Embedded Files
Многим людям, которые когда-либо интересовались магией на Ближнем Востоке, известна древнееврейская магия. Информация о злой Лилит и страшной Кабалле (которая, кстати, написана на арамейском языке) уже давно распостранилась за рамки любителей квадратических письменностей. Однако, вместе с тем, о магии арамейской известно мало, хотя она не менее интересна.
Сами Арамейские языки - братья для ханаанейских языков, а их магические традиции как схожи, так и различны.
Самым ранним образцом арамейской магии является уникальный клинописный текст из Урука. Интересен он не только как самый ранний арамейский магический текст, но и как арамейский текст, записанный ассиро-вавилонской клинописью. Примерно данный текст датируется Селевкидским периодом (II век до н.э.), однако датировка носит спорный характер, потому что табличка была приобретена музейными работниками Лувра в 1922 году у торговца, который не рассказал археологических сведений. Вместе с тем не следует забывать и о том, что табличка могла была быть переписана с более древней таблички, например Ахеменидского периода.
Хотя этот текст уже много раз редактировался и переводился, его интерпретация остается проблемной. Не только форма, в которой написан текст, является исключительной, но и жанр, также не отраженный в более поздних источниках, т.е. в арамейских чашах для заклинаний, из-за чего этот текст не может рассматриваться как предшественник магических чаш. Большинство переводов этого текста интерпретируют язык буквально. Основополагающее исследование Сайруса Гордона этого текста является хорошим примером, утверждающим, что субъект заклинания взял волшебный узел со стены и поместил его себе под язык. По словам Гордона, субъект затем входит в дом своего противника, чтобы опрокинуть стол мага, который связывает языки и выливает чашу для смешивания ядов женщины-колдуна. Теперь пациенту не может причинить вред ни один недоброжелатель, и в конце концов он исцеляется, и в конце ему говорят встать и заговорить. Бенно Ландсбергер отметил литературные параллели из аккадских источников, таких как Эгалкурра и родственные ей заклинания, в которых субъект заклинания - соперник или враг, а не демон или болезнь, и основная проблема - это клевета или сплетни. Говоря об аккадских заклинаниях следует отметить, что эти заклинания, обычно содержат оскорбления в адрес соперника, выраженные глаголами от второго лица, относящимися к неподобающему поведению соперника, в то время как другие глаголы от первого лица объясняют, как субъект будет оскорбительно реагировать на своего соперника и/или защищаться. Однако, несмотря на определенное сходство, нельзя доказать, что ни одно заклинание Эгалкурры служило шаблоном для арамейского клинописного заклинания.
Табличка включает три заклинания, содержащих похожие темы и цели, перечисленные ниже как Заклинания A, Б и В. На этой табличке есть два полных заклинания, одно на лицевой стороне, а второе на оборотной стороне. Отрывок из третьего заклинания также можно найти в нижней части лицевой стороны, разделенный линией поперек таблички. Композиция представляет собой образец текста, содержащий отрывки, возможно, взятые из магического «справочника-списка».
Текст состоит из заклинаний, обращенных главным героем против противника, и, как и другие заклинания этого типа, заклинания предназначены для противодействия клевете или сплетням. В тексте показаны схемы чередования глаголов и местоимений от первого, второго и третьего лица. Главный герой пытается с помощью магии нейтрализовать клевету на своего оппонента или соперника, вводя оппонента в сферу власти протоганистов, образно выраженную посредством насмешек и оскорблений. Это делается публично, при очевидных наблюдениях. Каждое из трех заклинаний включает утверждение, в котором главный герой объявляет результат, которого он желает получить. Либо он заявляет о своей невиновности, высмеивает своего оппонента, либо хочет, чтобы хорошее и плохое поставили на свои места, нейтрализуя тем самым клевету (34-35). Первый раздел заклинания А содержит ряд контрастных изображений, которые, вероятно, каким-то образом отражают магическую практику заклинания. Это разновидность антитетической магии, поскольку контрастирующие элементы используются для противодействия вредному характеру клеветы. Таким образом, соперник не может выйти из дома, а затем приглашен в дом, стол накрыт, но язык (соперника) выведен из строя [так что он не может есть], чаша перемешивается, но содержимое выливается, а «полная слов» молчит. Желаемый результат магии состоит в том, чтобы субъект подтвердил заявление о своей невиновности.
В заклинании Б центральная тема - противодействие возмущенному гневу оппонента. Контрмеры гораздо более прямые, вызывая огонь во рту противника и препятствия (клецки) под его языком, чтобы заблокировать его способность говорить. В заклинании В субъект противодействует гневу оппонента, заявляя, что возмущенный гнев ложен: "Я снял с него одежду разгневанных, я одел его в одежду лжецов". Субъект снова вызывает магическое желание вложить огонь и речевые препятствия в рот своего противника, и в конце он желает, чтобы хорошие вещи исходили изо рта его противника, в то время как плохие вещи исходили из него, его нижних частей. Окончание обоих заклинаний A и C идентично. Проблема клеветы в том, что ущерб наносится публично и, следовательно, ему необходимо публично противодействовать. Последний раздел - это список оскорблений, называющих соперника либо "худым", "хромым", либо "лишним'' (в женском роде), либо "дураком" и "тупым" (в мужском роде). Причина смены пола может быть противопоставлением сопернице мужского или женского пола, или же использование женского начала может быть дополнительным оскорблением. Идея состоит в том, чтобы опозорить или высмеять своего противника.
Параллелизмы и антитезы в текстах.
Сама табличка.
Перевод текста:
Ты снял привязь со стены,
И я запер тебя от двери.
Чтобы положить ему под язык,
Я привел болтуна домой.
Стол накрыт (но) язык <загнут>; Чаша
Смешивается и примешивается (но) <выливается>. Когда они
Меня увидели - почему болтун молчит?
Стол накрыт (но) язык загнут,
Чаша перемешивается и взбалтывается (но) выливается.
Я был невиновен или я есть невиновен. Почему?
Перед взрослыми или детьми,
(перед) женщинами и мужчинами, (перед) собранием или собравшимися,
(перед) воротами или жителями,
До того-то и того-то (любого), из всех тех
Дальних или близких родственников: худая (женщина), [будь]
Здоровой (т.е. в нормальном весе)!
Хромая (женщина), беги! - найти мужа!
Лишняя (женщина) - восстань, как грязь!
Говори, дурак! Вставай, тупой!
Кто в ярости, кто в ярости и
Кто облечен в одежду [своего] гнева?
(Имея) огонь во рту (и) клецки [под] языком,
Такой-то сын такого-то
Гневится или, беснуется или,
Одет в одежду своего гнева.
Огонь во рту,
Или клецки под языком -
Я назначил ему ревунов.
(Другая сторона таблички)
Вы сняли привязку со стены.
... внутри стены,
Я принес. .. Такому-то,
Я снял с него одежду возмущенных,
Я одел его в платье лжецов.
Я взял огонь изо рта,или клецки из-под [его языка].
Доброта вылилась из его уст,
Зло было собрано из его чресл (букв бёдер).
Перед взрослыми, детьми,
Женщинами или мужчинами [...] или
Воротами или жителями,
Или перед всеми, из всех,
Дальних (или) близких родственников, худощавая (женщина),
Хромая (женщина), беги - найди мужа!
Вставай, травмированная или застенчивая женщина!
Говори, тупой! Вставай, глухой!
На левом крае написано неразборчивое имя клинописью, а снизу арамейская надпись dmth..., скорее всего тоже имя собственное.
Следует сделать пояснение, что многие из используемых здесь выражений, вероятно, были взяты из местного говора, точно так же, как в заклинаниях Эгалкурры часто используется грубый язык, а не формальный литературный аккадский. Следовательно, некоторые из речевых образов не известны из обычных литературных источников, такие как "снять привязь со стены", "положить (что-нибудь) себе под язык", "язык согнут", "огонь во его рту» и "клёцки под языком" (бук. арам. ha-la-ṭi-in-ni "dumplings").
Также вкратце следует пояснить о лингвистических оссобеностях данного текста. Множественные исследования этой таблички довольно произвольно интерпретируют текст на основе Имперского арамейского или других арамейских диалектов, в то время как исследование Геллера предполагает, что текст составлен на единственном арамейском диалекте, интерпретация которого должна последовательно придерживаться. В этом тексте используется восточно-арамейский язык со следующими особенностями:
1. Восточно-арамейское эмфатическое множественное число -ê.
2. Предлог [ʾa] (ʾ), используемый для обозначения русского предлога "на", и использование вопросительного местоимения ma-a-a являются типичными для вавилонского талмудического арамейского.
3. Одна из особенностей текста, которая ранее не была идентифицирована, - это наличие аккаданизмов, например ullâ, qerub, puhur, bīšatī и.т.д.
4. Фонетическое влияние аккадского на арамейский можно увидеть в чертах слабых
ларингалов (например, haʕallet).
5. Ослабляется использование детерменированности.
6. Герундий -yh используется с формами мужского рода. Предлогается, что [-yh] -суффикс не использовался в этом тексте, а [h] в нем существует только в рамках оссобеностей орфографии, т.е. -yh является притяжательным местоимением 3.л. м.р.
В качестве источника для этой статьи я использовал
J. Geller, "The Aramaic Incantation in Cuneiform Script (AO 6489 = TCL 6,58), Jaarbericht. Ex Oriente Lux 35-36, 1997–2000.
Page updated
Google Sites
Report abuse