внушило это прекрасное юное создание, с которым он обращается как с куклой. Он ее не любит, и он ее недостоин. Отдать ее такому человеку – значит погубить ее. А я люблю ее, а его презираю и ненавижу!

ЕЛЕНА. Невил! Невил!

КРИСПАРКЛ. Мистер Невил, эта распря между вами и молодым Друдом должна прекратиться. У вас составилось превратное, ошибочное мнение об Эдвине Друде, подсказанное вам завистью и слепым гневом. А на самом деле он бесхитростный и добрый юноша. Обещаю вам, что он сделает первый шаг. Но при этом вы дадите мне честное слово христианина и джентльмена, что, со своей стороны, раз и навсегда прикончите эту ссору. Насколько я понял, вы рассказали о вашем нелепом увлечении мне – простите, иначе я не могу его назвать, – но больше никто, кроме вас и вашей сестры, о нем не знает?

ЕЛЕНА. Только мы трое знаем об этом.

КРИСПАРКЛ. Ваша подруга не знает?

ЕЛЕНА. Клянусь вам, нет!

КРИСПАРКЛ. В таком случае, я прошу вас, мистер Невил, дать мне обещание, что вы и впредь сохраните это увлечение в тайне, и тем больше веса будет иметь ваше обещание, если вы дадите его от чистого сердца.

НЕВИЛ. Сказать, что и тени предательства нет и не будет в моей душе – ах, это еще так мало! Я умоляю вас простить мне эту позорную слабость, эту вспышку гнева, которую я не сумел подавить!

КРИСПАРКЛ. Не меня надо просить о прощении, Невил. Вы знаете, кому принадлежит высшая власть прощать нас, людей, и отпускать нам грехи. Мисс Елена, вы с братом близнецы. Кто, как не вы, поможет ему переступить через эту преграду?

ЕЛЕНА. Кто как не вы, сэр? Что значит моя ничтожная мудрость по сравнению с вашей?

КРИСПАРКЛ. Вы владеете мудростью любви, а это высшая мудрость, какая есть на земле. Доброй ночи. (Уходит.)

НЕВИЛ. Я не собираюсь вступать на запретную почву, Елена, но мне все-таки придется коснуться моего увлеченья. Ты сейчас поймешь, почему. Я не только сам неспокоен и несчастлив, но я чувствую, что беспокою других и всем мешаю. Мне сейчас приходится выдерживать борьбу с собой и сейчас лучше быть одному. Если бы ты знала, как мне не хочется идти на обед в дом к мистеру Джасперу, моя дорогая Елена.

ЕЛЕНА. Милый Невил, стоит ли из-за этого беспокоиться? Подумай, ведь скоро все это уж будет позади.

НЕВИЛ. Позади? Да. И все же мне это не нравится.

ЕЛЕНА. Вначале, может быть, и будет какая-то минута неловкости, но только минута. Ведь ты же уверен в себе?

НЕВИЛ. В себе-то я уверен, а вот во всем остальном – не знаю!..

ЕЛЕНА. Как странно ты говоришь, Невил! Что ты хочешь сказать?

НЕВИЛ. Елена, я и сам не знаю. Знаю только, что мне все это не нравится.

Картина пятая

Второй занавес открывается. В конторе мистера Грюджиуса.

ГРЮДЖИУС. Бог мой! Мистер Эдвин Друд! Даже не обладая даром пророчества, я не ошибусь, мне кажется, если предположу, что вы оказали мне честь своим посещением, собственно, для того, чтобы поторопить меня в моих приготовлениях? А, мистер Эдвин?

ЭДВИН. Да, я зашел к вам перед отъездом, сэр. Это... ну просто акт внимания с моей стороны.

ГРЮДЖИУС. Внимания! А не нетерпения?

ЭДВИН. Нетерпения, сэр?

ГРЮДЖИУС. Я недавно сам там был. Поэтому я и взял на себя смелость утверждать, что вас там ждут.

ЭДВИН. Вот как, сэр! Да, я знаю, что Киска хочет меня видеть.

ГРЮДЖИУС. Вы держите там кошку?

ЭДВИН. Я зову Розу Киской. Это ласкательное имя.

ГРЮДЖИУС. О! Это очень мило. А теперь, мистер Эдвин, займемся делами. Недавно я послал вам заверенную копию завещания, оставленного отцом мисс Розы. Я бы послал ее мистеру Джасперу, но мисс Роза пожелала, чтобы копия была направлена непосредственно вам. Вы ее получили?

ЭДВИН. Да, сэр.

ГРЮДЖИУС. Но завещателем было устно возложено на меня еще одно поручение, которое мне предоставляется выполнить, когда я сочту это наиболее удобным?

ЭДВИН. Да, сэр.

ГРЮДЖИУС. Мистер Эдвин, мне пришло в голову, что сейчас для этого самый подходящий момент. (Он вытаскивает из кармана связку ключей, выбирает нужный ключ, затем подходит к бюро, отпирает его и достает оттуда маленький футляр для кольца.) Мистер Эдвин, это золотое кольцо с розеткой из бриллиантов и рубинов принадлежало матери мисс Розы. Оно было подарено молодой женщине ее супругом в тот день, когда они впервые поклялись друг другу в верности. А она погибла так рано, в самом начале своей прекрасной и счастливой жизни! Он снял это кольцо с ее безжизненной руки, и он же, чувствуя приближение смерти, передал его мне. А поручение, возложенное им на меня, состояло в следующем: когда вы и мисс Роза станете взрослыми мужчиной и женщиной и ваша помолвка, счастливо протекая, будет близиться к завершению, я должен вручить это кольцо вам, чтобы вы надели его ей на палец. Этим вы торжественно подтвердите свою клятву в верности живым и умершим. Вы теперь едете к ней, чтобы сделать последние, окончательные, приготовления к свадьбе. Возьмите кольцо с собой.

Эдвин берет футляр с кольцом.

Если у вас с ней хоть что-нибудь не ладится, если хоть что-нибудь не совсем в порядке, то я еще раз заклинаю вас от имени живых и умерших, – верните мне кольцо!

Эдвин уходит.

Надеюсь, я поступил правильно. Ее кольцо. Вернется ли оно ко мне? Оно так долго было у меня, и я так им дорожил! Хотел бы я знать, почему именно мне поручил он ее осиротевшее дитя? Не потому ли что догадывался... Бог мой, до чего она теперь стала похожа на мать! Подозревал ли он когда-нибудь, что та, чье сердце он завоевал с первой встречи, давно уже была любима другим – любима молча, безнадежно, на расстоянии? Догадывался ли он хоть в малейшей степени, кто этот другой?

Второй занавес закрывается. Перед занавесом появляется Криспаркл.

КРИСПАРКЛ. В пансионе мисс Твинклтон наступает затишье. Близятся рождественские каникулы. Заключительная церемония состоялась в двенадцать часов.

МИСС ТВИНКЛТОН (появляясь перед занавесом). Милостивые государыни, новый кругооборот года вернул нас к тому праздничному времени, когда исконные чувства, присущие человеческой природе, с удвоенной силой волнуют нашу грудь... Простите, я хотела сказать «наши сердца». Да, сердца. Наши сердца. Новый кругооборот года привел нас к перерыву в наших занятиях – надеюсь, наших весьма успешных занятиях, – и, мы стремимся домой. Милостивые государыни, теперь мы, исполненные взаимной любви, пожелаем друг другу счастья и простимся до следующей встречи. (Уходит.)

Картина шестая

Второй занавес открывается. В гостиной мисс Твинклтон.

РОЗА. Дорогой мой Эдди, мне нужно серьезно поговорить с тобой.

ЭДВИН. И я хочу сегодня быть серьезным и совершенно искренним, милая Роза.

РОЗА. Ну вот какой ты хороший! Эдди, наберемся мужества. Решим, что с сегодняшнего дня мы будем друг для друга только братом и сестрой.

ЭДВИН. И никогда мужем и женой?

РОЗА. Никогда! Конечно, нам обоим горько, но уж лучше огорчаться сейчас, чем когда уж было бы слишком поздно. Потому что тогда мы бы еще и сердились друг на друга. И знаешь, тогда ты уже не мог бы меня любить. А так ты всегда сможешь меня любить, потому что я не буду для тебя обузой и лишним беспокойством. И я всегда смогу тебя любить, и твоя сестра никогда больше не станет дразнить тебя или придираться к пустякам. Я часто это делала, когда еще не была твоей сестрой, и ты, пожалуйста, прости меня за это.

ЭДВИН. Не будем говорить о прощении, Роза, а то мне его столько понадобится!.. Я гораздо более виноват, чем ты.

РОЗА. Нет, нет, Эдди, ты слишком строго судишь себя, мой великодушный мальчик. Сядем, милый брат, на этих развалинах, и я объясню тебе, как все это у нас получилось. Мне кажется, я знаю, я много думала об этом и много плакала, как вдруг приехал мой опекун, чтобы подготовить меня к будущей перемене. Я пыталась намекнуть, что я еще сама не знаю, как мне быть, но он меня не понял.

ЭДВИН. Твой опекун и со мной говорил, Роза, милая. Я виделся с ним перед отъездом из Лондона.

РОЗА. Ах, милый мой брат! Но какое это будет огорчение для девочек! Они ведь так этого ждут, бедняжки!

ЭДВИН. Ох! Боюсь, что это будет еще большим огорчением для Джека! Про Джека-то я и забыл! Ведь какой это будет удар для него, ты понимаешь? Как же мне сказать Джеку? А ведь надо будет ему сказать, прежде чем об этом заговорит весь город! Я с ним обедаю завтра и послезавтра – в сочельник и на первый день рождества, – но не хотелось бы портить ему праздник. Он и без того вечно тревожится обо мне и расстраивается из-за всяких пустяков. А тут такая новость! Как ему сказать, ума не приложу.

РОЗА. А это непременно нужно?

ЭДВИН. Дорогая моя! Какие же у нас могут быть тайны от Джека?

РОЗА. Мой опекун обещал приехать на праздники, если я его приглашу. Может быть, пусть он скажет?

ЭДВИН. Блестящая мысль! Он приедет, пойдет к Джеку и сообщит ему, на чем мы порешили. Он сделает все это гораздо лучше, чем мы. Очень хорошо! Я подготовлю Джека к тому, что на этот раз я недолго здесь прогощу, а потом только дождусь твоего опекуна, повидаюсь с ним, и сейчас же уеду, раньше чем он поговорит с Джеком. Лучше чтобы этот разговор происходил без меня. Правда?

РОЗА. Да, конечно. Храни тебя бог, милый! Прощай!

ЭДВИН. Храни тебя бог, милая! Прощай! Не оборачивайся, Роза. Ты видела Джека?

РОЗА. Нет! Где?

ЭДВИН. Под деревьями. Он видел, как мы прощались. Бедняга! Он и не знает, что это навсегда. Боюсь, это будет для него жестоким ударом!

РОЗА. Он не ушел? Посмотри, только незаметно. Он тут?

ЭДВИН. Нет. А, вот он. Только что вышел из-под арки. Добрая душа! Хочет лишнюю минуту на нас полюбоваться. Как же он расстроится, когда узнает!

Второй занавес закрывается. В углу возле калитки, скорчившись, сидит на земле женщина. Эдвин подходит и наклоняется к сидящей женщине.

ЭДВИН. Вы больны?

СТАРУХА. Нет, милый.

ЭДВИН. Вы заблудились?

СТАРУХА. Нет, дружок.

ЭДВИН. Вам дурно? Что с вами, почему вы так долго сидите на холоде?

СТАРУХА. Ох, легкие у меня плохие, совсем никуда у меня легкие! Ох, горюшко-горе, кашель меня замучил!

ЭДВИН. Откуда вы приехали?

СТАРУХА. Из Лондона, милый.

ЭДВИН. А куда едете?

СТАРУХА. Обратно в Лондон, дружок. Приехала сюда искать иголку в стоге сена, ну и не нашла. Слушай, милый. Дай мне три шиллинга шесть пенсов и не беспокойся обо мне. Я тогда уеду в Лондон и никому докучать не стану. Я не кто-нибудь, у меня свое заведение есть. Ох, горюшко! Плохо торговля идет, времена-то сейчас плохие! Ну а все-таки прокормиться можно.

ЭДВИН. Вы принимаете опиум?

СТАРУХА. Курю. Дай мне три шиллинга шесть пейсов, я ежели дашь, я тебе что-то скажу.

Он вынимает горсть монет из кармана и протягивает ей. Она тотчас зажимает деньги в ладони и встает на ноги.

(С хриплым довольным смехом). Вот спасибо, дай тебе бог здоровья! Слушай, красавчик ты мой. Как твое крещеное имя?

ЭДВИН. Эдвин.

СТАРУХА. Эдвин, Эдвин, Эдвин. А уменьшительное от него как – Эдди?

ЭДВИН. Бывает, что и так говорят.

СТАРУХА. Девушки так говорят, да? Подружки?

ЭДВИН. Почем я знаю!

СТАРУХА. А у тебя разве нет подружки? Скажи по правде!

ЭДВИН. Нету.

СТАРУХА. Спасибо, милый, дай тебе бог! (Поворачивается, чтобы уйти.)

ЭДВИН. Вы же хотели что-то мне сказать. Так скажите!

СТАРУХА. Хотела, да, хотела. Ну ладно. Я тебе шепну на ушко. Благодари бога за то, что тебя не зовут Нэдом.

ЭДВИН. Почему?

СТАРУХА. Потому что сейчас это нехорошее имя.

ЭДВИН. Чем нехорошее?

СТАРУХА. Опасное имя. Тому, кого так зовут, грозит опасность.

ЭДВИН. Говорят, кому грозит опасность, те живут долго.

СТАРУХА. Ну так Нэд, кто бы он ни был, наверно будет жить вечно, такая страшная ему грозит опасность, – вот сейчас, в самую эту минуту, пока я с тобой разговариваю. Спасибо, дай тебе бог! (Уходит.)

Эдвин уходит в другую сторону. Перед занавесом встречаются Криспаркл и Джаспер.

КРИСПАРКЛ. Я должен поблагодарить вас, Джаспер, за удовольствие, которое вы мне доставили. Как вы сегодня пели! Изумительно! Великолепно! Вы превзошли самого себя. Вы, должно быть, очень хорошо себя чувствуете?

ДЖАСПЕР. Да. Я очень хорошо себя чувствую.

КРИСПАРКЛ. Можно подумать, Джаспер, что вы нашли какое-то новое средство от того недомогания, которое у вас иногда бывает.

ДЖАСПЕР. Да? Это тонко подмечено. Я действительно нашел новое средство.

КРИСПАРКЛ. Я очень рад за вас.

ДЖАСПЕР. Благодарю вас. Не будете ли вы так добры, мистер Криспаркл, сказать, не ушел ли уже мистер Невил ко мне? Если еще не ушел, мы могли бы пойти вместе.

КРИСПАРКЛ. Боюсь, его нет дома. Он сказал, уходя, что с прогулки пройдет прямо к вам.

ДЖАСПЕР. Плохой же я хозяин! Мои гости придут раньше меня. Хотите пари, а? Бьюсь об заклад, что застану своих гостей в объятиях друг у друга.

КРИСПАРКЛ. Я никогда не держу пари, но если бы не это, я побился бы об заклад, что ваши гости не соскучатся с таким веселым хозяином!

Джаспер уходит.

Вот и наступил сочельник в Клойстергэме. Трое встретятся сегодня вечером в домике Джаспера и...

Джаспер – романтический злодей,

Эдвин – жертва бедная обмана,

Милый Невил – брат сестры своей,

Вновь сойдутся поздно или рано.

Полночь роковая встретит их,

Ливень смоет след от преступленья,

Не узнать мне, кто из них троих

Обречен на адские мученья.

Скрыта тайна и ответа нет

За завесой бледного тумана.

Эти трое, чувствуя секрет,

Вновь сойдутся поздно или рано.

Когда эти трое снова встретятся?

Слышатся тихие раскаты грома, которые постепенно нарастают. Темнота.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Перед вторым занавесом появляется Джаспер.

ДЖАСПЕР (кричит). Где мой племянник?

КРИСПАРКЛ (появляясь). Он сюда не приходил. Разве он не у вас?

ДЖАСПЕР. Нет. Он еще вчера пошел к реке, вместе с мистером Невилом, посмотреть на бурю и не вернулся. Позовите мистера Невила!

Входит Невил.

Где мой племянник?

НЕВИЛ. Где ваш племянник? А почему вы меня об этом спрашиваете?

ДЖАСПЕР. Я спрашиваю вас, потому что вы последний были с ним, а его нигде не могут найти.

НЕВИЛ (в изумлении). Нигде не могут найти?

КРИСПАРКЛ. Тихо, тихо. Позвольте мне, Джаспер. Мистер Невил, очень важно, чтобы вы собрались с мыслями. Слушайте меня внимательно.

НЕВИЛ. Постараюсь, сэр. Но, право, мне кажется, что я сошел е ума.

КРИСПАРКЛ. Вы вчера ушли от мистера Джаспера вместе с Эдвином Друдом?

НЕВИЛ. Да!

КРИСПАРКЛ. В котором часу?

НЕВИЛ. В двенадцать, кажется?

КРИСПАРКЛ. Вы пошли вместе с ним к реке?

НЕВИЛ. Ну да. Посмотреть, какая она в бурю.

КРИСПАРКЛ. А потом? Долго вы там пребыли?

НЕВИЛ. Минут десять; по-моему, не больше. Потом мы вместе прошли к вашему дому, и он расстался со мной у ваших дверей.

КРИСПАРКЛ. Он не говорил, что пойдет опять на реку?

НЕВИЛ. Нет. Он сказал, что пойдет прямо домой.

Невил и Джаспер расходятся в разные стороны.

КРИСПАРКЛ. На другое утро, едва рассвело, десятки людей уже обшаривали реку, а другие осматривали берега. Весь долгий день шли поиски, но никаких следов Эдвина Друда так и не было обнаружено. Поиски продолжались и весь следующий день.

Перед вторым занавесом появляются Грюджиус и Джаспер.

ГРЮДЖИУС. Странные вести я здесь услышал.

ДЖАСПЕР. Странные и страшные! Как ваша подопечная?

ГРЮДЖИУС. Бедняжка! Можете представить себе ее состояние. Однако, я и пришел к вам, чтобы поговорить о моей подопечной. Я должен сообщить вам известие, которое вас удивит!

ДЖАСПЕР. Что такое?

ГРЮДЖИУС. Эта юная чета, пропавший молодой человек и моя подопечная, мисс Роза, хотя и обрученные столь давно и так долго признававшие себя женихом и невестой, в настоящее время, находясь на пороге брачного союза...

Джаспер бледнеет, судорожно вцепившись в ручки кресла.

постепенно пришла к убеждению, что жизнь их и сейчас и в дальнейшем будет много счастливее и лучше, если они останутся только добрыми друзьями или, вернее, братом и сестрой, чем если они станут супругами. После недолгой беседы, они сошлись на том, что отношения, связывающие их в настоящем, должны быть расторгнуты – немедленно, окончательно и бесповоротно.

Джаспер поднялся с кресла и, вздев руки, поднес их к голове.

Но ваш племянник, опасаясь, что столь резкая перемена в его судьбе причинит вам горькое разочарование, не решился открыть вам свою тайну и поручил мне сделать это, когда я приду поговорить с вами, а его уже здесь не будет. И вот я пришел и говорю с вами, а его уже нет.

Джаспер, закинув голову, схватился за волосы и, содрогаясь, отвернулся.

Добавлю только, что юная чета рассталась навсегда в тот самый день, когда вы в последний раз видели их вместе.

Джаспер в обмороке падает на пол. Через несколько мгновений он приподнимается.

ДЖАСПЕР. Я, должно быть, вас напугал? Простите, ради бога.

ГРЮДЖИУС. Нисколько, благодарю вас. Если человек, долгое время не имеет отдыха и душа его постоянно в тревоге, а тело истощено усталостью, он неизбежно доходит до полной потери сил.

ДЖАСПЕР. Знаете, я нахожу какую-то крупицу надежды в этом известии, которым вы так меня поразили.

ГРЮДЖИУС. Вы находите? Я был бы рад подобрать ваши крупицы.

ДЖАСПЕР. Нельзя ли предположить, что, оказавшись вдруг в роли отвергнутого жениха – ведь все в городе знали о его помолвке, он предпочел скрыться и не подавать о себе вестей?

Входит Криспаркл.

Да, я теперь начинаю думать, что мой дорогой мальчик удалился от нас по собственному желанию и сейчас жив и здоров.

КРИСПАРКЛ. Печальное известие, сэр. Сегодня утром я пошел к кломстергэмской плотине. Я часто гулял возле запруды и поэтому не удивительно, что ноги сами понесли меня туда. Утро было солнечное и морозное. Плотина отстояла мили на две от того места, куда молодые люди пошли смотреть на бурю, и была выше по реке, поэтому никаких поисков здесь не производили: там, где я стоял, ясно видна была вся плотина, до мельчайших подробностей. И вдруг одна точка приковала к себе мое внимание, она с колдовской силой притягивала мой взгляд. Тогда я разделся, бросился в ледяную воду и поплыл. Вскарабкавшись на сваю, я снял с нее запутавшиеся цепочкой в креплении золотые часы, на задней крышке которых были выгравированы буквы Э. Д.

ДЖАСПЕР. Покажите, покажите мне их! Да, я узнаю, это часы Эдвина! Бедный мальчик!

КРИСПАРКЛ. Я вернулся на берег, положил часы, снова поплыл к плотине и, взобравшись на нее, нырнул. Я все нырял, и нырял, пока не окоченел от холода. Я думал найти тело, но нашел только затянутую илом булавку для галстука.

ДЖАСПЕР. Где же она! Дайте мне взглянуть на нее! Милый мой мальчик! Если бы ты заложил лишнюю складку на галстуке, твой бедный дядя и это бы заметил и запомнил! Мой бедный мальчик убит. Эта находка – его булавка и часы – убеждает меня в том, что его убили еще в ту ночь, а часы и булавку выбросили, чтобы его нельзя было по ним опознать. Все обманчивые надежды, которые я строил на его решении расстаться со своей будущей женой, я теперь отвергаю. Эта роковая находка разбила их вдребезги. И я клянусь, что я найду преступника и обличу его перед всеми. Отныне я посвящаю себя его уничтожению.

Картина первая

Второй занавес открывается. В пансионе мисс Твинклтон. Джаспер подходит к Розе.

ДЖАСПЕР. Я долгое время ждал, что меня призовут к исполнению моих обязанностей.

РОЗА. Каких обязанностей, сэр?

ДЖАСПЕР. Обязанности учить вас музыке и служить вам как ваш верный наставник.

РОЗА. Я бросила музыку.

ДЖАСПЕР. Не навсегда же. Только на время. Ваш опекун уведомил меня, что вы временно прекращаете уроки, пока не оправитесь после этого несчастья, которое всех нас глубоко потрясло. Когда вы их возобновите?

РОЗА. Никогда, сэр.

ДЖАСПЕР. Никогда? Вы не могли бы принести большей жертвы, даже если б любили моего бедного мальчика.

РОЗА. Я любила его!

ДЖАСПЕР. Да, конечно. Но не совсем так, как следовало. Примерно так же, как мой дорогой мальчик любил вас, а он, к несчастью, слишком много думал о себе, чтобы любить вас, как другой любил бы вас на его месте! Значит, когда мне сказали, что вы временно прекращаете уроки, это была вежливая форма отказа от моих услуг?

РОЗА. Да. И вежливость исходила от моего опекуна, а не от меня. Я просто сказала ему, что не хочу больше брать у вас уроки. И, пожалуйста, сэр, больше меня не расспрашивайте. Я не буду отвечать.

ДЖАСПЕР. Я не буду спрашивать, раз это вам так неприятно. Я сделаю вам признание...

РОЗА. Я не хочу слушать вас, сэр.

ДЖАСПЕР. Иногда приходится делать то, чего не хочешь. И вам придется, иначе вы повредите другим людям, а исправить этот вред не сможете.

РОЗА. Какой вред?

ДЖАСПЕР. Сейчас объясню. Милая Роза! Обворожительная Роза, даже когда мой дорогой мальчик был твоим женихом, я любил тебя до безумия; даже когда я верил, что он вскоре станет твоим счастливым супругом, я любил тебя до безумия; даже когда он подарил мне твой портрет, и я повесил его перед глазами, будто бы на память о том, кто его писал, даже тогда я любил тебя до безумия; днем, в часы моих скучных занятий, ночью, во время бессонницы, – всегда, всегда, всегда я любил тебя до безумия! Пока ты принадлежала ему, я честно хранил свою тайну. Разве не так?

РОЗА. Вы все время лгали, сэр, и сейчас лжете. Вы предавали его каждый день, каждый час. Вы отравили мне жизнь своими преследованиями. Вы бесчестный и очень злой человек.

ДЖАСПЕР. Как ты хороша! В гневе ты еще лучше. Я не прошу у тебя любви. Отдай мне себя и свою ненависть; свою дивную злость; свое обворожительное презрение; я буду доволен. Ты спросила, какой вред? Останься – и я скажу тебе, какой. Уйди – и я обрушу его на их головы. Молодой Ландлес был соперником моего погибшего мальчика. Это неискупимое преступление в моих глазах. И сейчас Ландлесу грозит смертельная опасность.

РОЗА. Если вы в самом деле думаете, что я неравнодушна к мистеру Ландлесу, вы ошибаетесь.

ДЖАСПЕР. Я хочу показать тебе, как безумна моя любовь. Ради нее я готов отречься от мести за моего погибшего мальчика. Согласись быть моей – и я всю свою жизнь без остатка посвящу одной тебе, и других целей у меня не будет. Мисс Ландлес стала твоим самым близким другом. Тебе дорого ее душевное спокойствие и ее доброе имя?

РОЗА. Я люблю ее всем сердцем.

ДЖАСПЕР. Так отведи же от нее тень виселицы, моя любимая!

РОЗА. Вы смеете делать мне какие-то предложения...

ДЖАСПЕР. Я смею делать тебе предложение, прелесть моя, да. Моя любовь к тебе превыше всякой иной любви, моя верность тебе превыше всякой иной верности. Подай мне надежду, посмотри на меня ласково, и ради тебя я нарушу все мои клятвы! Не думай сейчас ни о чем, мой ангел, кроме жертв, которые я слагаю к твоим милым ногам! Вот моя верность умершему. Растопчи ее! (Он делает жест, как будто швыряет что-то на землю.) Вот неискупимое преступление против моей любви к тебе. Отбрось его! (Он повторяет тот же жест.) Вот полгода моих трудов во имя справедливой мести. Презри их! (Тот же жест.) Вот мое зря потраченное прошлое и настоящее. Вот лютое одиночество моего сердца и моей души. Вот мой покой; вот мое отчаянье. Втопчи их в грязь; только возьми меня, даже если смертельно меня ненавидишь!

Роза пытается убежать, но он оказывается рядом с ней.

Роза, я уже овладел собой. Я буду ждать и надеяться. Я не нанесу удара слишком рано. Подай мне знак, что слышишь меня.

Она чуть-чуть приподнимает руку.

Никому ни слова об этом – или удар падет немедленно. Подай знак, что слышишь меня.

Она опять чуть приподнимает руку.

Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя! Если теперь ты отвергнешь меня, ты от меня не избавишься. Я никому не позволю стать между нами. Я буду преследовать тебя до самой смерти.

Второй занавес закрывается. Перед занавесом появляется Криспаркл.

КРИСПАРКЛ. Бедный Эдвин! Бедная Роза! Бедная Елена! Бедный Невил! Как мне жаль каждого из них! Тень виселицы! Она нависла над моим учеником. И хотя обвинению не дали хода за недостатком улик, все же Невил остается под подозрением. Он уезжает в Лондон и снимает квартиру рядом с конторой мистера Грюджиуса. Давайте навестим его в это тяжелое для него время.

Картина вторая

Второй занавес открывается. В конторе у Грюджиуса.

ГРЮДЖИУС. Добрый вечер, мистер Криспаркл. Что привело вас ко мне?

КРИСПАРКЛ. Добрый вечер, мистер Грюджиус. Я приехал в Лондон, чтобы навестить своего ученика.

ГРЮДЖИУС. Это воистину достойно похвалы. А в каком состоянии вы оставили мистера Джаспера, уважаемый сэр?

КРИСПАРКЛ. Я оставил его в добром здравии.

ГРЮДЖИУС. А где вы оставили мистера Джаспера, уважаемый сэр?

КРИСПАРКЛ. Я оставил его в Клойстергэме.

ГРЮДЖИУС. А когда вы оставили мистера Джаспера, уважаемый сэр?

КРИСПАРКЛ. Сегодня утром.

ГРЮДЖИУС. Угу! Он, случайно, не говорил, что собирается совершить поездку?

КРИСПАРКЛ. Куда?

ГРЮДЖИУС. Ну, куда-нибудь.

КРИСПАРКЛ. Нет.

ГРЮДЖИУС. Потому что сейчас он здесь. И вид у него нельзя сказать чтобы приятный. Если вы будете добры посмотреть на окно второго этажа в доме напротив, вы увидите, что оттуда тайком выглядывает некий субъект, в котором я признал нашего клойстергэмского друга.

КРИСПАРКЛ. Вы правы!

ГРЮДЖИУС. Угу. А как, по-вашему, что замышляет наш клойстергэмский друг?

КРИСПАРКЛ. Неужели вы думаете, что за квартирой напротив, которую вы имели удовольствие нам рекомендовать, и в которой поселился Невил, установлена слежка?

ГРЮДЖИУС. Слежка? Ну а как же? Конечно. Поэтому мне хочется, чтоб он всегда был у меня на глазах. Сейчас я его позову. (Ставит на окно подсвечник с горящей свечой.) А вас я прошу и не подавать виду, что заприметили нашего клойстергэмского друга. У меня, понимаете ли, есть сегодня такая причуда – не хочется выпускать его из глаз. А, вот и Невил!

Входит Невил.

КРИСПАРКЛ. Как дела, Невил?

НЕВИЛ. Я не теряю даром времени, мистер Криспаркл, и усердно тружусь.

КРИСПАРКЛ. Немножко больше бы краски вот здесь. (Касается пальцем собственным щек.) На солнышке надо почаще бывать.

НЕВИЛ. Может быть, после, а сейчас еще не могу. Если бы вы испытали то, что я испытал там, в Клойстергэме, когда, проходя по улице, я видел, как люди при встрече со мной отводят глаза и уступают мне дорогу, чтобы я как-нибудь ненароком их не задел и к ним не прикоснулся. Даже здесь, в этом огромном городе, в потоке незнакомых людей, я не могу поверить, что ничьи глаза не смотрят на меня с подозрением. Если бы я мог уехать куда-нибудь далеко, мне, возможно, стало бы легче, но и это и другое было бы истолковано как попытка убежать и скрыться.

КРИСПАРКЛ. Не обманывайте себя надеждой, что какое-то чудо вам поможет, Невил,

НЕВИЛ. Да, сэр, я знаю. Время и общее течение событий – вот единственное, что может меня оправдать.

КРИСПАРКЛ. И оправдает в конце концов, Невил.

НЕВИЛ. Я тоже в это верю. Только вот как бы дожить до этого дня.

КРИСПАРКЛ. Совсем скоро кончится ваше одиночество. С вами рядом будет преданный друг.

НЕВИЛ. А все-таки, это совсем не место для моей сестры.

КРИСПАРКЛ. Здесь у нее будет дело; здесь нужна ее женская сердечность, ее здравый смысл и мужество.

НЕВИЛ. Я хотел сказать, что обстановка здесь уж очень простая и грубая, и у сестры не будет ни подруг, ни подходящего общества.

КРИСПАРКЛ. А вы помните только, что здесь будете вы и что у нее будет задача – вывести вас на солнышко. Каждый день и каждый час после исчезновения Эдвина Друда она бестрепетно, лицом к лицу, встречала людскую злобу и тупость – ради вас – как гордый человек, знающий свою цель.

НЕВИЛ. Я постараюсь во всем походить на нее.

КРИСПАРКЛ. Да, постарайтесь. Будьте истинно мужественным, как она.

НЕВИЛ. Пойду в свою комнату, чтобы продолжать занятия. (Уходит.)

Через мгновение раздается стук, затем дверь открывается и на пороге появляется Роза.

РОЗА. Боже мой!

ГРЮДЖИУС. Дитя мое! Дитя мое! Мне показалось, что это ваша мать! Но что привело вас сюда? Кто вас привез?

РОЗА. Никто. Я приехала одна.

ГРЮДЖИУС. Господи помилуй! Одна! Почему вы не написали? Я бы за вами приехал.

РОЗА. Не было времени. Я вдруг решила. Бедный, бедный Эдди!

ГРЮДЖИУС. Да, бедный юноша! Бедный юноша!

РОЗА. Его дядя объяснился мне в любви. Не могу этого терпеть, не могу! Я содрогаюсь от отвращения, когда его вижу! И я пришла к вам просить, чтобы вы защитили меня и всех нас от него. Вы это сделаете, да?

ГРЮДЖИУС. Сделаю, будь он проклят! Обычно я придерживаюсь твердого правила: если есть возможность опередить разбойника или дикого зверя, всегда нужно это сделать; а в том, что Джек Джаспер представляет собой комбинацию разбойника и дикого зверя, у меня нет никаких сомнений.

РОЗА. Можно мне завтра пойти к Елене?

ГРЮДЖИУС. На этот вопрос я вам лучше отвечу завтра. А теперь пора подумать о вашем отдыхе. Вы в нем, вероятно, очень нуждаетесь.

Грюджиус и Роза уходят.

КРИСПАРКЛ. Действительно, утро вечера мудренее. Встреча Розы и Елены происходит на следующее утро. (Уходит.)

С разных сторон появляются Роза и Елена.

ЕЛЕНА. Мой бедный Невил сейчас занимается в другой комнате, потому что с этой стороны солнце слишком яркое. Пожалуй, не стоит говорить ему, что ты здесь.

РОЗА. Конечно, не стоит.

ЕЛЕНА. Мне кажется, потом надо будет все-таки сообщить ему то, что ты мне рассказала. Кстати, я слышу, что Невил уже встал из-за стола. Когда ты поедешь обратно?

РОЗА. К мисс Твинклтон?

ЕЛЕНА. Да.

РОЗА. Ах нет, туда я ни за что не вернусь. Как я могу, после того страшного разговора?..

ЕЛЕНА. Куда же ты денешься, крошка моя?

РОЗА. Вот уж и не знаю. Я ничего еще не решила. Но мой опекун, наверно, обо мне позаботится. Ты не беспокойся, дорогая. Уж где-нибудь я да буду. Но, Елена, милая, скажи мне одно, прежде чем мы расстанемся. Ты уверена, что я ничего не могла сделать?

ЕЛЕНА. Что сделать, голубка?

РОЗА. Ну что-нибудь, чтобы он не так обозлился и не захотел мстить. Ведь я же не могла ему уступить, правда?

ЕЛЕНА. Ты знаешь, как я тебя люблю, милочка. Но я скорей согласилась бы увидеть тебя мертвой у его ног.

РОЗА. И ты объяснишь это своему брату, да? И скажешь, что я его помню и так ему сочувствую!.. И попросишь, чтобы он не думал обо мне с ненавистью?..

Елена грустно покачала головой и обеими руками послала воздушный поцелуй Розе. Второй занавес закрывается.

КРИСПАРКЛ (появляясь перед занавесом). Примерно в это же время у нас в Клойстергэме появилось новое лицо – седовласый мужчина с черными бровями. (Уходит.)

С разных сторон перед занавесом появляются Дэчери и Дёрдлс.

ДЭЧЕРИ. Разрешите представиться. Дик Дэчери.

ДЕРДЛС. Дердлс. Здешний каменотес, сэр. Все в Клойстергэме знают Дердлса.

ДЭЧЕРИ. Я полагаю, что в ваших местах можно найти подходящую квартирку для старого холостяка?

ДЕРДЛС. Вот уж чего бы не сделал на вашем месте. Мы здесь довольно-таки скучный народец.

ДЭЧЕРИ. Надеюсь, вы не относите это к себе, мистер Дердлс. Что-нибудь старинное, на чем покоится пыль веков. Что-нибудь этакое древнее, стильное и неудобное.

ДЕРДЛС. Неудобных квартир у нас в городе, сэр, сколько угодно. А вот чтобы стильное...

ДЭЧЕРИ. Ну, в том же роде, как ваш собор.

ДЕРДЛС. Это вам надо обратиться к Джасперу, сэр.

ДЭЧЕРИ. К Джасперу? А это не тот ли самый джентльмен, который, как я слышал, так глубоко скорбит об утрате племянника и посвятил свою жизнь мести за эту утрату?

ДЕРДЛС. Он самый, сэр, Джек Джаспер. Эй, мальчишка! Это мистер Дэчери, джентльмен, который хочет поселиться в нашем городе. Он вас проводит.

ДЭЧЕРИ. Вы, надеюсь, разрешите любопытному чужестранцу как-нибудь вечерком зайти к вам, мистер Дердлс, и поглядеть на ваши произведения?

ДЕРДЛС. Всякий джентльмен, ежели он захватит с собой выпивки на двоих, будет желанным гостем. А ежели он захватит с собой дважды столько, так будет вдвойне желанным. (Уходит.)

ДЭЧЕРИ. Непременно зайду. Эй, малый! Поди сюда.

ДЕПУТАТ. Еще чего! Сам меня лови, коли хочешь.

ДЭЧЕРИ. Ну ладно, покажи мне, где живет мистер Джаспер.

ДЕПУТАТ. Нет. Больше я к нему не подойду.

ДЭЧЕРИ. Почему?

ДЕПУТАТ. Не желаю, чтоб меня хватали за шиворот, да рвали на мне подтяжки, да за горло душили. Нет уж, шалишь, пусть других душит.

ДЭЧЕРИ. Ну проводи меня, я тебе заплачу.

ДЕПУТАТ. Ладно.

Мальчишка издали показал на арку под бывшей привратницкой.

Видишь вон то окно и дверь? Это к Джасперу.

ДЭЧЕРИ. Понимаю. Смотри сюда. Видишь? Ты должен мне половину.

ДЕПУТАТ. Врешь. Ничего я тебе не должен. Я тебя в первый раз вижу.

ДЭЧЕРИ. Будешь должен. Я дам тебе шиллинг, потому что у меня нет шести пенсов. А ты в другой раз еще что-нибудь для меня сделаешь, вот и будем квиты.

ДЕПУТАТ. Ладно. Давай.

ДЭЧЕРИ. Как тебя зовут, и где ты живешь?

ДЕПУТАТ. Депутат. «В Двухпенсовых номерах для проезжающих». Вот там, через лужайку.

ДЭЧЕРИ. Для праздного старого холостяка, мирно живущего на свои средства, денек у меня выдался довольно-таки хлопотливый! (Уходит.)

Картина третья

Второй занавес открывается. В притоне у старухи курящей опиум. Входит Джаспер.

ДЖАСПЕР. Вы тут одни?

СТАРУХА. Одна, милый, одна, все вот одна сижу, чистое разоренье. Ну а для тебя оно даже и лучше. Заходи, заходи, кто бы ты ни был. Я тебя не вижу, надо сперва спичку зажечь, а голос вроде знакомый. Бывал ты у меня, что ли?

ДЖАСПЕР. Зажги спичку и посмотри.

СТАРУХА. Сейчас, милый, сейчас. Да вот руки-то у меня трясутся, сразу и не нашаришь, где они есть, эти спички. А еще, не дай бог, кашель нападет, тогда их и вовсе не поймать, скачут ровно живые. Вот она, спичка, а где свеча? Только бы не закашлять, а то, бывает, двадцать спичек истратишь, пока зажжешь.

Она находит свечу и успевает ее зажечь.

Ох, легкие-то у меня плохие! Износились да издырявились, как сетка для капусты! Э! Вот это кто!

ДЖАСПЕР. Что вас так удивляет?

СТАРУХА. Я и не чаяла, милый, тебя увидеть. Думала, ты помер и душенька уж твоя на небе!

ДЖАСПЕР. Почему?

СТАРУХА. Да как же, столько времени не бывал. А разве ты можешь без курева? Ну, думаю, значит, с ним плохо, а то бы пришел, кроме меня-то ведь никто не знает секрета, как смешивать. Да ты еще и в трауре! Что ж не пришел выкурить трубочку для утешенья? Или он тебе деньги оставил, который помер, так что и утешенья не надо?

ДЖАСПЕР. Нет. Не оставил.

СТАРУХА. А кто ж это у тебя помер?

ДЖАСПЕР. Родственник.

СТАРУХА. А от чего он помер-то?

ДЖАСПЕР. От смерти, надо полагать.

СТАРУХА (с заискивающим смешком). Вот мы какие сегодня сердитые! Разговаривать даже не хотим. Ну да, ты не в духе, милый, потому давно не курил. Это вроде как болезнь, я знаю! Но ты правильно сделал, что сюда пришел. Тут мы тебя вылечим. Изготовлю тебе трубочку, и все как рукой снимет.

ДЖАСПЕР. Ну так готовь. И поскорее.

Он сбрасывает башмаки, распускает галстук и ложится на кровати, подперев рукой голову.

СТАРУХА. Вот теперь ты уж больше на себя похож. Теперь и я узнаю старого своего знакомца! А все это время ты, значит, сам для себя смешивал?

ДЖАСПЕР. Курил иногда на свой собственный лад.

СТАРУХА. Вот этого никогда не надо делать – курить на свой собственный лад! Это и для торговли плохо и для тебя нехорошо. Где же моя скляночка, и где же мой наперсток? Вот мы ему сейчас изготовим, теперь-то уж он покурит по всем правилам! (Раздувает трубку, затягивается.) Много я тебе трубочек изготовила с тех пор, как ты сюда в первый раз пришел, а, дружочек?

ДЖАСПЕР. Много.

СТАРУХА. Ты ведь совсем новичком был, когда в первый раз пришел?

ДЖАСПЕР. Да. Тогда меня сразу смаривало.

СТАРУХА. Ну а потом молодчиной стал. Теперь можешь вровень идти с самым лучшим курильщиком. Сейчас будет готово. Ну получай.

Он берет у нее трубку и подносит чубук к губам. Она садится рядом. Он делает несколько затяжек в молчании.

ДЖАСПЕР. Оно, что, не такое крепкое, как всегда?

СТАРУХА. Ты это о чем, милый?

ДЖАСПЕР. О чем же, как не о том, что у меня сейчас во рту?

СТАРУХА. Да нет, такое же, как всегда, милый. В точности такое же.

ДЖАСПЕР. А вкус другой. И действует медленней.

СТАРУХА. Просто ты привык.

ДЖАСПЕР. Это возможно. Послушай...

Он умолкает. Она наклоняется над ним.

СТАРУХА. Ты сказал – послушай. Ну вот я тебя слушаю. Мы говорили о том, что ты привык.

ДЖАСПЕР. Я знаю. Я задумался. Послушай. Допустим, ты все время о чем-то думаешь. О чем-то, что ты хочешь сделать.

СТАРУХА. Да, милый. О чем-то, что я хочу сделать.

ДЖАСПЕР. Но ты еще не решила.

СТАРУХА. Да, милый.

ДЖАСПЕР. Может быть, сделаешь, а может быть, нет. Понимаешь?

СТАРУХА. Да.

ДЖАСПЕР. Станешь ты это проделывать в воображенье, пока лежишь здесь?

СТАРУХА (кивает). А как же! Каждый раз, с начала и до конца.

ДЖАСПЕР. Точно как я! Каждый раз я это проделывал, с начала и до конца. Сто тысяч раз я это делал, в этой самой комнате.

СТАРУХА. И что же, приятно это тебе было, миленький?

ДЖАСПЕР. Да! Приятно! Это – путешествие. Трудное и опасное путешествие. Вот о чем я все

время думал. Рискованное путешествие. Над безднами, где один неверный шаг – и ты погиб! Смотри! Смотри! Там внизу... Видишь, что там лежит на дне? Я проделывал это здесь миллионы и миллиарды раз! Я делал это так часто и так подолгу, что, когда оно совершилось на самом деле, его словно и делать не стоило, все кончилось так быстро!

СТАРУХА. Значит, за то время, пока ты здесь не бывал, ты уже совершил это путешествие?

ДЖАСПЕР. Да. Совершил.

СТАРУХА. А скажи, если ты так часто совершал это путешествие, так, наверно, всякий раз по-другому?

ДЖАСПЕР. Нет. Всегда одинаково.

СТАРУХА. Когда в воображении, то всегда одинаково?

ДЖАСПЕР. Да.

СТАРУХА. А когда на самом деде – тоже так?

ДЖАСПЕР. Да.

СТАРУХА. И всегда тебе было одинаково приятно?

ДЖАСПЕР. Да.

СТАРУХА. И никогда тебе, милый, не надоедало, и не пробовал ты вообразить что-нибудь другое?

ДЖАСПЕР (раздраженно кричит). А зачем? Что еще мне было нужно? Ради чего я сюда приходил?

СТАРУХА. Ну да, ну да, ну конечно же! Мы теперь с тобой вровень идем. Сперва-то я малость отстала, больно уж ты прыткий, ну а теперь понимаю. Ты нарочно сюда приходил, чтобы совершать это путешествие. Мне бы давно догадаться, ты ведь всегда про это!

ДЖАСПЕР. Да, я нарочно за этим приходил. Когда уж не мог больше терпеть, я приходил сюда в поисках облегчения. И мне становилось легче! Да, легче!

СТАРУХА. В этом путешествии у тебя ведь был спутник, миленький?

ДЖАСПЕР. Ха-ха-ха! Подумать только, как часто он был моим спутником и сам об этом не знал! Сколько раз он совершал это путешествие, а дороги так и не видел! Что? Я же тебе сказал. Когда это, наконец, совершилось на самом деле, все кончилось так быстро, что в первый раз показалось мне нереальным. Слушай!..

СТАРУХА. Да, милый. Я слушаю.

ДЖАСПЕР. Время и место уже близко.

СТАРУХА. Время, место и спутник.

ДЖАСПЕР. Как же иначе? Если время близко, значит и он здесь. Т-ссс!.. Путешествие совершилось. Все кончено.

СТАРУХА. Так быстро?

ДЖАСПЕР. А что же я тебе говорил? Слишком быстро. Но подожди еще немного. Это было только виденье. Я его просплю. Слишком скоро все это сделалось и слишком легко. Я вызову еще виденья, получше. Это было самое неудачное. Ни борьбы, ни сознанья опасности, ни мольбы о пощаде. И все-таки... Все-таки - вот этого я раньше никогда не видел!..

СТАРУХА. Чего не видел, милый?

ДЖАСПЕР. Посмотри! Посмотри, какое оно жалкое, гадкое, незначительное!.. А-а! Вот это реально. Значит, это на самом деле. Все кончено.

СТАРУХА. Я ведь слышала, слышала я разок, когда сама лежала, где ты лежишь, а ты стоял надо мной да раздумывал, слышала я, как ты сказал: «Нет, ничего нельзя понять!» Только не очень-то на это полагайся, красавчик! Не думай, что уж всегда так будет. Не такое крепкое, как всегда? Может, и так, на первых порах. Тут ты, может, и прав. Может, и я за это время кое-чему научилась. Нашла секрет, как заставить тебя говорить, миленький!

Немного погодя Джаспер приподнимается. Он тупо осматривается по сторонам, встает, протягивает старухе горсть мелочи.

Спасибо, милый, дай тебе бог! Уж во второй-то раз я тебя не упущу! (Выходит следом за ним.) Прошлый раз потеряла, как стали все в дилижанс садиться. Даже не видела, в город ты поехал или еще куда. А теперь-то уж знаю, что в город. Ага, джентльмен из Клойстергэма! Я там раньше тебя буду, дождусь твоего приезда. Недаром я поклялась, что уж во второй-то раз тебя не упущу!

Второй занавес закрывается. И вот она уже стоит на углу Главной улицы в Клойстергэме. К ней подходит Дэчери.

СТАРУХА. Ну, теперь посмотрим, куда ты денешься. Иди!

ДЭЧЕРИ. Эй! Кого вы ищете?

СТАРУХА. Тут сейчас прошел один джентльмен, сэр.

ДЭЧЕРИ. Прошел, верно. Что вам от него нужно?

СТАРУХА. Где он живет, не знаете?

ДЭЧЕРИ. Где живет? А вон напротив. По той лестнице.

СТАРУХА. Вот спасибо тебе, милый. Да ты потише говори. Шепотком. Как его звать-то?

ДЭЧЕРИ. Фамилия – Джаспер. Имя – Джек. Мистер Джек Джаспер.

СТАРУХА. А какое его занятие?

ДЭЧЕРИ. Занятие? Поет в хоре.

СТАРУХА. Это как то есть?

ДЭЧЕРИ. Знаете вы, что такое собор?

Старуха кивает.

Ну и что же это такое?

Она озадаченно смотрит на него, потом показывает на собор.

Правильно. Пойдите туда завтра в семь утра – и вы увидите мистера Джека Джаспера и услышите, как он поет.

СТАРУХА. Спасибо, милый! Вот уж спасибо!

ДЭЧЕРИ. А если хотите, можете хоть сейчас пойти к мистеру Джасперу на квартиру.

Она смотрит на него с хитрой улыбкой и отрицательно трясет головой.

А-а! Не хотите, стало быть, с ним разговаривать?

Она опять молча отрицательно трясет головой.

Ну так можете любоваться им на расстоянии, по три раза в день, коли есть охота. Но стоило ли ради этого приезжать так издалека?

СТАРУХА. Добрый господин, что я у вас попрошу. Не поможете ли мне заплатить за ночлег и за обратную дорогу? Я ведь бедная, очень бедная, да еще и больная, кашель меня замучил.

ДЭЧЕРИ. Вы, я вижу, хорошо знаете, где Номера для проезжающих, прямо туда идете. Часто здесь бывали?

СТАРУХА. За всю жизнь один раз.

ДЭЧЕРИ. Да ну? Неужели?

СТАРУХА. Вы, может, не поверите, а вот на этом самом месте один молодой джентльмен дал мне три шиллинга шесть пенсов. Я вот тут на траве сидела и так-то раскашлялась, прямо дух вон. А он подошел. Я попросила у него три шиллинга шесть пенсов, и он мне дал.

ДЭЧЕРИ. А не слишком ли это смело – самой назначать сумму? Ведь это как будто не принято, а? Молодому джентльмену могло показаться, что ему вроде как бы предписывают? А?

СТАРУХА (вкрадчиво.) Слушай, милый, мне эти деньги нужны были на лекарство, которым я и себя пользую и другим продаю. Я ему объяснила, и он мне дал, и я честно все на это потратила, до последнего грошика. И теперь мне столько же нужно и на это же самое, и ежели ты мне дашь, я честно на это потрачу, все до последнего грошика, вот тебе крест!

ДЭЧЕРИ. Какое лекарство?

СТАРУХА. Я с тобой по-честному поступлю, что сейчас, что после. Это опиум, вот что, милый, вот это что. Ни больше, ни меньше. И скажу тебе, к этому зелью все несправедливы, все равно как, бывает, к человеку: что о нем дурного можно сказать, это все слышали, а что хорошего – про то никто и не знает.

Мистер Дэчери медленно отсчитывает деньги.

В прошлый сочельник это было, только что стемнело. Вот тут я сидела, возле калитки, и молодой джентльмен дал мне три шиллинга шесть пенсов. А имя этому молодому джентльмену было Эдвин.

ДЭЧЕРИ. Откуда вы знаете его имя?

СТАРУХА. Я спросила, и он сказал. Только два вопроса я ему задала – как его крещеное имя и есть ли у него подружка. И он ответил, что зовут его Эдвин, а подружки у него нет.

Он протягивает ей деньги. Она уходит.

ДЭЧЕРИ. Эй, Депутат. Слушай. Мы ведь с тобой друзья, а, Депутат?

ДЕПУТАТ. Ну а как же!

ДЭЧЕРИ. Я простил тебе долг, помнишь, шесть пенсов, еще когда мы только познакомились? И с тех пор тебе еще не раз перепадало от меня по шесть пенсов, а, Депутат?

ДЕПУТАТ. Да.

ДЭЧЕРИ. А главное, ты Джаспера не любишь.

ДЕПУТАТ. С какой стати он меня за ворот хватал?

ДЭЧЕРИ. Действительно, с какой стати? Но сейчас не о нем речь. Хочешь заработать еще шесть пенсов? У вас сегодня новая постоялка прибавилась, я с ней недавно разговаривал, – старуха с кашлем.

ДЕПУТАТ. Ага! Курилка. Опивом курит.

ДЭЧЕРИ. Как ее зовут?

ДЕПУТАТ. Ее Королевское Высочество принцесса Курилка.

ДЭЧЕРИ. Надо полагать, у нее есть еще и другое имя. А где она живет?

ДЕПУТАТ. В Лондоне. Где матросня крутится. И китаезы, и еще разные, которые горла режут.

ДЭЧЕРИ. Узнай мне точно, где она живет.

ДЕПУТАТ. Ладно. Гони монету. А вот потеха-то! Знаешь куда ее высочество завтра идти хочет? В собо-о-о-ор!

ДЭЧЕРИ. Откуда ты знаешь?

ДЕПУТАТ. Сама мне сказала. Завтра, говорит, мне надо встать пораньше. Разбуди меня, говорит, мне надо утречком хорошенько помыться, красоту на себя навести, хочу, говорит, прогуляться в собо-о-ор!

КРИСПАРКЛ. Попробуем представить, как развивалось действие в романе и как оно могло закончиться. Вернемся к той ночи, после которой никто больше не видел Эдвина Друда.

Версия первая: Эдвин Друд погиб

КРИСПАРКЛ. Вечером перед исчезновением Эдвин и Невил ужинали у Джаспера.

ДЖАСПЕР. Ну, с рождеством, дорогие мои! Когда же и мириться, как не в такой день! Надеюсь, мы и так понимаем друг друга и отныне между вами мир. Так, что ли?

ЭДВИН. Что касается меня, Джек, то я больше не сержусь.

НЕВИЛ. Я тоже. Но если бы мистер Друд знал мою прежнюю жизнь, он, возможно, понял бы, почему резкое слово иногда режет меня как ножом.

ДЖАСПЕР. Знаете, пожалуй, лучше не вдаваться в подробности. Мир так мир, а ставить условия – это как-то невеликодушно. Вы слышали, мистер Невил, что Нэд добровольно и чистосердечно заявил, что больше не сердится. А вы, мистер Невил? Скажите – добровольно и чистосердечно, – вы больше не сердитесь?

НЕВИЛ. Нисколько, мистер Джаспер.

ДЖАСПЕР. Ну, стало быть, и кончено. Давайте выпьем за то, что никогда уж не станем поминать старое! А теперь мы с чистой совестью пожмем друг другу руки.

КРИСПАРКЛ. В эту ночь разразилась буря.

Слышно, как гремит гром, свистит ветер и соборные часы начинают бить двенадцать часов.

Около двенадцати часов молодые люди вдвоем идут посмотреть на реку, какая она в бурю. Пробыв там минут десять, они проходят к дому Криспаркла, где жил Невил, и расстаются у дверей. Эдвин говорит, что пойдет прямо домой, то есть к Джасперу. Джаспер мог встретить его по дороге и увлечь одурманенного вином юношу на башню собора, Там черный шелковый шарф Джаспера сдавливает горло жертвы. После чего Джаспер приступает к осуществлению своего плана.

ДЖАСПЕР. Эй, Дёрдлс! Вы готовы сегодня предпринять прогулку среди гробниц, склепов, башен и развалин.

ДЕРДЛС. Готов, мистер Джаспер. И пусть стариканы выходят наружу, коли посмеют, когда мы станем ходить среди их могил. У меня против них храбрости хватит!

ДЖАСПЕР. Не из бутылки ли вы ее почерпнули? Или она у вас своя, прирожденная?

ДЕРДЛС. Что из бутылки, что своя – это все едино. У меня обе есть.

ДЖАСПЕР. И все-таки, думаю, пара глотков не будут лишними!

ДЕРДЛС. Да, славный коньячок, мистер Джаспер!

ДЖАСПЕР. Надеюсь, что славный.

ДЕРДЛС. А стариканы-то не показываются, а, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. И хорошо делают. А то если бы они вечно путались среди живых, так в мире было бы еще меньше порядка, чем сейчас.

ДЕРДЛС. Да, путаница была бы изрядная. Ведь сегодня сочельник, не так ли, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. Да, сочельник. А почему вы об этом спрашиваете, Дердлс?

ДЕРДЛС. Сейчас я вам скажу. Дайте только уложить фляжку как следует. Так! Теперь все в порядке. Как и в прошлый сочельник, забрался я в подземелья собора, чтобы проспаться после выпивки, как оно и положено на праздниках. Вдруг сквозь шум ветра доносится до меня один единственный, пронзительный, отчаянный крик – похожий на призрак вопля, похожий на вой собаки, не приведи господи. Понимаете, мистер Джаспер, Дёрдлс слышит что-то — и сам не знает что. А вы ничего такого не слышали?

ДЖАСПЕР. Да вы в своем уме? Я думал, вы не такой человек.

ДЕРДЛС. Я тоже так думал... (Засыпает.)

КРИСПАРКЛ. Усыпив Дёрдлса, он берет у него ключи. Затем убийца переносит и прячет тело в склепе миссис Сапси, засыпав его негашеной известью, которая уничтожает все, кроме металла, а затем подкидывает ключ Дёрдлсу.

ДЕРДЛС. Эй! Который час?

ДЖАСПЕР. Слушайте, сейчас будут бить часы на башне.

ДЕРДЛС. Два! Зачем же вы меня опять не разбудили, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. Я будил. Но я с таким же успехом мог будить ваших стариканов.

ДЕРДЛС. Мой ключ от склепа миссис Сапси! Я опять выронил его.

ДЖАСПЕР. И снова тысячу раз благодарю Вас за любопытную и интересную ночь.

ДЕРДЛС. Спокойной ночи, мистер Джаспер.

КРИСПАРКЛ. Снаружи во тьме где-то бродит Депутат, поджидая Дёрдлса, чтобы прогнать его домой камнями. Во время своего ночного путешествия Джаспер сталкивается с Депутатом, и мальчишка видит что-то, чего не пока не может понять.

ДЕПУТАТ. Будь начеку!

ДЖАСПЕР. Ах ты маленький дьяволенок! Ты опять за мной шпионил? Убью мерзавца! Изувечу!

ДЕПУТАТ. Врешь! Это ты у меня без глаз останешься, вот увидишь! Я тебе бельма-то повыбью, вот увидишь! Так хвачу камнем, что только держись!

ДЖАСПЕР. Ах ты тварь! (Набрасывается с кулаками на мальчишку.)

ДЕПУТАТ (вырываясь и отбегая в сторону). Ну, погоди, вот я как-нибудь выберу камушек повострей да запалю тебе в твой поганый затылок! Будь начеку! (Убегает.)

КРИСПАРКЛ. Драгоценности Эдвина, о которых Джаспер знал,— часы и булавку для галстука,— он предусмотрительно снимает и бросает в реку, как раз в том месте, где мистер Криспаркл, любитель купанья и отличный пловец, скорее всего их найдет. После чего Джаспер возвращается домой. Спустя полгода в Клойстергэм приехал Дэчери, чтобы собрать недостающие улики. Посетив Дёрдлса, он узнал все то, что было известно мастеру надгробий.

ДЭЧЕРИ. Эй, Депутат! Ты помнишь, что ты мне должен?

ДЕПУТАТ. Работешку.

ДЭЧЕРИ. То-то, не забывай. Надо честно платить долги. Вот проводишь меня к мистеру Дердлсу, и будем в расчете.

ДЕПУТАТ. Ладно.

ДЭЧЕРИ. А если ты мне скажешь, за что Джаспер набросился на тебя и начал душить, то получишь от меня еще шесть пенсов.

ДЕПУТАТ. Я и сам толком не понял. Сперва я видел Джаспера вместе с кем-то другим возле собора, а потом также видел, как он нес какое-то тело к склепу миссис Сапси. Тут то он и накинулся на меня.

ДЭЧЕРИ. Когда ты это видел?

ДЕПУТАТ. Да ночью, в самый сочельник.

ДЭЧЕРИ. Значит, это произошло в ту самую ночь. К склепу миссис Сапси, говоришь?

ДЕПУТАТ. Да чтобы провалиться мне на этом самом месте, если я вру.

ДЭЧЕРИ. Ну что ж, получай свои честно заработанные шесть пенсов.

ДЕПУТАТ. Давай. Эй, Дёрдлс!

ДЕРДЛС. Мое почтение, сэр. Надеюсь, вы в добром здравии?

ДЭЧЕРИ. А вы как поживаете, Дердлс?

ДЕРДЛС. Да ничего, сэр, вот только гробматизм одолел, ну да это уж так и быть должно.

ДЭЧЕРИ. Ревматизм, вы хотите сказать.

ДЕРДЛС. Нет, я хочу сказать гробматизм, сэр. Это не то, что просто ревматизм, это штука совсем особая. Вот вы попробуйте-ка встать зимним утром еще затемно да сразу в подвалы, да повозиться там, среди гробов, до вечера, тогда сами поймете, что Дёрдлс хотел сказать. Вы только гляньте на эти гробницы и склепы. Все в целости и сохранности, сэр, и все Дердлсова работа. Это что! Мне и не то случалось делать. Дёрдлс может, постукивая молотком по стене склепа определить, один ли покойник там захоронен или два и насколько они уже истлели.

ДЭЧЕРИ. Удивительно! И вы можете показать, как это делаете?

ДЕРДЛС. Проще простого. Допустим, этот вот молоток – это стена – моя работа. (Постукивает молотком.) Два фута: четыре; да еще два; шесть. В шести футах за этой стеной лежит миссис Сапси.

ДЭЧЕРИ. Миссис Сапси?.. И что же вы можете сказать?

ДЕРДЛС. Так, так, интересно. В этом шестифутовом пространстве, скажу я вам, сэр, еще что-то есть! В склеп кто-то лазил. Там лежит нечто, чего раньше не было. И что же вы думаете?

ДЭЧЕРИ. Надо это дело расследовать.

КРИСПАРКЛ. В склепе найдут кольцо матери Розы, которое Грюджиус вручил Эдвину, чтобы тот надел на палец невесты. По нему Роза и сумеет опознать, чье это было тело. Но даже эта страшная находка не может полностью изобличить Джаспера. Дэчери встречается со старухой, курящей опиум, которая следит за Джаспером.

ДЭЧЕРИ. Здравствуйте. С добрым утром. Ну что, видели вы его?

СТАРУХА. Видела, милый, видела. Нагляделась!

ДЭЧЕРИ. Вы его знаете?

СТАРУХА. Его-то? Ого! Уж так-то знаю – получше, чем все эти преподобия вместе взятые. А ежели дашь мне три шиллинга шесть пенсов, я тебе что-то скажу. А не дашь трех шиллингов шести пенсов, так и ничего не давай, ни медного грошика.

ДЭЧЕРИ. Держите, мэм.

СТАРУХА. Спасибо, дай тебе бог. Этот, джентльмен из Клойстергэма! Недаром я поклялась, что его не упущу!

ДЭЧЕРИ. Почему вы преследуете его?

СТАРУХА. Почему? Ты спрашиваешь, почему? Его отец был гордецом и смазливым красавцем. Когда-то он бросил свою любовницу и забрал с собой ребенка, плод их несчастной любви... Прошло много лет, прежде чем бог наказал его – он умер, этот бродяга и искатель приключений! Но остался сын, жертва порочных влечений, заложенных в его крови. И вот, в один прекрасный день он приходит в курильню, которую содержит бедная, преждевременно состарившаяся от горя женщина. Он и не подозревает, что перед ним его мать, зато она сразу его узнала. Так пусть же сын пострадает за грехи отца, разбившего ее жизнь.

ДЭЧЕРИ. Так эта несчастная – вы?

СТАРУХА. Да. И я преследую его, чтобы отомстить! Я подслушала его бессвязные разговоры в курильне: он уже сделал то, что хотел сделать. Тот, кого звали Нэд, был им убит. Я жажду мщения. И месть моя будет страшна. Я донесу на этого подлеца и стану грозной свидетельницей против него.

КРИСПАРКЛ. Таким образом, для Дэчери тайна уже начнет проясняться. Но и уже имеющихся улик пока еще недостаточно, чтобы предъявить обвинения Джасперу.

ДЖАСПЕР. Добрый день, мистер Грюджиус. У вас есть какие-нибудь новости?

ГРЮДЖИУС. К сожалению, никаких, мистер Джаспер. Я приехал, собственно, затем, чтобы прояснить одно обстоятельство, касающееся вашего племянника.

ДЖАСПЕР. Бедный Нэд! Мой дорогой мальчик! Что такое?

ГРЮДЖИУС. Конечно, я мог бы догадаться, что своим визитом я причиню вам боль, зная, как вы были привязаны к мистеру Друду. Но хочу уверить вас, что я предпринимаю этот шаг только из чувства долга перед прекрасным созданием, чьим опекуном я являюсь.

ДЖАСПЕР. Что такое? Я готов выслушать вас.

ГРЮДЖИУС. Выполняя возложенное на меня поручение, я передал мистеру Эдвину Друду, незадолго до его исчезновения, кольцо с бриллиантами и рубинами.

ДЖАСПЕР. Кольцо?

ГРЮДЖИУС. Это кольцо он должен был надеть на палец мисс Розе, в том случае, если их помолвка, счастливо протекая, будет близиться к завершению. Если же события развернутся иначе, оно должно быть возвращено мне. Однако мистер Эдвин не надел это кольцо на палец мисс Розе и не вернул его мне. Значит, к моменту своего исчезновения оно еще было при нем. Было ли вам известно о существовании кольца, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. К сожалению, я с болью в сердце понял, что мой дорогой мальчик не был вполне откровенен со мной, несмотря на мою бесконечную любовь к нему. Ах, если бы я мог раньше узнать об этом!

ГРЮДЖИУС. А я питал слабую надежду, что, возможно, мистер Эдвин Друд, передал кольцо вам. Приношу свои извинения, мистер Джаспер.

ДЖАСПЕР. Значит, у Эдвина в сочельник было при себе золотое обручальное кольцо. Скорее в склеп, чтобы изъять эту страшную улику...

КРИСПАРКЛ. Проникнув в склеп, Дэчери обнаружит кольцо и дождется здесь Джаспера. Кольцо, предъявленное Джасперу, заставит его во всем признаться. Джаспер поднимется с Дэчери вверх на башню, показывая путь, который прошел с Эдвином. А внизу, у подножья башни собора, его будут ждать друзья Розы и полиция. Затем последуют арест и, возможно, самоубийство Джаспера с помощью яда. Роза, очевидно, выйдет замуж, но «Тайна Эдвина Друда» навсегда оставит трагический отпечаток в ее душе. И в эпилоге две прелестные молодые женщины в окружении не менее прелестных детей (из которых одного, конечно, зовут Эдвином) и в сопровождении старого Грюджиуса навещают скромный могильный памятник, напоминающий о бедном юноше, павшем жертвою жестокости и коварства.

Версия вторая: Эдвин Друд спасся

КРИСПАРКЛ. Накануне рождества Эдвин Друд и Невил Ландлес ужинают у Джаспера. На ужине Эдвин был опоен Джаспером каким-то дурманящим снадобьем – возможно опиумом.

ДЖАСПЕР. Ну, с рождеством, дорогие мои! Когда же и мириться, как не в такой день! Надеюсь, мы и так понимаем друг друга и отныне между вами мир. Так, что ли?

ЭДВИН. Что касается меня, Джек, то я больше не сержусь.

НЕВИЛ. Я тоже. Но если бы мистер Друд знал мою прежнюю жизнь, он, возможно, понял бы, почему резкое слово иногда режет меня как ножом.

ДЖАСПЕР. Знаете, пожалуй, лучше не вдаваться в подробности. Мир так мир, а ставить условия – это как-то невеликодушно. Вы слышали, мистер Невил, что Нэд добровольно и чистосердечно заявил, что больше не сердится. А вы, мистер Невил? Скажите – добровольно и чистосердечно, – вы больше не сердитесь?

НЕВИЛ. Нисколько, мистер Джаспер.

ДЖАСПЕР. Ну, стало быть, и кончено. Давайте выпьем за то, что никогда уж не станем поминать старое! А теперь мы с чистой совестью пожмем друг другу руки.

КРИСПАРКЛ. В ночь разразилась буря.

Слышно, как гремит гром, свистит ветер и соборные часы начинают бить двенадцать часов.

В полночь оба молодых человека отправляются к реке посмотреть на нее. После того, как они расстались, Невил возвращается домой, путь Эдвина лежит в другую сторону, к арке над воротами. Джаспер приступает к осуществлению своего плана. У собора он перехватил Эдвина и придушил его шарфом.

ДЖАСПЕР. Эй, Дёрдлс! Вы готовы сегодня предпринять прогулку среди гробниц, склепов, башен и развалин.

ДЕРДЛС. Готов, мистер Джаспер. И пусть стариканы выходят наружу, коли посмеют, когда мы станем ходить среди их могил. У меня против них храбрости хватит!

ДЖАСПЕР. Не из бутылки ли вы ее почерпнули? Или она у вас своя, прирожденная?

ДЕРДЛС. Что из бутылки, что своя – это все едино. У меня обе есть.

ДЖАСПЕР. И все-таки, думаю, пара глотков не будут лишними!

ДЕРДЛС. Да, славный коньячок, мистер Джаспер!

ДЖАСПЕР. Надеюсь, что славный.

ДЕРДЛС. А стариканы-то не показываются, а, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. И хорошо делают. А то если бы они вечно путались среди живых, так в мире было бы еще меньше порядка, чем сейчас.

ДЕРДЛС. Да, путаница была бы изрядная. Ведь сегодня сочельник, не так ли, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. Да, сочельник. А почему вы об этом спрашиваете, Дердлс?

ДЕРДЛС. Сейчас я вам скажу. Дайте только уложить фляжку как следует. Так! Теперь все в порядке. Как и в прошлый сочельник, забрался я в подземелья собора, чтобы проспаться после выпивки, как оно и положено на праздниках. Вдруг сквозь шум ветра доносится до меня один единственный, пронзительный, отчаянный крик – похожий на призрак вопля, похожий на вой собаки, не приведи господи. Понимаете, мистер Джаспер, Дёрдлс слышит что-то — и сам не знает что. А вы ничего такого не слышали?

ДЖАСПЕР. Да вы в своем уме? Я думал, вы не такой человек.

ДЕРДЛС. Я тоже так думал... (Засыпает.)

КРИСПАРКЛ. Усыпив Дёрдлса, он добыл у него ключи. Думая, что юноша мёртв, Джаспер снимает с него часы и булавку для галстука, относит его в склеп миссис Сапси, забрасывает тело известью, а затем подкидывает ключ Дёрдлсу.

ДЕРДЛС. Эй! Который час?

ДЖАСПЕР. Слушайте, сейчас будут бить часы на башне.

ДЕРДЛС. Два! Зачем же вы меня опять не разбудили, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. Я будил. Но я с таким же успехом мог будить ваших стариканов.

ДЕРДЛС. Мой ключ от склепа миссис Сапси! Я опять выронил его.

ДЖАСПЕР. И снова тысячу раз благодарю Вас за любопытную и интересную ночь.

ДЕРДЛС. Спокойной ночи, мистер Джаспер.

КРИСПАРКЛ. Джаспер бросает все снятые с Эдвина драгоценности в реку, как раз в том месте, где мистер Криспаркл, любитель купанья и отличный пловец, скорее всего их найдет, и возвращается домой в полной уверенности, что преступление совершилось так, как было задумано. Но Эдвин был еще жив, и, возможно, как раз ожоги извести и привели его в чувство. Буря свирепствует. Сквозь шум ветра доносится один-единственный, пронзительный, отчаянный крик – похожий на призрак крика, похожий на вой собаки. Дёрдлс снова, как в прошлый сочельник, услышав призрак вопля, решился обстукать склеп, откуда вопль исходил.

ДЕРДЛС (постукивает молотком). Два фута: четыре; да еще два; шесть. В шести футах за этой стеной лежит миссис Сапси. Так, так, интересно. В этом шестифутовом пространстве, скажу я вам, еще что-то есть! Наверное, ребята мистера Дёрдлса забросили сюда какую-нибудь дрянь. В склеп кто-то лазил. Там лежит тело, которого раньше здесь не было. Надо это дело проверить.

КРИСПАРКЛ. Открыв дверь склепа, мастер надгробий вытащил полуживого юношу. Прожженная известью одежда вместе с кольцом, видимо, осталась в склепе. Единственным желанием Эдвина было, конечно же, бежать скорее от всех этих ужасов. Дёрдлс по просьбе Друда или по собственному почину, понимая, что дело нечисто, решил молчать обо всем происшедшем. Добравшись до Лондона, Эдвин сообщил обо всем Грюджиусу.

ГРЮДЖИУС. К сожалению, на основании ваших показаний, мистер Эдвин Друд, вашего дядю, мистера Джаспера осудить нельзя.

ЭДВИН. Да, мистер Грюджиус. У меня сохранились лишь самые смутные воспоминания обо всем, что случилось со мной в ночь сочельника. Более или менее реальные воспоминания начинаются у меня лишь с момента пробуждения в склепе.

ГРЮДЖИУС. Что же можете вы в таком случае предъявить своему убийце? Где доказательства связи между Джаспером и тем, что вы оказались в склепе? Какой судья решится вынести приговор на основании смутных бредовых ощущений?

ЭДВИН. Я понимаю, что нужны более веские улики, подтверждающие покушение на убийство, нежели смутные воспоминания, сохранившиеся в моей памяти.

ГРЮДЖИУС. Между тем мне ясно, что Джаспер – опаснейший злодей и во что бы то ни стало должен быть обезврежен. Как лучше нам поступить? Открыть ваше спасение и предоставить Джасперу возможность оправдаться.

ЭДВИН. Мой дядя, несомненно, сумеет сделать это, а все относящееся к себе объявив бредом моего расстроенного воображения.

ГРЮДЖИУС. Да еще, пожалуй, попытается свалить всю вину на мистера Ландлеса.

ЭДВИН. Или лучше поддержать версию о моем убийстве, убедив преступника в его безнаказанности?

ГРЮДЖИУС. Конечно, мистер Джаспер будет действовать куда смелее, если будет думать, что вы, мистер Эдвин мертвы. Решено: мы никому не станем открывать тайну вашего чудесного спасения и начнем слежку за нашим врагом.

КРИСПАРКЛ. Друд в обличии Дэчери приезжает в Клойстергэм. Эдвин обращается к Дёрдлсу и Депутату, так как они были на кладбище в ту роковую для него ночь. Дёрдлс рассказывает все, что знает, и о предшествующих встречах с Джаспером во время странного путешествия, и о встрече с ним в сочельник. Его рассказ – улика против преступника, однако улика недостаточная. Дёрдлс может утверждать лишь самый факт встречи с Джаспером. Что-то может добавить Депутат – это тоже косвенная улика, подтверждающая то, что ночью в сочельник Джаспер был на кладбище. Встреча со старухой также чрезвычайно важна для Друда.

ДЭЧЕРИ. Здравствуйте. С добрым утром. Ну что, видели вы его?

СТАРУХА. Видела, милый, видела. Нагляделась!

ДЭЧЕРИ. Вы его знаете?

СТАРУХА. Его-то? Ого! Уж так-то знаю – получше, чем все эти преподобия вместе взятые. А ежели дашь мне три шиллинга шесть пенсов, я тебе что-то скажу. А не дашь трех шиллингов шести пенсов, так и ничего не давай, ни медного грошика.

ДЭЧЕРИ. Держите, мэм.

СТАРУХА. Спасибо, дай тебе бог. Этот, джентльмен из Клойстергэма! Недаром я поклялась, что его не упущу!

ДЭЧЕРИ. Почему вы преследуете его?

СТАРУХА. Почему? Ты спрашиваешь, почему? Его отец был гордецом и смазливым красавцем. Когда-то он бросил свою любовницу и забрал с собой ребенка, плод их несчастной любви... Прошло много лет, прежде чем бог наказал его – он умер, этот бродяга и искатель приключений! Но остался сын, жертва порочных влечений, заложенных в его крови. И вот, в один прекрасный день он приходит в курильню, которую содержит бедная, преждевременно состарившаяся от горя женщина. Он и не подозревает, что перед ним его мать, зато она сразу его узнала. Так пусть же сын пострадает за грехи отца, разбившего ее жизнь.

ДЭЧЕРИ. Так эта несчастная – вы?

СТАРУХА. Да. И я преследую его, чтобы отомстить! Я подслушала его бессвязные разговоры в курильне: он уже сделал то, что хотел сделать. Тот, кого звали Нэд, был им убит. Я жажду мщения. И месть моя будет страшна. Я донесу на этого подлеца и стану грозной свидетельницей против него.

КРИСПАРКЛ. У Друда есть показания Дёрдлса, есть показания старухи, есть собственные воспоминания Эдвина, – и все-таки недостает последней неотразимой улики, которая сделала бы невозможными любые попытки Джаспера уйти от правосудия. Здесь-то на помощь приходит кольцо.

ДЖАСПЕР. Добрый день, мистер Грюджиус. У вас есть какие-нибудь новости?

ГРЮДЖИУС. К сожалению, никаких, мистер Джаспер. Я приехал, собственно, затем, чтобы прояснить одно обстоятельство, касающееся вашего племянника.

ДЖАСПЕР. Бедный Нэд! Мой дорогой мальчик! Что такое?

ГРЮДЖИУС. Конечно, я мог бы догадаться, что своим визитом я причиню вам боль, зная, как вы были привязаны к мистеру Друду. Но хочу уверить вас, что я предпринимаю этот шаг только из чувства долга перед прекрасным созданием, чьим опекуном я являюсь.

ДЖАСПЕР. Что такое? Я готов выслушать вас.

ГРЮДЖИУС. Выполняя возложенное на меня поручение, я передал мистеру Эдвину Друду, незадолго до его исчезновения, кольцо с бриллиантами и рубинами.

ДЖАСПЕР. Кольцо?

ГРЮДЖИУС. Это кольцо он должен был надеть на палец мисс Розе, в том случае, если их помолвка, счастливо протекая, будет близиться к завершению. Если же события развернутся иначе, оно должно быть возвращено мне. Однако мистер Эдвин не надел это кольцо на палец мисс Розе и не вернул его мне. Значит, к моменту своего исчезновения оно еще было при нем. Было ли вам известно о существовании кольца, мистер Джаспер?

ДЖАСПЕР. К сожалению, я с болью в сердце понял, что мой дорогой мальчик не был вполне откровенен со мной, несмотря на мою бесконечную любовь к нему. Ах, если бы я мог раньше узнать об этом!

ГРЮДЖИУС. А я питал слабую надежду, что, возможно, мистер Эдвин Друд, передал кольцо вам. Приношу свои извинения, мистер Джаспер.

ДЖАСПЕР. Значит, у Эдвина в сочельник было при себе золотое обручальное кольцо. Скорее в склеп, чтобы изъять эту страшную улику...

ЕЛЕНА. А каким эффектным предстал бы финал «Эдвина Друда» с Еленой в обличии Дика Дэчери!

КРИСПАРКЛ. Джаспер решается отправиться в склеп, чтобы изъять кольцо, эту, столь опасную для него, улику. Сейчас он возьмет кольцо – единственное, что может его изобличить, и будет в полной безопасности. В эту последнюю, роковую ночь, когда встретятся живые и мертвые, все герои собираются в Клойстергэме: Эдвин, чье появление тотчас сняло с Невила Ландлеса смертный приговор, сам Ландлес, Грюджиус, Роза, Дэчери – Елена. Джаспер уверен в себе, но он входит в склеп, все-таки содрогаясь, вероятно, при мысли, что увидит останки Эдвина; луч фонаря скользит по полу, по гробу миссис Сапси, по истлевшей одежде... и выхватывает фигуру Эдвина, стоящего на том самом месте, где в сочельник лежало его бездыханное тело.

ЭДВИН. Твое путешествие подошло к своему завершению, милый дядя!

ДЖАСПЕР. Нэд! Ты же мертв!

ЭДВИН. А знаешь, дядя, я ведь не совсем уверен, что вернулся в мир живых.

КРИСПАРКЛ. Не помня себя от ужаса, потрясенный Джаспер выбегает из склепа и видит Невила Ландлеса, по его убеждению уже повешенного по приговору суда. Он кидается прочь – и наталкивается на Розу. Обезумев, не сознавая, что делает, разоблаченный преступник ринулся по винтовой лестнице ведущей на башню, преследуемый своими жертвами.

ЕЛЕНА. Дэчери первым бросился за ним, первым выбежал на площадку.

КРИСПАРКЛ. Джаспер схватил своего преследователя, пытаясь скинуть его вниз.

ДЖАСПЕР. Я не поколебался убрать с дороги самого близкого и дорогого мне человека, так пощажу ли я кого-то другого.

КРИСПАРКЛ. Седой парик слетел с головы Дэчери, чудные черные кудри растрепались на ветру.

НЕВИЛ. Еще секунда – и девушка была бы сброшена, но Невил выхватил сестру из рук злодея и сам вместе с ним обрушился с высоты, где один неверный шаг может привести к гибели...

КРИСПАРКЛ. Спустя год в конторе Грюджиуса у горящего камина за стаканами веселого искристого вина собрались Роза, Эдвин Друд, загорелый молодой инженер, приехавший из Египта, и ваш покорный слуга. Я рассказал, что Елена все еще безутешна и всю свою жизнь посвятила благотворительности. Она верная моя помощница в делах милосердия, и весь Клойстергэм благословляет ее имя...