Продолжение легенды

Когда ж вы знали, то – какого хера?..

(не – А.А. Ахматова)

С лейкой и блокнотом – все ж не с пулеметом…

(не – песня журналистов)

   В начале 90-х растерялись люди и покрепче моего папы. Страна, которую они так долго строили, лечили, учили – лопнула, развалилась… Молодежь суетилась, обживая новые реалии, старики беспомощно гадали, откуда ждать следующие напасти. Свобода, перестройка, ваучеры, пустые прилавки, талоны, купоны, миллионы…   

   Отцу было уже за 80. Дома – все грустно и безнадежно. Мама угасала, мы с братом погрязли в собственных делах и стариков забросили окончательно. Символическая учебная нагрузка на кафедре, где он проработал полвека, редкие посиделки в Союзе Архитекторов – жалкая копия еще недавно бурной и активной жизни. Двух пенсий хватало на неделю. Выручали книжные полки – с них стало исчезать наиболее ценное.

   В то смутное время при Центральной библиотеке возродилось «Общество краеведов» и папа с жаром включился в работу. Собирались единомышленники. Рос интерес к отцовскому фото-архиву, впоследствии столь знаменитому. Самодельные фанерные ящики ворошил папа перед каждым заседанием клуба, про каждую улицу и дом знал множество увлекательных подробностей. Неудивительно, что стал там центром внимания и всеобщим любимцем. Встреч с ним ждали, как праздника, напрашивались в гости. После увлекательной лекции о строительстве Госпрома, редчайших фото, демонстрации чертежей и малоизвестных документов один из завсегдатаев клуба предложил организовать совместную публикацию. Папа с радостью согласился. Его собственный опыт тут был невелик. Статьи в отраслевых журналах. Учебник строительных конструкций, пылившийся много лет по редакциям, так и не родился. Архитектурный путеводитель по Харькову – ну, тот издали лишь с появлением на обложке фамилии местного партийного босса. Рукопись большой книги о городе еще ждала своего часа. Да и, что греха таить, будучи великолепным рассказчиком, писал отец медленно и трудно. И вот – опытный профессионал приглашает в соавторы и гарантирует издание!

   Несколько раз и я бывал на заседаниях клуба, помогая отцу донести стопку книг из домашней библиотеки, экран, проектор со слайдами… Там было душевно и – как-то невесело… Энтузиасты-краеведы, люди милые и симпатичные, вместе-рядом являли зрелище унылое. Не в обиду им будь сказано, к истории и жизни прошедшей многие обратились, согнанные на обочину стремительно менявшейся действительности. Молодежи в клубе почти не было, приходил народ постарше. Одинокие пенсионеры либо «временно не работающие», скромно или просто бедно одетые, они радовались возможности собраться, поделиться воспоминаниями, старинными фото, вырезками из забытых журналов и газет…

   А вот новый знакомый из ансамбля несколько выпадал. Дородный и вальяжный, он в молодости явно слыл красавцем. Породистое лицо, длинные светлые волосы, мягкая замшевая куртка. Ворот белоснежной «водолазки» подпирает чуть обрюзгшие барские щеки. Музыкант или художник? Представился – Эдуард Звоницкий. Эдуард Моисеевич. Журналист!  При ближайшем знакомстве Звоницкий оказался человеком милейшим. Он стал частым гостем отца, с интересом знакомился с его библиотекой, фотографиями, рисунками. Тема грядущей совместной публикации определилась сразу, конечно же – Госпром.   

   Тут надо пояснить – ни величественная колокольня Успенского собора, ни торжественный Бекетов, ни изящный Ржепишевский – ни одно здание в Харькове популярностью не могло соперничать с этим железобетонным колоссом. Рожденный в отчаянные 20-е, Госпром символизировал все новое, что обрушилось тогда на людей – новую страну, новые взаимоотношения, новую технику, новую архитектуру… Харьков избрали столицей Советской Украины, новая власть принялась город обновлять и застраивать. Привлечены были огромные средства, в Харьков повалил народ. Здание «Дома Государственной Промышленности», «ГОСПРОМ-а», как его сразу сократили в стиле эпохи, должно было вместить в грандиозном едином объеме сонмище новых трестов, контор, объединений и т.д. и т.п. Конкурс на проект, последующий размах стройки были грандиозными. И кого волновало тогда, что тысячи строительных рабочих – вчерашние крестьяне из разоренных продразверсткой сел, что рыли они гигантский котлован лопатами, а стройматериалы возили на телегах… Петр строил Петербург, Петровский с Чубарем – Госпром. Опыта таких грандиозных строек в молодой стране не было, всему учились на месте и придумывали на ходу. Петя Межиборский, юноша-комсомолец, работавший десятником, вел подробный дневник событий. В конце жизни, уже будучи глубоким стариком, он эти записи передал моему отцу. Папа многое помнил и сам – учился тогда в строительной профшколе, потом – на архитектурном факультете Технологического института. Его отец – мой дед – вскоре возглавил Республиканский Стройтрест, «УкрЦивильБуд». Госпром уже стоял, но остальные здания на огромной площади – «Дом Проектов», гостиница «Интернационал», здание ЦК – былые шедевры советского конструктивизма, уничтоженные войной и последовавшим «украшательством» – возводились под его руководством. На всех этих стройках отец успел поработать – учеником, практикантом, стажером, геодезистом… И, конечно же, эталоном и примером для всеобщего подражания был в те годы Госпром…

 …Отец показывал Звоницкому свои записки, главы будущей книги. Тот читал, грустно вздыхал при упоминании прогрессивных методов ведения строительных работ, оригинальной методики расчета многопролетных рам… – «Жизни надо больше, жизни!» – подсказывал он папе – «Народу это неинтересно!» Сам он к тому времени уже «беллетризовал» телефонный справочник Госпрома, бойко описал славный путь и трудовые успехи его нынешних обитателей. И вообще, что в действительности народу интересно, Эдуард Моисеевич знал не понаслышке. Ведь работал-то он – в Зоопарке! Нет, не клетки чистил, разумеется. Уже много лет журналист Звоницкий сочинял там тексты объявлений и рекламных буклетов, программки всевозможных мероприятий, сценарии детских утренников.… А поскольку всю эту херню перед типографией приходилось мучительно «литовать» – клянчить лиловую печать цензора, клин журавлиный у него всегда с чужбины возвращался в родные Полесские болота, а дряхлый слон Бакзап до переезда на Украину помогал партизанам бороться с колонизаторами – возил пушку…

 …Когда папа прочел очередной пассаж нового приятеля, брови его уехали вверх, а челюсть – вниз. Попив водички, отдышавшись, вызвал меня, похвастаться. Соавторы уже подошли к годам войны, бомбежкам и разрухе, мрачному периоду фашистской оккупации Харькова. И вот Звоницкий пишет:

«…Некоторое время единственными обитателями Госпрома были обезьяны. Макаки-резус Гектор, Дезька и Роза убежали из зоопарка от голода и холода. Они разместились на одном из этажей в пристенном шка­фу, утеплили свое логово старыми тряпками и обрыв­ками бумаги…»

Ну, тут автору большая фантазия не потребовалась. Чего-чего, а этого добра в Госпроме всегда хватало. И все было не так трагично, как могло показаться сначала:

«…Вскоре беглецов приметили жители близлежащих домов и стали их подкармливать…»

Да, а могли бы сварить и съесть. Самим ведь жрать было нечего. И враг не дремал:

«…Однажды обезьян увидел проходивший мимо Госпрома полицейский, достал пистолет и стал стрелять в животных. Дезька была ранена, но с помощью Гекто­ра и Розки она спряталась в здании…»

Во, блин… Ну, ничего, как-нибудь управимся. Тяжело, конечно…

«…Заботу о семейст­ве взял на себя Гектор. Каждый вечер он уходил на промысел и приносил подругам еду…»

И – возвращение на Итаку:

«…Когда город освободили, работники зоопарка при­шли ловить своих бывших питомцев с помощью сач­ков, палок и рогатин. Сначала поймали Гектора. Не­сколько дней спустя пленника пришли навестить вер­ные подруги. Через день они решились переступить порог обезьянника, так обезьяны снова начали жить в зоопарке…»

Этот абзац меня взволновал особо. Помню послевоенные годы, в городе мечутся стаи бродячих собак, их ловят злобные «гицели», швыряют в железные будки на колесах, увозят – как все говорят, «на мыло». Шавки отчаянно вырываются, кусаются. Мы, пацаны, этих гицелей, живодеров проклятых, ненавидели, стреляли по ним из рогаток, швырялись камнями. А тут я представил, как не хотели обратно за решетку глотнувшие свободы макаки. Как бился с вражьей силой бесстрашный Гектор, защищая верных подруг. – «Розка!» – кричал, наверное, он – «Дезька! Тикай, бабы, я их задержу! Что, взяли, чертовы ляхи? Вохры, суки позорные!..»   А они все перли и перли, вооруженные до зубов сачками, палками и рогатинами…

   Опытный Эдуард Моисеевич ведал, что творил. Свои обязательства выполнил с лихвой. Нашел спонсора (в те годы это было – ох как непросто), договорился в издательстве. Вскоре книга, скромная брошюра в мягкой обложке, вышла, тираж с прилавков размели за несколько дней. Читали ее и стар и млад, даже в школах на уроках краеведения. Со временем байка Звоницкого перешла в разряд «…как вспоминают ветераны…». Дальше – больше. Без малого два десятка лет отважные его макаки зайцами кочуют по страницам Интернета, журналов, газет и солидных публикаций. Госпром давно и бесповоротно – символ Харькова, огромное здание все знают, фотографируют, показывают гостям. Автобус с туристами, крутанув по площади Незалежности, бывшей – Дзержинского, не ответив на приветствие бронзового Ленина (ку-ку, мода прошла), подруливает к многоэтажной громадине. И усталый экскурсовод, встрепенувшись и оттараторив по шпаргалке шестизначные цифры кубометров бетона и квадратных метров остекления, хитро подмигивает заскучавшей-было аудитории:

– «А еще тут была одна история…»

   К 65-й годовщине освобождения Харькова от фашистов, традиционному «Дню города», нашим макакам торжественно открыли памятник. Троица бесстрашных приматов со следами лишений на исхудавших мордашках запечатлена на фоне величественного Госпрома. Памятник – как памятник. Бронза, постамент, памятная доска. Не хуже других.

Окна квартиры смотрели на Госпром. По воскресеньям, когда не надо идти в детский сад, Муся водила нас с братом в Зоопарк. Сестра деда, потерявшая на войне мужа и сына, она доживала с нами, выгуливала внуков. Мы смотрели налево, потом направо, крепко держась за руки переходили улицу и трамвайные рельсы, преодолевали гигантскую арку Госпрома, где сквозняк валил с ног, поворачивали на площадь Дзержинского и вдоль торца еще разбитого Дома Проектов выходили, наконец, к боковой калитке Зоопарка. Этот кружной маршрут слишком утомлял жену и деток секретаря Обкома партии, эти также жили в нашем дворе. Люся – ее норов знал весь город – топнула ножкой, и через овраг «Спуска Пассионарии» перебросили изящный мостик, прямо к входу в Зоопарк. Отец рассказывал – когда-то мост стоял в центре города, потом его разобрали и вот нашли применение уцелевшим конструкциям. Вот, по сократившемуся, наконец, вдвое пути и мы с Мусей переходим «Люсин мостик», покупаем три билета – «два детских и один взрослый» – встав на цыпочи, командую я. Кассирша, продав билеты, втягивает лоточек, выходит из своей будки и, загородив телом проход, тщательно их проверяет. Очевидно, на этот раз все в порядке, надорванные билеты снова у Муси, можно заходить. Вот и Зоопарк. Где-то орет павлин. Направо – слоновник. В полумраке и духоте тупо качается серая Майя, огромная и пыльная. Муся робко зовет вперед, к пруду, будем кормить птичек, черствая булка с собой, но мы с Мариком уверенно тянем влево, к обезьяннику. Там всегда весело и полно зрителей. За проволочной сеткой резвятся братья наши меньшие. Качаются на трапециях, гримасничают, выкусывают друг у друга блох. Крупный мускулистый самец следит за порядком, раздает плюхи молодняку и охаживает самочек. Толпа ржет, Муся безуспешно пытается отвлечь нас с братом от «этих глупостей». Знал бы кто, что перед нами потомки, дети и внуки бесстрашного Гектора! Несколько часов привычным маршрутом – вонючие клетки лис, тигры, медведи, аквариум, наконец – детская площадка со скрипучими качелями. Муся отдыхает на скамейке в тени, пока мы с братом роемся в песочнице. Наконец, усталых и проголодавшихся, она волочит нас домой, обедать и спать. Возвращаемся той же дорогой. Госпром теперь справа и ярко освещен заходящим солнцем. Он так огромен и своеобразен, что никто не говорит про него – «дом». Просто – «Госпром».

– «Маня, ну где вы ходите? Вова, Марик, быстро мыть руки, обед на столе» – встречает нас бабушка. – «Ну, что было интересного в Зоопарке?»

– «Макаки ибуцца!» - рапортую я.

   Сквозь арку Госпрома пять лет я ходил на занятия в институт. Потом несколько лет там служил, в архитектурной мастерской М.С. Гельтмана. Михал Савельич был уже человеком пожилым и не шибко здоровым, но выйдя на работу с очередного «больничного», день-деньской сыпал народную мудрость, пословицы и поговорки в собственной интерпретации, мы только и успевали за ним записывать… Вот и сейчас вспомнилось: – «Та, журналист! Одним ухом слышал, другим ухом написал!»