Фотографии этого проекта сделаны не мной, другим человеком. Автор фотографий – С. Виктор Николаевич. Фамилия не раскрывается, не приводится биография и другая информация по желанию автора.

Наверное, лучше сразу указать, что, к сожалению, Виктор Николаевич ушел из жизни, за год до написания этого текста, ему было шестьдесят три года.

Несколько лет назад мне пришлось десять месяцев поработать на одном из минских заводов-гигантов, неофициально, наладчиком технологического оборудования. Завод и оборудование находились не в лучшем, часто ужасном состоянии; продукция не отличалась качеством и востребованностью; повсеместно не хватало сотрудников; периодически производственные линии простаивали. Но в целом завод работал, работа шла по накатанной, по старинке. Мне весь процесс виделся бестолковым, бесполезным и вообще не нужным, однако в силу определенных причин надо было там работать. У наладчика работы обычно не много, а учитывая тотальную лень на заводе, бюрократию и волокиту, то работы было даже совсем мало, если в месяц раз пять пришлось поработать, что-то чинить, то это уже много, значит сложный месяц получился. На заводе естественно есть проходная, поэтому работники находились там “от звонка до звонка”. В общем, жизнь на заводе была очень вялотекущая, однообразная, бессмысленная и было мучительно скучно.

В нашем цеху работало пять наладчиков, один парень лет тридцати пяти, я - самый молодой, остальные – предпенсионного и пенсионного возраста. Целыми днями мы седели у себя в кабинете, “каморе”, выходя только в туалет и на обед, занимались кто чем: просто сидели, спали, курили, смотрели телевизор, можно за старым компьютером разложить пасьянс, книжку почитать, в мобильнике поковыряться. С утра боролись с голодом и ждали обеда, после обеда боролись со сном и ждали конца смены, пяти часов.

Как-то, совершенно случайно, я узнал, что один из старших наладчиков фотографирует в свободное от работы время, вроде как хобби такое. Без особого интереса, скорее от нечего делать я расспросил, что и как он там фотографирует. И вот оказалось, что Виктор Николаевич фотографирует на пленку, точнее на слайд и отнюдь не свою семью, родственников и так далее, а фотографирует “художественно”. И вот тут уже стало интереснее. Оказывается Виктор Николаевич занимается этим уже очень давно, с тридцати лет и все время снимает на слайд и все время “художественно”. Он так и говорил: “Я фотографирую художественно, у меня художественная фотосьемка”. Говорил он это уверенно, однако в тоже время с опаской, с боязнью быть непонятым.

Так совпало, что в то время я тоже фотографировал на слайдовую пленку. И у нас появилась, таким образом, интересная тема для разговоров и общения. На вызовы по работе мы стали ходить еще реже, Виктору Николаевичу как уважаемому и старому работнику позволялось это, мне, как не официальному – прощалось. Общались по технически-химическому вопросу (снимать на слайд и самому проявлять пленку – довольно не просто), говорили о творчестве и вообще о жизни. Виктор Николаевич стал приносить свои слайды, я – свои и мы их смотрели, обсуждали. За долгие годы, а может и за все время я был единственным человеком из окружения Виктора Николаевича, кому была по-настоящему интересна его “художественная фотосьемка”, его творчество. Ни в каких фотоклубах, объединениях, союзах он никогда не состоял, на фотовыставки ходил очень редко, своих выставок у него, понятное дело, тоже не было. Да и показывал он свои слайды считанному количеству людей: жена видела, сыну в детстве показывал, некоторые родственники видели, один друг с завода и вот я еще смотрел.

Виктор Николаевич фотографировал в свободное от работы и семейных дел время, засиживался ночами в ванной, проявлял и сам же потом в одиночестве смотрел свои слайды. Он объяснял так (из записи на диктофон мобильного телефона; говор-трасянка исправлен, слова-паразиты и редкая ненормативная лексика удалены):

“Ну я вот фотографирую. Мне это интересно. Раньше это называли хобби, много у кого какое-нибудь хобби было, сейчас такого нет, сейчас хобби – телевизор смотреть, ну может у мужиков рыбалка еще бывает только если. В советское время много кто фотографией увлекался, но большинство – черно-белой ручной и для семейной съемки. Я все время на слайд и семью очень мало фотографировал, если торжество большое или когда на юг, например, ездили. У меня с десяток, чуть больше, советских книг по фотографии, покупал, читал. Про художественную сторону в них мало, в основном по техническим и химическим вопросам все. Искусством интересовался, а именно кино и музыкой, но для советского человека это было в ограниченном количестве. Живопись смотрел у нас в музеях и один раз по музеям в Ленинграде ходил. … Я занимаюсь художественной фотосьемкой. То есть, я, вот фотографирую так, какое у меня настроение, состояние и что мне интересно. Оно, то что фотографирую, мне нравится, оно как бы мне близко, на душу ложится и хочется его запечатлеть и сохранить. Потом, когда смотрю свои слайды, то вспоминаю места, что думалось тогда, какое было состояние, какая вообще была тогда жизнь. Каждый слайд могу вспомнить где снимал, что было, они у меня в мозгу, в душе впечатаны, остаются навсегда. … А если это все лично мое, мои мысли и чувства, я только это знаю и понимаю, так зачем другим показывать? А когда показываешь – это как кусок от себя живьем рвешь. И вот если человек безразлично, а то еще и насмешливо… К примеру для жены моей это все глупость, какие-то детские забавы у мужика, трата времени зря; поначалу она постоянно мне твердила что б ерундой типа не занимался, что б занялся делом, что взрослый мужик вроде, а потом свыклась – ну фигней занимается, так хотя бы не пьет тогда, ну пусть. … Поэтому и не показываю никому. Да и так чтобы это много кому было интересно, ну чтобы выставку сделать, мне кажется такого нет, кому это может быть интересно?.. ”

У Виктора Николаевича была огромнейшая коллекция слайдов. Но часть коллекции, это даже большая часть, погибла. Весь советский период утрачен (конец семидесятых, восьмидесятые, девяностые), слайды сгорели вместе с дачным домом. Когда это произошло, у Виктора Николаевича случился первый инфаркт, он очень сильно переживал и, вспоминая про это, всегда расстраивался. Сейчас остались только слайды конца девяностых, нулевых, начала десятых - это более тысячи слайдов. А до потери коллекция насчитывала больше десяти тысяч слайдов! Это при том, что “технический брак и неудачи композиции” не хранились, выбрасывались сразу.

“Когда пожар случился, когда слайды сгорели все, ни одного не осталось – я как будто жизнь потерял, как когда память вот теряют, когда склероз. Очень сильно переживал. Ладно дом, он щитовой был, дешевый, да и новый построить можно, а это ведь память, это же вся жизнь, и вообще исторический материал даже. До такого себя довел, что инфаркт случился, в больницу. … Потом долго-долго не фотографировал. В самом конце девяностых только опять стал заниматься. Тогда еще с материалами проблемно было, потому что ни пленки, ни химии не купить, ничего нет. Советского уже нет, наша промышленность не производит, иностранное как покупать, тут не продается. Повезло, что родственник один часто в Польшу ездил и в Германию, так оттуда и возил мне, он сам немного увлекался фотографией в юности, поэтому понимал что купит надо. В основном пленка и химия – Фуджифильм, была еще иногда химия Тетенал, иногда пленка Агфа и Кодак. Химия для проявки очень удобная, особенно Тетенал, это не то что самому мешать или Орво-процесс; три этапа всего у Тетенала, очень удобно, температуру только строго тридцать восемь градусов держать и все. Я полную ванную воды тридцать восемь градусов набираю, туда бутылки с химикатами – и получалось нормально. … Смотрел слайды раньше на диапроекторе, сначала был простейший, потом на автоматическом – Пеленг 500 Автомат, их по-моему до сих пор выпускают, у нас в Рогачеве. Но по качеству этот Пеленг был так себе, хоть и считались они лучшими в Союзе; с десяток семейных слайдов на них можно было глянуть, а так чтобы как я, помногу – перегревается, схема горит, ломается тоже механизм подачи. С Германии потом привез мне родственник тот штуку такую смотреть – Кайзер называется; как большое увеличительное стекло на подставке в корпусе, с экранчиком и лампой-подсветкой. Удобно: маленький, компактный, в розетку включил, сел за стол и смотри, никому не мешаешь, свет можно не выключать, увеличивает нормально”.

Все слайды у Виктора Николаевича были сложены в самодельные деревянные аккуратные ящики с плотно закрывающимися крышками. Все было подписано, указаны точные места съемок, дата, время, какие-то важные события, погода также указывалась.

Я не переставал удивляться тому насколько интересные у Виктора Николаевича картинки, мне они очень нравились. Кроме того часто я ловил себя на мысли, что мои и его фотографии похожи, особенно в композиции и выборе сюжетов. Только ведь я фотографировал, так скажем, со знанием и “пониманием”; у меня был практически неограниченный доступ к информации, я смотрел фотографов-классиков, общался с другими фотографами вживую и в интернете, работал с расчетом на демонстрацию снимков в виде публичного проекта. Виктор Николаевич же был один: делал все сам, из информации – только десяток советских книг, фотографировал для себя и был почти единственным зрителем своих снимков; при этом постоянно развивался, размышлял о своем творчестве, о том, что он делает и как, но особо не задавался вопросом зачем… Я думаю это чистое, искреннее, настоящее Творчество!

…

Через некоторое время я ушел с завода, но наведывался туда периодически к Виктору Николаевичу, показывал ему свои новые слайды, он мне с радостью показывал свои.

К своим слайдам я постепенно охладел, а Виктору Николаевичу стал предлагать сделать его личный фотопроект, выставку. Я объяснял ему, что есть много людей, кому его слайды, фотографии могут быть интересны. Он долго отказывался. Я настаивал, мне хотелось, чтобы эти фотографии увидели люди, чтобы о Викторе Николаевиче узнали.

“Мне это не надо. Понимаешь… Вообще не к чему мне это. То, что в советские времена снимал, то может еще и интересное, хотя бы с исторической точки, а так… Нет, не надо мне выставок и тому подобное, ничего этого. Я не боюсь, но незачем это, да и возраст какой уже. Нет, пусть со мной вместе закопают эти слайды потом и все…

…

И не уговаривай.

…

Ну если желание такое, так уж хочешь, то можешь что-то сделать, проект этот, но без меня. Слайды я тебе не отдам навсегда, а напечатать и показать можешь. Только от своего имени, ну можешь меня упомянуть, только без фамилии, и на выставку я, как автор, не приду конечно. … А лучше покажи там друзьям и знакомым – да и хватит на том”.

И я стал думать как можно сделать проект и организовать выставку.

…

Потом у меня навалилось много будничных, обыденных дел и проблем, было не до фотографии и искусства. К Виктору Николаевичу долго не заходил.

…

Прошло пол года где-то. Я разобрался со своими делами и уже опять стал думать о проекте. Подумалось, что неплохо было бы записать для проекта большое интервью с Виктором Николаевичем, не на камеру, а на диктофон с хорошим микрофоном; на диктофон наверное согласился бы. Спланировал и собирался через пару дней ему позвонить и зайти. Но не получилось… Позвонил его сын (представился) и сказал, что у Виктора Николаевича случился второй инфаркт и он умер. … Также он сказал, что ему мне нужно что-то передать. … Когда кто-нибудь из близких или знакомых умирает – это всегда потрясение, а когда остается к тому же и чувство недосказанности, то это еще труднее.

Я удивился, что сын мне позвонил, потому что с семьей Виктора Николаевича я не общался ни разу, не был знаком.

На следующий день мы встретились, и сын Виктора Николаевича передал мне потрепанную коробку из-под магнитофона. А в ней – слайды… В больнице Виктор Николаевич, видимо чувствуя, что скорее всего уже умирает, сказал, что если он умрет, то все слайды передать его другу и дал мой номер телефона.

Но слайды были не в деревянных ящиках, а просто сваленные в кучу. Я спросил все ли это и не знает ли он, где ящики и подписи. Сын ответил, что это все, переданное ему мамой. Я уговорил его поехать вместе домой, поискать ящики и посмотреть, не осталось ли больше слайдов. Поехали. Дома жена (вдова) Виктора Николаевича подозрительно на меня посмотрела и сказала, что слайдов других нет, это все, ящиков никаких не было, все что было – передали. Краем глаза я заметил как один из ящиков (стоял на окне) поменял применение и стал удобным средством для высаживания рассады помидор. Но я не стал больше уговаривать, настаивать, тем более спорить, я им никто, ни на что прав тут не имею.

Так у меня появились слайды Виктора Николаевича. Возможно не все из его новой коллекции (но большая часть точно) и без подписей. Единственное, что могу сказать – сняты все они в Минске, скорее всего в период с тысяча девятьсот девяносто восьмого по две тысяче двенадцатый год. Из них я отобрал по памяти лучшие и разместил в определенном порядке, по памяти – потому что выбирал те, что были лучшими, по мнению Виктора Николаевича, когда мы их вместе смотрели и обсуждали (либо помнил, либо старался выбирать лучшие так, как выбирал бы он; порядок следования слайдов тоже имел значение).

Все фотографии получены путем пересъемки слайдов прямо из устройства для просмотра, вьювера (я купил похожий на тот, что использовал Виктор Николаевич) с помощью цифровой фотокамеры без коррекции тона и цвета. Вьювер: https://drive.google.com/open?id=0B2mf2boROaYublZEMHhnQVBVN28

P.S.

У Виктора Николаевича была любимая песня, которую он любил петь на застольях. Мог три раза подряд ее спеть, пел искренне и печально. “Юрий Лоза - Плот”. Послушайте ее, мне кажется, настроение и смысл очень соответствуют жизни Виктора Николаевича и его творчеству.

Юрий Лоза - Плот: https://drive.google.com/open?id=0B2mf2boROaYuX0lCYUZBY19kZ0k

Максим Досько

Фотографии (слайды): https://drive.google.com/open?id=0B2mf2boROaYueEIxc0ZSYUNuLUk