Отцу нужна куртка. Старую затаскал до дыр, подкладка в клочья, змейка разъехалась. Но папа к ней привык, потихоньку сам подштопывает, о новой слушать не желает. Тем не менее под предлогом - «надо бы проветриться» - заманиваю его в Универмаг, туда, где мужская одежда. Для нашего академика без примерки покупать рискованно, капризный. Одёжку любит свободную, и чтобы карманов побольше, а – главное, желательно без змеек, их он терпеть не может и сразу ломает. Но еще больше не любит всяческие примерки. Когда мы оказались в огромном зале, где только мужскими куртками был засеян добрый гектар, он лишь затравлено озирался, не решаясь углубляться в поиски. Но я напирал, и папа бочком двинулся в ряды вешалок, как Хрущев в кукурузу. В тот раз мы ничего не купили, совершенно одурели, перебирая и перемеряя вещь за вещью. Пара лощеных продавцов наблюдала издалека, уже и не надеясь нам помочь. Там слонялось еще несколько личностей, но обилие и разнообразие предметов туалета явно превышало потребности всего города. А ведь через дорогу находился такой же гигантский магазинище, рядом – еще один, и вообще – весь центр города застроен магазинами, где, среди прочего, продаются всевозможнейшие мужские куртки. И то же самое в соседнем городе, и по всей стране да и вообще по всей Европе. При этом народ одет в куртки более-менее приличные и когда их обновлять надумает, неведомо. В Америке тоже, говорят, куртки в продаже есть. Есть, правда, еще миллиард индийцев и два миллиарда китайцев, но и на тех надежда слабая, все рынки и торговые площадки забиты их лотками, висят и лежат стопками куртки их собственного изготовления. То есть я знаю, в принципе, выражения - рыночная экономика, маркетинг, проблемы сбыта, сезонные распродажи и т.д. и т.п., но, хоть убей, не понимаю, куда девать все эти, не нашедшие своих плеч миллионы курток…
Так я бубнил, выбираясь на свежий воздух из сверкающей и благоухающей многоэтажной сокровищницы по имени «Karstadt». Все на свете знающий академик поднял меня на смех.
«Ты наивный человек!» - говорил он. «Их просто выбросят на помойку! Так всегда делали и делают теперь!»
И, пока я пытался вообразить, ну, даже не большую помойку, а какой-нибудь супер-мупер-мусор-перерабатывающий заводище, жрущий, сплевывая пуговицы, все эти шикарные нераспроданные шмотки, папа рассказал историю времен своего студенчества:
Конец двадцатых годов. Отец, молоденький студент архитектурного факультета, на геодезической практике в тресте с китайским именем «Пай-Строй». Готовят стройплощадку для нового корпуса мясокомбината, тогда еще – просто «бойни». Жара, мухи и невыносимая вонь. Такая, что темнеет в глазах и мутится сознание. Даже бывалые работяги заматывают лица тряпками. Раскаленный липкий воздух искажает очертания предметов, в окуляре теодолита горячее марево. Наконец забит последний колышек разметки, натянута проволока будущих осей здания, идет забивка фундаментных свай. Огромные бревна с окованым сталью концом заколачивают ручным копром – лебедкой поднимают здоровенную чушку и обрушивают ее на сваю. Бьют несколько свай одновременно, скорее бы закончить и убраться подальше от этой грязищи и вони. Все изнурены, торопятся и нервничают. А тем временем начинаются чудеса. Углубившись на пару метров в грунт, сваи начинают подпрыгивать. Тяжеленный копер бухается на сваю, она заметно оседает и тут-же скачет вверх, будто из-под земли ее пнули с неменьшей силой. Сначала думали, что это просто в глазах мутится, от вонищи. Потом мужики начали креститься и бросили работу. Подряд горел синим пламенем. Срочно вызваный из треста специалист в инженерной фуражке приказал копры снять и делать раскоп. Согласились добровольцы за обещаную водку. Углубившись на метр, остановились. Земля, грунт кончились. Дальше пошли галоши. Числом немеряные. Тысячи и тысячи черных резиновых галош пузырились из шурфов, как икра гигантской рыбины. Оказалось – когда-то, при царе-батюшке, в городе было отделение российско-американской фирмы «Треугольник». Солидная была фирма, богатая. На центральной городской улице, Екатеринославской, шикарный магазин держала. И все мужчины города носили их галоши, а женщины – ботики. Каучук привозили из Южной Америки, галоши варили на месте, и уж никак нельзя было темпы производства снижать. А если полки магазинов и складов переставали вмещать новую продукцию, нераспроданные боты и галоши на телеге отвозили к дальнему оврагу и туда сбрасывали. И продолжалось это много лет, а потом случилась революция и всем стало не до галош, а там и улица Екатеринославская стала называться «Свердлова», о «резиновом» овраге просто забыли. Размываемый дождями, он осел, зарос бурьяном. Пока через много лет кому-то не пришла в голову идея строить на этом месте колбасный цех…
Мы с папой ехали на метро домой и размышляли о вечном.