Семенов Борис Владимирович

В борьбе с диверсантами

В Могилевскую межкраевую школу НКВД­-НКГБ СССР я был направлен Политуправлением Ленинградского военного округа в 1940 году сразу после окончания срочной службы в Красной Армии. Мне тогда было 24 года. Я располагал некоторым боевым опытом, приобретенным во время финской войны, имел среднее образование, носил военное звание старшины. Межкраевая школа в г. Могилеве, только что созданная по решению Советского правительства, должна была готовить кадры офицеров­разведчиков для армейских и территориальных органов государственной безопасности СССР.

Я учился в школе с сентября 1940 г. по июль 1941 г. Наибольший след в памяти оставило время, проведенное вместе с коллективом школы в рядах защитников Могилева в июне-­июле1941 года. Война для нас, курсантов, началась раньше, чем для всех. Еще в начале июня 1941 г. мы получили оружие и выехали на западную границу для ликвидации диверсантов, которых до начала военных действий гитлеровцы забрасывали в пограничные районы.

Нападение Германии на нашу страну застигло нас на обратном пути в школу. Понеся жертвы, мы вернулись в Могилев 25 июня. С этого дня началось наше участие в обороне города. В этот день образовались первые курсантские истребительные батальоны. Личный состав школы был построен и выведен за город в лесной лагерь для подготовки к боям. Нас разбили на подразделения, выделили командиров, поставили задачи. Старостам учебных групп и бывшим участникам финской войны поручили обучать не обстрелянных бойцов приемам маскировки, ведения разведки, самоокапывания, ползания по­-пластунски, и т.д. Тогда же мы получили винтовки и пулеметы. Находившиеся в заводской смазке, они нашими руками были разобраны, вновь собраны, смазаны, пристрелены.

Готовились мы к встрече с врагом энергично, хотя в душе считали, что немцев разобьют через неделю­две без нас, и мы вернемся в школу для сдачи государственных экзаменов. Однако в тот свой первый и очень длинный, боевой день мы поняли, что воевать все­-таки придется и нам. Мы занимались устройством лагеря и не заметили, как пролетел самолет. Услыхали лишь крики: «Парашютист!». Выскочив на опушку леса, мы увидели след догорающей зеленой ракеты, удаляющийся самолет и парашютиста. Медленно снижаясь, он строчил трассирующими пулями из автомата в нашу сторону. Наглость диверсанта нас возмутила. Мы готовы были броситься в лес ему навстречу. Однако в это время появился капитан Балабушкин, заместитель начальника 3 курса. Бывший пограничник, он призвал нас к спокойствию, сказал:

«Еще навоюетесь», – и, взяв из нас лишь десяток людей, бегом направился навстречу парашютисту. Диверсант был уничтожен. С этого дня стычки с парашютистами и диверсантами, которые во многих случаях были замаскированы под советских военнослужащих, занимали все наше время. Вели мы борьбу и с ракетчиками – вражескими лазутчиками, которые забрасывались к нам, чтобы наводить свои самолеты на наши важные цели. Ракетчиков было много. Тот, кто был под Могилевом летом 1941 года, помнит, как их зеленые сигналы перепоясывали вдоль и поперек ночной небосклон с появлением воздушных пиратов. Там, где сигнальные полосы скрещивались, – падали бомбы. Борьба с ракетчиками была трудной. Они тоже все одевались в одежду советских людей, и умело маскировались: в городе – на чердаках и в нежилых постройках, в лесу – в зарослях и ямах.

Помню, с тем же Балабушкиным мы как-­то вечером «прочесывали» лесок, из которого на наших глазах вылетела ракета. Исходив все вдоль и поперек, мы ничего не нашли. И, наверное, ушли бы ни с чем, если бы один из нас не наступил (в буквальном смысле слова) на диверсанта. Тот лежал в узенькой канавке, прикрываясь ветками. Одежда на нем была красноармейская, улик никаких. Сказал, что спал и ничего не видел. Что делать? Интуиция подсказывала, что перед нами враг. Но доказательств не было. И вдруг пришла мысль – осмотреть местность. Это привело к успеху: в нескольких метрах от неизвестного мы нашли, вернее, нащупали ракетницу и около десятка патронов. Они лежали в сумке из­-под противогаза на дне ямки, прикрытой сверху травой. Сигнальщику пришел конец. Его отправили в особый отдел.

Диверсанты вели себя невероятно самоуверенно и нагло, открыто нападали на военнослужащих, убивали их среди бела дня.

Как­-то наша автомашина с курсантами возвращалась с задания и в лесу была обстреляна автоматным огнем.

Стреляли двое. Цель противника состояла в том, чтобы напугать людей и посеять панику на пути их следования. Но на этот раз надежды врага не оправдались. Курсанты не бежали из­-под обстрела, а, остановившись, вступили с фашистами в бой. Стреляли из пистолетов по автоматным вспышкам и треску валежника. Энергичный натиск закончился успешно. Диверсанты были уничтожены, но и мы понесли потери. Оказался убитым курсант Дежуров, были легкораненые. Этот бой многому нас научил, собственным опытом мы познавали тактику сражения в условиях нападения врага из­-за угла. Мы поняли, что нужно лучше вооружаться – иметь автоматы и гранаты, повышать боевое мастерство, бдительность.

Помню, курсант Белков мне рассказывал, что перед его группой, обнаружившей десант в воздухе, была поставлена задача: взять пленных. Исходя из этого, курсанты построили соответствующую тактику боя. Они дали десанту приземлиться, и стали его окружать на большой, заросшей кустарником территории. Однако действовали нерешительно, рано себя обнаружили и позволили противнику выскользнуть и разбежаться. После этого ничего не оставалось, как догонять каждого в отдельности и расстреливать. Значительный перевес в силах не принес нам ожидаемого успеха. Пятеро бандитов было убито, трое скрылись. Эта история, вполне обычная для того времени, на этом не кончилась и получила неожиданное продолжение. Дело в том, что на второй день курсанты обнаружили беглецов. Их нашли мертвыми на обочине дороги близ деревни в районе недавнего боя. В ближайшем доме нам сообщили, что колхозники наблюдали за схваткой курсантов с немецким десантом и видели, куда бежали и где спрятались уцелевшие бандиты. Ночью колхозники их «накрыли» и добили. Все они, раненные после боя с курсантами, пытались оказать сопротивление.

Так мирные сельские жители встречали непрошеных гостей на своей земле. Ничего не скажешь: встречали вполне достойно.

Кроме участия в операциях против парашютистов, я работал в заградительном отряде под руководством начальника 3­-го курса ст. лейтенанта Васильева. Заградительные отряды курсантов (их было несколько) проделали большую и, крайне нужную, в то время работу. Расположенные на всех дорогах от Могилева на восток и север, они контролировали движение людей и транспорта. С запада тогда шла масса гражданских беженцев, шли также раненые, бойцы, отступавшие небольшими группами и выходившие из окружения. Шли и подозрительные люди. Отбившихся от своих частей красноармейцев мы направляли на сборный пункт близ Луполово, где создавались новые подразделения. Среди тех, кто внушал недоверие, проводили определенную фильтровочную работу. Цель ее – выявить вражеских лазутчиков, которые, маскируясь под советских людей, пытались проникнуть в глубь нашей страны. Попадались диверсанты довольно часто. Помню, наряд курсанта Шантгая задержал неизвестного в поношенном кожаном пальто, надетом чуть ли не на голое тело. Прикидываясь беженцем из Бобруйска, он оказался немецким агентом. Разоблачили его сравнительно легко. Убедились, что он не знает города, жителем которого себя считает, и предложили показать карманы. В них нашли оружие и обратный пропуск к своим хозяевам на небольшом куске ткани, пришитом к подкладке. Враг проиграл. Обыкновенный случай он, однако, запомнился мне своим необычным, но характерным для того суматошного времени финалом. Тогда всех подозрительных мы направляли на Луполово для окончательной проверки. И на этот раз решили поступить также. Но случилось неожиданное. Когда на шоссе по нашему требованию остановилась попутная легковая автомашина, задержанный сбил с ног охранявшего его курсанта и, бросившись к машине, закричал благим матом: «Уезжайте, здесь немцы!». Пользуясь замешательством и наступившими сумерками, он пересек шоссе и скрылся в зарослях. Автомашина поспешно ушла. Мы открыли огонь вслед бежавшему диверсанту. Последствия провокационного поступка врага сказались уже на следующее утро. Еще не наступил полный рассвет, как движение на шоссе внезапно прекратилось, и наш лагерь подвергся сильному ружейно­-пулеметному обстрелу. Мы поняли: нас приняли за немецкий десант и намерены уничтожить. Нет необходимости говорить, что пришлось пережить. На наших глазах молодой кустарник ложился от пуль, как трава под косой. Но мы уцелели. Спасли нас два обстоятельства: окопчики, которые по приказу своего командира мы отрыли сразу, как только разбили лагерь заградотряда, и находчивая смелость Васильева. В окопчиках мы укрылись от огня. А Васильев, выждав, когда атакующие выйдут на штыковой удар, и огонь их ослабнет, встал во весь свой огромный рост и пошел им навстречу, крича: «Прекратите огонь, здесь свои!». Нам повезло: огонь прекратился. И вот мы стоим с поднятыми руками, а в наши груди и спины уткнулись штыки советских солдат. Не сразу нам поверили. Но все кончилось для нас благополучно. Мы получили прекрасный урок на будущее и убедились, что предела коварству немецких фашистов нет. Они не останавливались ни перед чем для достижения своих преступных целей. Нужна была бдительность и еще раз бдительность во всем. А бежавший от нас немецкий лазутчик, так ловко спровоцировавший столкновение нашего отряда с воинской частью Красной Армии, был найден убитым недалеко от шоссе. Его настигла и покарала чья­-то курсантская пуля.

Я продолжал службу в заградительном отряде, когда однажды по тревоге нас, около двухсот человек, построили и погрузили на трехтонки. Все мы думали, что пойдем в бой против очередного немецкого десанта. Однако случилось совсем другое. Нас спешно направили в Москву. В дороге было сказано: получите офицерские звания и назначения на должности, война только разгорается и дел всем хватит. Так оно в действительности и получилось. Пробыв в столице два-­три дня, мы молодыми лейтенантами покинули ее с путевками на фронт. Большинство попало на центральное направление – под Смоленск. Я и еще около 50 человек получили назначение в Ленинград. С этого момента, где-­то с 15 июля 1941 г., связь со школой и защитниками города Могилева я потерял окончательно. О судьбе оставшихся в нем товарищей практически ничего не знаю. Лишь пожелтевшие фотоснимки довоенного времени, случайно сохранившиеся, напоминают мне о некоторых из них. В Ленинграде, военное положение которого было невероятно трудным, я работал в органах разведки в течение всей войны. Выполнял задания, находясь в составе оперативных групп Ленинградского и Волховского фронтов.

г. Ленинград, 1975 г.