Черненко (Батура) Зинаида Степановна

«Я родилась в деревне Галени Недашевского сельсовета Могилевского района в 1936 году.

К началу войны у мамы Ефросиньи было двое детей и третьим она была беременна. У меня был старший брат Шура, 1934 г. р., который потом погиб на фронте. В 1942 году родился брат Иван. Мне запомнилось, как летом 1941 года к нашей хате подъехала машина, в которой сидели мужчины. Отец Степан тоже сел в эту машину. Мужчины затянули песню и уехали. Мой папа очень хорошо пел. Мама долго плакала. И только спустя время я поняла, что началась война и отца забрали на фронт.

Сказали, что будет немецкое наступление, и нас, детей, прятали в березнике, в лесу. Парни выкопали землянки, закрыли их ветками. Помню, как на нас лил дождь сквозь ветки. Родители приходили из деревни, приносили нам еду. Потом приехали какие-то машины, мотоциклы с немцами. В деревне ходили немецкие часовые. Нас из нашей хорошей хаты выселили к соседке, у которой было пятеро детей. Было очень тесно. Спали на полу. В нашей хате, здании школы и некоторых других домах поселились немцы.

Немцы, проходя мимо нашей хаты, все говорили маме: «Русиш швайн». Мы, дети, бегали на луг и собирали цветы. За букетики немцы нам давали по паре конфет.

Немцы у нас жили с год. Они забирали у людей скот, откуда-то привозили животных. Резали коров в песчаном овраге за нашим домом, недалеко от кладбища. Себе они брали только чистое мясо. А наши бабы ходили туда, брали оставшиеся головы, кости, ноги, кожу, чтобы хоть что-то сварить детям. Останки животных гнили и очень воняли. Мама, другие женщины и оставшийся в деревне мужчина-инвалид закапывали их сами.

Потом мы были выселены и из соседского дома. В 1941 году мы, дети, зимовали в каком-то амбаре. Особенно прятали подростков 16-17 лет. Взрослых гоняли куда-то на работы.

Немцы были набожными. Они каждое воскресенье устраивали службы,

молились в церкви на своем языке и очень красиво пели. Возле церкви также немцы оборудовали свое кладбище. Туда привозили хоронить мертвых, убитых немцев.

Однажды приехало в деревню много немцев на машинах. Всех-всех жителей загнали в колхозную пуню. Только немногие ребята постарше смогли тогда убежать в лес. Помню шум, гвалт. Потом приехала какая-то небольшая машинка, вышел немец. О чем-то он поговорил с «местными» немцами, и все солдаты погрузились на машины и тут же уехали. В тот же день вместе с жителями сгорела деревня Красница. Говорили, что немцы перепутали названия: «Красный партизан» (так назывался наш колхоз) и Красница (партизанская деревня, которую и собирались сжечь).

В нашей деревне жили и мамины родители – дедушка Макар и бабушка Суклида. Дедушка как-то стерег в лесу партизанских коней. Кто-то на него донес (говорили, что это староста Петр). Однажды ночью к дому дедушки подъехала машина. Вышли несколько мужчин в штатском, позвали деда и стали его избивать прикладом, били по голове. Из дома выбежала бабушка. Их вдвоем погрузили в машину и привезли в Могилев в лагерь для военнопленных (теперь на месте того концлагеря на улице Шмидта памятник стоит). Потом, видно, про них забыли и их спрятал в сено и вывез на телеге знакомый охранник. Дед после того избиения навсегда оглох.

Вместе с дедушкой и бабушкой жила с маленьким сынишкой их дочь, моя тетя Маруся. После ареста родителей приехали за Марусей. Она спряталась в рожь. Она была такая красивая, что до войны в клуб на танцы специально ходили на нее смотреть. Полицаи ее нашли, но пожалели ее красоту и не забрали.

Бомбили нас только в 1944 году перед освобождением. Опять увели всех в березник, в окопы. В лесу сидели все жители деревни – и дети, и взрослые. Тогда разбомбили школу, мост через речку Чернявку, некоторые дома. Немцы убегали по оставшимся от моста доскам. Через деревню проходили солдаты, танки. Но наш дом уцелел.

После войны деревню долго отстраивали. Сидел в тюрьме из наших односельчан за военные преступления только Петр. Он отсидел 25 лет. Когда пришел, грозился все хаты сжечь. Нанимали тогда сторожа».