Дли Зинаида Вульфовна (Владимировна)

Родилась я в 1928 году. До войны мы жили на улице Ленинской в доме №12 и после войны вернулись в свой дом. Мои родители: отец – Вульф Алтерович (Александрович) Дли, 1903 г. р., и мама – Бася Романовна, 1907 г. р.

Отец работал в типографии с 1913 года, сначала помощником печатника, потом печатником. В 1918 году папа пошел добровольцем в Красную армию. Служил до 1921 года. Потом демобилизовался и вернулся в типографию. Мама тоже работала до свадьбы в типографии. Там родители и познакомились.

В 1932 году папу перевели работать директором издательства «Коммунист Могилева» (сейчас «Могилевская правда»).

Дедушка, Алтер Дли, сапожничал, родом он был из деревни. Бабушка умерла от сахарного диабета. Когда папе было 14 лет, дедушка женился второй раз. У папы был старший брат Иосиф и две сестры – Рая и Злата. Иосиф работал директором сберкассы на Ленинской до войны. Рая была певицей, выступала. У нее была дочка, которая очень хорошо пела, и в 6 лет научилась играть на гитаре.

Дедушка Алтер Дли и его жена, папина сестра Рая с дочкой и сестра папы, двадцатичетырехлетняя Злата, остались в Могилеве и погибли в гетто. Они жили все вместе в своем доме в Подниколье.

Дедушка рассказывал историю нашей фамилии. Когда чиновники шли по деревне и давали евреям фамилии, отец дедушки стоял и держал ведро, так ему и дали фамилию «Ведро» – по-еврейски это «Дли».

Мамин папа, Рувим Дворкин, был строителем. Теперь бы его назвали подрядчиком. До революции у него было разрешение жить в Москве и Петербурге. Бабушка Цейта была образованной женщиной и очень хорошей портнихой. Бабушка всегда слушала радио, читала газеты, книги и все запоминала. Она была из очень богатой семьи и вышла замуж за простого рабочего без разрешения родителей. Родители от нее отказались. До революции ей помогали шить подмастерья. Жили они очень хорошо, но не то чтобы богато. Мама очень красиво одевалась, у нее была очень прямая осанка. Мама была родом с Луполово.

Бабушка и дедушка жили в большом доме на Чаусской улице. На первом этаже была их большая квартира с 4 комнатами, а на втором – до революции – полиция, а после революции – милиция. У них был просторный двор с собакой на привязи, которую я очень боялась.

Я помню, как к бабушке приходили заказывать платья. Пришла женщина, принесла фотографию платья, которую ей прислали из Америки. Бабушка посмотрела и сказала, что она сделает такое платье. А платье было сложное. Очень быстро нарисовала на бумаге фасон и потом сшила платье. Потом девчонки, которые увидели это платье и узнали, кто его сшил, прибежали к бабушке. Бабушка сказала, что сначала должна взять разрешение у той девушки, которая у нее это платье шила. Потом она посмотрела на фигуру той девушки, которая заказывала такое платье, и сказала: «Нет, вам такое платье шить нельзя. Оно подчеркнет все ваши недостатки». Девушка обозлилась. Пошла к кому-то шить, сшила и это ужас что получилось! Бабушка всегда видела, что кому подойдет, и быстренько на бумаге рисовала. Ее забирали в свои дома богачи, и там она шила.

Перед войной дедушка заболел, долго болел и время войны, потом умер.

У бабушки было 10 детей. Двое детей умерли 1930-х гг. маленькими. Дочки Бася (мама) и Хайеся (Хайя-Эся), потом были Арон, Иосиф, Зяма, Володя, Исаак, самый младший Самуил. Все, кроме Иосифа и Володи, жили в Могилеве. Иосиф жил в Киеве и погиб во время войны. Володя до войны выехал на Кавказ. Он преподавал в пединституте на дошкольном отделении. Ему очень нравилось с детьми возиться. Володя воевал, остался жив. Его жена – медработник, во время войны работала в военном госпитале.

Арон Дворкин погиб в Могилеве. Он был в народном ополчении. Когда пришли немцы, он уже уйти не мог. Его прятала какая-то женщина в своем доме в подвале на Виленской. Но совсем незадолго, может, за месяц до освобождения города, когда наши уже наступали, кто-то выследил, когда он ночью выходил подышать, и выдал. Арона убили. Судьба той русской женщины неизвестна.

Дочь Арона, Аня (к началу войны ей было 23 года), работала на обувной фабрике. Когда она вернулась после войны, ее вызвали в НКВД и там рассказали эту историю.

Когда война началась, папу забрали в армию. Отец воевал на Ленинградском фронте. После объявления войны, мама приготовила вещи для эвакуации, все сложила. Но ничего мы взять не успели. Отъезд получился очень неожиданным. Сотрудница газеты сказала, что сегодня будут бомбить: «Как, что – не знаю». Минск уже бомбили. Все семьи работников и сотрудников редакции посадили на одну машину и повезли в лес. Кто-то сказал, что в одной из деревень живут его знакомые или родственники. Поехали туда. Там переночевали. На следующий день на дороге нас остановили солдаты с офицером.

Офицер посмотрел на нашу грузовую машину и сказал, что забирает ее, а мы должны идти по дороге по направлению к станции. Все с детьми. Мама с годовалой Нелли на руках, я и брат Дима, 1926 г. р. Без вещей, без одежды. С собой у нас было только одно одеяло и две подушки. Мама была в халате и с кавказским платком. Меня от страха колотило, да и во время бомбежек прятались в подвале, поэтому я одета была теплее всех. Я была в зимнем пальто, какой-то шапке, теплых штанах, кофте, туфельках и сарафанчике.

На вокзале всех работников с детьми посадили на открытую платформу. На таких платформах машины возили. На станциях беженцев кормили. Только у нас и налить суп было не во что. Солдаты дали брату котелок. Ехали долго. Мы хотели вернуться в Могилев, но нам сказали, что в Могилев уже возвращаться нельзя. Летали над нами самолеты, бомбили, но машинист гнал состав через лес на большой скорости. Кто-то нам кричал: «Куда вы едете? Там немцы». Потом оказалось, что впереди выбросили немецкий десант на парашютах. Нас везли в Казахстан.

По дороге маленькая Нелли заболела, и на станции Екатериновка Саратовской области нас высадили. У Нелли было крупозное воспаление легких. Нас разместили у кого-то на квартире, а маму с Нелей отправили в больницу.

Нам повезло. В больнице была женщина-врач, жена офицера. Она была эвакуирована с западных территорий, из Польши. Когда война началась, она с мужем была в театре. Муж схватил жену, они приехали домой, забрали ребенка и сразу на поезд. В сумочке, которую женщина захватила с собой, случайно оказался пенициллин, ей как раз накануне его выдали. Этим пенициллином она сестру и спасла.

Из Екатериновки мы поехали дальше в угольных вагонах вместе с другими женщинами и детьми. Много было беженцев из Польши, жены военных. Они рассказывали страшные истории. Рассказывали, что их мужья-летчики были в отпусках, самолеты взлететь не могли, потому что не было горючего, а немецкие самолеты летали и бомбили.

Нас привезли в Казахстан, на станцию Талды-Курган, в поселок имени Кирова, где был сахарный завод. Все мы были черные от угольной пыли.

Привезли нас в колхоз, но через несколько дней у Нелли опять поднялась температура. Нам дали лошадь, и мы поехали в поселковую больницу. Приехали к ночи. Днем было жарко, а ночью очень холодно. Свет не без добрых людей. Сторож забрал нас к себе. Покормил лошадь, принес сена в сарай, и мы там ночевали. На следующий день мама попросила отвести лошадь обратно в колхоз. Нелли с мамой положили в больницу. У нее опять было воспаление.

Мы с братом остались в поселке. Сторож и его жена помогли устроиться на квартиру. Мама и брат пошли работать на сахарный завод. Мама шила и чинила мешки для сахара. Брат выучился на слесаря. На заводе вообще много детей работало и только несколько специалистов. Иногда неделями их домой не отпускали. Там и спали, и ели.

Маме и брату давали еду на работе в столовой бесплатно. А я осталась дома смотреть за сестрой. Нам дали деревянное ведро, и я ходила к бурной горной реке за водой. Летом брала воду в колодце. Варила какой-то супчик. Маленькая Нелли кричала: «Зина варит затируху».

Заболел брат. Тиф. Он лежал без сознания. Мама пекла яблоки, варила суп, пюре и носила брату. 17 суток он так пролежал. Когда он пришел в себя, то первым делом попросил кашу. Организм был крепкий, и он поправился. Потом его забрали в армию.

По три месяца не было писем от папы. Он даже был в окружении, но рассказывать об этом не любил. У папы были медали за оборону Ленинграда 1942 года и за окончание войны.

Когда освободили Выборг, папе дали отпуск, и он приехал к нам в Казахстан. Он забрал нас и в сентябре 1944 года привез в Могилев.

Потом сразу же он должен был возвращаться на фронт. Но в городе он встретил своих бывших работников, и они стали писать письма, отношения, чтобы папу оставили в редакции работать. Папу демобилизовали, и он стал работать в типографии. Типографию перевели из разрушенного во время войны здания в какие-то складские помещения в Комсомольском сквере, возле магазина Гоменко. Поставили там машины. Папа работал и директором типографии до 1946 года, потом там стал работать Яновицкий, а папа работал директором издательства. Один из папиных знакомых привел нас в ту квартиру, в которой мы всю жизнь прожили. Он сказал, что до войны это была его квартира, и на нее никто не будет претендовать. А себе этот мужчина уже что-то другое нашел.

У брата была мечта – стать летчиком. Еще до войны он хотел ходить в аэроклуб. Его не брали, говорили, что надо подрасти. Это папа попросил, чтобы врач ему так говорил. Брат прыгал с парашютом, прыгал с моста в речку. Маме кто-нибудь говорил об этом, и она сломя голову бежала к Днепру, боялась, что он разобьется. Там же высоко и камни могут быть. Однажды прыгнул со второго этажа нашего дома.

В 1943 году брата Дмитрия призвали в армию и направили на учебу в летное училище. По окончании ему было присвоено звание лейтенанта. Он успел немного полетать на фронте. После войны он окончил высшее летное училище в Казани. У него было распределение в Оршу, но он договорился со своим однокурсником, которого распределили в Могилев, и был направлен сюда. Потом я читала, что нельзя в свой родной город распределяться. Он очень любил маму. Привозил ей продукты, которые давали на ужин летчикам. Брат кормил заболевшую маму сам.

После распределения он прожил в Могилеве только три месяца и погиб. Это был учебный полет. Его часть располагалась выше Быховского рынка, возле нынешнего лицея. 15 сентября 1948 года он вылетал на задание и вернулся. Тогда же должен был состояться еще один вылет. Во второй должен был лететь друг брата. Он упросил своего друга поменяться. Сказал: «Знаешь, так хочется еще слетать. Давай я вместо тебя полечу». По-видимому, это был какой-то учебный вылет, но точно не знаю. Экипаж был из 6 человек. У штурмана жена должна была вот-вот родить, он очень торопился домой. Впереди летел самолет с командиром эскадрильи. Только поднялись в воздух, увидели, что у него масло льется и требуется срочно сесть. Этот самолет стал кружиться над лесом в поисках посадочной площадки, полянки какой-нибудь, а остальным ничего не сообщил. Следующий самолет, в котором был 1940-х гг. брат с друзьями, стал также спускаться вслед за головным, зацепил крылом за дерево и рухнул.

Он упал в районе остановки около Ямницы.

Всех членов экипажа при ударе о землю буквально разорвало на части. Только брат единственный остался целым, но сук или пень дерева его проткнул.

Он даже еще был жив, когда их нашли. Для всех нас это была страшная трагедия.

Я брата очень любила. Это был веселый жизнерадостный, сильный человек, который всех заряжал своим оптимизмом. Дима был такой здоровый, крепкий, носился по городу на своем мотоцикле. Даже поверить было невозможно, что с ним что-то может случиться. Ему было 22 года, а маме – 42. В тот день Нелли купили пианино и даже не ставили на место, Диму ждали. Тогда же папа менял перегоревшую лампочку, и она отлетела прямо к дверям – это был знак.

Первым узнал о трагедии отец. Ему звонили. Когда он пришел домой, то был весь белый, седой. Поседел за один час. Отозвал меня в сторону и сказал тихонько, чтобы мама не услышала. Мама болела, у нее был плеврит, и ей даже не сказали о смерти сына. Сказали, что Митя в командировку поехал в футбол играть. Она случайно услышала разговор соседей под окном через два дня.

Была комиссия из Москвы. Хоронили всех в закрытых гробах на кладбище возле дома на улице Челюскинцев. Тяжело это было, до сих пор тяжело.

У брата была девушка Луиза. Они очень любили друг друга. Для него она поступила в мединститут. Говорила, что его буду «бросать» по разным гарнизонам, а она всегда хочет быть рядом с ним. Так и не суждено им было жить вместе. Она долго после этой трагедии не выходила замуж. Но жизнь берет свое...