/ Йожи Столет /
Чужой + Чужой: опыт коммуникации 3000-го года
Жиль Делез считал, что у философии нет общих задач: задачи философии ситуативны, необходимо нащупать актуальные философские задачи конкретного времени и в конкретной ситуации. Одной из основных задач философии 21 века становится проблема воображения в его отношении к будущему как к способности нащупать спектр возможностей радикального. Под радикальным понимается возможность действия/делания, производство чувственной, эстетической, политической реальности, синхронизированной с научно-технической реальностью. Именно это заставляет современную теорию все чаще обращаться к такому ранее игнорировавшемуся и считавшемуся “низким” жанру как sci-fi - научная фантастика. Юджин Такер в статье “Fakeshop: научная фантастика, память будущего и научно-техническое воображение” пишет:
“Воображение будущего — это не проблема воображения против актуализации и не вопрос подтверждения будущего или «сохранения будущего в живых». Скорее научная фантастика может сконфигурировать будущее как условие возможности и ограничения социальных изменений в настоящее время. Оно может сделать это, как предлагает Джеймсон, с помощью методов отчуждения в сочетании со старой доброй экстраполяцией, создавая, по сути, политический комментарий о возможностях воображения радикального инакомыслия и различия.”
Таким образом, метод научной фантастики становится топологией для возможностей радикального мышления сегодня, расчерчивая по-новому границы, которые остаются невидимыми в капиталистическом реализме (см. Марк Фишер). А современная философия начинается с “Манифеста киборгов”, где Донна Харауэй задействует разбор текстов феминисткой научной фантастики для проектирования утопического мира киборгов, оговариваясь при этом, что киборг уже является нашей онтологией. Марк Фишер в своем блоге описал, как он стал свидетелем появления новой философии в Англии, когда Сэди Плант и Ник Лэнд создали центр кибернетических исследований в Варвике (CCRU), где синтезировали французскую философию и киберпанк литературу Гибсона и Балларда:
“Это было на философском факультете Манчестерского Университета, и тогда я почти почувствовал, как перестраиваются синапсы у меня в голове во время погружения в головокружительное оживление, которое всегда ощущаешь, когда рушатся концептуальные стереотипы. Гибсон и Иригарей, киберпанк и французская теория…Конечно, они НЕ МОГУТ оказаться вместе, правда? И все же, они ДОЛЖНЫ…”
Только в отличие от Лэнда и его окружения, которые со временем в большей степени стали вплетать в свои проекты оккультизм, традиционализм и т.п., Сэди Плант всегда оставалась “чистым инженером”, сохраняя техно-научную, феминистскую и рационалистическую рамку своих исследований. По моему мнению, именно одновременное удерживание рационалистического метода и воображения, парадоксальным образом, поможет нам удержаться на ногах в месте радикальной утопии.
Научная фантастика, таким образом, позволяет нам схватить сложность реальности через отчуждение воображением в ее материалистическом аспекте (автономные технологические системы, репликация, взлом биологических систем и тд). Возможно, процесс переформатирования человека слишком болезнен, чтобы воспринимать его напрямую.
Между тем, форматированием человеческого занимается практически вся современная мысль. В частности, философия занимается поиском более мягкого или даже “гуманного” способа синхронизаций и переопоределния границ человеческого, биологического и технического, который существует по иным законам; можно сказать, что эти законы напоминают нечеловеческую репрезентацию манифеста коммунистической партии Маркса и Энгельса: пиринговые сети равноправного обмена, децентрализация, отсутствие индивидуализированного субъекта, посредничества и тд. Технологический мир - мир машин, показывает пример - горизонт возможностей, который репрессивен для человека, но не для тех, кто никогда человеком и не был (женщины, животные и тд). Нужны чуткие руки, внимательные к мелочам для того, чтобы наиболее безболезненно разобрать человеческий конструктор, который стал невыносимым и агрессивным для всех видов существования колоссом. По мнению Сэди Плант, все актуальные практики схожи с практиками ткачества (на основе ткацкого станка были созданы вычислительные машины, а в конечном счете и компьютер) и это нужно понимать не метафорически, но и не буквально, а на уровне структуры.
Сейчас я перейду к практической части и попробую с помощью sсi-fi методологии подумать о том, как могла бы выглядеть коммуникация “будущего”, то есть того настоящего, которое еще не осмысленно среди нас.
Для этого я использую термин “отчуждение”, который имеет долгую философскую историю, впервые появляется в эпоху барокко и рассматривается сторонниками теории «общественного договора» (Ж.-Ж. Руссо, Дж. Локк, Т. Гоббс, К. А. Гельвеций). Они характеризовали современное им общество как общество отчуждения — делегирования полномочий. (wiki) Далее, у Маркса отчуждение становится синонимом рабского состояния современного индивида, отчужденного от “естественной среды”, и продуктов своего труда. А также я использую персонажа “Чужой” из научно-фантастического фильма Ридли Скотта “Чужой”.
Ксенофеминистки 21 века переосмысляют термин “отчуждение”, обнаруживая, что нет никакой “естественной” среды. Что необходимо не возвращение к “естественности”, а перепрограммирование среды с феминистских, рационалистических и технологических позиций:
“Ксенофеминизм использует отчуждение в качестве стимула к генерированию новых миров. Мы все чужие – но бывало ли иначе? Именно благодаря, а не вопреки нашему состоянию отчуждения мы можем освободить себя от грязи сиюминутности. Свобода – не данность, и уж тем более она не предоставляется каким-либо “естественным” путём. Конструирование свободы предполагает не меньшую, а большую степень отчуждения; отчуждение – это труд над конструированием свободы. Ничто не должно приниматься как фиксированное, постоянное или “данное” – ни материальные условия, ни формы общества“.
Альтернативный пример: в 1979 году Ридли Скотт снимает фильм “Чужой”, в котором мы видим катастрофическое и трагическое взаимовторжение не считываемых друг другом акторов [за неимением адекватного термина для описания используем этот термин из акторно-сетевой теории Бруно Латура, как не привязанный ни к человеческому, так и не объективирующий]. Человеческий чужой и космический чужой на протяжении всей серии фильмов стремятся уничтожить друг друга и к концу 4 части становятся буквально сожителями внутри одного тела (самка инопланетного существа оплодотворяет самку человека), но далее воображение Ридли Скотта идет по привычному пути невозможности сосуществования чужого с чужим: героиня фильма прерывает невыносимую коммуникацию и кончает с собой.
Каким бы был этот фильм, будь он снят ксенофеминистками - если онтологией будет неопознанность, а не данность существующего, и если знание может быть только ситуативным (Харауэй)?
“Основным свойством объектов является неопознанность. Каждый объект не опознан и не поддается описанию. Даже в самоописании объект неизбежно ошибается, и эта ошибка становится залогом правдоподобия. Спекулятивный философ Габриэль Маркус ошибки в описании считает особенно важными в том, что нам (объектом другого типа или похожим ) говорит о себе объект) Таким образом каждый объект заведомо Чужой и неопознанный”.
(см. cyberfemzin 01)
Таким образом, основной этической и технологической задачей становится уже коммуникация не типа я/мы и Другой/Другие с колониальным и покровительственным душком, а коммуникация Чужой-Чужой. В такой схеме мы не можем определить какой-либо компонент как своё/свой - не можем присвоить, обозначить и наделить существованием; солидарность возможна, но определяется всегда ситуативно, в пространстве встречи чужих.
Этическая\технологическая составляющая в данном случае состоит не в том, чтобы работать со взглядом и памятью как привычными инструментами оценки, а в том, чтобы ситуативно задействовать разнообразия органов чувств и регистров внимания - возможно, даже такие “баги” как синдром Альцгеймера, расстройство внимания или Тактильность (почти что синоним Тентакулярности). Церебральные связи и гормональные реакции запускаются внутри интимных интерфейсов, пересекаются и связываются, образуя невидимую ткань интернет-сети.
Интимные Интерфейсы, разрабатываемые сейчас в Центре воображаемых интимных коммуникаций – это граница между внешним и внутренним, на которой происходит микроусилие взаимодействия, минимальность значения которого даёт возможность действия (в отличии от невозможности сверхусилия), отслеживания и перераспределения рациональности. Интимные интерфейсы в формате прозрачности отслеживают репрессивность, поддерживая рефлексивность системы для её сохранения и солидарности между объектами вне общих систем в универсалии Реальности. Интимные интерфейсы – особая общественная связь между индивидами, вещами, технологиями, животными и т.д., приводящая к особому типу зависимости между объектами и их раскрытию особо интимным (вне субъектно-объектных отношений) образом. Универсальность – сама Реальность, в которой «находятся» объекты, и которую эмпирически подтверждает Сеть (от социальных сетей до интернета животных). Универсальность содержит в себе различные типы общностей (технологии-люди, животные-люди, разные социальные группы людей), возможность взаимодействия между которыми может быть обеспечена Интимными Интерфейсам.
Коммуникация Чужой+Чужой может регулироваться подобными интимными интерфейсами (а интимность возможна только через операцию отчуждения, так как там, где появляется “свой”, есть необходимая неразличимость).
Чужой+Чужой - это висящие в вакууме лишайники, один на другом, лишенные истории, но не лишенные ситуативной связанности. Производство не потомства и предков (истории), но компаньонов и союзников. Не корни - багаж.
Иллюстрации: Саша Пистолетова