Курленкова Лидия Ивановна

«Я родилась 15 мая 1936 года в деревне Ревячино Горецкого района Могилевской области. Когда только началась война, то сразу же пришли в деревню немцы. Из домов всех выгнали. Помню, жили мы в каком-то рве. Коров и всю живность немцы тоже забрали. Но на дворе было лето. На огородах вырос прекрасный урожай, этим и кормились. Колхозный урожай также созрел, поэтому кормиться было чем.

И вот однажды, помню, вся деревня из своих рвов, землянок, ушла в лес. Видимо, приближался фронт. Возле нашей деревни протекает река Проня, по ней и проходила линия фронта. Немцы в нашей деревне, а за 3 км – русские.

Но спрятаться в лесу жителям фашисты не дали. Они окружили лес и устроили облаву. Кто старался убежать, того расстреливали. Не жалели ни детей, ни женщин, ни стариков. Много тогда погибло людей. Тех, кто остался, немцы вывезли по разным направлениям.

Наша семья (мать, два моих брата и я) уцелели. Везли нас куда-то в поезде, но по дороге начали отбирать людей в Германию (это мы узнали позже). Врачи смотрели на ладонь руки и указывали, куда стать, в какую группу. Мама решила подойти второй раз. Думала, что может, не отберут, не так на руку посмотрят. Но все равно нас отобрали и повезли в Германию.

Сначала привезли нас в Берлин. Что-то помню сама, много чего мне рассказывала мама. Мама работала на заводе, делали какие-то запчасти. На завод возили через речку на пароходе. Дети оставались под присмотром старых женщин, не только русских, но и других национальностей. Ведь в лагере были люди всяких национальностей.

Помню, жили мы в двухэтажном здании, на втором этаже. Спали на двухъярусных кроватях. Мужчины содержались отдельно, а женщины с детьми – отдельно. Помню, что играли, если такое было, очень тихо. Всего и всех боялись. Я очень боялась сирены и того момента, когда объявлялась тревога.

Мама наша подружилась с женщинами со Смоленской области. Они представлялись нам земляками, ведь Смоленская область граничит с Беларусью.

Я помню, как однажды сильно заболела. Температура поднялась, лежала на кровати. И тут в комнату зашла немка. А был введен такой порядок: как только входил кто-то из обслуживающего персонала в комнату, то надо было всем вставать. Она зашла, а я лежу. Бабка стала меня быстро-быстро поднимать, приговаривая: «Вставай, вставай». Я с трудом встала и чуть не упала. Немка стала на меня кричать. Но женщина эта объяснила немке, что девочка больная. «Кранк, кранк», — говорила она. Меня забрали в больницу, и я пролежала там долго.

И вот однажды поднялась страшная паника. Кругом кричали, стреляли, выли сирены. Оказалось, что это налетели советские самолеты. Всех детей забрали и увели в бомбоубежище. Только меня никто не забирал. Я сидела и плакала. Было очень страшно, потом меня тоже кто-то забрал и завел в какое-то грязное подземелье. Все кругом тряслось, земля ходила ходуном.

Когда налет прекратился, мы вылезли из своих сховищ. Кругом все горело, а мы бежали куда-то по этим пылающим кострам. Это было в Берлине.

Потом нас отвезли в Фрайбург. И видимо, нас гнали в лагерь, потому что мы шли и шли куда-то на запад. Кто-то сказал, что нас, наверное, гонят в крематорий…. Вот пригонят туда и всех сожгут в печах. Стало жутко. А в это время мы проходили через речку. Возле речки в мирное время, видимо, был пляж, потому что там осталось много домиков-раздевалок. И тут внезапно началась стрельба. Несколько человек, в том числе и мы, быстро-быстро спрятались в эти домики-раздевалки.

Когда стрельба закончилась, нас немцы отвели сначала в бомбоубежище, а потом в семейный лагерь. Лагерь был обнесен колючей проволокой.

Помню, что всегда хотелось есть. Было страшно и холодно. Чаще всего давали вареную брюкву. Я и сейчас на брюкву не могу спокойно смотреть. Меня прямо тошнит от нее.

Мама рассказывала, что в лагере очень мучили итальянцев и испанцев.

Хлеба давали детям по 100 граммов на весь день. Давали утром. И кто сразу съедал, то на целый день оставался голодным.

И вот настал день освобождения.

Нас освободили американцы. Детей угощали шоколадками. Очень вкусные были они. Сначала нас разместили по домам. Мы оказались у какой-то бауэрши. Потом американцы на своих машинах вывезли нас в Чехословакию, в лагерь. Туда свозили всех освобожденных людей. Потом нас поочередно стали отправлять на Родину. До границы довозили, а дальше должны были сами добираться. Добирались товарняками, пешком, но добрались. Главное все остались живы: и мама, и братья, и я.

Приехали в свою деревню в октябре 1945 года. Все было сожжено, жить негде. Остался дом моего деда, где стали жить четыре семьи, в том числе и наша.

Продуктами помогали родные, колхоз. Потом купили дом, расстроились. Стали помаленьку обживаться.

Я никогда не забуду тех страшных дней оккупации и концлагеря. И прошу людей планеты: «Люди, берегите мир, не допустите, чтобы ваши внуки, правнуки и дети пережили то, что пережили мы».

Записала библиотекарь Черноручской сельской библиотеки Соловьева Алина Викторовна со слов Лидии Ивановны Курленковой, 3 апреля 2005 года