Термин “мёртвые языки” обозначает собой письменные языки, соответствующие знаковые системы которых — разговорные языки — больше не употребляются как родные. Описание мёртвого языка не может автоматически выбрать фонологическую систему как его низший уровень. Поскольку описываемая знаковая система состоит из графем, а не из точных знаков для фонем, реконструкция устных знаковых систем любого уровня зависит от определения лингвистического уровня письма (см. статью Уильяма Хааса по этой теме1). Если письменное сообщение совпадает с устным сообщением только на уровне целого высказывания, то вообще нельзя делать какие-либо выводы о языковой структуре, и тем более, о фонологии.

1 Haas, William. "Writing: the basic options." In W. Haas, ed„ Writing without Letters (Mont Follink series 4). Manchester: Manchester University Press: Rowman and Littlefield, 1976, pp. 131-208.

Иная крайность — однозначное соответствие между графемами и фонемами, что позволяет применять лингвистические описания без предварительного исследования, что встречается крайне редко. Не стоит также отменять, что даже на такие идеальные описания также влияют лингвистические соображения2. Однако большинство систем письма сочетают фонологическую и морфологическую информацию.

2 Vachek, Josef. Written Language. General Problems and Problems of English. (Janua Linguarum, Series Critica 14). The Hague/Paris: Mouton, 1973.

Поскольку грамматика мёртвых языков не может быть реконструирована с помощью компетентного носителя этого языка или языка-потомка, но только путём анализа письменных источников, исследования систем письма с точки зрения соответствий между графемами (и сочетаниями графем) и языковых знаков (фоно-графических, морфографических и логографических), которое является обязательным условием.

Можно возразить, сказав что грамматика мёртвых языков может игнорировать или не требует реконструкцию фонологии, потому что декодирование письменных текстов не требует умения читать текст фонетически правильно или сегментировать текст на фонологическом уровне, как это доказывает знание иностранного языка исключительно для чтения3. В этом случае читатель располагает сведениями о языковых явлениях всех структурных уровней, помимо уровня фонологии, о которой он может иметь лишь смутные представления. Можно предположить, что аналогичным образом описание морфологии мертвых языков может быть основано на записи повторяющихся значимых последовательностей графем.

3 Artymovyč, Agenor. "Fremdwort und Schrift." In Charisteria Guilelmo Mathesio quin quagenario ... oblata. Pragae, sumtibvs "Pražsky linguisticky Kroužek" (Cercle linguistique de Prague), 1932.

Однако это сравнение не вполне адекватно. Знания для чтения достигаются на основе существующих грамматик, основанных на обширных лингвистических данных (в том числе и живых носителей и/или традиций), в то время как изучающие мёртвые языки должны выводить лингвистическую структуру языка только из текстов, находящихся в их распоряжении (оставляя в стороне возможность выводов из материалов сравнительного языкознания).

Пока отношения между письмом и различными уровнями языка не классифицированы, грамматика мёртвогого языка будет правильной и полной лишь в той мере, в какой письмо приближается к принципу “чистой” фонографии. Недостаточная или чрезмерная дифференциация графемного инвентаря по сравнению с фонологической системой коррелирует с дефицитом фонологического и морфологического понимания, если, конечно, только уже не определено их фонологические или морфологические значения. Следовательно, реконструкция и изучение фонологической системы на базовом уровне с самым ограниченным набором знаков — непременная цель изучения мёртвых языков.

Язык обусловлен своей фонологической системой, но фонологическая система может быть выведена только из одного источника - самого языка, как это видно из технологии minimal pairing. Из этого следует, что реконструкция фонологии мёртвого языка не может зависеть исключительно от изучения письменности, используемой для написания текстов на этом языке. Необходимы дополнительные лингвистические данные, особенно семантические, и связанные с ними, данные.

В ходе истории Великих расшифровок древних письменностей и последующей реконструкции соответствующих языков эти данные были получены из двуязычных или квази-двуязычных надписей, причем последние представляли собой тексты с многочисленными повторяющимися элементами из корпуса, чётко определенного по содержанию, например, дипломатические переписки между определенными правителями на идентичные или сходные темы (частично аккадский и хеттский, и многие другие древние языки Азии). Заимствованные слова и имена могут служить той же цели. Подходы к реконструкциям фонологических систем нескольких древних ближневосточных языков, которые будут предметом дальнейшего рассмотрения в данной статье, обнаруживают методологические различия, которые зависят от того, тесно-ли связан язык с группой хорошо известных и, по крайней мере, частично всё ещё разговорных языков, или он изолирован частично или полностью во всех этих случаях.

Языком с последней ситуацией является шумерский, древнейший из известных языков аккузативно-эргативного типа (К. Хегер, Гейдельберг и, независимо, П. Михайловский, Филадельфия), на котором говорили в Южной Месопотамии в III-м тысячелетии до н. э. и вымер не позднее начала II тыс. до н.э4.

4 Комментарий от переводчика. Я отмечу, что крайне не согласен с данной датировкой и укажу свою датировку. Начиная с самых ранних текстов, в которых встречаются среды морфологии, датируемых IV тыс. до н.э. до, приблизительно I тыс. до н.э..

Другим фактически изолированным древнеближневосточным языком является хурритский, эргативный язык, который недавно привлек к себе некоторое внимание лингвистов, поскольку есть свидетельства редкой антипассивной конструкции5.

5 Anderson, Stephen. "On the notation of subject in ergative languages." In Charles N. Li, ed„ Subject and Topic. New York, San Francisco, London: Academic Press, 1976. pp. 1-23.

Thiel, Hans-Jochen (undated). "Phonematik und grammatische Struktur des Hurrischen." In W. Haas, . ed “Das hurritologische Archiv ... des Altorientalischen Seminars der Freien Universität Berlin”. 1975, Berlin. 98-239. 

Хурритский родственен плохо засвидетельствованному урартскому языку, на котором говорили в Восточной Анатолии в первой половине I тыс. до н.э. Игорь Михайлович Дьяконов6 выдвигал аргументы в пользу родства хуррито-урартских с северокавказскими языками. Хурритский язык вымер в конце II-го тысячелетия до нашей эры, за исключением нескольких отдаленных районов в курдских горах, где он, возможно, просуществовал еще 500 лет, чтобы, наконец, быть вытесненным древним курдским7.

6 Diakonoff, Igor M. Hurrisch und Urartäisch. Münchener Studien zur Sprachwissenschaft, Beiheft 6, N.F. München: Kitzinger, 1971.

Дьяконов И.М. "Хуррито-урартские и восточнокавказские языки" Древний Восток 3: 1978. Страницы 25-38 (English summary p. 260).

7 Комментарий от переводчика. Урартский же, по гипотезе озвученной Александром Харраком, дожил до Византии и Арабского халифата в некоторых районах северо-восточной Анатолии. К сожалению статья Александра Харрака HARRAK, A. 1993, “The Survival of the Urartian People”, BCSMS 25: 43-49. была потеряна после смерти автора, и найти что-то в интернете кроме трёх англоязычных статей его коллек, которые на неё ссылаются, невозможно.

С другой стороны, аккадский язык является языком, принадлежащим к тесно взаимосвязанной семитской группе. На нём говорили в Месопотамии, начиная с III-го тысячелетия до н.э., когда он подвергался сильному шумерскому влиянию, и сохранился до конца I-го тысячелетия до н.э., постепенно вытесняясь арамейским языком.

Все эти языки были написаны клинописью, самым древним видом письменности, сохранившейся до наших дней, появившейся в Персии и Южной Месопотамии на рубеже IV-го тысячелетия до нашей эры. С течением времени эта система письма значительно изменилась. Поскольку основное назначение письменности заключалось не в представлении человеческой речи, а в том, чтобы служить средством, в основе своей, для записи экономических данных, потенциал древнейшей клинописной системы был весьма ограничен.

В терминологии Уильяма Хааса8 эту систему можно было бы назвать “плеремической9” как с “мотивированными”, так и с “произвольными” графемами. Общепризнано, что клинопись изначально предназначалась для записи на шумерском языке, хотя следует признать, что доказательств этого предположения все еще очень мало. Различные причины, такие как необходимость написания имен10 и особенно влияние заимствования письма для написания на других языках11, привели к самому важному достижению древней письменности - введению слоговых знаков, или добавлению слоговых чтений и значений к уже существующим, в логографическую систему. Клинопись продолжала оставаться смешанной системой логографических и силлабических знаков вплоть до своего конца в первых веках до н. э. (например ассирийский диалект аккадского и хурритский языки), но, видимо, они не воспринимались как прорыв в коммуникативном развитии.

8 Haas, William. "Writing: the basic options." In W. Haas, ed„ Writing without Letters (Mont Follink series 4). Manchester: Manchester University Press: Rowman and Littlefield, 1976, pp. 131-208.

9 Pleremic - of a basic unit of a writing system: having a specific meaning associated with it. e.g. Chinese characters are pleremic.

10 Gelb, Ignace J. A Study of Writing. 2nd printing. Chicago: University of Chicago, 1963.

11 Haas, William. Ibid., pp. 202 - 204.

Обычно считается, что сильные эзотерические традиции письма мешали идеалу чистого силлабического письма, которое можно легко выучить, но вполне возможно, что смешанная система логографических и фонографических знаков в данной культурной среде лучше удовлетворяла потребности “говорить быстро и отчетливо в глаза, чтобы правильное представление могло было быть использовано без всякого труда”12. Фонологическая система мёртвого языка, относящегося к всё ещё говорящей группе языков, такого как аккадский, обычно реконструируется на компаративной основе13. Т.е. устанавливаются правила соответствий, служащие для отнесения клинописных прочтений в дополнение к прочтениям, достигнутым при первичной дешифровке. Но реконструированная аккадская фонологическая система отнюдь не однозначно представлена клинописными знаками. По данным communis opinio, аккадцам потребовалось около тысячелетия, чтобы ассимилировать заимствованную систему письма в свой язык, что было не ранее XIV века до н.э. Эти основные фонематические различия аккадской фонологической системы (звонкий, глухой, “эмфатический”) были хотя бы частично переданы в письменной форме.

В самой древней аккадском слоговом алфавите знаки для взрывных и шипящих использовались без какого-либо различия звонких, глухих и “эмфатических”.

12 “speak quickly and distinctly to the eyes, so that the proper idea can be mobilized without any difficulty” Vachek, Josef во Written Language. General Problems and Problems of English. (Janua Linguarum, Series Critica 14). The Hague/Paris: Mouton, 1976., который цитирует Frinta 1909.

13 Diakonoff, Igor M. "Towards the pronunciation of a dead language: ·Akkadian." Assyriological Miscellanies 1. 1980, 7-12.

Хотя в шумерском языке было много знаков-омофонов, аккадцы, по-видимому, не чувствовали необходимости приписывать им новые фонетические значения для достижения лучшего соотношения между фонемами и графемами. Они использовали, например, два знака, позже записанные как /gi/ и /ki/, без разбора для фонемных последовательностей, которые мы определяем из этимологических соображений как

/gi/, /ki/ или /qi/.

Именно Игнац Джей Гельб14 предложил объяснение, согласно которому шумерская фонологическая система разделяла не оппозицию “звонкий” и “глухой”, а оппозицию “с придыханием” и “без придыхания”. Поскольку последнего в аккадском языке не существовало, аккадцы, согласно Гельбу, использовали шумерские знаки для придыхательных и непридыхательных согласных без разбора для своих звонких, глухих и “эмфатических” согласных.

14 Gelb, Ignace J. Old Akkadian Writing and Grammar. (Materials for the Assyrian Dictionary 2). 2nd printing. Chicago: University of Chicago Press, 1961.

Это объяснение пытается соответствовать некогда установленной аккадской фонологической системе, подразумевающей “триадические” группы (звонкие, глухие, “эмфатические”), характерные для предполагаемой прасемитской системы согласных15. Здесь четко видны пределы сравнительного метода. Явления легко можно интерпретировать по-другому. Здесь четко видны пределы сравнительного метода -явления легко можно интерпретировать по-другому. Можно возразить, например, что в прасемитском было только два набора взрывных (и фрикативов?), которые различались не по звонкости, а, например, по интенсивности/напряжению (tense versus lax). В рамках такой гипотезы оппозиция “звонкий” - “глухой” была бы введена в систему в более позднее время. Это следует охарактеризовать как процесс фонемизации преимущественно аллофонических признаков, поскольку фонематическое противопоставление напряжённых против ненапряжённых часто сочетается с нефонематическими различиями звонкости. Появление оппозиции “звонкий” против “глухого” привело бы к тому, что напряженные согласные изменили свою фонетическую реализацию и стали бы веляризованными, фарингализованными или даже глоттализированными, как в эфиопском языке. Есть много данных, которые можно было бы использовать в пользу такой модели, но подробное рассмотрение этого вопроса выходит за рамки данной статьи.

Однако следует отметить, что постулируемое изменение произошло бы между староаккадским и старовавилонским периодами, т. е. около 2000 г. до н. э., и можно предположить, что язык амореи, поселившиеся в то время в Месопотамии, сыграли роль катализатора16.

15 Moscati, Sabatino, et al. An lntroduction to the Comparative Grammar of the Semitic Languages. Phonology and Morphology. Wiesbaden: Harrassowitz, 1964, p. 24.

16 "Verschlußlaut und Betonung im Sumerischen." In W. Röllig, ed “lišān mitburti. Festschrift Wolfram Freiherr von Soden”. (Alter Orient und Altes Testament 1) Kevelaer: Butzon & Bercker; Neukirchen-Vluyn: Neukirchener Verlag, 1969. pp. 161 fn. 7.

Попытка описать фонологию на основе сравнительных соображений дает удовлетворительные результаты только тогда, когда есть подтверждение из системы письма, как в случае с более молодыми или “свежими” стадиями аккадского языка17. Этот метод, конечно, неприменим к изолированным языкам, таким как шумерский или хурритский. При реконструкции фонологических систем этих языков мы исходим из фонетических значений, которые приписывались силлабическим клинописным знакам на основе языка, подходящего для сравнения с известными языками, в данном случае, c аккадским. Очевидно, что возможность установления правильных определений знаков-значений, употребляемых в написании фонологически “неизвестных” языков, зависит от степени достоверности значений, установленных для “известных”. Ещё один момент, который необходимо учитывать, это направление заимствования.

17 Комментарий от переводчика. Имеются ввиду более поздние аккадские диалекты - среднеассирийский и средневавилонские и более поздние.

Аккадцы заимствовали шумерскую письменность, тогда как хурритам они передали свою систему, а это значит, что хурритская слоговой алфавит, в отличие от шумерской, каким-то образом развилась из аккадской. Чтобы реконструировать шумерскую фонологию, мы должны исследовать, каким образом аккадцы заимствовали шумерскую письменность. Во многих случаях это вообще не даёт результатов, потому что аккадцы не ограничились заимствованием силлабограмм, используемых в шумерском языке, или использованием шумерских логограмм в качестве силлабограмм, отделив их от их семантического содержания; они также определили новые силлабограммы на основе аккадского соответствия шумерским логограммам.

Клинописный знак, например, который мы читаем как Á (фонема отображаемая знаком Á)18, означающий “рука” в шумерском контексте, используется в качестве силлабограммы со значением /id/ в аккадском языке, потому что “рука” — это idum на аккадском языке. Ещё одной трудностью является ограниченное количество шумерских силлабограмм, которые в основном, ограничивались написанием связанных морфем, тогда как лексемы пишутся логографически. Лишь несколько довольно поздних шумерских текстов написаны только слоговым письмом. Читая шумерские логограммы, мы опираемся на фонетические “переводы”, которые ученые аккадские писцы II-го и I-го тысячелетий до н.э. передали нам в своих трудах. Однако эти фонетические переводы основаны на более молодой аккадской фонологии, а не на шумерской. Недавние открытия в Эбле, давшие шумерские силлабические тексты очень раннего периода, безусловно, внесут свой вклад в наше понимание шумерской фонологии, но, тем не менее, отмечается некоторый скептицизм в отношении возможности достижения всеобъемлющих и недвусмысленных результатов.

18 Исправление переводчика. В оригинале Вильгельм Гернот вместо Á пишет /á/, что является грубой ошибкой, т.к. Á - логографическое чтение, а не фонематическое, т.е. не обособляется //. Здесь автор скорее всего хотел сказать либо просто фонему /a/ или гипотетическую фонему не /a/ отображаемая знаком Á.

Ситуация с хурритским несколько иная. Хурритские тексты пишутся практически исключительно силлабограммами. Орфография самого важного хурритского документа, так называемого “письма Митанни”, содержащего почти 500 строк текста, очень последовательна. Слоговой алфавит (или же силлабарий) этого текста в конечном итоге восходит к староаккадскому слоговому алфавиту, хотя есть и некоторое более позднее вавилонское влияние. Мы можем предположить, что этот слоговой алфавит Митанни использовался для представления хурритского языка в течение довольно долгого времени, в течение которого она, по-видимому, подвергалась некоторым корректировкам хурритскими писцами. Предполагается, что расхождения между аккадским предшественником и самим слоговым письмом Митанни коррелируют с различиями в фонологии двух языков, которые писцы считали необходимым передать в письме. Тщательная запись и нотация таких регулярных отклонений может дать ключ к реконструкции хурритской фонологии, как это будет показано на следующих примерах.

В староаккадском слоговом письме без разбора использовались знаки, которые позже записывались как /ku/ или /gu/ для любого велярного взрывного + /u/. В слоговом письме миттанийского письма используются оба знака, но здесь (ku) и (gu) не взаимозаменяемы, как в староаккадском языке. По-видимому, то, что в староаккадском языке было аллографией, в хурритском было определено как графемически противоположное.

То же самое происходит и в вавилонском слоговом письме, где два изначально взаимозаменяемых знаков фиксируются для обозначения глухого, а не звонких велярных взрывных + гласного /u/. Очевидно, вавилонские писцы сочли необходимым ввести категорию звонкости в наследственный знаковый инвентарь, которому эта категория изначально была чужда. В хурритском языке эти два знака были определены по-новому, что можно проанализировать, обратив внимание на графемы в сочетании с двумя рассматриваемыми знаками. В хурритской орфографии гласный открытый слог очень часто повторяется знаками, которые являются единственным элементом алфавита в клинописи и обозначают только гласные.

В аккадском слоговом письме есть два знака для гласного /u/, использование которых различается в зависимости от периода и места. В хурритском слоговом письме они обозначают разные гласные, которые демонстрируют попадание в фонетический диапазон [u] и [o]. Если гласная в знаке KU повторяется, то она последовательно U1 (/o/), тогда как гласная GU повторяется как U2 или Ú (/u/). Таким образом, мы можем сказать, что независимо от точного качества согласного, аллографы KU и GU были определены в хурритской системе письма как велярный смычный + /о/ по сравнению с велярными смычними + /u/19. Мы можем заключить, что, отклоняясь от аккадского языка, хурритский язык имел две фонемы с задними огубленными гласными.

19 Комментарий от переводчика. U1 = /o/ U2 = /u/.

Параллельным случаем является пара знаков KI и GI. В древнеаккадском слоговом письме они представляют собой аллографы последовательности фонем велярного взрывного + /i/. В вавилонском слоговом письме они различаются по звонкости согласного; в хурритском слоговом письме они различаются по качеству гласных: KI представляет велярный взрывной + /i/, тогда как GI представляет велярный взрывной +

/e/. Эта дифференциация приводит к выводу, что в хурритском языке было два неогубленных гласных переднего ряда в фонетическом диапазоне [e] и [i]. Верно, что фонематическое различие между /e/ и /i/ существовало и в аккадском языке. Но аккадский /e/ исторически происходит от /ā̆ / или /ī̆ /, а в некоторых позициях фонематическая оппозиция /ĭ/: /ĕ/ нейтрализуется. Это может быть причиной того, что аккадское слоговое письмо никогда не достигало последовательного противопоставления между знаками, содержащими /i/, и знаками, содержащими /e/.

Следовательно, система письма миттанийского письма различает пять гласных: a, е, i, о, u, тогда как первоначальная аккадская система представляет три гласных а, i, у, u, вдобавок к этому, довольно несовершенно, е.

Может быть даже дополнительный указатель большего разнообразия системы гласных. Как упоминалось ранее, гласная слогового знака, уже оканчивающаяся на гласную, может повторяться отдельным знаком гласной (plene). В вавилонской системе письма этот образец указывает длину гласных, которая в аккадском является фонематической. В хурритской орфографии полное написание может служить для обозначения качества, а не долготы гласного предшествующего CV знака. Знак NI, например, может читаться как /ni/ или /ne/, и только при добавлении знаков гласных /i/ или /e/ чтение становится однозначным. Но в противоречие с этим объяснением есть много plene-написаний, которые, по-видимому, имеют другое значение, например, последовательность ŠE-E. Только ŠE можно читать только /se/, а не /si/, потому что там другой знак ŠI. Вдобавок к этому есть много plene-написаний с гласным /a/, хотя все силлабограммы, содержащие /а/, однозначны. Предположительно, plene-написание представляет собой еще одно фонетическое и графическое явление, которое, скорее всего, имеет фонематический статус, поскольку ещё хурритоязычные писцы обнаружили, что оно требует коннотации. Это может быть длина гласных, как в вавилонской системе, но ученые расходятся во мнениях по этому поводу20. В любом случае, plene-написание могут привести к необходимости удвоить систему минимальных гласных ещё пятью гласными.

20 Thiel, Hans-Jochen (undated) "Phonematik und grammatische Struktur des Hurrischen." In W. Haas, ed “Das hurritologische Archiv . .. des Altorientalischen Seminars der Freien Universität Berlin”. Berlin: 98-239, 1975.

Хурритские тексты были написаны не только хурритскими, но и семитскими и хеттскими писцами, которые записывали хурритские ритуалы и заклинания, которые были легко приняты за пределами хурритского царства. Эти тексты, а также отдельные хурритские слова и имена, встречающиеся в аккадских и угаритских текстах, чрезвычайно полезны для анализа хурритской фонологии. Иноземные писцы записывали услышанное в терминах своей фонологической системы. Таким образом, весьма вероятно, что их тексты не заботятся о противопоставлениях, чуждых семитским. Но, с другой стороны, они представляют собой хурритские аллофоны, поскольку они более или менее совпадают с семитскими фонологическими оппозициями. Тексты такого рода можно рассматривать как несовершенные фонетические транскрипции, которые могут дать важные результаты при сопоставлении с, в основном, фонематически написанными текстами хурритских писцов. Хурритские тексты, написанные угаритским алфавитным письмом, представляют особую ценность, поскольку эта система письма имеет гораздо более обширный набор однозначных согласных знаков, чем слоговая клинопись.

Было показано, что семитские писцы различали звонкие и глухие взрывные и фрикативные звуки в своих транскрипциях хурритских текстов. Хурритские писцы, с другой стороны, использовали знаки для звонких и глухих согласных без какого-либо фонетически или фонематически значимого различия (“хурро-аккадское слоговое письмо”) или использовали сокращенную систему знаков без таких вариаций (“миттанийско-хурритское слоговое письмо”). С помощью текстов, написанных семитскими писцами, можно установить позиционные правила звонкости, которые можно описать следующим образом: Взрывные и фрикативные звуки озвончаются в конечной позиции и в контакте с m, n, r, l; они глухие во всех других позициях, кроме интервокальной, где они либо звонкие, либо глухие.

Эти данные можно интерпретировать следующим образом: в хурритском есть фонематическое различие между звонкими и глухими взрывными и фрикативами, но это противопоставление нейтрализуется во всех позициях, кроме интервокальной.

В основном это подход первой всеобъемлющей хурритской грамматики21. Следует, однако, возразить, что в случае вышеприведенной интерпретации кажется странным, что хурритское слоговое письмо не использует возможности вавилонской системы выбора различных знаков для звонких и глухих согласных. Можно возразить, что традиция староаккадского слогового письма, в котором не было различия по звонкости, была достаточно сильна, чтобы предотвратить новшества, происходящие от более молодой вавилонской системы. Но это в лучшем случае объяснило бы митаннийско-хурритский слоговой силлабарий, тогда как хаотическая взаимозаменяемость знаков для звонких и глухих взрывных в группах текстов из среды, находящейся под сильным влиянием вавилонских писцовых традиций, указывает на тот факт, что различие звучности в хурритском языке было нефонемным. Другая интерпретация подтверждается наблюдением, что орфография писем из Митаннии даёт геминаты там, где семитские писцы используют глухие, и одиночные, соответствующие звонким согласным, оба в интервокальной позиции. Некоторые учёные22 постулируют фонематическую длину согласных, которая, по их мнению, возникает только в интервокальной позиции. Однако Тиль23 постулирует фонематическое различие по интенсивности. По Тилю, напряжённые и ненапряжённые согласные появляются не только в интервокальной, но и в начальной позиции. Их фонетическая реализация зависит от их положения внутри того, что он определяет как экспирационную24 группу (expiration group), таким образом, что реализация напряженного согласного в одном положении может быть фонетически идентично реализации расслабленного в другом положении.

21 Speiser, Ephraim A. lntroduction to Hurrian. (Annual of the American Schools of Oriental Research 20). New Haven: Pub. by the American schools of Oriental research under the Jane Nies publication fund, 1940/1941.

22 Bush, Frederic W. A Grammar of the Hurrian Language. Ph.D. dissertation, Brandeis University. Ann Arbor: University Microfilms 64-12, 1964, p. 852.

Diakonoff, Igor M. Hurrisch und Urartäisch. Münchener Studien zur Sprachwissenschaft, Beiheft 6, N.F. München: Kitzinger, 1971.

23 Thiel, Hans-Jochen (undated) "Phonematik und grammatische Struktur des Hurrischen." In W. Haas, ed “Das hurritologische Archiv ... des Altorientalischen Seminars der Freien Universität Berlin”. Berlin, 1975, 98-239.

24 Комментарий от переводчика. Т.е. произносится на одном выдохе.

Но почему же напряжённые согласные в интервокальной позиции представлены на письме удвоенными согласными? Тиль считает, что в этой позиции длина согласного является нефонематической характеристикой. Это объяснение предполагает, что повторение согласных в письме представляет собой двойные или длинные согласные в речи. Однако это справедливо только для вавилонской письменности. В староаккадском, староассирийском и, до некоторой степени, даже в древневавилонском письме удвоенные согласные обычно отображаются ничем кроме одиночных согласных. В староаккадском языке двойные согласные иногда изображаются так называемой “ломаным написанием” (broken graphics), что означает последовательность знаков вида (-C)VC-VC. Редупликация согласных в староаккадском письме довольно часто представляет собой комбинацию согласный + открытый стык или гортанная смычка. Если мы предположим, что митаннийско-хурритская орфография сохранила эту практику, мы можем сделать вывод, что формально редуплицированные интервокальные согласные митаннийско-хурритского письма были не только глухими, но и глоттализироваными. Последней характеристикой может быть аллофоническая реализация напряжённых согласных в определенной позиции. Однако следует отметить, что фонематическая глоттализация была постулирована для урартского языка и что она является общей чертой кавказских языков.

Однако есть явление, которое мешает достигнутым до сих пор результатам. В разных хурритских и хурро-аккадских группах текстов двойные согласные соответствуют гоморганным (homorganic) назальным + звонким согласным. В хурро-аккадских текстах paǵrošše, например, чередуется с paǵronze и т. д., аккадское название Евфрата Purattum появляется в форме Purandi, аккадская глагольная форма inaddin становится inandin. Вряд ли фонетическая реализация напряженных согласных как глухих и глоттализованных чередуется с таковой у звонких преназализованных согласных.

Вышеупомянутое исследование Тиля набрасывает некоторые возможные модели объяснения, но, к сожалению, они не могут быть подтверждены имеющимся материалом.

Мы углубились в некоторые детали, чтобы проиллюстрировать проблемы фонологической реконструкции мертвых языков. Следует отметить, что, несмотря на некоторые результаты, достигнутые в отдельных областях, не удалось последовательно реконструировать фонологию любого древнего ближневосточного языка, за исключением (более позднего) аккадского языка, тесно связанного с другими семитскими языками25. Тот факт, что мы, тем не менее, понимаем тексты, написанные на большинстве этих языков, в совершенстве или, по крайней мере, довольно хорошо, вызван ограничениями, которые налагаются на письменные сообщения функцией и традицией, а также свойством письменных знаков быть не только “символом символов” (symbols of symbols), но приобретать в той или иной степени “статус знаков первого порядка” (the status of signs of the first order)26.

25 Комментарий от переводчика. Иронично, но за 40 лет мало что изменилось.

26 Vachek, Josef. Written Language. General Problems and Problems of English. (Janua Linguarum, Series Critica 14). The Hague/Paris: Mouton, 1973.

Вильгельм Гернот,

1983

Перевёл Якоб Сергеевич Панкин для телеграм-канала и сайта Хренология

2023, Белград jpankin30@gmail.com