Толпыго А.Ф.

Командир отделения 3­-й роты 1­-го батальона 122­-го партизанского полка

Разгром немецкого гарнизона в Малом Кудине

До конца жизни моей останутся в памяти дни лишений, опасности и подвигов народных мстителей. Мы вершили святую месть за смерть и муки дорогих нам людей, за слезы наших жен, сестер, матерей, за сожженные наши деревни.

Стоят и сегодня на колхозном дворе, превращенном в кладбище, 146 крестов над могилами жителей д. Малиновка Белыничского района, расстрелянных и сожженных карателями зимой 1942 г. У этих крестов я принимал партизанскую присягу, клялся беспощадно уничтожать врага на нашей земле. Такое не забывается.

В 1943 г. на территории области, ограниченной шоссейными дорогами Могилев–Минск и Могилев–Бобруйск, а также рекой Березиной, дислоцировалось несколько партизанских бригад. Это была наша партизанская зона. В деревнях мы стояли поротно. Населенные пункты специально выбирались крайние к границам партизанской зоны. Оккупанты, чувствуя себя неуверенно, насаждали в деревнях немецко­полицейские гарнизоны. Сначала партизаны громили их гарнизоны внезапными налетами из леса. К 1943 году народные мстители уже прочно удерживали за собой территорию партизанской зоны, опоясав ее цепью своих гарнизонов, в противовес немецким.

К осени 1943 года на северной стороне шоссе Могилев–Минск оставался один немецко­-полицейский гарнизон в д. Малый Кудин. Он вплотную примыкал к партизанской зоне и преграждал путь нашему 1­-му батальону для выхода на «шоссейку», мешая устраивать засады и брать «языков». Кроме того, за «шоссейкой» мы добывали продукты питания. Эта территория считалась немецкой зоной. Было принято решение 21 ноября 1943 г. силами 122­-го партизанского полка разгромить гарнизон в М. Кудине. Для проведения операции был выделен первый батальон и одна рота второго батальона. Гарнизон противника насчитывал около 100 человек полицаев и человек 15 немцев (командный состав). На вооружении гарнизон имел автоматы, минометы, легкие и станковые пулеметы. Наше вооружение состояло преимущественно из разнокалиберных винтовок. Имелись, правда, ручные пулеметы Дегтярева. В нашей роте было три таких пулемета – по одному на взвод. Во взводе они придавались первым отделениям. Наша слабость была в ограниченном количестве боеприпасов, а поэтому мы не могли выдержать длительного боя.

Батальон выступил колоннами поротно. Всем было указано место и время подхода к гарнизону. Начало атаки назначалось на 2.00. Не знаю, как повезло в маскировке другим ротам, но нашей роте не повезло. Движение колонны было обнаружено противником на болотистом лугу при переходе небольшой речушки, приблизительно за километр от гарнизона. Противник накрыл нас минометным огнем. Но ему мешала ночь.

Первые мины разорвались за нашими спинами, не причинив вреда. Зная по опыту тактику ведения огня по пристрелянной местности, рота бросилась в обе стороны от дороги и залегла на болотистом лугу. Минометный огонь велся аккуратно по дороге, приближаясь к огородам деревни. Участок наступления нашей роты был с востока. Деревня с этой стороны лежала на высоком холме, что создавало очень невыгодное положение для атаки. Да и время для общей атаки еще не наступило. Наши командиры растерялись и не знали, что делать. А противник уже осветил нас ракетами и открыл пулеметный огонь. Внезапность удара была потеряна. Огонь пулеметов был пока не прицельным, но беспрерывно пускаемые ракеты могли нащупать густо залегшую роту, и это сознание толкало нас вперед. Наконец раздалась команда: «От середины в цепь! Короткими перебежками вперед!». И рота начала сближение с противником, ведя с ходу ответный огонь. В это время завязался бой на северной стороне деревни. Мы поняли, что в бой вступила вторая рота нашего батальона. На душе повеселело. Вторая рота шла в обход гарнизона. Но противник сумел занять круговую оборону и вел интенсивный ружейно-пулеметный огонь. В условиях позиционной войны атакующая сторона в таком случае отходит на исходные позиции. В партизанской войне это исключено. Не было сзади нас ни окопов, ни траншей, ни ходов сообщения, ни медсанбатов, где раненые могли бы получить первую помощь. Отступать – значило быть уничтоженными. Для надежды на сохранение жизни была одна дорога – вперед! В атаке боец о смерти не думает. Жажда жизни и победы сильней.

Наступать было очень тяжело, так как бежать надо было по крутому подъему, по огородам с комьями вспаханной замерзшей земли. О них больно спотыкались бегущие. Дух захватывало. Спасительными для нас были частые копны соломы, сметанной на огородах. Прикрываясь этими копнами и сосредотачиваясь за ними, рота приближалась к огневой линии противника, готовясь к последнему броску. Я командовал первым отделением, в котором был пулемет и храбрый пулеметчик – донецкий шахтер, кадровик Красной Армии тов. Жидких. Вторым номером у него – молодой партизан тов. Каштанов.

До огневых позиций противника оставалось не более сотни шагов. Залегши за очередной копной, я стал высматривать пулеметные точки врага. Они были хорошо замаскированы, но в темноте их выдавало пламя, бившее из стволов. Три вражеских пулемета не давали поднять голову. Атака могла стоить больших жертв. Артиллерия легко бы решила эту задачу. В нашем положении приходилось рассчитывать только на ружейно­-пулеметный огонь и гранаты. Я принял решение: ползти с Каштановым к пулеметному гнезду и бросить туда по единственной нашей гранате­-лимонке. Но получилось иначе. Из каких-­то соображений пулемет противника на участке моего отделения сменил позицию и выдвинулся на улицу, на открытое место, став хорошей мишенью. «Режь!», – крикнул я Жидких. И длинная очередь нашего пулемета сделала свое дело.

С криком «Ура!» отделение бросилось в атаку. В этот момент загорелась какая-­то постройка, и пламя осветило улицу. Враг дрогнул и в панике бросился прятаться во дворы. Наш огонь с ходу косил бегущих. Одному из немецких офицеров удалось проскочить между двух домов, он бросился к картофельному бурту. Допустить его туда было опасно. Короткая очередь автоматической винтовки молодого партизана Жмачинского ткнула его носом в землю у самого бурта.

Ворвавшееся в деревню отделение произвело общее замешательство в обороне противника. Раздалось несколько сильных взрывов гранат. Замолчали и два других пулемета врага. Вот уже в деревне и вся рота. Завязался уличный бой. С северной стороны деревни тоже раздалось «Ура! Наша берет!». Но там получилось не совсем удачно. Группа немцев и полицаев забралась на колокольню церкви, и оттуда летели гранаты, велся автоматный огонь. Кроме этого очага сопротивления, враг был сломлен. Несколько домов и надворных построек горели.

Деревня была освобождена. Партизаны бросились по домам вылавливать попрятавшихся полицаев. Я с двумя бойцами своего отделения, Зайцевым и Жмачинским, направился во двор одного дома. Только ударом ноги открыл калитку, как с крыши сарая ударила автоматная очередь. Пришлось отвечать огнем, пока враг не замолчал. Ворвались в дом. Дверь оказалась не закрытой. На столе горела коптилка. В хате было пусто. Но когда мы начали присматриваться к темным местам, то увидели трех человек, лежащих под лавкой на полу. По нашему требованию они вылезли и были обысканы. Оружия при них не оказалось, но неплотно прикрытая половица в подполе привлекла мое внимание. Я поднял ее. Там, в яме на картошке, лежали три винтовки немецкого производства. Задержанные оказались наспех переодевшимися полицаями.

С двумя своими партизанами я отправил задержанных на сборное место, а сам остался, чтобы тщательно осмотреть хату. Вдруг мне послышался не то стон, не то вздох. Но где? Под русскую печь было открыто небольшое полукруглое отверстие. Я подошел к нему и убедился, что стоны раздаются оттуда. «Кто там? – молчание, – вылезай, или бросаю гранату!» После этого предупреждения из-­под печи вылезла насмерть перепуганная женщина и стала плакать, умоляя о пощаде. Кое-­как я успокоил ее и выскочил во двор. Бой закончился.

Подобраны трофеи, подсчитаны наши потери. Потери противника считать некогда. Забрезжил рассвет. Подан сигнал отхода. У нас появился обоз. На телегах лежало пять наших товарищей. Один из них был мертв, второй скончался позже по дороге, трое были ранены легко. На других подводах было оружие, добытое в бою, патроны, соль. Та соль, которую партизаны носили с собой в оружейных масленках, отсчитывали дробками, за которую немало хороших товарищей сложило свои головы. Колонну замыкал конвой, сопровождавший двенадцать человек пленных полицаев. Для прикрытия отхода была оставлена группа партизан, блокировавшая церковь, с колокольни которой огрызался осажденный враг. Осадную войну вести нам не было времени, подавить огнем засевшего там врага мы не могли из­-за отсутствия артиллерии. Последний гарнизон на партизанской территории перестал существовать. Через несколько дней полковая разведка доложила: в бою за гарнизон М. Кудин было убито 80 полицаев и 4 немца. На второй день хоронили полицейских, а немцы своих убитых и раненых увезли в Могилев. Восстанавливать гарнизон гитлеровцы больше не стали. Дорога на «шоссейку» была нам открыта. Боясь партизанских диверсий, движение по ней с наступлением темноты немцы прекращали.

г. Могилев, 1965 г.