Козловский Александр Максимович

В 1942 г. наша семья жила в лесничестве в двухквартирном доме. Это в полукилометре от д. Борки Кировского района. Семья состояла из отца – Максима Васильевича 1894 г. рождения, матери – Анны Даниловны, 1901 г. рождения и нас – четверых детей. Моим братьям в 1942 г. исполнилось: Николаю – 17 лет, Станиславу – 15, Василию – 4 года.

Тот страшный день 15 июня 1942 г. мне, семилетнему мальчику, запомнился таким. Утром каратели оцепили наш дом. Всех вывели и погнали в поселок Закриничье. В поселке мы увидели на улице толпу примерно в 130 человек, стоящих под дулами автоматов. Каратели что-то выжидали. Помню одного, с начищенными до блеска сапогами. Он постукивал по ним хлыстиком и все поглядывал на часы.

Среди других стояла семья помощника лесничего Маркевича. Они перед войной приехали из Западной Белоруссии и жили с нами в одном доме. На жене Маркевича один из карателей заметил золотые сережки и кольцо. Он потребовал отдать их, сказав, что ей они больше не нужны. Женщина замешкалась, тогда он схватил ее девятимесячного ребенка и одним ударом о косяк двери убил его. Люди застыли в ужасе. Маркевич схватил вилы и вонзил карателю в живот, тот упал. Лесничий бросился бежать, но был сражен автоматной очередью.

Когда наступило 9 часов утра, один из карателей спросил, показывая на ближайший дом: «Кто хозяйка?». Говорил он по-русски, без всякого акцента.

Плачущая женщина вышла вперед. Тогда он велел заходить ее семье в этот дом, а также еще четверым людям. Такие же команды отдавались и у других домов. Всего их в Закриничье было около двадцати.

В первом доме уже слышались выстрелы. Люди стали кричать и плакать. Их быстро загоняли по домам. Родственники теряли друг друга. Потерялась в толпе и наша мать. Отдельно попали в дом два старших брата. Они еще успели попрощаться с отцом, помахав руками через разбитое окно. Отдельно от своих попал в дом и я. А отец с моим младшим братом отходил потихоньку в сторону, и, улучив момент, подхватил Васю на руки, бросился бежать к лесу. Потом он мне рассказал, что на бегу его ранили в плечо, он упал. Каратели из оцепления пытались схватить его. Отец вырвался и спрятался в густом папоротнике. По нему стреляли, но больше не попали.

Один из карателей подошел к плачущему мальчику, взял его за руку, повел к горящему дому и бросил живым в огонь. Все происходило на глазах у отца. На третий день, когда палачи покинули поселок, отец на пепелище одного из домов нашел останки Васи по цветным кусочкам маечки. Там он его и похоронил.

В доме, куда загнали меня, находилось еще человек 10–12. Каратели открыли стрельбу. Убитые падали на меня, я был залит их кровью, но цел. Ни одна пуля в меня не попала. Фашисты, решив, что со всеми покончили, подожгли дом. А в живых, кроме меня, оставалась еще двое: старик – шоссейный ремонтник, легко раненный в ухо, и девушка – Дьякова Анна, раненная в руку и щеку (она закрыла лицо рукой во время выстрела). Старик вышел через дверь. Я просил его взять меня с собой. Но он не стал этого делать, видимо, посчитал, что я буду для него обузой. Уходя, он подпер дверь. Пожар охватил крышу. Мы с Анютой спрятались под койкой. Когда стало невыносимо от жары, Анюта сказала, что надо бежать к лесу.

Через выгоревшее окно мы выскочили в палисадник и, взявшись за руки, побежали. Нас заметили, стали стрелять. Видя, что фашисты настигают, мы с Анютой упали в канаву и притворились мертвыми. Все измазанные в крови, облепленные комарами, мы, наверное, и были похожи на убитых. Подойдя, каратели несколько раз ткнули нас сапогами, не стали больше стрелять и ушли. Этот момент я не забуду до конца своей жизни. Второй раз за этот день смерть стояла рядом. И второй раз свершилось чудо: я, маленький беспомощный мальчик, остался в живых.

Нам с Анютой было слышно, как фашисты грабили поселок, грузили на машины курей, поросят, овечек. Затем они уехали. От страха мы пролежали еще до темноты, а затем пошли в лес. Дорога шла мимо лесничества. Наш дом был сожжен. В соседней с нами квартире проживала старушка – теща лесничего. Какой нас охватил ужас, когда в темном силуэте, принятом нами на крыльце за корягу, мы рассмотрели полуобгоревший труп этой женщины!

Далее мы с Анютой пошли в д. Колбово, где жили ее родственники. Там я переночевал, а потом меня отвели в д. Немки, где жил дядя – брат отца. К этому времени к нему добрался и мой раненный отец.

Впоследствии отец стал связным 100-го партизанского отряда Кировского соединения, а его брат Александр Васильевич, был там начальником штаба. Возглавлял отряд троюродный брат отца Михайлов Федор Семенович. Три года рядом с отцом в отряде находился и я. Мой отец прожил 70 лет и умер в 1964 г. Всю оставшуюся жизнь эта трагедия была для него незаживающей раной.

В тот страшный день, а вернее, за два утренних часа (с 9.00 до 11.00), по приказу командира батальона войск СС майора Дилевангера были уничтожены 9 прилегающих к д. Боровица поселков. По рассказам местных жителей приказ Дилевангера выполняли украинцы-власовцы. Погибло ни в чем не повинных 1842 человека. Спаслись только 36 человек, среди которых были и мы с отцом.

Взрослые говорили, что немцы мстили за то, что недалеко от д. Борки на шоссе Бобруйск – Могилев партизаны совершали диверсии: подрывали машины и убивали фашистов. Однажды уничтожили легковую немецкую машину с каким-то чином.

Немцы не пощадили и полицейских. В тот же день их в количестве 70 человек вместе с семьями собрали в Борках, объявив, что отправляют в Германию. На самом деле их закрывали в школе, а семьи – в школьном сарае. Кругом выставили пулеметы. Всех их ожидала страшная участь: они сгорели живыми, никто не спасся. Люди говорили, что немцы посчитали местных полицейских причастными к партизанским диверсиям.

В поселке Закриничье жизнь больше не возобновилась. Погибшие были там и захоронены. Место это заросло лесом, и не видно, что здесь когда-то кипела жизнь. Проходит еле заметная тропинка, вдоль которой особенно хорошо растут грибы и ягоды. Кое-где еще видны могилки: там, где есть родственники, чтобы за ними ухаживать.

В деревне Борки на центральной улице стоит памятник: воин и девушка, возлагающая венок. Рядом девять каменных плит – по числу сожженных поселков. На них цифры – людские жизни, уничтоженные в тот страшный день 15 июня 1942 года. Этот день оставил навсегда шрам и в моей душе. Может поэтому, став взрослым, я стремился уехать подальше от этих мест. Тридцать лет прожил на целинных землях в Тургальской области. И только на склоне жизни вернулся в родные места.

д. Боровица Кировского района, 2005 г.