Медников Георгий Фролович

Командир 600-­го партизанского полка

Дед-парламентер

Эту историю рассказал мне зимой 1942 г. мой друг старшина Иван Хазов. Трое партизан – Иван Балуев, Федор Шагалин и он, Иван Хазов, – вынуждены были зайти в деревню Борок Белыничского района к связному Петру Осипову. У Шагалина болели ноги, он с трудом передвигался и нуждался в медицинской помощи. Хата Осипова (в деревне его называли Петрок) располагалась рядом с небольшим лесом и отделялась от него проселочной дорогой. Партизаны пробыли у Петрока ночь. Гостеприимный хозяин оставил их еще на день, говоря, что вокруг спокойно, что их никто не видел, а днем он посоветуется с надежными людьми, как лечить Шагалина.

Утром к Осипову пришли его отец – дед Тимофей, как мы его называли, и связной Старовойтов Константин. Посоветовавшись, решили оставить Шагалина у Петрока и выхаживать его в теплой хате. Договорившись, Старовойтов и дед ушли топить для партизан баню. Так прошел день. Уже под вечер запыхавшийся Старовойтов вбежал в хату со словами: «В конце деревни показался обоз немцев с полицаями». Петрок сразу распорядился: «Хлопцы, прячьтесь за ширму. Обоз проездом проедет, нас не заденут». Дед Тимофей со двора наблюдал за движением обоза. Каратели проехали через всю деревню, не останавливаясь, но, когда поравнялись с усадьбой Петрока, полицаи соскочили с саней и окружили хату. Двое из них ворвались внутрь и с криком «Где партизаны?», стали обшаривать все углы. Одернули ширму, а там… Хазов с пистолетом наизготовку. Он стреляет… осечка! Полицай стреляет в ответ (пуля обожгла Ивану щеку и царапнула ухо), выбегает из хаты с диким криком: «Партизаны!».

Начался бой, враг патронов не жалел. Треск выстрелов, звон разбитых стекол, все слилось в один звук, пули свистели. Кое­-как заняли оборону у двери, у окон и стали отстреливаться. Ведя бой, полицаи кричали: «Сдавайтесь, все равно вам не уйти живыми, вы окружены. За кого воюете, Москва давно у немцев». Гарантировали жизнь и обещали принять к себе в полицию.

Вдруг стрельба затихла. И партизаны услышали с улицы голос деда Тимофея: «Ребята, не стреляйте, я к вам иду на переговоры». И действительно в хату вошел дед Тимофей, первые его слова были: «Сыны мои, меня гады прислали уговорить вас, чтобы сдавались, но не верьте им, не сдавайтесь, бейтесь до конца. Рядом лес, можно прорваться, скоро настанет ночь. Ломайте пол и делайте настилы под окнами, крепите оборону». Дед рассказал, сколько полицейских у дома и как они расположились в засаде. Забрал из погреба малых детей Петрока и увел их с собой.

По совету деда Тимофея партизаны взломали пол, укрепили свою оборону. Ведя бой, они старались не подпускать противника на близкое расстояние. Старовойтова ранило в ногу, но он переполз к двери и лежа продолжал стрелять.

Неожиданно опять стрельба стихла, и осажденные снова услышали с улицы голос деда: «Не стреляйте, иду на переговоры». Вошел дед, он принес передышку, на душе стало теплее, и появилась надежда на успешный исход боя. На этот раз он своим старческим хрипловатым, но твердым голосом сказал: «Эти продажные шкуры хотят вас взять живьем, при добровольной сдаче обещают хорошую жизнь. Видел я их «хорошую» жизнь, они сами как голодные псы ползают перед немцами. Но не верьте ихней брехне. Надо прорываться, другого выхода у вас нет. Эти гады боятся, близко не подползают, я им сказал, что вас здесь много, поэтому дождитесь темноты и делайте прорыв».

Дед ушел, а бой возобновился с новым ожесточением. На дворе тем временем уже заметно вечерело. Вдруг в избе появился запах дыма. Это полицаи подожгли зажигательными пулями крышу.

И вот уже третий раз за время боя слышен голос деда Тимофея: «Не стреляйте, иду на переговоры». С обеих сторон прекратилась стрельба. Вошел дед и сказал: «Эта свора в последний раз послала к вам уговаривать вас, но, сыны мои, настал ваш час, делайте прорыв в сторону леса. От леса полицаи расползлись, боятся темноты и подхода к вам подкрепления. Они все держатся около хаты, ждут, когда вы будете из огня выскакивать, чтобы расстрелять вас в упор. А вы перед тем, как делать прорыв, забросайте их гранатами». Он указал, куда бросать, как делать прорыв, где кучно собрались полицаи. Затем дед выпрямился, сказал: «Прощевайте, сынки мои, – и добавил, – я знаю, живого они меня не отпустят, не дадут, гады, старику своей смертью умереть». Потом осмотрел всех внимательно, повернулся и ушел.

«Таким он и остался до сих пор у меня в глазах, – сказал Иван Хазов, – не сломленный, наш Сусанин. Он нас спас ценою своей жизни. Мы забросали тогда фашистов и полицейских гранатами и вырвались из окружения. Все».

г. Минск, 1970