Доропей Сергей Климентьевич

Воспоминания командира 52­-го танкового полка 26­-й танковой дивизии 20­-го механизированного корпуса

Трагедия 26‑й танковой дивизии

Сложилось мнение, что оборону Минско­-Могилевского оперативного направления и самого Могилева в 1941 году осуществляли только части 172 сд, однако это расходится с действительностью.

На этом направлении, истекая кровью и нанося невосполнимые потери врагу, действовали также соединения, входившие в состав Западного военного округа. К числу таких соединений относился и 20­-й механизированный корпус, в который входила 26-­я танковая дивизия, где я командовал 52-­м танковым полком. Нигде, ни в каких документах, 26­-я тд не значится. Нет документов и на другие части 20-­го мехкорпуса. Да иначе и быть не могло: все наши оперативные документы были уничтожены после последней попытки организованно, с боем выйти из окружения. Связь с фронтом у корпуса была потеряна еще из района Минска. Донесения о боях на подвижных рубежах обороны в штаб фронта не поступали. А корреспондентов при 20­-м мехкорпусе не было. Маршал Еременко пишет о тех частях, которым удалось оторваться от немцев и своевременно отойти за реку Сож. Нам этот не удалось, т.к. мы вели бои на оборонительном рубеже западнее города Могилева.

Как все начиналось? Мне прислал воспоминания бывший старший помощник начальника 1-­го отделения по оперативной работе штаба дивизии Саблин Б.П. Он пишет: «22 июня в 5.00 утра дежурный штаба дивизии получил приказ из штаба округа вскрыть пакет № 1. Дивизия была поднята по тревоге. В штаб прибыли командир дивизии генерал-­майор Обухов В.Т. и начальник штаба Кимбар И.К. Меня послали в штаб округа. В штабе округа я ознакомился с обстановкой на 4 часа утра, т.к. к 5 утра связь с частями была нарушена. Через 30 минут прибыли командующий Западным округом генерал армии Павлов Д.Г. и члены белорусского правительства. Идя по коридору, на ходу, начальник штаба округа докладывал Павлову обстановку, махал все время правой рукой, повторяя:

«Провокация, провокация…». Через 20 минут командующий подпишет приказ, где будет сказано, что Германия вторглась на нашу территорию и следует немедленно восстановить положение».

Наша дивизия в ночь на 23­-е июня вышла на рубеж старой границы в районе Негорелое–Столбцы и заняла оборону левее укрепрайона № 84. Правее его заняла оборону 100­я стрелковая дивизия. К этому времени в укрепрайон стали прибывать приписанные к нему новобранцы. На вопрос о вооружении огневых точек укрепрайона его начальник ответил: «Ни на одной точке вооружения нет, его сняли, а на новой границе не поставили. У меня всего два учебно­-боевых пулемета».

Командир дивизии Обухов В.Т. доложил об этом в штаб армии. Ему ответили: «Вам дан участок и действуйте, а что в укрепрайоне не ваше дело».

С вооружением и у нас были проблемы. Дивизия имела личного состава до 12 тысяч человек. Танковые полки материальной частью танков укомплектованы не были. Имелась только матчасть танков учебно­боевого парка марки Т­-26 по 22­-25 машин на полк, которые в последующих боях мы использовали как огневые точки в обороне и в действиях из засад.

Утром 24­го июня противник на укрепрайон не пошел, очевидно, думая встретить там сильный огонь. Не пошел он и на нас. Все досталось 100-­й сд, которая дала достойный отпор. Атаки потом на оборону 20­-го мк успеха тоже не имели. Отдельные подразделения корпуса даже переходили в удачные контратаки. Например, рота танков Т­-26 моего полка на восточной окраине Негорелое ворвалась в колонну немцев и уничтожила до батальона мотопехоты, около 30 автомашин и 4 цистерны. Наши потери составили три танка и 15 человек убитыми и ранеными. Всего за весь период обороны этого рубежа 52­-й тп уничтожил до двух батальонов пехоты немцев. Одновременно противник провел разведку на участке укрепрайона и, убедившись, что там отпора не будет, отправил свои части через укрепрайон на восток. Мы были вынуждены поворачивать наши пушки на 180º и стрелять по хвостам немецкой мотопехоты. Так противнику легко удался прорыв через Минский укрепрайон, который войска строили годами.

Дальнейший путь отхода на восток 26­-й тд был южнее Минска – через Самохваловичи на Пуховичи. Оборону занимали на реке Свислочь. При подходе к Свислочи сильно пострадал 51­-й тп. Наткнувшись у Марьиной Горки на засаду мотопехоты, он потерял 50% личного состава.

Вскоре дивизия вышла на восточный берег р. Березина. Двигались по новому мосту на северной окраине г.п. Березино. Старый мост на шоссейной магистрали был взорван. Дивизия заняла оборону широким фронтом до 5 км. По восточному берегу реки напротив поселка Березино. На мосту установили комендантскую службу. По нему сплошным потоком двигались беженцы и войска. После того, как батальон немецких мотоциклистов занял Березино, мост взорвали. Припоминается случай отчаянного героизма. Вечером через реку мы слышали, как гитлеровцы грабили поселок и издевались над жителями. На мой НП пришел лейтенант Суворов с просьбой разрешить ночную вылазку в Березино чтобы «испортить настроение немцам». Я разрешил. Лейтенант, (кстати, с раненой рукой на перевязи), с группой в 45­-50 человек переправились по взорванному мосту в Березино и устроили застигнутым врасплох немцам Варфоломеевскую ночь, не потеряв при этом ни одного человека. Утром Суворов доложил: «Немцы, вошедшие в Березино, настроения не имеют». Было уничтожено без единого выстрела до 250 немецких мотоциклистов. Когда подошли главные силы противника, начался интенсивный обстрел наших позиций артиллерийско­-минометным огнем. Мы отвечать не могли, т.к. переданный нам для усиления гаубичный дивизион имел всего по 9 снарядов на орудие. За два дня такого обстрела полк понес значительные потери. Одних раненых отправили в Могилев до 200 человек. Но форсировать Березину на участке обороны дивизии немцы не смогли.

Из­-за угрозы окружения мы вынуждены были отойти на восточный берег Друти. А новая угроза окружения заставила нас отойти за Днепр в районе Могилева. Части нашей дивизии за весь период подвижной обороны с 24 июня по 24 июля атаке немецких танков не подвергались. Мы вели бои с разведывательными частями и частями главных сил, двигавшихся за ушедшими на восток танковыми соединениями противника. Мощная артиллерийская канонада слышалась с востока – рубежа р. Сож на участке Чериков–Славгород. Мы предполагали, что это наступают наши части. К тому времени из-­за потерь перестал существовать 51-­й тп и мотострелковый полк. В нашем 52­-м полку насчитывалось не более 200 человек, а во всей дивизии не более 500 человек.

Было решено весь личный состав дивизии объединить в одну группу и с боем выйти из окружения. Командиром этой группы был назначен я. Двукратная атака, доходившая до рукопашной схватки, успеха не имела. Мы потеряли до 300 человек убитыми и ранеными. Было принято решение разбить личный состав на группы по 20­-25 человек и под командованием офицеров, используя болотисто­-лесистую местность и ночное время, двигаться на восток. Оставшиеся у нас несколько автомобилей были уничтожены. Были уничтожены и документы: журнал боевых действий, списки личного состава частей, описание героизма солдат и офицеров, проявленные в боях за Родину на территории Беларуси. Восстановить их сейчас не представляется возможным. Произошло это на рубеже р. Реста в районе деревни Чернолесье. Так была завершена тяжелая трагедия 20­-го мехкорпуса и в том числе 26­-й тд.

Лейтенант Бабенко Г.Е., служивший в моем полку, вспоминал: «Через 7 суток немцы ушли, а мы начали выходить из болота. Мы прошли пешком по тому полю боя. Там еще валялись трупы. Жители нам говорили, что они стянули в силосные ямы не менее 300 трупов. Было целиком забито три ямы метров 8 длиной».

Две группы из моего полка в составе 46 человек и еще группа из 52 человек вышли в район Клетнянских лесов Брянской области, где вступили в партизанский отряд. До февраля 1942 года я был начальником штаба Клетнянского партизанского отряда, а затем с группой танкистов в 42 человека мы перешли линию фронта. После доклада я получил назначение на должность начальника штаба 17-­й танковой бригады, а через 3 месяца принял 93-­ю отдельную танковую бригаду, командиром которой был до конца войны.

г. Брянск, 1966 г.