01 Максимова Елизавета

Максимова Елизавета, МАОУ гимназия №55 им. Е.Г. Вёрсткиной г. Томска

УЛИЦА, ИЛИ ЗАПАХИ ДУШИ

Ещё до того как древние люди овладели речью и научились изготавливать орудия труда, область мозга, расположенная в глубине височных долей, уже была хорошо развита. Эта часть мозга «отвечает» за сон, голод, жажду, память, а также за обоняние, так как для первобытных людей чувство обоняния было обязательным условием и личного выживания, и выживания всего племени. Запах вел в нужном направлении охотников или собирателей и указывал на источник пищи, будь это дикое животное или съедобное растение. Запах предупреждал о появлении хищников или о враждебных племенах, поджидающих в засаде. Шли годы, летели столетия, и человек всё реже и реже обращался за помощью к этой части мозга. Но мир не перестал «пахнуть», источать ароматы. А современный человек, утоляя жажду или принимая пищу, добытую отнюдь не на охоте, а в соседнем супермаркете, забыл, что через пищу он воспринимал стихию Земли, через воду — стихию Воды, через свет — стихию Огня, а через запахи — стихию Воздуха. Именно таким образом человеческие существа связаны со всей Вселенной в единое гармоничное целое. Еда и вода — Земля и Вода — как бы связывают их с миром матери, миром физическим. Через запах же люди воспринимают стихию Воздуха, относящуюся к сфере духа. Через запахи человек может воспринимать уникальный мир души...

На страницах старых пыльных книг или в памяти народа хранятся удивительные легенды. Люди живут на разных континентах, имеют разный цвет кожи, отличаются менталитетом, но у каждого народа есть похожие сказания. Я поведаю вам одну такую историю: расскажу о чудесной улице. О ней не любят говорить вслух, бояться забрести на неё днём, но грезят по ночам.

Такая улица есть в любом городе мира, но Человек всегда оказывается на этой улице случайно, неожиданно для самого себя. И вначале его окутывает запах страха (тонкий, но неотвязный), потому что улица абсолютно пустынна. И это странно, так как дома, стоящие на ней, новы и просто великолепны: ни один дом не похож на другой и кажется «пришельцем» из другой эпохи или страны. Деревья величественны, а кустарники причудливо подстрижены. Но ни одного звука, ни одного шороха....

Потом запах страха улетучивается, и человека останавливает самый приятный и такой родной, ЕГО запах. В нём «просыпается» ТОТ, который когда-то жил в гармонии с четырьмя стихиями, и к нему возвращается способность чуять, обонять весь мир и СЕБЯ. Здесь он не просто поймал свой запах, он нашёл свою, возможно потерянную, индивидуальность.

По какому же принципу «работает» эта чудесная улица? Да просто она наполняется запахами. Они (запахи) — это дверь в мир души, возможность увидеть СЕБЯ, «поговорить» со своими желаниями и мечтами. Человек, вдыхая их, ощущая даже кожей, открывает самого себя для себя. Не скажу, что каждый, оказавшись здесь, доволен собой, потому что не всякий, увы, нашёл своё место в жизни, счастлив в семье или в друзьях. Но, может быть, это и есть дарованная сверху возможность изменить жизнь, «починить» сломавшийся механизм существования?

Улица рождала запахи, соединяя чувства и впечатления. Запах корицы переплетался с воспоминаниями о первой рождественской ёлке и таком желанном, сладком вкусе весенних облаков, до которых так сложно дотянуться. Всё самое прекрасное и ожидаемое сплеталось в ленты счастья и поражало в самое сердце. Человек наполнялся жизненной энергией до краёв и мог трансформировать любой запах в тот, который ему необходим, превращал «неприятное» в «приятное», а затем просто сам «соединялся» с запахом. Противоречивые мысли начинали покидать сознание, а их место занимать спокойные, возвышенные.

Уставший, измученный многочисленными нерешёнными проблемами Человек останавливался и прислонялся к прохладе мраморной стены. Чьи-то невидимые руки совсем рядом с лицом начинали чистить апельсин, и апельсиновая пыль попадала в нос, на щёки, пропитывала волосы. А пальцы-невидимки уже мяли листья лимона. Соединившись, запах апельсина и лимона прогонял прочь депрессию, страх, который терзал его долгие дни и ночи. И к нему наконец-то приходило то, самое верное, решение, которое так долго он не мог найти. Другой, присаживался на резную скамейку, и невидимая шапочка из запаха лаванды тихо покрывала его голову, давление понижалось, кровь переставала биться в висках, желание жить и творить возвращалось. Робкий, нерешительный (такой, как Принц из фильма-сказки «Золушка») вдруг оказывался на нежно-зелёной лужайке, где каждая изумрудная травинка что-то шептала, звала прохожего прилечь. И, подчиняясь этому беззвучному призыву, человек опускался на травяной ковёр, запах перечной мяты холодил спину, «бродил» по лбу, тёрся о щёки, разминал мочки ушей и втирался в виски. Попав в западню мятного аромата, человек понимал, что решительный разговор с заведующим лаборатории просто неизбежен. Да, он готов доказать, что именно его изобретение поможет людям бороться с клетками рака, а «хрустальным» детям возвращать способность бегать, прыгать, обнимать крепко своих близких...

Человек мог идти по этой старой улочке, вслушиваться в стук собственного сердца и забывать имя и прошлую жизнь, мечтать...

Но у этой улицы был один существенный минус. Чем дольше находился человек на ней, тем большую плату ему приходилось платить. Плату улица «брала» на выходе. Как человек, пробудившийся ото сна, находится ещё некоторое время в лёгком замешательстве, так и выход в открытый мир заставлял путника очнуться от сладких грёз, и не для всех это было приятно. Да и разве приятно осознавать, что ТЫ прожил не свою жизнь? Что всё время боялся или был несправедливо жесток? Такие резкие перемены могут сбить с ног, лишить дара речи или просто перепутать сознание. Другой понимал вдруг, что жизнь его достойна, что ему есть чем гордиться, что он... Ой—ой, остановись! Не подхватил ли он на этой улице вирус гордыни, вдыхая острый запах камней, ударившихся друг о друга?

Попадая на эту улицу, человек открывает свою душу, лечит её забытыми запахами счастья, покоя, восторженности и уверенности. Улица способна раскрыть все сокровенные тайны тебе же самому, вывернуть душу наизнанку и показать её не внешнему миру, а самому человеку, открыть свет (или тьму?) его собственного сердца.

Она тихо тащилась по улице по направлению к дому. Именно тащилась, потому что снова боль внезапно напала на неё, когда она уже подходила к Дому творчества, где должен был состояться конкурс чтецов. Она выбрала такое замечательное стихотворение Р.Гамзатова, поэта, ей совсем пока незнакомого. Стихотворение о маме, нежное, тревожное. Простые, понятные по отдельности, слова соединялись в строки, строфы и наполнялись каким-то новым для неё смыслом, чувством неизбежной потери самого близкого, родного. Это чувство, к счастью, ещё не посещало её: она не теряла. Каждый день наоборот приносил новые знакомства, новые знания. Наверное, она переволновалась, поэтому атака боли оказалась успешной. Ей хотелось подняться на сцену, оглядеть слушателей-соперников и жюри, найти чьи-нибудь наполненные пониманием глаза и начать: «Воспеваю то, что вечно ново...»

Но боль оказалась снова победителем. Она сдавливала виски, стучала по затылку... И так всегда. Родные, друзья, учителя считают её умной, начитанной, с нестандартным мышлением, с большим потенциалом. Но она ни разу не победила ни в одном конкурсе, не стала отличницей (даже «тройки» с «двойками» заглядывают к ней на огонёк). Она иногда сочинительствует, её робкая Муза подбрасывает ей занимательные сюжеты, но развить их, наполнить жизнью героев ей не хватает... Чего ей не хватает? Терпения? Таланта? Жизненного опыта? Словарного запаса? Она и сама не знает. И так почти всегда: её ждёт команда — она забывает время, когда нужно приехать на лингвистический марафон; учитель готовил её к олимпиаде — она не пришла. Пишет новеллу на конкурс, работа затягивает, перебралась уже через кульминацию, близко конец... Но Муза «ушла на обед», и работа заброшена. А её ждали, хвалили яркость языка...

И каждый раз свою неявку, отсутствие, недоделанную работу можно легко объяснить: мигрень, головная боль не дала, помешала, лишила памяти. Друзья повозмущаются, учитель поворчит — и всё: причина-то уважительная.

И вот сегодня тоже можно сослаться на боль. Она продолжает тянуть своё тело домой, но странно: не узнаёт места. Какие-то необычно-странные дома. Поразительно чистая улица. А главное — запах. Она любит этот запах книжной пыли. Она вообще любит книги: старые и новые, с картинками и без. Лучше, конечно, немножко или совсем фантастические. Он (запах) будто ведёт её за руку, и она оказывается возле небольшого магазинчика. Открывает тяжёлую, похоже, дубовую, дверь, попадает в полумрак помещения; сладкий, щекочущий запах книжной пыли и типографской краски заполняет всё помещение. Боль, словно испугавшись, ускакала в неизвестном направлении. Хо-ро-шо! Ноги сами подводят к правой полке, в руках оказывается странная книга Р.Райта «Наука о запахах». Она никогда не читает таких книг. Она готова упиваться романами о городах и путешествиях, а не о каких-то запахах. Но пальцы уже перевернули первые страницы, с которых обрушился целый ураган запахов. Они волновали, тревожили, успокаивали, наполняли сердце счастьем, которое сменялось тоской, тоска перетекала в желание что-то делать, возможно, даже подвиги совершать. Внезапно нахлынувшее геройство растворялось в запахе у-ми-ро-творения-я-я. Менялись запахи, менялось настроение, а в голове словно кто-то крутил картинки диафильма (она видела такие на даче у бабушки). И диафильм этот имел название «Её жизнь». И она действительно видела свою жизнь, и почему-то каждый кадр сопровождал запах боли. Это невозможно, но она видела своё рождение, чудесный запах материнского молока приводил в состояние блаженства, а рядом стоял запах боли. Подкрепившись мамиными соками, хотелось встать и идти, но запах боли и неизвестности остановил. И она пошла очень поздно, и это многие месяцы тревожило её родителей. Вот, научившись читать, она уже сама могла наслаждаться возможностью путешествовать по старому Вильнюсу, но она испугалась, что мама с папой будут меньше проводить с ней времени. А ей хотелось приковать их к себе, и она долгое время делала вид, что читает плохо.. Вот она забирается в пещеру: запах зелёной травы, жары остаётся снаружи - сырой запах неизведанного, таинственного тянет дальше, в темноту. Но запах страха за себя останавливает её. Она так и не увидела каменного орла, птицу- символ свободы, гордости, на потолке огромной пещеры. И так всю её недолгую (ведь ей всего 13 лет) жизнь. Она чего-то хотела, бралась за какие-то дела, но никогда ничего не доводила до конца. Она часто стала ловить на лицах людей, общавшихся с ней, разочарование. И даже её живой, острый, образный язык не восхищал собеседников, а скорее обижал. А вот боль приходила всё чаще, и за неё очень просто можно было спрятаться от проблем, больших и маленьких, творческих и вполне материальных.

Она резко захлопнула книгу, быстро вышла на улицу, присела на холодную скамью. Запах боли и страха присоседился рядом. Теперь она точно знала, что этот запах очень древний. Он родился давно, ещё во 2 веке н.э., когда древнеримский врач Гален провёл первые свои опыты над свиньёй. И с тех пор он «возмужал», «заматерел», можно сказать. Он сводит с ума, толкает на безумства, делает человека слабым, не позволяет ему раскрыться, заталкивает его в маленькую раковину, в угол. Улица, наполненная запахами, помогла ей признаться самой себе в трусости, в неспособности совершить поступок с большой буквы. Она поняла: надо спешить жить, а не откладывать её на потом. Какие простые истины. Почему же она открыла их только сейчас? Да это уже и неважно. Нужно бежать скорее домой, к родным, друзьям, к тем, кто требует и даёт. И не бояться, не прятаться за стеной боли, потому что она появлялась чаще всего, когда госпожа Лень или Неверие в себя брали верх. Она поднялась и побежала, она практически летела, а запах боли и страха остался где-то далеко позади. И пусть он затеряется в суете города, пусть его «заметёт» старательный дворник, смоет поливальная машина...

Улица почему-то не взяла никакой платы с убегающей девочки. И это правильно: ей только 13, намудрить со своей жизнью ещё не успела, её маленькие «предательства» одноклассников и самой себя не успели изменить личность. А потому — пусть бежит.