Фурс Олимпиада Алексеевна

«Рано утром немцы ворвались в дом, где все спали, и стали прикладом винтовки выгонять на улицу, не дав даже одеться. Людей, в основном стариков и детей, как скот, загрузили в грузовики и повезли. Никто не знал, куда и зачем. Доехав до города Бобруйска, на станции Березина, всех перегрузили в товарный поезд. В поезде стоял смрад, не чем было дышать, но ничего не оставалось делать, как ехать и ждать своей неизвестной участи. На станции Октябрь всех выгнали с вагонов и уже пешком погнали к лагерю. Люди еле шли, дрожа от холода и голода, а кто не мог идти, тех «забивали» прикладом винтовки насмерть. Подойдя к лагерю, увидели высокие ворота, обнесенные колючей проволокой. Их сразу же открыли и нас затолкнули внутрь. Нас оставили на улице, люди бросились пить с лужиц воду, вокруг лежало много мертвых. Перед глазами стаяла ужасная картина. Сильно хотелось есть, мама где-то достала нам сухарь хлеба и, помочив в лужице, разделили на троих. На завтра немцы привезли в лагерь грузовик жмыхового хлеба и стали ногами разбрасывать людям. Хлеб попал маме в голову, и у нее текла кровь. Я стала просить ее не ходить больше к грузовику. Надо сказать, что это была вся еда, немцы больше ничего не давали за то время, что мы находились в лагере, а пробыли мы там больше недели. Лагерь находился посредине наших и немецких позиций и был заминирован. Почти каждую ночь над нашими головами летели пули. А когда русские солдаты начали наступление, начался ад: нас бомбили с неба, вели обстрел с земли, многие остались лежать мертвыми. После освобождения нас распределили в Костюковичи, где умерли мои братья, так как заразились в лагере тифом, а в конце июля мы с мамой вернулись домой».