ДЕНЬ этот в маленьком, увитом плющом домике из замшелого красного кирпича, начинался как обычно.

 Маргарита Николаевна стремительной легкокрылой птичкой порхала по комнатке, доводя до идеального блеска и без того замечательный порядок, тихохонько, чтоб не потревожить Мастера, работавшего в огромном старом кресле над громоздким хрупколистым фолиантом, напевая себе под нос нечто, напоминающее апрельскую капель и июльское утро одновременно.

 Вот она приостановилась посреди комнаты, скептически подбоченилась — надо ли? — и, по-матадорски взмахнув полотенцем, легонько толкнула пальчиком тяжелые створки, свинцовые переплеты стрельчатого окна. Полотенце пробежалось по мелким слюдяным окошечкам, в которых тотчас же с неправдоподобной яркостью заплясало белоснежное кипение вишневого сада. 

Маргарита радостно засмеялась, любуясь отражением расцветающей девятнадцатилетней красавицы, но, тотчас же прикрыла губы ладошкой, оглянулась, и кинулась к следующему окну, металлический переплет которого был настолько раскален воспаленным приморским солнцем, что, казалось — открой это окно — и по комнате прокатится иссушающее дыхание черного самума, но она-то знала, что волны ласковой средиземноморской «талассы» играют свои делъфиньи игры почти возле самого фундамента из тяжелых круглых валунов, поэтому смело развела створки обеими руками и замерла, закрыв глаза, вливая теплое прикосновение солнца всей кожей, глубоко вдыхая крутые горько-соленые запахи полосы прибоя. 

Возле третьего окна Маргарита капризно выпятила нижнюю губу, прикусила ее, зябко повела плечами — но все же высунулась почти до пояса в зыбкий серый туман и, быстро смахнув прилипший к слюдяному стеклышку корявый черно-бурый лист, нырнула обратно в комнату. За четвертым, заиндевелым окошком, в этот час была ночь — а кто ж ночью протирает окна? — поэтому Маргарита только вытаяла посреди белых джунглей на стекле глазок, чтоб взглянуть на скучно стынущую среди волнистых туч луну. Она прильнула к глазку, и — ! -- тут уж от громкого возгласа изумления удержаться ей не удалось: луна кипела!

Мастер встревожено поднял голову в своем кресле, но спрашивать ему ничего не пришлось — в дверь постучали, потом послышался смех сдавленный и шум какой-то возни, веселый такой шум
— наконец дверь открылась, и на пороге возник во всем блеске потертого кургузого клетчатого костюмчика — господин переводчик с иностранных языков Коровьев-Фагот! Он сделал шаг в комнату и туг же упал, споткнувшись об выкатившийся у него из-под ног черный шерстяной клубок. Клубок развернулся посреди комнаты в обыкновенного черного кота. Кот чихнул и церемонно вытер лапою усы.
— Будьте здоровы, Бегемот! — кинулась с радостным смехом к гостям Маргарита.
— Ну, вот, так и завсегда. . .— обиженно забурчал клетчатый, шаря по полу в поисках упавшего на ковер пенсне. — Просил же я Мессира посылать к дамам одного толстого Бегемотища...
— Ой, что вы, дорогой Фагот! Я так рада вас видеть, — запротестовала Маргарита Николаевна, стала коленками на ковер и протянула Коровьеву пенсне.
— Вы, королева, передо мной, на коленах?..— изумленно-испуганно запричитал тот.
— Па-азволь-тэ прэдложит тэбэ руку! — церемониальным шагом подошел к ней Бегемот, но уже не кот, а стройный кавказец в полуопереточном обмундировании «грузинского князя.
— Ах! — томно опустила ресницы Маргарита и, прикоснувшись к расшитой серебром перчатке, легко вскочила на ноги. — Какими ветрами к нам, князь, простите?..
— Бек де Мот! — звякнул шпорами восточный красавец, упал на одно колено и припал усищами к ручке дамы.
— Вот-вот... Чики-чирики, а дело, завсегда, мне одному... — продолжал бубнить Коровьев, охлопывая карманы тощего пиджачка. — Бумажка-от, записка-то — где-кось она? Опять за подкладку завалилась, што ли?
— добрый день, господин Коровьев, день добрый! — радушно произнес Мастер и, успокаивающе добавил:
— Если не особо существенно Вы своими словами...
— Нет! Существенно! — вскричал Фагот. Наконец вытащил из кармана мятый засаленный листок календаря с красной датой и, торжествуя, поднял его над головой: — Вот! С ДЕВЯТНАЦАТИЛЕТИЕМ Вас, значится, Маргарита Николаевна, и всех благ! Фу... Индо, взопрел...
- Ах «сэтгот комильфо» Фахотс, прэ нон, трэз нонсэнс! С бухты-барахты — а где же суприс? — с французско-замоскворецким изяществом разочарованно протянул Бек де Мот.
— Стол накроем в саду! — захлопала в ладоши Маргарита и выпорхнула за дверь. — Мастер, Мастер! Нет — вы только взгляните — что за чудо!
— летел из сада ее восторженный голосок.
- САМ прибудут...— значительно сообщил на ухо Мастеру господин Фагот,
И грянул пир!

                                    Просперо.

Продолжение следует.

...и грянул пир:

Невидимый оркестр вспенил лепестки цветущих вишен, сумасшедшей прелести вино заискрилось в высоких хрустальных фужерах, почерневшие доски дубового стола заскрипели под тяжестью лебедей и павлинов, устриц и кокосов, винограда и ананасов — да стоит ли перечислять все, что можно увидеть на столе у силы, тем более— нечистой?

    Один только перечень сыров, да не наименований сортов, а стран-производителей этого продукта занял бы больше времени, чем потребовалось гостям и хозяину, дабы подойти к столу, за которым уже восседал Воланд.

 Азазелло широко осклабился за его спиной, 

Гелла хлопотала, поудобнее устраивая на деревянной скамеечке больную ногу Повелителя Тьмы,

 — Любезнейшая госпожа Маргарита Николаевна! — сусальным петушком пропел Коровьев. 

Все встали, взяли бокалы. Маргарита, возбужденно дыша, как бы случайно, мимоходом, прижалась к плечу Мастера. 

— Э-ус... от имени и по поручению кхс.. .— Коровьев поперхнулся и отпил глоток вина. 

Волаид шевельнул бровью удивленно. 

Раздался звон бьющегося хрусталя и гомерический хохот Бегемота, показывающего пальцем на прислоненный к стулу фагот, возникший на том месте, где только что стоял г-н Коровьев.

— Позвольте Бегемоту, Мессир? —изогнулась над столом лебединой шеей Гелла. 

Воланд кивнул, с некоторым еще раздражением, и Гелла слегка укоротив шею, свысока оглядела стол и плавно наклонила голову: 

— Просим вас, Беге мот...

— Самая прекрасная обезьяна, — сказал Гераклит, — безобразна по сравнению с родом людей. 

Самая прекрасная женщина — это говорю я, Бегемот! — не подлежит и сравнению с Вами, виновницей нашего сегодняшнего торжества! Виват абсолютной Красоте Вечной Юности! Виват!! Виват!!! 

Гости заулыбались, Маргарита Николаевна порозовела от смущения, Мастер поклонился и поднес к губам вино, но из-под стола раздалось, словно кто-то скреб ногтем по фаготу:
— Виват Непреходящему Абсолюту... Виват вовремя умершему, дабы открыть дорогу беспредельному росту своего внутреннего «эго» — будь то красота души, или тела!

Воланд хмыкнул. За столом появился Коровьев. Все выпили.
— Благодарю, я так рада...— Маргарита запнулась и беспомощно повернулась к Мастеру, повела рукой неопределенно — и он пришел на помощь:
— Господа наши, дорогие гости, благодарим вас за этот неожиданный праздник, который, будь он даже традиционным, вряд ли доставил бы нам с Маргаритой меньшее, большее ли — наслаждение...— Мастер понимал, что говорит что-то не то, что звучит его спич вроде как «дорогие хозяева, а не надоели ли вам гости?» — но... И тут Бегемот, сглаживая возникшую шероховатость, заорал:
«Мессир! Какова идея — традиционное девятнадцатилетние Маргариты Николаевны!?» — 

однако никто даже не улыбнулся....

— однако никто даже не улыбнулся.

 
Тем не менее, Мастер благодарно взглянул на Бегемота и, слегка склонив голову в направлении Воланда, смял речь следующим образом: — Как вам будет угодно, Господа, всегда рады. А по дополнению господина Коровьева — оно справедливо, спасибо... Виват!
Воланд благосклонно кивнул, и все выпили и разбили бокалы оземь, и зашумели, заплескали вновь шампанским, заугощались закусками. Коровьев и Азазелло набросившись на главное украшение стола - торт с павлином - наперебой предлагая имениннице лучшие кусочки, но хитрый кот Бегемот и тут успел:
— Вы позволите, Мастер? — галантно осведомился он и, словно грациозная птица взмахнула черным крылом его бурки и белым крылом воздушного шлейфа Маргаригы, под томительную венскую мелодию.
— Не свежо ли Вашей ноге здесь, Мессир? — озабоченно спросила Гелла. — Может быть, соизволите послать к Абадонне, за квартой свежей крови?
— Нет. Мы пройдем с Мастером к камину, и там я подарю ему свой подарок. Если не ошибаюсь, дорогой Мастер, "Игру в бисер" придумали на Земле несколько позже Вашего отбытия сюда?
— Вы, разумеется, никогда не ошибаетесь, — поднялся Мастер из-за стола вслед за Воландом. Они шли, а черно-белая птица пролетала перед ними, упоенно кружась. И Маргарита хохотала, а Бек Бегемот, топорща, в неимоверно ужасной гримасе, восточные усы, надрывно декламировал:
«орет продюсер, пирог уписывая: вы просто дуся! Ваш лоб — как бисерный! А вам известно, чем пахнет бисер? Самоубийством, самоубийством...»
Мастер предложил Воланду свое кресло у камина, а сам хотел присесть на скамеечку Маргариты, но под руками услужливого Азазелло скамеечка выросла в тяжелый резной палисандровый трон. В камине затрещали березовые чурки.
— Итак — «Игра в бисер«, — сказал Воланд. — Игровое поле — Вечносгь, распростертая во Вселенной. Фишки — девять Муз с Философией во главе, а также все прочие известные вам проявления Пронизывающего все сущности и сути, все помыслы и идеи. Правила? — всего одно: Гармония. Цель — Катарсис. Я намеренно изъясняюсь в терминологии древних греков — любимой вашей ступени детства человеческого сообщества**.
— Я начинаю догадываться, Мессир! Как Гераклит Темный, я могу играть сочетаниями, образующими «целое и нецелое, сходящееся и расходящееся, созвучие и разногласие, из всего одно и из одного — все».
— Полагаю нашу Игру начатой, — усмехнулся Воланд.
— Да, если угодно. И, добавлю, что «расходящееся сходится и из различных образуется прекраснейшая гармония, но все возникает через борьбу».
Авторская ремарка: Здесь и далее я вынужден опустить имена авторов цитат-фишек этой любопытной игры — к сожалению, книга академика А. Ф. Лосева, подарившая мне эти крупицы древнегреческой мысли — сгорела в 1988 году, 28 октября. Там же осталась и книга К. Бальмонта «Костры мирового разума» и др. Рукописи не горят — но авторы порой, да...
— Не сомневаюсь, что вы преднамеренно ошиблись, цитируя Аристотеля. Ведь не зря сказал Ипполит: «Скрытая гармония сильнее явной».
— Да... Демокрит полагает, что скрытая гармония сильнее... То есть, нет, не так! Что «гений счастливее жалкого искусства — и он исключает здравомыслящих из Геликона...», — грустно сказал Мастер.
— «Прекрасна надлежащая мера во всем", - заметил Воланд.
— .. .«часто я слышал, что никто не может быть хорошим поэтом (говорят, что это сказано в сочинениях Демокрита и Платона), без душевного огня и без некоторого вдохновения, своего рода — безумия...»
— . . .»если перейдешь меру, то самое приятное станет неприятным...»
— "Человек — есть мера вещей существующих, что они существуют, и несуществующих — что они не существуют...»!
— . . .«у кого есть ум, для того мерою слушаний и рассуждений является целая жизнь".
— Простите, Мессир! Но кто же из земных философов имел в запасе не жизнь, а эту проклятую бесконечную Вечность?! — вырвалось у Мастера.
— «И - », — торжествующе загремел Воланд, — «этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал ни один бог и никакой человек, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим!» И все рождено Великою Матерью ТЬМЫ !!!
Мастер порывисто, быстро, скользнул взглядом по подбородку Князя Тьмы и, зажав рот ладонью, уставился в камин. 

Воланд не торопил его.

...соизмеримы с глубиной реки
далеких звезд на плесах огоньки
соизмерима с красным на закате
струна течения на перекате
стрелы терпения натянутая тень
из ночи в день
из неба в твердь
из жизни в смерть....

— *Кто горел — того — не по-дож-жёшь...», — провыл под окном Бегемот, бренча на гитаре среди «веселящейся молодежи».
— Наташа! Наташа! — закричала, захлопала в ладоши Маргарита.
Действительно, в саду появилась ведьмработница Наташа, но уже не верхом на хряке, а, правя целой тройкой этих неблагородных животных, причем коренной был во всем "хилтоннс-диор», правый пристяжной — в "пума-адидас", а левый — вообще в какой-то причудливой сбруе, разукрашенной пластмассовым и металлическими бляхами с черепами, молниями, пауками и малоприличными надписями на английском языке.
Подруги расцеловались. Наташа преподнесла с поклоном Маргарите большую коробку, перевязанную розовой ленточкой, предупредила:
  

— Осторожно, тяжелая...
— Ах! - вскричала Маргарита. Конечно же, это были журналы мод, каталоги супермаркетов и прочая, прочая, прочая...— Какая прелесть! Какая прелесть...
— Теперь говорят шарм», — поправила ее Наташа.
— А самый модный возраст? — спросила Маргарита, приглядываясь к облику подруги с некоторым удивлением: «Парижсюр шарм и свекольная раскраска?..»
— «Девочка сегодня в баре, девочке пятнадцать лет», — снова забренчал на гитаре Бегемот, приглашая всех пить и танцевать, "гудеть и отрываться".
— Сейчас, сейчас! — ой! — откуда это? —
Наташа достала из коробки букет отвратительных желтых цветов, мокрых, земных...
— Дай сюда! — резко вывихнув ведьмработнице руку перехватил букет Коровьев, встряхнул. Выпала бумажная трубочка. Он развернул ее, прочел, сидя на корточках, протянул снизу, медовенько лромолвивши: — Это никак вам, хозяюшка, письмецо...
Маргарита пробежала глазами записку, нахмурилась, скомкала ее в кулачок: принужденно улыбнулась гостям:
— Странная прихоть. Фрида просит, чтобы ей опять подавали платок. Мессир! — повернулась она к окну.

— Я, право, ничего не понимаю — она отказывается от вашего милосердия... Нет, право
— Странно — платок! Какой-то самосадизм, мазохизм... Это что — тоже сейчас в моде? — повернулась она к Наташе.
— Мадам! Чес-слово, я даже не в курсе, кто такая есть эта Фрида! — испуганно замахала руками та, делая заученно-честные глаза, как прежде в домработницах по случаю неприятностей с хозяйской мелочью.
— Это тот самый платок, — улыбнулся Коровьев доверительно, погладил Наташу по руке и вдруг сильно сдавил ей ладонь, дернув на себя, — тот самый платок, которым наша Фрида удавила своего байстрючонка...
И вытянулся во фрунт перед окном:
— Мессир! Позвольте нам с Азазеллой быстренько мухой слетать! Мы подадим ей — раскопаем и подадим — трупик дитятка — ха-ха... — и попятился Фагот от окна.
По саду прокатилась удушающая волна серного ангидрида. Голые деревья протянули черные обрубки рук к свинцовому небу.
— С кем приходится работать..— железом по стеклу резанул голос Воланда. — Гелла — глобус!
Все гуськом потянулись в дом, только Наташа бочком отступила к своему свинячьему экипажу и тихо испарилась.

— С кем приходится работать..— железом по стеклу резанул голос Воланда. — Гелла, — глобус!
Все гуськом потянулись в дом, только Наташа бочком отступила к своему свинячьему экипажу и тихо испарилась.

Глобус медленно вращался перед Воландом. Багровые сполохи войны то тут, то там озаряли его серые бока, словно засиженные металлическими мухами. 

   В некоторых местах цвели бархатные черные маки, излучали мертвое сине-зеленое сияние. 

Азазелло завистливо защелкал языком, его жёлтые клыки прямо на глазах выдвигались из нижней челюсти. Казалось — сейчас с клыков закапает слюна.

— Мушек стало меньше, Мессир, — заметил Бегемот.
Воланд ткнул тростью в подставку. Глобус остановился, и из облачного тумана возникли дымчатые очки Абадонны и его пробковый плантаторский шлем.

— Что происходит, Абадонна? Почему уменьшилось количество мушек? — сухо спросил Воланд.
— Мессир! Есть мизерный демонтаж устаревших установок, не более того. Но, обратите внимание — они вышли в околоземное пространство.
— Скоро рои металлических шершней загудят вокруг этого переспелого яблочка.

 Они бредят «звездными войнами», грезят часом, когда железные звезды посыплются с черных небес. Должен отметить также, что оставшегося после демонтажа ядерного потенциала вполне хватит на десяток таких планетишек.

— Хорошо, хорошо, достаточно...— пожевал губами Воланд и равнодушно спросил: — а что там поделывает моя освобожденная Фрида?
— Ищет лесок, в котором закопала когда-то дитя. Не беспокойтесь. На том месте сегодня — колодец для пятидесятимегатонной межконтинентальной »мушки».
— Благодарю вас за информацию, Абадонна. Работайте, работайте, любезнейший. И побольше фантазии. Планетарный взрыв — это мы уже видали с Фаэтоном — подготовьте более оригинальную версию. Конец связи. — Воланд отнял трость от подставки, глобус вновь завертелся, уменьшаясь в размерах и, чем мельче он становился, тем заметнее было роенье над ним реденького облачка металлических «мушек». — Учитесь, Коровьев — сухо бросил Воланд, поглаживая трость.
— А то — «дать ей платок, да еще и трупик» — детские игрушки. Нет! Она сама выбрала нож моего милосердия, и оборвана связующая паутинка, и теперь так будет вечно и бесконечно, и не только в час, когда самоубийцы восходят на мосты!
Настроение Главного Гостя явно улучшилось. Деревья в саду зашевелили ветвями, словно усталый пианист пальцами, под чуть слышимый перезвон лопающихся от сока почек.
— Продолжим игру, Мастер! –

Лара Фай-Родис

  Когда я чувствую тебя,
  Я замираю,
  Чтоб себя не выдать
  Смущённым взглядом
  Пред твоим, - бесстыдным,
  Очки мои – защита от огня……

  Опять пройду я,
  Глаз  не поднимая,
  И точно зная,
  что тебе - нужна…
  Прекрасна тайной эта связь немая,
  Ах, как была бы я с тобой нежна….

  Но увертюра так приятна и важна,
  Что я тебя лишь в мыслях обнимаю…


  - Мама, мама, милая моя мамочка… - приговаривала она, присев на корточки и кроша по пирсу голубям и одинокой чайке взятую в кафе пиццу... белая птица безбоязненно клевала крошки в метре от её рук… 

Ближе она не подходила, но не отворачивалась, любопытно замирая, как будто прислушиваясь к  тихому лепету молодой женщины…
  -Знаю, знаю, ты всегда желала нам счастья, мамочка…а теперь я ничего не понимаю, ни-че-го…
  Крошки закончились. Она выпрямилась. Стая голубей выпорхнула из-под ног, чайка  встревоженно закружила над пирсом.  Ветер явно крепчал, и рассерженные волны начали доставать  брызгами до площадки. Солнце потихоньку пряталось  за парком. На берегу  сразу посвежело, всё-таки ещё даже не май…
  Молодая женщина вернулась на террасу кафе, похожую на верхнюю палубу яхты, заказала ещё одно американо, завернулась в поданный заботливым официантом пушистый плед. Согревшись горячим кофе, замерла, сосредоточив взгляд на линии горизонта, теперь такой эфемерной и расплывчатой, нереальной границе моря и неба, что ей показалось, что она парит в ладье в каком-то необозримом туманном пространстве и душа её рвётся надвое…

  - Туся, покажи мне  визитку.
  - Какую?
  - Доча, вчера…
  - Ах, это…А зачем она тебе?
  - Надеюсь, ты ему не звонила?
  - Нет, конечно! А что, хочешь сама с ним познакомиться?
  - Ты с ума сошла. У меня ваш папа есть. Дай-ка визитку. Та-ак… голубоглазый брюнет, говоришь, и не выглядит как бандит?
  - Ма, ну он похож на твоего любимого французского актёра, как его там, который еще в том фильме был, что мы вчера смотрели? Только ростом пониже… ты бы влюбилась, но для меня он старый… хотя и очень красивый…
  -  А зачем ты взяла визитку?
  - Ну, я растерялась. Мы после репетиции из театра спустились с девчонками на бульвар, посплетничать о выпускном концерте, а когда возвращались, он на Ланжероновской чуть не наехал на меня... Опустил стекло и предложил вместо компенсации за испуг подвезти меня до дома. Я сказала, что мне мама не разрешает садиться в чужие автомобили, что ты за мной приедешь и всё такое… тогда он дал мне в руки свою визитку, не обращая внимания на мои протесты и со словами «можешь показать её маме»… и всё! Я не собираюсь ему звонить!
  - Ладно, я через Лёлю завтра узнаю, кто он такой. А какая у него машина?
  - Мам, да не приглядывалась я! Какой-то большой чёрный джип, вроде дедушкиного BMW.
  - Он тебя чуть не задавил…
  - Так они ж теперь так знакомятся!
  - Тем более, надо о нём всё узнать. Завтра расскажу.
  - Мам, учти, - мне это не интересно! Спроси сначала, сколько ему лет. Наверняка уже за тридцать, зачем мне такие, ты-то за одноклассника замуж вышла…

  Перед глазами замелькал выпускной концерт в оперном театре…выплыла огромная, поразившая весь переполненный зал корзина белых роз, преподнесенная  ей… Эта корзина роз осталась единственной, подаренной ей, как балерине, и перечеркнула все другие возможности талантливого  маленького лебедя, превратив его  в приложение к могущественному мужу…
  На целую дю-жи-ну лет… Надо смириться со своим тридцатилетием и с тем, что сорокавосьмилетний муж по-прежнему любит восемнадцатилетних девочек…

  А ты – не балерина и вообще – никто. По большому счёту ты никому не нужна сама по себе и не интересна, хотя тебе все одноклассницы завидуют, зная, как часто ты отдыхаешь за границей…

                 Знали бы они, отчего ты убегаешь по заграницам, когда совсем уж плохо, как сейчас, например…
  - мама, мама, мамулечка, как же я тебя здесь чувствую…ты стала для меня морем...

  - Еве, живущей в Эдеме, где всё подаётся по мановению пальца, стало невыносимо?

  Женщина вздрогнула. Голос явно прозвучал извне, но рядом никого не было.
  Только теперь она заметила, что на аллеях парка уже зажжены фонари, и надо идти...
   

        Глаза открывать не хотелось. Сознание пыталось удержать и воспроизвести виденные во сне картины, хотя бы самую последнюю…как будто художник, приверженец сюрреализма, рисовал  пейзаж родного  залива с высоты птичьего полёта и картина получилась буйная, во всей красоте майского раскраса цветущего паркового побережья…но какая-то странная, тревожная, предгрозовая…надо, наверное, серьёзно заняться рисованием.
  Неужели не зря её сердце так ждёт этой весны?
  Май, всегда такой долгожданный, пролетает почему-то так же быстро, как первая гроза.
  Каштаны к её дню рождения потушат свои волшебные белые свечи, акации на смену им вывешивают свои пахучие белые ажуры непременно к её дню рождения  и вместе с сиренями  тревожат душу, и обжигают сердце с каждым годом всё безжалостней.…И ещё десять лет назад было ничего не поздно:

  - Малышка, для чего тебе эти конкурсы? Тебе не достаточно, что ты – «мисс города»?

  Понимаю тех моделек, которые рвутся к славе, чтоб потом выйти удачно замуж…Но мужики не идиоты же, – на таких жениться. Тем более неприлично, чтобы ты, моя жена, дефилировала на этих конкурсах, да ещё и в столице…С меня хватило твоей прошлогодней победы, по сей день нет отбоя от журналюг…

Лучше закажи по интернету себе этого котёнка-сфинкса за штуку баксов.  Ну хочешь, открой себе школу бальных танцев…Поищи подходящее помещение, подумай, что нужно, найми персонал. Только не кисни, займись делом, я всё понимаю…

  -И я всё понимаю: «чем бы дитя ни тешилось…лишь бы не повешалось»…

  Со дня замужества она мечтала о ребёночке, и врачи подтверждали её абсолютное здоровье и способность выносить плод, но уже не однажды  нормальная обыкновенная, как у всех, беременность к 10-й неделе почему-то замирала и никакие знаменитые врачи не могли  им объяснить, почему гибнут эмбрионы.
  Экология, - пожимали врачи  плечами…

  Перед глазами молодой женщины опять всплывает лицо мамы… Да,  возле моря ей всегда кажется, что она возвращается в детство, а чайка эта, что никак не хотела улетать от неё, - мамин знак свыше, что она всегда рядом…

  Вчера всё впечатление от прогулки неожиданно испортил  чёрный кот, что перебежал  ей дорогу за сто метров до стоянки, где она оставила машину. 

    Пришлось эти самые метры тащиться без одного каблука, который на верхней ступеньке лестницы вдруг хрупнул и улетел куда-то вниз. Она обернулась в попытке найти злополучную деталь, но наткнулась на трёх мужчин, поднимающихся вслед за ней по ступеням. Когда они проходили мимо, один из них, в смешной клетчатой одёжке, похожей на клоунскую (из дельфинария, что ли?),с непередаваемой интонацией, напоминающей то ли иронию, то ли сарказм, произнёс:

  -Мессир, случайно, это -  не та Золушка, которую вы поручили нам найти? Она – без одной туфельки. – И захихикал, при свете жёлтых парковых фонарей заглядывая ей в лицо…

  Шедший за ним  грузный мужчина неопределённого возраста в чёрном кашемировом пальто, в чёрной  шляпе и с тростью, не преминул откликнуться
  - Всё может быть. Сударыня, как Вас называют граждане сего замечательного города?

  - По-разному! –  Резко ответила она, всем своим видом давая понять, чтобы нежелательные собеседники оставили её в покое.

  Третий их спутник, в тёмном,  похожем на омоновский, комбинезоне, щёлкнув каблуками, с поклоном подал ей утерянный каблук.
  -Мадам, жизнь прекрасна и удивительна. Не в каблуках счастье. Вот увидите.

  Она подождала, пока они удалятся на приличное расстояние.
  Хорошо, что аллея, ведущая от Лидерсовского бульвара до дельфинария и вечером не бывает пустынной, но рука сама непроизвольно достала из кармана телефон и быстренько его включила. Звонков без ответа было пять.
  Подождав, когда они пройдут мимо автостоянки, молодая женщина привычным движением достала брелок и, выключив сигнализацию, юркнула за руль, тут же  поворачивая ключ в замке зажигания. Тихий щелчок возвестил о том, что двери заперты, а мотор после первого же оборота довольно заурчал. 

     Выдохнув с облегчением, незадачливая дамочка почувствовала себя почти дома. Сосредоточившись пока только на дороге,  через три квартала свернула в переулок и нырнула в паркинг, откуда лифтом поднялась к себе на этаж…

      Финни, свернувшись калачиком на коврике за дверью, как всегда, терпеливо её ждала. Взяв любимицу на руки, хозяйка включила сразу весь верхний свет, потом – огромный электрокамин и вместе с его  весёлым искусственным, но тёплым пламенем включилась музыка Чайковского, адажио из «Лебединого озера».

     Спешно дала голодной кошке еды, насыпала корма попугаю Иннокентию, приняла горячий душ.

     Забравшись в постель, проверила, кто звонил, когда телефон был отключен….Так, звонок от сестры, от маминой приятельницы, остальные, наверное, по рекламе. Звонка от мужа не было.

  Уже проваливаясь в сон, подумала:
  -Завтра обязательно закажу мамин портрет, и так и уснула, пытаясь представить, как он будет выглядеть…, почему-то представилась голубоглазая мадонна с ребёнком на руках…

  Потом  всю ночь снились такие сны, что  достойны кисти гениальных художников…
  Она парила над  прожитыми бездарно своими  майскими днями рождения, и на поля красных тюльпанов наплывали белые и розовые шапки каштанов, которые перемежались с зарослями своевольной неукротимой сирени, и сам воздух, то звеняще прозрачный и наполненный птичьим гомоном, вдруг становился похожим на непроницаемый фиолетовый купол, по стенам которого рушились мимо неё откуда-то с невообразимой высоты косые водопады и по всему периметру беззвучно сверкали серебряные всполохи…

  Наконец она всё-таки открыла глаза, потому что под дверью её необыкновенная Финни  проявляла явное нетерпение. Хозяйка относилась к Финни с благоговейным уважением.

  Эта порода существовала еще во времена египетских фараонов. 

По легенде, белый сфинкс с голубыми глазами охранял святилища Древнего Египта. 

Если Финни сидит и, не мигая, смотрит на дверь, хозяйка знала, что кто-то надумал прийти в гости. 

Голубая бархатная «лунная кошка» представлялась ей инопланетянкой и иногда  в снах уводила свою кормилицу  в какие-то фантастические ландшафты.

 И именно благодаря этому, пришлось купить мольберт и краски.
  Аппетит кошачий всегда был отменным, но ела она только натуральное  мясо или кашу с молоком.

  Выпустив кошку из спальни, Рита взяла с тумбочки свой дневник и постаралась вспомнить и записать абсолютно всё, что произошло с ней вчера вечером и всё то, что потом  видела во сне. 

     Попыталась воспроизвести в воображении фантастический домик, где явно видела себя в роли хозяйки, потому что совершенно незнакомые гости именно её поздравляли с днём рождения…и гости разговаривали странно похожими на кого-то голосами…

    Потом,  уже ощутив себя во сне под фиолетовым грозовым куполом, заворожено разглядывая яркий пятнистый берег, к которому будто бы плавно летела, осознавая, что это всё – во сне, потом вдруг почувствовала, как будто проснувшись, что камнем полетела вниз и ,как облако, рассыпалась на множество дождевых капелек…очнулась, прижимая руки к сердцу, объятому предчувствием  чего-то неотвратимого…          Чего?
  Явной связи между вчерашними переживаниями и ночными сновидениями не прослеживалось, но ведь не часто ты во сне, как будто проснувшись, на самом деле, попадаешь ещё в один сон, да так, что невозможно понять, спишь ты или всё это происходит на самом деле…

   но поздравляли во сне её с девятнадцатилетием , и вроде как и не в этой жизни вовсе…приснится же!

  Она  достала  из книжного шкафа старый фотоальбом, и вынула из него  мамины фото, на которых той было около тридцати. А на одном мама была с ней, кудрявой двенадцатилетней девчушкой…

  Да, если бы не карие папины глаза, все бы сказали, что они с мамой -– на одно лицо…
  Ладно, девушка, хватит меланхолии, пора и за дела приниматься. По дороге в студию надо заехать на Соборную площадь к художникам…

 
  На всякий случай  заглянула  в интернет, увидела письмо от мужа:
  - Мыша, не скучай, придётся задержаться ещё на неделю. Прости. За мной шикарный подарок. Придумай сама. Целую.
  Да-а-а,ещё одна неделя …всё та же песня. Навернулись слёзы. Прикрыла глаза и вдруг откуда-то из глубины сознания выплыло лицо с ТЕМ взглядом…Пропади ты пропадом! Хоть паранджу надевай...

    Но оделась на этот раз демократично – джинсы,  белый свитерок и  кожаный жилет с  чёрным мехом, коротенькие белые сапожки на плоском ходу. Кофе решила попить в офисе. Когда выехала из подземного паркинга, буквально ослепило солнечное сияние нового весеннего дня….

  «Жизнь прекрасна и удивительна. И  не в каблуках  счастье. Вот увидите!» -
  почему-то вспомнилось ей из вчерашнего…

  Да, счастье начинается с того, чтобы утром, выезжая из своего родного переулка,
  успеть быстро вклиниться в нескончаемый поток автомашин на Французском бульваре,
  пока не затрезвонил противно трамвай, которому ты перегородила рельсы.
  Надо опустить стекло, и джентельмен обязательно быстренько найдётся…Ага, кажется    повезло, клюнули на  женскую мольбу с ладошкой на сердце, можно поворачивать…

  Сверкнув изумительным перламутровым аквамариновым  боком и подмигнув поворотниками, её любимая ретро-Крайслер с ласковым именем Красуня, соскочила на старинную гранитную мостовую  и в обычной общей пробке начала пробираться  в сторону  Соборной площади.

  Ах, эти несчастные художники! Сегодня, в субботний апрельский день, им повезло с солнечной тёплой погодой. Поэтому  и собралось их перед храмом немало.

  Надо выбрать из них самого талантливого. Писать портрет по фотографиям, наверно, не просто. Пошла по рядам. Интересных картин было не так уж и много. Стандартные городские пейзажи. Свадебные гламуры. Невыразительные, на её взгляд, портреты.

  Среди иконной живописи задержалась. Понравилось изображение Божьей матери с младенцем, необычно, как-то очень смело, по-космически стилизованное.
  Присмотрелась к продавцу.
  - Это – Ваша работа, или Вы - реализатор?
  Продавец курил, сидя на корточках. На вид – типичный художник, - джинсы, чёрная футболка,
  длинные  патлы, стянутые на шее в хвост. Не старый. И  - чёрные очки.
  Когда он встал в полный рост, то уже смотрел на неё сверху вниз и  выглядел растерянно, будто только проснулся.
  - Здесь только мои работы. Всего – несколько. Остальные – дома. За зиму накопилось порядочно.
  - Можно, я покажу Вам мамины фотографии? Вы пишете портреты по фотографиям?
  - Нет. Я пишу картины. Халтурой не занимаюсь.
  - Я хочу картину. Чтобы в ней была душа моей мамы и моя. Она умерла недавно.
  И увидела смущённую улыбку. До этого он  выгдядел не очень дружелюбно, глядя на неё, как на избалованную благополучием дамочку.
  - Пожалуй, я соглашусь. Сейчас у меня будет время. Хотел весной отдохнуть и набраться новых впечатлений. Думаю, Вы мне можете в этом помочь. Как Вы на это смотрите? Что Вы делаете вечером?
  - Ну и нахал! – подумалось ей.
  Вслух она постаралась быть вежливой, ведь он явно был талантлив,
  - Я – замужем. Вряд ли смогу быть Вам полезной.
  - Жаль. Ладно. Возьмите визитку. Мой телефон и адрес мастерской. Тут недалеко. Преображенская-Софиевская. Отдельный вход по металлической пожарной лестнице.
  Я работаю на чердаке и на крыше, там у меня – мастерская и смотровая площадка. Весь центр, как на ладони. Приходите  завтра после обеда. Я покажу Вам свои работы и обговорим  композицию.

  Взяла визитку, глянула на часы. Пора на работу. Кивнула художнику и заторопилась  к машине...

  В обычной клубной  суете не вспомнила о художнике до конца дня, пока снова не села за руль. Всю дорогу до дома  думала, стоит ли поручать этому задаваке мамин портрет,
  и пыталась отделаться от  ощущения, что где-то когда-то его уже видела. Наконец, убедила себя, что вообще неприлично одной, без сопровождающих, лезть на какой-то чердак по пожарной лестнице.
  -Вот прилетит муж через неделю, тогда и сделаем вместе этот заказ ,
  окончательно решила она для себя, и успокоилась.

  Вечером набрала его номер:
  -Добрый вечер! Мы днём договорились с Вами на завтра встретиться по поводу заказа…
  - Я узнал Вас по голосу. Простите, не помню имя.
  -Маргарита Николаевна. Но я хочу Вас попросить перенести нашу встречу на неделю.
  - Нет, Маргарита. Или я завтра улетаю на месяц в отпуск, или  начинаю писать ваш портрет, одно из двух. А будет ли у меня время, когда я вернусь, не уверен. Так что решайте.
  - Хорошо, я подумаю. До завтра.
  И почувствовала, что попала в мышеловку. Ей явно нравились его картины, такие же смелые и размашистые, как  он сам –  по-спортивному худой и длинный, и безумно было интересно побывать на его крыше. Оказывается, она за всю жизнь ни разу не бывала ни на одной крыше.
  - И не лазила по пожарным лестницам…снова, как на берегу вчера вечером, кто-то невидимый ухмылялся  над её страхами.
  И вдруг в голове зазвучала щедринская «Кармен-сюита»… а в душе  всколыхнулась спавшая много лет жажда чего-то нового, не познанного…
  Во сне она снова была юной, совершала  в невесомости шассе и экарте, возвращалась на…да, почему-то не на сцену, а …на  покатую крышу…в па-де-де с художником…
  И  замирала сердцем, падая с ним вдвоём в пропасть…
  Утро было воскресное, день – не занятый обыденной суетой, можно было отоспаться, поэтому художнику позвонила только часов в двенадцать, с тайной надеждой, что он  не станет дожидаться её звонка, и она не будет чувствовать себя виноватой за сорванную встречу. Но телефон ответил приятной мелодией и приветливым голосом хозяина.  Оттянуть встречу не удавалось. Значит, в 17.00. Вот когда она пожалела, что  в замужестве растеряла всех своих подружек. Взять с собой было абсолютно некого.
  Клубных подчинённых – нельзя, пойдут сплетни. Домработница, которой хозяйка полностью доверялась,отпросилась на выходные. Осталась одна Финни. Даже стало смешно – с кошкой – по крышам! Нет, эту подружку подвергать опасности – боже упаси.

  Пришлось собраться с духом и убедить себя, что это всего навсего – деловая встреча.
  Собрала  все фото, где они были вдвоём с мамой, от раннего детства до последних дней,
  погрузилась в воспоминания, вместо того, чтобы подумать о композиции будущей картины…и не заметила, как  прошёл день.
  Разумеется, из-за пробок немножко  опоздала. Заехав в арку дома№5, вполне респектабельной пятиэтажной «бельгийки», набрала номер художника. Потом нашла указанную им боковую дверь, позвонила в домофон и увидела «пожарную» чугунную  лестницу, винтом уходящую на очень приличную высоту. В «бельгийках» высота каждого этажа – до пяти метров, это вам не хрущёвки.Да…приключеньице…в самый раз для тренированной балерины. Как птичка, выпорхнула в мансарду. Художник стоял  посредине большой мастерской со множеством мольбертов. Без тёмных очков. И она его узнала. Его пристальный взгляд преследовал её везде. На официальных приёмах, на конкурсах, на концертах её подопечных учениц. Последний раз – в ресторане , на Новый год. Он никогда не подходил, не пытался познакомиться, ничем себя не проявлял, и в костюме с галстуком выглядел не так, как вчера на площади.Этот художник  явно не был беден. Но имя его, если бы он был прославленным мастером в городе, она бы знала.
  - Здравствуйте. Простите, мы с Вами раньше, кажется, встречались? Кто Вы?  Как Ваше имя?
  - Если Вы – Маргарита Николаевна, значит, я – мастер. И я докажу Вам это.
  Он открыл одну из картин. Марго ахнула. На ней она танцевала «Кармен-сюиту».
  Как будто, на свежем воздухе, на мостовой? Он открыл вторую картину.
  Здесь она парила в воздухе над морским заливом среди чаек , в белой прозрачной тунике...
  Душа Джульетты продолжала танец.
  Да, она ожидала чего угодно, только не этого. Эти картины демонстрировали ей, кем она не стала, потому что сама предала себя двенадцать лет назад.И именно эти образы преследовали её в сновидениях.Он знал и видел её насквозь. Он чувствовал её душу.
  Ей захотелось на воздух.
  - Где Ваша крыша? Я хочу туда.
  Художник подал ей руку и по маленькой винтовой лесенке они поднялись  наверх.
  На покатой крыше была и, видимо, очень давно, установлена просторная горизонтальная
  смотровая площадка. Наверное, когда-то использовалась портовыми службами для наблюдения за экваторией порта. Теперь она была оборудована вполне современно,
  с раздвижной крышей, стилизованной под  алые паруса, сверкающим испанской плиткой полом и с напольным же освещением по всему периметру.
  Рита поняла, почему именно в эти часы он назначил встречу .В час заката город выглядел потрясающе. И на его первой картине она танцевала именно здесь, на фоне  такого заката.
Впервые за много лет к ней вернулось ощущение гармонии жизни.Захотелось остаться здесь, чтобы увидеть звёзды и восход солнца над морем с Мастером, который её понимает, который, может быть,  всю жизнь ждал именно её, но – такую ли? Да и знает ли она  себя – настоящую?
"Не в каблуках счастье! Вот увидите…"-  тюкнуло опять звоночком в голове.

Она засмотрелась на буйные весенние картины старого центра…А солнце истаяло прямо на глазах...

продолжение http://www.stihi.ru/2012/03/15/5667

© Copyright: Лара Фай-Родис, 2012
Свидетельство о публикации №112030604540 

               Она засмотрелась на буйные весенние картины старого центра…А солнце истаяло прямо на глазах....

    Наконец, оторвав взгляд от сине-лилового закатного горизонта, от пронзительной весенней красоты родного города,  гостья повернулась лицом к хозяину уютной крыши.:

- Вы меня приятно удивили. Раньше я думала, что интуиция – чисто женское качество.

Я давно не танцую то, что хотелось бы. Разве что во сне… 

У меня – своя студия «strip-Dance». Вы задели меня за живое своими картинами. Вам никогда не казалось, что Вы  проживаете не свою жизнь? Наверное, для кого-то жизнь завидную, но – совершенно чужую…когда не знаешь, зачем живёшь. Это ощущение меня не покидает с того дня, как умерла мама…

- Это всегда и со всеми случается, -  наши близкие, к нашему сожалению, уходят. Смерть, она никого  не спрашивает. И сердиться на неё бесполезно. Может быть, мамам проще оттуда любить и оберегать нас. А обнять и поцеловать нас можно в любую минуту, прикоснувшись солнечным лучиком или упасть дождевой капелькой на щёку, или  лунным светом пробиться сквозь шторы к изголовью. Может быть, при полной луне поэтому мы часто не спим. Следующее полнолуние – накануне первомая. Вы любите Булгакова?

- Вы имеете ввиду «Мастера и Маргариту»? Я даже не помню, что она – Маргарита Николаевна, как я. Читала давно, ещё в школе. Чудесно у Вас тут. Но завтра – понедельник. Пора и честь знать. Я оставлю Вам фото, и пойду. Посмотрите сами. Я начинаю Вам доверять.

-Спустимся в мастерскую, здесь становится прохладно, к ночи поднялся ветер. Если позволите, я напою Вас горячим кофе.
Маргарита взглянула на часы.:
- Мне уже пора. Извините, кофе – в следующий раз. Я рада, что мы познакомились.
Очень хочется посмотреть и другие Ваши картины. Через неделю я приеду с мужем. Надеюсь, вы найдёте общий язык.
- Я не стану с ним знакомиться. Нам не о чем с ним говорить. По крайней мере, - пока.
Пусть моя будущая картина  будет для него сюрпризом. А до тех пор – нашей общей маленькой тайной. Я ещё не знаю сам, получится ли у меня то, что Вы хотите.

- Ну, не знаю, до сих пор мне удавалось существовать без никакого вранья. И этот стиль жизни менять мне не хочется. Когда он приедет, я буду вынуждена рассказать о Вас.

- Хорошо. Но обещайте, что завтра Вы позвоните мне. Хочется скорее приступить к картине. Вы приедете и расскажете мне о маме.

-Это будет не раньше вечера. У меня – набор новой группы, целый день – посетители.

-Я счастлив, что провидение привело Вас ко мне. Я может быть, объехал полмира, пока мне удалось разыскать Вас. Но я никогда не подошёл бы сам. А Вы бывали в Париже?

-Да. Чёрт понёс  туда встретить новый год именно в ту зиму, когда там пронёсся ураган и по воздуху летали крыши…

- Значит, у нас с Вами уже появились общие воспоминания. В следующий раз я Вам обязательно расскажу. Может быть, мы с Вами ещё и Москву вспомним, где бывали в одно и то же время, - улыбнулся художник, спускаясь первым на крутую лестницу и предупредительно подавая ей руку.
Лестница освещалась всего парой светильников – в самом верху и в самом низу спуска.

Так, за руку, он вывел её  к машине.

Когда моргнули фары и пискнула сигнализация, из-под  днища выскочил большой чёрный кот и взметнулся по винтовой лестнице наверх.

-Это ваш кот?- ахнула Маргарита, поражённая размерами «котика». Я недавно видела такого на Ланжероне.

-Дня три, как приблудился, Терплю, восхищённый его колоритом и аппетитом.
Он любит позировать на крыше. Но сегодня почему-то сбежал ещё утром. Наверно, не понравился мой дружеский шарж на него, завтра покажу, обязательно приезжайте.
Открыл вежливо дверцу. Наклонился, чтобы поцеловать руку.
И, сама не зная, почему, она позволила ему этот жест вежливости.

А  чёрный кот, сидя на ступеньках, следил за ними неотрывным взглядом, и на морде его было написано почти умиление, как перед  наивной маленькой мышкой, добровольно и опрометчиво прокравшейся  под самые лапы…

- Контакт! Есть – контакт! Из меня всегда получался замечательный паж для влюблённых, промурлыкал он себе под нос, когда машина выехала из арки, а хозяин мастерской подошёл к двери. 

И через минуту кот был уже наверху, всем своим видом демонстрируя, как он соскучился и ждёт угощения, довольный счастливым видом владельца такой замечательной, такой удобной, такой значительной крыши, где сегодня ночью  состоится очень важное совещание…мастер и не заметит…

Вся неделя пролетела, как сон. Весна как будто навёрстывала упущенное. По утрам  всходило радостное  солнце, алые паруса крыши раскрывались ему навстречу и за эти дни Маргарита даже успела загореть, охотно позируя перед влюблённым взглядом своего мастера.

-Бездарь я, бездарь, сокрушался он шутливо, ты в тысячу раз красивее, чем я мог себе представить. Ты стала похожа на распустившуюся орхидею, и каждый день ты – совершенно разная, как море. Скажи, отчего ты сегодня такая грустная?

- Сегодня вечером я уже не приду. Завтра Стас возвращается.

- А давай, ты  пойдешь туда не сегодня, а завтра. Вернее, пойдём к нему вместе.

- Не выдумывай. Я – не маленькая, сама  разберусь. В конце концов это должно было случиться.

 Мне надоело быть при нём мебелью. Мы же интеллигентные люди, надеюсь, он поймёт. 

Мне кажется, он давно разлюбил меня, но сам боится себе в этом признаться

- Если ты завтра вечером не переедешь ко мне, я сам приеду за тобой.

- Ладно, давай доживём до завтра. Пойдём завтракать, я сделаю твой любимый болгарский омлет. 

Или тосты, что лучше?

- Не-е-т, сиди, я должен дописать это наше утро. Ты видишь, даже вся природа ликует по поводу нашего счастья. А посмотри на позу этих зверюг фантастичных!

Её аристократичная Финни, которую она забрала-таки из дома сюда, чтоб та не скучала,
разомлев на солнышке, вальяжно развалилась на коврике кверху лапами, а чёрный котяра, совершенно по-семейному, пристроился у неё под боком, всем своим видом демонстрируя, что  он ничего не видит и не слышит, типа, - можете хоть сутками ходить по крыше  нагишом….
Знал, каналья, что его и так никто всерьёз не воспринимает, кота приблудного.
Знали бы они, благодаря кому познакомились…Сами вы никогда и не отважились бы…- ухмылялся он себе в усы.
К одиннадцати солнышко начало припекать. Самый лучший ровный  загар – весенний и в такие солнечные  дни  - с семи до десяти утра, Пришлось укрыться в тени алых парусов.

  Странная в этом году весна, ты не находишь? Какая-то сумасшедшая…На солнышке - +28, а за гаражом я видел нерастаявший твёрдый лёд под старыми листьями…Ночью температура опускается почти до нуля...

- художник пытался отвлечь Маргариту от её грустных мыслей, раздумчиво  накладывая последние штрихи на новый холст, где из утренней зари вставало над морем солнце и два сильнейших протуберанца, как из пушки, расстреливали, один – землю, другой – серебряную чешую моря, сегодня похожего на огромного ворочающегося с боку на бок слона…

  Фоновое сочетание цветов земли, моря и неба на картине точь- в-точь повторяло это реальное утро…А  вдоль изменчивой  прибрежной кромки шла босиком по песку женщина, похожая на знойное лето, в венке из красных маков, загорелая и в белом сарафане, оттеняющем её золотистую кожу, рыжие волосы  и улыбчивые яркие серо-голубые глаза. За руку она вела девочку-подростка, как две капли похожую на неё и счастливую счастьем беззаботного детства…и шли они по направлению от солнца, и протуберанцы выглядели  оранжевым нимбом, окружающим  эти две стройные фигурки, как будто само солнце протягивало к ним руки, чтобы обнять их и покорно  шло за ними вдогонку…

Триумфальное шествие Лета и Весны…

- Ну, иди же,  посмотри!
Молодая женщина наконец-то получила разрешение приблизиться к новому творению Мастера.

- Ох  как ты сумел в мамин образ вложить всё  моё огромное желание  одарить этот мир теплом, которое я накопила в себе здесь, с тобой за эти несколько дней…- она обняла его, сидящего перед мольбертом и чмокнула его в затылок.
- Вы так похожи с твоей мамой, что я рисовал в ней твоё настроение…

-  Было, было  и счастливое детство у моря…Как я люблю Бугаз…в детстве мы всё лето проводили на даче….На секунду прикрыла ладошками глаза, словно стряхнула с себя печальные воспоминания…

- Знаешь, что бы ни случилось со мной дальше, ты научил меня любить…то, что ты открыл во мне, неделю назад я даже в себе не подозревала, а теперь рискую сгореть, как мотылёк над пламенем, если ты вдруг исчезнешь из моей жизни… Не разжимая объятий, соскользнула к нему на колени…

Они сидели в обнимку перед картиной, отгороженные этой невероятной крышей, их кусочком рая, укрытые алыми парусами от всего  шумного суетливого города, одновременно находясь в самом его центре, никому не видимые, растворённые в облаке взаимного непередаваемого словами ощущения слияния двух  половинок одного общего сердца, которое нужно было разорвать на две части, чтобы снова вернуться на землю…

   Внешний мир был против их счастья, и они это знали, но пока  не видели, как с запада начинают сгущаться и наползать на город  низкие серо-фиолетовые тучи…

Художник, как ребёнка, укачивал её на коленях, и между ласковыми поцелуями лилась его исповедь о том, как  три года назад он увидел её впервые в Париже, как горевал, когда она исчезла, как не оставлял надежды разыскать её, как неожиданно наткнулся в интернете на её фото, как решился покинуть обжитое место на Монмартре и прилететь в этот город, как искал её и, найдя, продолжал оставаться здесь, несмотря на полное отчаяние, понимая, что любимая его – чья-то чужая жена…А теперь он понимает, что борьба за настоящее счастье только начинается….

Его плавная речь звучала для  благодарной слушательницы музыкой, напоминающей  мелодии Леграна и Франсиса Лэя. Она обожала «Шербургские зонтики»  и фильм « Мужчина и женщина», и его тихий полушёпот ложился речитативом на эти мелодии и уносил её в поднебесье от всей её прошлой бессмысленной кукольной жизни в фешенебельном ледяном дворце, где было так одиноко и холодно…

Уехала она вечером и, конечно, полная решимости. Припарковавшись дома, достала из бардачка отключенные телефоны, решила не включать их до утра. Зайдя в квартиру, поняла, что муж давно  дома, и - не один. Из кабинета доносились голоса – его и начальника службы безопасности. И они уже знали от охраны дома, что её машина заехала на территорию дома. Она спустила с рук на пол Финни и открыла дверь в кабинет:
- Стас, пусть Дворский уйдёт. Со мной всё в порядке. Я приму душ, переоденусь и буду готова с тобой поговорить. Я ухожу от тебя.
- Рита, какого чёрта? Что здесь без меня произошло? Никто не мог сказать, когда ты пропала и куда делась. Я поувольняю к чёртовой матери всю службу этого дегенерата.
- Я не пряталась. И была в городе. Телефон сел. При Дворском я разговаривать не желаю. Хотя, пусть знает: Я тебя не люблю. Я люблю другого. Завтра я перееду в мамину квартиру. Думаю, что тебя это не огорчит. Пока перевари то, что я сказала, а я пока приму ванну.
  Стас смотрел зверем на  своего помощника:
- Ну, и как ты мне это всё объяснишь? Где и с кем она была? Когда это произошло?
Сколько дней её не было?
- Станислав Витальевич, на видеозаписи нет её последнего выезда из паркинга. В клубе она не появлялась с понедельника. Мы спохватились в среду За эти дни мы проверили все больницы и морги, все ДТП, я Вам вчера сообщил, что скорее всего, она жива…

- Не вижу повода радоваться. Кандидата в мэры бросает жена…Как вам такой расклад?

Вот уж не думал, что ко мне могут подобраться с этой стороны…кто ж так постарался?

Ладно, иди отоспись. Утро вечера мудренее. Никуда она теперь не денется, Будет надо, под замок посажу. Любви ей захотелось романтической…никогда не голодала, с жиру взбесилась, мышка - Маргушечка…цветочек-маргариточка,  вырос лебледёнок, однако, оперился…и зачем только я помогал ей с этим клубом…скромницей прикидывалась, актриса …да кто ж ей так  по-бесовски мозги- то сумел запудрить?  Он искал в памяти  и не находил ни единого повода, ни единого намёка для возможного варианта среди всего окружения…В клубе – девушки-подростки из хороших семей, жаждущие научиться ходить от бедра и двигаться изящно и непринуждённо, весь персонал – женский. Близких подруг- ни одной. 

За мужем, - как за каменной стеной…может, курортный роман? Да нет, охрана бы донесла, никогда – ничего… Супруг начал успокаиваться. Ему хотелось думать, что жена решила проучить его за длительные отъезды и частое своё одиночество.

Решил действовать лаской. Чтобы расслабиться, глотнул приличную порцию неразбавленного "lnishowen" ,  вызвал кнопкой домработницу:
-Наташа, накрой в гостиной ужин,  по-романтичнее… поставь свечи. Включи камин и « Лебединое озеро» Убери верхний свет. И иди домой. Только учти, что на выходные можешь понадобиться. Скажешь, когда ужин будет готов. И позовёшь Риту.

На самом деле он был  безумно рад, что  жена жива и здорова, уверовал, что это – её мстительный розыгрыш за его невнимательное к ней поведение и  двухнедельное отсутствие. Она же понятия не имеет, что такое серьёзный бизнес и предвыборная кампания…Придётся объяснить.

- Станислав Витальевич, а Рита уснула…разбудить? – заглянула в кабинет горничная.

- Не надо. Стасу показалось, что прежний покой вернулся в дом сам собой. Он поужинал в одиночестве и благодаря выпитому виски его самого потянуло в сон. Утро вечера мудренее…

А Маргарита и вправду, разморённая принятой ванной, решившая минуточку полежать и собраться с мыслями для предстоящего разговора, так и уснула, свернувшись калачиком поверх покрывала, и уже во сне беседовала с мужем по телефону во сне…А за окнами, между тем, какие-то потусторонние силы плотными тучами закрыли все звёзды, отвернувшиеся от влюблённых, временно  или навсегда, кто его знает, что там на уме у этих демонов…

  Согретое любовью сердце – в озареньи,
  Пронизанное  мокрым солнечным лучом,
  Вбирая радужные краски, и меняя угол зренья,
  Меняет ритм. И понимает:
-Ты здесь  больше ни при чём.

  Есть просто жизнь. И есть другие лица.
  Мне сердце разбудила откровенная  весна…
  И незачем  на  непогоду  мне апрельскую сердиться,
  И обвинять тебя ни в чём я не хочу и ничего тебе я не должна.

  Верни свободу. Я  стремлюсь на волю.
  Я  танцевать  хочу  не только  для тебя……….
  Из добровольной клетки и гламурного   покоя
  Я улетаю. Меня не жди. О прошлом  - не жалея, не трубя...

  Из светской львицы стану малой птахой,
  Синичкой, или просто – серым воробьём……
  Меня покинули  сегодня  ревности и объяснений страхи,
  Пишу  прощальное. Стою без зонтика под радужным дождём.

Всю жизнь счастье так и норовит куда-нибудь сбежать от нас, особенно, когда в него окончательно уверуешь, и в нём не сомневаешься...

© Copyright: Лара Фай-Родис, 2012
Свидетельство о публикации №112032403639 

Далее ХРАМЫ ЛЮБИВШИМ. ДУЭТ ПОЭТОВ.