Войтенко (Радзиковская) Александра Ивановна

«Родилась в 1935 году. До войны мы жили в Могилеве, в районе современной улицы Романова, недалеко от «Серого дома». Наша улица называлась Кавалерийская, и там были только частные дома. Я хоть маленькая была, но кое-что помню.

В начале и конце войны, когда шли бои, прятались в землянке на огороде. Там был ров и в нем вырыли углубление. Застелили его сеном, поставили по углам подпорки и, чтобы не сыпалась земля, укрепили какие-то одеяла и покрывала. Там было много таких землянок, в которые все прятались во время бомбежек, особенно ночью.

Половину жителей на нашей улице выселили, кого – в гетто, кого – в другие дома. В наш дом переселили соседскую семью – тетю Дусю с двумя детьми. В освободившихся домах жили немцы, которые ходили в обычной коричневой форме, только в двух домах подальше от нас жили офицеры, которые ходили в черном. Это были эсэсовцы. Их боялись все.

В нашей семье было трое детей: я и два братика (трех лет и малыш 1941 г. р.). На первый год хватило своих запасов еды. У нас был огород, картошка. Ходили в Буйничи, перекапывали там картофельное колхозное поле. Потом, чтобы прокормить детей, мама носила свои вещи на Быховский базар и там меняла их на продукты. Нас никто не грабил. Живности у нас и до войны не было никакой.

Маму и всех соседок: тетю Дуню, тетю Маню, тетю Настю – немцы сгоняли с лопатами в концлагерь на Луполово закапывать трупы. Они говорили, что когда приходили на следующий день, то еще шевелилась земля. Их гоняли и еще на какие-то работы. А я сидела дома и качала люльку, смотрела за малышами.

Перед самым концом войны на станции Могилев-2 сошел с рельсов состав с продуктами. Все-все с нашей улицы ходили туда собирать рассыпанные сахар, рожки. Потом все это перебирали, промывали и варили. Сахар отстаивали, сладкой водой еду поливали.

Мама рассказывала, что на нашей улице жила семья с тремя детьми. Отец у них был партизан. Полицаи всю его семью арестовали. Мама дружила с его женой Шурой и ходила к тюрьме что-то ей передавать. Сначала Шура выглядывала, а потом ее не стало. Мама узнала, что расстреляли и мать, и детей.

Была еще очень красивая женщина-еврейка по имени Мария. Она жила у кого-то на квартире. Мария была не местной, женой офицера, в гетто ее не забирали. Но все же кто-то узнал, что она еврейка, донес, и ее забрали. Конечно, Мария не вернулась.

Недалеко от нас жила женщина Вера, которая во время войны прятала двух маленьких еврейских детей: девочку Иду и мальчика. Их маму Фиру и бабушку забрали, наверное, в гетто. Когда их забирали, Вера спрятала детей в такую яму за домами, из которой раньше брали глину. Дети жили у нее всю войну. Никто не знал об этом. А сразу после войны эти дети пошли в школу и учились какое-то время со мной и братом. Потом кто-то из родственников вернулся и их забрал. Муж Веры погиб на войне. Когда Вера заболела, эти родственники детей забрали ее к себе.

Как только окончилась война, в здании, где во время войны было гестапо, открылась школа. Потом там был педтехникум, интернат, а теперь лицей».