Комисарова Анна

Из воспоминаний бабушки

Я знаю от своего папы, что моя бабушка была участницей Великой Отечественной войны. «Война! Что это такое? Какое страшное и непонятное слово!» – думала я. И мне все хотелось расспросить бабушку о тех страшных бедах и страданиях, которые ей пришлось перенести в годы жестокой войны. Мы часто беседуем с бабушкой на разные темы, но вот о войне она все как-то умалчивала. Наверное, не хотела тревожить мое хрупкое сердце, да и свое тоже. Это очень тяжелые воспоминания. Но однажды я все-таки уговорила ее рассказать о войне. И вот что она мне рассказала.

«Детство мое прошло в деревне Кнышевичи Паричского района. Но так как мой отец был военный, мы переехали жить в город Бобруйск, но за домиком в деревне мы присматривали, ездили туда по выходным дням. В Бобруйске мы жили в казармах, где и работала моя мама, а я работала в доме отдыха имени Ленина (тогда так назывался санаторий имени Ленина) и училась в воинской части на секретарь-машинистку. Я тогда была молоденькая, бойкая. Мне 9 июня 1941 года исполнилось 17 лет. Хотелось жить, работать, учиться и радоваться.

Я стала замечать, что отец приходил домой взволнованный, но ничего не рассказывал. А тут нашу семью перевели жить в Бобруйскую крепость. Как всегда 22 июня я пошла на работу. День был солнечный, настроение прекрасное. Пришла в дом отдыха, улыбаюсь отдыхающим, и тут объявили войну. Что тогда творилось словами не рассказать. Отдыхающие стали разбегаться. У всех на лицах был страх. В ту минуту каждый, видимо, думал о доме. Нашу семью хотели эвакуировать в Россию. Но я, мама, сестра и брат отказались и пошли пешком в свою деревню Кнышевичи, а отец остался. Мы тогда еще не могли осознать, что же произошло. Страх гнал нас вперед. Позади стали слышны взрывы, от которых все холодело внутри. Совсем уставшие мы добрались до деревни Черные Броды, где проживал двоюродный брат. Мы забрали его семью, и пошли вместе. С большим трудом мы добрались до места. И там нас настигли немцы. Они как-то проехали мгновенно, и наша деревня осталась в тылу. На улицу выходить боялись. Вся деревня будто вымерла. Говорили шепотом. Никто не знал, что нас ждет впереди. Но вот в деревню начали наведываться немцы. Они расхаживали по улице, бранились, стреляли. Мы на них смотрели через шторки на окошке. И вот настал тот страшный день, когда всех выгнали на улицу и стали забирать молодежь в Германию. Голосили все. Крики родных я до сих пор не могу забыть. Посадили нас в машину и повезли в сторону Парич. Глаза мои застилали слезы, сердце, казалась, вот-вот выскочит из груди. Понемногу я стала успокаиваться, и в мыслях промелькнуло: «Убегу, чем жить в неволе – лучше умереть на своей земле». Эта мысль меня не покидала всю дорогу. Подъезжая к Паричам, машина на повороте сбавила ход и в этот момент я выпрыгнула и побежала что есть силы в лесок. Страха не чувствовала. Немцы постреляли вслед, но вдогонку не бросились. До темноты я просидела в кустах. Домой идти нельзя. И здесь я вспомнила, что в деревне Язвинцы Октябрьского района проживала мать жены брата. Я стала пробираться туда. Шла ночью. Ночь была тихая, лунная. По узкой тропинке я осторожно пробиралась между кустами. Потом шла лесом. Темноты не боялась, боялась встретить фашистов. Так с божьей помощью добралась до места. Меня представили родственницей. Там я и скрывалась. Через людей передала домой, что жива и где нахожусь. Представила радость родных, когда они получили мою весточку.

Местность в этих краях была партизанская. Кто не ушел на фронт, снижались в тылу. Днем на деревню налетали немцы, хватали все, что попадет под руку. Палили дома. Люди прятались, где могли, а ночью помогали партизанам. В партизаны я не могла пойти, так как расстреляли бы людей, у которых я жила. Так я страдала до 1943 года и все надеялась, что скоро придут наши войска и отомстят за мучения людей.

В октябре 1943 года мы сидели в лесу около шоссе и увидели, что немцы бегут, бросая все на ходу. А потом появились наши. Нам казалось, что это сон. Все бежали навстречу и кричали: «Ура! Наши! Наши!» Радости не было предела. Это был 1-ый Белорусский фронт, 37-я гвардейская дивизия. Население сразу эвакуировали в тыл. Я никуда не поехала. Пробыли они у нас 3 недели, а потом отступили. Я ушла с войсками. Так я очутилась на фронте.

У деревни Великий Бор часть отрезали немцы. Пробирались группами по партизанским тропам. Было очень холодно, промокли ноги, но никто не жаловался. Меня прикрепили к транспортной роте. Там я готовила на кухне еду, носила ее в окопы, стирала для солдат.

Весной 1944 года меня ранило в голову. Лежала некоторое время в госпитале. Когда вернулась из госпиталя, работала в полку в прачечной и на кухне. Помню такой эпизод. Вечером повезли мы на конной телеге солдатам еду в окопы. Коня с телегой оставили в лесу, а сами взяли термосы на спины и на передовую. Солдаты едят, а я сижу на краю окопа. Немцы обнаружили, что привезли еду и открыли огонь. А я нет, чтобы спрятаться в окоп, побежала к телеге. От страха оборвалось все внутри. Убьют. Но немцы по мне не стреляли, они свистели вслед и кричали, играли на губной гармошке. Попросту издевались. За такую беготню мне тогда дали 5 суток ареста. Больше такого не повторялось.

Когда наша часть находилась в Хойницком районе, началась операция «Багратион». Началось большое наступление, которое прошло по нашей Бобруйской земле, через Бобруйский огненный «котел». Потом наша часть располагалась в деревне Осово. Меня, в сопровождении двух солдат, откомандировали сдать наши склады на станции Жердь. Возвращаясь в часть, я заехала домой. Дома были мама и младшая сестра. Слезы радости переполняли наши сердца, радовались, что живы и что скоро конец всем мукам. Свою часть мы догнали под Калининградом. Война для меня окончилась на Балтийском море. По окончании войны меня демобилизовали. После войны я работала в Паричах. В 1946 году вышла замуж, но жизнь не сложилась, и мне пришлось переехать в Бобруйск. Последние годы работала на гормолзаводе.

Вот о такой нелегкой судьбе рассказала мне бабушка. Ее самые юные годы прошли в страхе и на пыльных фронтовых дорогах. И мне кажется, если бы не моя бабушка, то могло бы не быть и победы. Потому, что голодные и не обстиранные солдаты вряд ли могли бы воевать. И я полагаю, что нашему поколению следует знать, какие страшные беды и страдания принесла их предкам та жестокая война.