Раздольский Роман Григорьевич

Война не разминулась с нами

После окончания средней школы в Ленинграде мы с группой одноклассников 19 июня 1941 года подали документы в Ленинградское артиллерийское техническое училище (ЛАТУ).

В Европе пахло порохом. А мы радовались мирным, солнечным летним дням. Но, к сожалению, на нашу долю их оказалось так мало… 22 июня – война с Германией. В этот день мы получили удостоверения о зачислении нас курсантами ЛАТУ с предоставлением месячного отпуска. Не только школа, но и повседневная жизнь убеждала нас, что наша страна самая могущественная. Настроение у всех было бодрое. Первая мысль – идти добровольцами на фронт. Уверенность нам придавала достаточно основательная школьная подготовка к службе в армии: умели стрелять из ручного оружия, знали, как бороться с зажигательными бомбами, могли оказать первую помощь при ранении.

Вместе со всеми мы следили за войной в Испании, а финскую кампанию пережили со всеми ленинградцами. Наш самодеятельный коллектив выезжал с концертами в воинские части и госпитали, где мы чувствовали боевую обстановку.

Через четыре дня после начала войны нас повесткой вызвали в училище и отправили в лагерь под Лугу. Там мы прошли курс молодого бойца и вскоре были отправлены во второй эшелон обороны. Однако ненадолго – чьи-то умные головы догадались, что потеря в бою курсантов обернется неукомплектованием армии офицерским составом. Мы вернулись в Ленинград.

На следующий день после первой бомбежки Ленинграда, кажется, она была 9 сентября 1941 г., мы выезжали в эвакуацию, в Ижевск. По городу до вокзала ехали на лафетах орудий. Ленинградцы останавливались, провожали нас, думали, что мы едем на фронт. Нам было стыдно перед земляками за такой невольный обман.

Забегая вперед, стоит сказать, что наша допризывная подготовка стала одним из факторов выживания на фронте. По статистике, 97% молодых людей 1923­-1924 гг. рождения погибли на войне. Но, видимо, благодаря школьной военной подготовке и курсу молодого бойца в училище, я оказался в числе тех 3%, кто выжил.

После окончания училища в марте 1942 г. я был направлен в формирующуюся в то время в Чебоксарах 139­-ю стрелковую дивизию в должности артиллерийского техника 718­-го стрелкового полка, в звании младшего воентехника. С этой дивизией я прошел весь свой боевой путь и только в Западном направлении.

Дивизия после обучения личного состава и проведенных маневров была отправлена на фронт. В боевые действия вступила 29­-30 июля 1942 г. Дыхание войны мы ощутили уже на марше в районе д. Харино. Наш полк двигался по ровному полю. На поверхности вдоль дороги не видно было ни бугорка, ни ямки, лишь редкие кустики.

Неожиданно высоко в небе появились самолеты. Все подняли головы вверх, но опознавательных знаков разглядеть не удалось. Команда «Воздух!» раздалась одновременно с воем падающих бомб. Прятаться было некуда. Все упали на землю. Вой и визг бомб, взрывы, гарь – все это создавало атмосферу обреченности. Мне казалось, что бомбы летят в меня. Раздавшиеся совсем рядом взрывы еще более убеждали в неизбежном конце. Хотелось вдавиться в землю. Но как? Через несколько мгновений я сообразил, что бомбы взрываются ровными рядами справа и слева, повторяя строй самолетов. Я случайно оказался в полосе между зловещими рядами. Затем наступило некоторое затишье, а вместе с ним появилась уверенность в возможности выжить и выполнить свой долг перед Родиной. Это было мое первое боевое крещение.

Память хранит моменты каждого боя. Особенно трудно приходилось, когда наступление для наших войск начиналось неудачно. Так было в июле 1942 г. под Ржевом. В первый же день, 30 июля, пошел проливной дождь и длился несколько суток. Дороги все развезло. Танки застряли в грязи. Самолеты бездействовали. Командование лихорадочно перегруппировывало и перемещало полки и дивизии, пытаясь найти брешь в обороне противника. В результате боевые части оторвались от тылов и трое суток не получали довольствия. Мы, служащие подразделения боепитания, однажды с большим трудом добрались до своего 718­-го стрелкового полка, т.к. связь была нарушена. Комплексный обоз заблудился в лесу и прибыл в полк лишь во второй половине следующего дня. Ну и досталось же нам от разгневанного и голодного командира полка!

Однажды нас, начальника артснабжения полка и артиллерийского техника, вызвал к себе начальник штаба и поставил задачу: проверить лично обеспеченность батальона вооружением и боеприпасами и доукомплектовать в случае необходимости. Время, данное нам на выполнение задачи, было ограничено, т.к. намечалась очередная наступательная операция. Он вывел нас на возвышенное место и показал, где сосредоточились наши подразделения. При этом предупредил, что небольшая роща, которая преграждает нам путь, опасна (там могут находиться немецкие автоматчики). В целях безопасности рощу следует обойти. Мой начальник, Валентин Абросимов, сказал мне: «Чтобы сократить время, пойдем через рощу».

– Ты с ума сошел. Убьют и задание не выполним.

– А если пойдем в обход, тоже не выполним задание, и наша судьба будет зависеть от того, как справятся батальоны со своей задачей.

– Валентин, не упорствуй. Пойдем быстрее или побежим.

– Или ты струсил? – упрекнул он меня.

Услышать такое восемнадцатилетнему юнцу, да еще и от сверстника (мы с начальником были одногодки) было очень обидно. «Пошли», – сказал я. Шли очень осторожно, молча, стараясь не наступать на сухие ветки. Напряжение нарастало. Вдруг увидели блиндаж, к которому вел траншейный ход. Что делать? Решили так: один с пистолетом и фонариком ползет в блиндаж, другой с автоматом остается наверху. Бросили жребий. Мне выпало ползти в блиндаж. Достал пистолет, попытался сосредоточиться и, не зажигая фонарика, пополз по траншее. На ощупь понял, что добрался до блиндажа. Быстро включил фонарик и готов был немедленно стрелять. Однако блиндаж был пуст. У меня вырвался вздох облегчения. В следующий блиндаж полез Валентин. Рощу миновали благополучно. До батальонов добрались своевременно. Выполнили поставленную задачу и приобрели хороший опыт.

На войне опасно всегда и везде. Конечно, основной риск несут на себе подразделения, действующие непосредственно в атаке и в обороне. Но и на другие боевые и не боевые службы приходилась доля опасности, где бы они ни находились. Прежде всего, это артиллерийские батареи и объекты т.н. ближних тылов (штабы, медсанбат, артснабжение и боепитание). Большое значение командование придавало комплектованию частей вооружением. Большие потери оружия в наступательных операциях необходимо было постоянно восполнять, особенно это касалось вооружения поступавших на пополнение маршевых рот. Поэтому в задачу службы боепитания, помимо прочего, входил сбор оружия на поле боя.

Так случилось, что в Зубцовско­-Ржевской операции в результате частого перемещения боевых подразделений и постоянной смены направлений по ходу боев образовались большие потери оружия. Артиллерийские и оружейные мастера часто выходили на поле боя и занимались сбором брошенного оружия. Действовали плечом к плечу с санитарами и санинструкторами, помогая им выносить раненых. Кстати, каждого выведенного или вынесенного с поля боя раненого записывали на счет того или иного санитара, но при условии, что будет вынесено и его оружие. Если приводили раненого без оружия – такого на лицевой счет санитара не вносили.

Короче говоря, после завершения Зубцовско­-Ржевской операции подвели итоги потерь как в живой силе, так и в технике, вооружении. Потери были велики. Стали искать виновных. И нашли. Из всех полков самые большие потери вооружения оказались в нашем, 718­м полку. Не вдаваясь в подробности, не выясняя истинных причин, начальника артснабжения Валентина Абросимова разжаловали в рядовые и послали в стрелковое подразделение соседнего 609-­го полка «искупать вину». Мне было очень жаль ни в чем не повинного человека, но это были законы военного времени. Молодой восемнадцатилетний офицер, отличавшийся личной храбростью, решительностью и находчивостью, хороший товарищ оказался в роли «козла отпущения». Ответил один за все просчеты и ошибки, которые были в этой довольно неудачной операции. Забегая вперед, скажу, что он показал себя хорошим бойцом, неплохо воевал. Через некоторое время ему вернули офицерское звание и назначили начальником артснабжения того же 609-го полка, где он отбывал наказание. Судьба.

Боевые действия на войне сотканы из многочисленных, лишь на первый взгляд, незначительных эпизодов. Один из таких характерных эпизодов произошел в 718­-м стрелковом полку в сентябре 1943 года в Калужской области. Наступающим частям преградила путь командная высота немцев. Она играла роль удобного наблюдательного пункта и была хорошо укреплена. Несколько предпринятых попыток захватить эту, блокирующую наступление наших частей, высоту успеха не имели. Было принято решение: небольшому отряду проникнуть на высоту. Отобрали восемнадцать добровольцев под командованием младшего лейтенанта Порошина. Отряду удалось незаметно подползти к первой траншее противника, забросать его гранатами и захватить первую оборонительную линию. Немцы в панике бежали. Смельчаки воспользовались обстановкой и, преследуя врага, захватили вторую и третью траншеи и, наконец, добрались до сердцевины высоты. Однако немцы быстро пришли в себя, спохватились, что атаковали их малые силы, и начали готовиться к контратаке. Видимо, наши подразделения тоже не верили в столь стремительный успех и где­-то промедлили. Смельчакам пришлось занять круговую оборону. Они смогли отбить несколько контратак противника, поддержанных танками, и сумели продержаться всю ночь, пока почти все не погибли. Из восемнадцати в живых осталось только двое. Один из них, старшина Герасим Лапин, был отброшен взрывной волной в небольшой овражек, потерял сознание. Вероятно, немцы посчитали его убитым и прошли мимо. Он­ то и рассказал о подробностях того страшного боя.

Восемнадцать бойцов ценой своих жизней обеспечили продвижение наших частей в заданной полосе. Именно об этом подвиге поэт Михаил Матусовский и композитор Вениамин Баснер написали ставшую известной песню «На безымянной высоте». На братской могиле героев сооружен памятный мемориал. Когда мы ехали на открытие памятника, с нами был и автор слов этой песни Михаил Матусовский. В поезде он написал мало кому известное продолжение этой песни:

Здесь словно чудом сохранилась

С далеких незабвенных дней

Землянка наша в три наката,

Сосна, сгоревшая над ней,

И лес осенний, и высотка, –

Все так, как было в том году.

Мне кажется, что здесь живыми,

Я всех порошинцев найду.

Ошибся, видно, писарь ротный,

Бумажку выписав свою:

Они и нынче с нами вместе

И нынче числятся в строю.

Они стоят в своей бессмертной,

В своей нетленной красоте

У незнакомого поселка

На безымянной высоте.

Эта песня стала впоследствии гимном 139-­й Рославльской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии.

На войне приходилось переживать очень много кровавых и трагических эпизодов, большое число порою бессмысленных жертв. Тяжело воспринимать потерю друзей, которые погибли на твоих глазах. Но спустя много лет в памяти чаще всплывают почему-­то светлые воспоминания. Даже в тяжелых условиях войны это была жизнь, и она продолжалась. Мы старались ценить каждое ее мгновение. Была любовь, страсть, человеческие переживания, и даже юмор. Люди при всех тяготах военной жизни всегда оставались людьми.

В начале 1944 года 139-­я дивизия держала оборону на р. Проня, в районе г. Чаусы в Белоруссии. На этих позициях мы находились почти полгода. Наладился размеренный быт. Хотя мы постоянно готовились к наступлению, находилось время и для досуга. Был даже создан свой коллектив художественной самодеятельности. Его костяк составляли девушки-­снайперы, специально прибывшие из Московской снайперской школы. Они отличались большой храбростью и удачно справлялись с задачей блокирования немецких снайперов.

Я участвовал в самодеятельности в качестве аккомпаниатора, играл на аккордеоне. На репетиции и концерты захаживали офицеры и солдаты, свободные от несения боевой службы. Среди них был командир батальона капитан Валентин Фатин. Это был смелый, мужественный, опытный офицер. В душе он был романтик. В самодеятельности не участвовал, но в кругу офицеров нередко читал стихи Пушкина и Есенина. Особенно он любил Есенина, и я бы сказал, старался в своем поведении подражать ему. Было в Валентине некое ухарство. Так случилось, что нам нравилась одна девушка, Люся Масальская, и между нами установилось какое-­то невраждебное соперничество.

Однажды две девушки, Люся и ее подруга Валя Меркулова, ушли на задание. Как рассказала Валя, они заняли скрытую позицию и долго ждали в засаде, боясь двигаться. Наконец, Люся увидела цель. Раздался выстрел. Немецкий снайпер вскинул винтовку и упал. Видимо, Люся от радости сделала какое­то неосторожное движение, тем самым обнаружив себя, и тут же была поражена другим немецким снайпером. Валя же, наблюдая эту дуэль, не задержалась с выстрелом и, отомстив за подругу, поразила второго снайпера. Но, увы, Люся была убита.

Я не был на похоронах. Не был и Фатин. На другой день он зашел ко мне в блиндаж, и мы помянули Люсю Масальскую по русскому обычаю. С этого момента началась наша дружба с Фатиным. Когда ему приходилось бывать в ближних тылах, он непременно заглядывал к нам. Я тоже не проходил мимо его блиндажа, когда бывал на передовой.

Летом 1944 года началось наступление. Главным объектом в нашей полосе был г. Могилев. Фатин с бойцами своего батальона сумел первым форсировать Днепр и ворваться в город. Воспользовавшись трофейными грузовиками, они быстро достигли центра города и оказались, как это позже выяснилось, перед штабом 12­й пехотной дивизии немцев. Фатин с несколькими автоматчиками проник в штаб и, угрожая гранатой, принудил командование штаба сдаться. В плен были взяты два генерала (командир дивизии Баммлер и комендант укрепрайона фон Эрдмансдорф), 35 офицеров штаба и большое количество солдат. Конвоировать пленных он поручил нескольким солдатам, но эту группу перехватили конвоиры корпуса, которому была подчинена 139 дивизия. Это породило несколько версий пленения генералов. «Лихие» вояки постарались воспользоваться сложившейся ситуацией и присвоили заслугу пленения немецкого штаба себе. Таких самозванцев было несколько. Я хорошо знал Валентина Фатина и верю ему. Правда, в то время мы не придавали значения этому эпизоду и о подробностях не разговаривали. В наградном же листе Фатина четко сказано о пленении штаба дивизии, за что Валентину и было присвоено звание Героя Советского Союза. К сожалению, наша дружба вскоре оборвалась: Фатин погиб в бою в июле 1944 года.

Бывали в нашей фронтовой жизни и курьезные случаи. Все в тот же период обороны под Чаусами. В германской армии на этом участке появились шестиствольные минометы, которые периодически обстреливали ближние тылы и приводили к тем или иным разрушениям. Но, на мой взгляд, они больше воздействовали на психику, т.к. полет мин сопровождался душераздирающим звуком, болезненно воспринимавшимся человеческим ухом.

Наш блиндаж был построен добротно: просторная площадь, амбразура для проникновения естественного света, четыре массивных наката, покрывающие сооружение сверху. Мы уверовали в то, что наш блиндаж неуязвим для немецких мин.

Однажды ночью я внезапно проснулся от сильного взрыва. В первый момент мне показалось, что в блиндаже взорвалась мина – прямое попадание. Мгновенно представил, что на меня летят все эти толстые бревна перекрытия. Но через несколько мгновений я понял, что никаких обрушений нет. Наступила тишина. Я стал соображать. В блиндаже нас было двое: я и артмастер Ромашкин (он дежурил в эту ночь). Первая мысль: где же Ромашкин, и почему темно? Я позвал: «Ромашкин». Тишина. Снова: «Ромашкин, где ты? Что с тобой? Ты ранен?». На ощупь я подобрался к Ромашкину, который лежал в углу. Я помог ему подняться. С трудом открыли входную дверь. Проветрили помещение. Зажгли огонь. Ромашкин пришел в себя. Ему повезло: он не был ранен, лишь ушибся при падении. Вот его рассказ.

Ромашкин, чтобы чем­то себя занять, стал читать книгу при коптилке – самодельном светильнике, сделанном из артиллерийской гильзы с зажатым в ней куском ткани, смоченной в бензине. На самом интересном месте коптилка стала «садиться». Ромашкин подтянул фитиль. Так повторялось несколько раз. Наконец, он понял, что бензин в гильзе на исходе, и, недолго думая, взял канистру и хотел подлить его в гильзу при зажженном фитиле. Естественно, пары бензина попали на открытый огонь, и раздался сильный взрыв. Взрывной волной Ромашкина отбросило в угол. От испуга и ушибов он не сразу опомнился. Все закончилось благополучно. Потом мы со смехом вспоминали этот «несчастный» случай.

Самым запомнившимся событием стало, пожалуй, освобождение г. Могилева. Мы, группа с оружейными и артиллерийскими мастерами, переправились через Днепр вместе с артиллерийскими подразделениями и утром 28 июня оказались на одной из окраинных улиц города. Нас поразило отсутствие людей. Куда же все подевались? В течение короткого времени мы поняли, что за нами наблюдают много пар глаз. Местные жители боялись выходить из домов. Почему? Разгадка оказалась проста. Советские люди, находившиеся долгое время в оккупации, ничего не знали о новой форме Красной Армии и никогда не видели ни погон, ни гимнастерок со стойкой и т.д. Тогда мы стали кричать: «Люди, выходите! Мы свои, русские!». Мгновенно распахнулись окна, двери, и на нас хлынула лавина людей. Это был «взрыв» радости. Это был вулкан. Люди бежали к нам с водой, едой, с молоком. Нас окружила плотная толпа. Нас забросали цветами, обнимали, целовали. Это было всеобщее ликование, которое не поддается описанию. Нахлынувшие чувства невозможно было сдержать. На глазах появлялись слезы радости, слезы счастья. Когда нам, наконец, удалось вырваться из объятий бурлящей толпы, мы двинулись по своему маршруту. Благодарные местные жители еще долго махали нам вслед руками, платками, а мальчишки сопровождали нас почти на всем пути следования. С тех пор прошло много лет, но эту встречу я не забуду никогда и каждый раз заново переживаю то ощущение радости, которое владело мной в Могилеве.

Одним из ярких событий войны был также выход на границу Восточной Пруссии. 24 января 1945 года все, кто мог, собрались вблизи пограничных столбов: стрелковые батальоны, артиллерийские батареи, штабы батальонов, службы артснабжения и боепитания. Все, независимо от своей принадлежности, томились в ожидании приказа на переход границы. Наконец, этот далеко не торжественный акт произошел очень буднично, без боя. Мы дали символический залп из ручного оружия и пересекли немецкую границу. Но здесь, на чужой земле, мы открыли для себя необыкновенный порядок. Немцы – народ организованный и пунктуальный. В деревнях, в населенных пунктах, несмотря на военное время, царило неведомое нам устройство. Дома ухожены, усадьбы рационально распланированы, во всех подсобных строениях проведено электричество. Мы, технический персонал, в первую очередь обратили внимание на то, что в каждой деревне была своя механическая мастерская, чаще автомобильная. Все инструменты разложены по своим местам. Каждый винтик, болтик, гаечка и т.д. помещены в отдельные коробочки с непременной надписью, а все коробочки – в специальный шкаф метизов. Никаких отходов, никакого мусора – всему отведено свое место. Нас это поразило. Пехотинцев же это благоустройство мало интересовало. Воспользовавшись передышкой в боях, они настроились на веселый лад. Увидев «диковинные» одежды и невиданные принадлежности туалета, а также изобилие всяческих яств, солдаты веселились, балагурили, куражились. Кто­-то натянул на себя фрак с манишкой, кто­-то примерял цилиндр, да еще украсил его павлиньими перьями, кто­-то облачился в меха, горжетки. Армия потеряла внешний вид, дисциплина упала. Так продолжалось дня два, пока не вышел строгий приказ командующего фронтом К.К. Рокоссовского, потребовавшего немедленного наведения порядка. Армия вернулась в свой надлежащий строй. Полки привели в порядок, и дивизия продолжила свой наступательный поход. Впереди был «Польский коридор», главный порт на Балтике – г. Данциг и граница центральной Германии.

Берлинская операция началась для нашей дивизии на реке Одер. В середине апреля 1945 года в дивизии был проведен партактив, на котором выступил член Военного Совета фронта генерал Сычев. Смысл его речи сводился к следующему: союзные войска наступают с Запада в направлении Берлина, не встречая серьезного сопротивления противника. Для нас будет большим позором, если мы не опередим их. Настрой был задан умело, и мы приложили все силы для скорейшего и успешного проведения операции по окружению и разгрому вражеской берлинской группировки.

Одер очень неудобная река. Она делилась на два параллельных рукава, как бы на две реки. Общая ширина водного поля достигала 3­4 километра. Для переправы использовали все возможные средства: плоты, лодки, понтоны, отдельные деревянные предметы. Где-­то переходили вброд. Стремительность наступления диктовала необходимость ближним тылам идти вплотную к передовым подразделениям. 26 апреля 1945 года сложная водная преграда была преодолена. Наши войска прорвали оборону врага, укрепленную на дамбе противоположного берега, и захватили г. Шведт. Уже чувствовалось близкое окончание войны.

3 мая 1945 года мы вошли в город Грабов, где встретились с союзниками, английскими войсками. Это объединение войск замкнуло кольцо вокруг Берлина. Для нашей дивизии Великая Отечественная война на этом закончилась. Другие части продолжали разгром окруженной группировки до момента безоговорочной капитуляции Германской армии.

г. Москва, 2003 г.