A.C.C #4´2003 (45)

Мария КОРОТАЕВА.  Лидия СТАРОДУБЦЕВА.  Александр ЮХТМАН

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ЛЕЙБФРЕЙДА

      В старину города окружали стенами. В стенах были воро­та. А от этих ворот были ключи. Где они хранились? На­верное, в мэрии или еще где. Важно, что много лет храни­телем ключей нашего города был один-единственный чело­век — Александр Юрьевич Лейбфрейд. Он был храните­лем, когда бродил по харьков­ским улицам, оставался им и на улицах немецкого Дортмунда. Его не стало: известие пришло накануне Пасхи. Тот день, 26 апреля, начался со снега: Город оплакивал Хранителя

Александру Юрьевичу было лет на пятьдесят больше, чем нам. Но почему-то всегда казалось: мы — скучные старики, а он — юный, во всем заинтересованный, деятельный, немного ироничный и неотменно жизнерадостный, — рассказывая о городских новостях и «дней минувших анекдотах от Ромула до наших дней», делится не только энергией молодости, но и дарит особый дар «невыносимой легкости бытия». Невероятный, невозможный человек. С широчайшей эрудицией, с калейдоскопически емким видением мира, с феноменальной памятью. Когда-то мы шли с Александром Юрьевичем по Рымарской. Каждый дом, мимо которого проходили, вдруг оживал, приоткрывая невидимую и неведомую, должно быть, никому, кроме Лейбфрейда, вековую историю. Каждый дом на свой лад откровенничал, исповедовался: вот исповедь-стон, вот исповедь-грусть, вот исповедь-улыбка. Дома вырастали, надстраивались, рушились, реставрировались. И все это чудо-метаморфоза живой городской памяти — в каком-то феерическом скрещении диалогов и встреч, легенд, фактов. Это невозможно прочесть ни одной из книг Александра Юрьевича, невозможно воскресить, слушая его магнитофонные записи. Это особый дар — обаятельного, талантливого рассказчика. Наверное, никому другому улица Рымарская, как и сотни иных улиц Харькова, больше не раскроет своих секретов.

Академик архитектуры Александр Лейбфрейд родился в октябре 1911 года в Харькове, с которым была связана вся его жизнь. Здесь в начале 30-х он окончил строительную профшколу. Здесь с 1935 года руководил Первой Архитектурной мастерской в Промстройпроекте, был начальником строительного отдела и главным архитектором. Более сорока его проектов реализованы. Последний воплощается сейчас — Александр Юрьевич был автором Мемориального комплекса в Дробицком Яру. Он восстанавливал Харьков после войны. Большую часть жизни Александр Юрьевич терпеливо и с любовью собирал все, относящееся к архитектуре Харькова; большую часть жизни рисовал. Невозможно перечислить, сколько статей и очерков, теле- и радиопередач, книг и фильмов появилось на свет благодаря его внимательной и доброй помощи. А еще были собственные книги: «Харьков: Архитектура, памятники, новостройки», «Харьков: Вчера, сегодня, завтра», «Харьков: От крепости до столицы». А еще он оставил учеников — сколько их было с 1935 года, когда он пришел в ХИСИ? Наверно, теперь и не счесть. Преподавал почти до самого отъезда в Германию в 2000 году. Когда уезжал (все так понятно — пожилой человек едет к сыну), было страшно за него — как проживет Хранитель без своего Города? А он и там с неизменным интересом бродил по улицам, рисовал, оставаясь все тем же Хранителем. В конце 2001-го в Дортмунде по инициативе мэра прошла выставка уже немецких работ Александра Юрьевича. В Харькове выставки не было: наш Хранитель отпраздновал свое 90-летие там, в Германии. О своем Городе он знал, пожалуй, все. Не только историю зданий, но и историю жителей, и топонимику. Наверно, будет очень справедливо, если Город подарит его и нашей памяти улицу Лейбфрейда. Наверно, будет очень правильно, если Город озаботится судьбой его уникальной коллекции и найдет возможность собрать ее всю под одной крышей. Нет, не в мемориальном музее Александра Юрьевича, он бы этого не одобрил, ведь даже в своих книгах он ни разу не упомянул себя. Коллекция Лейбфрейда может и должна стать основой Музея архитектуры Харькова — это будет лучшим памятником бессменному Хранителю ключей.

«Мы жили жизнью строительства». Эти слова из интервью, данного лет десять назад, как нельзя лучше характеризуют Александра Юрьевича. Вспоминаешь его, и калейдоскопом всплывают встречи, и в каждом диалоге храняется та неповторимая интонация, которую невозможно передать в тексте. Лейбфрейд читал в ХИСИ строительную физику — дисциплину техническую, изобилующую формулами, показателями, коэффициентами… На консультации перед экзаменом сказал: «Увижу под столом учебник или конспект — выгоню, потому что это означает непонимание прослушанного вами. Только на столе освещенность нормальная. Вспомогательными материалами на экзамене надо пользоваться открыто». Он всегда апеллировал к пониманию студентов, не требуя зубрежки. Студенты были для него не будущие — актуальные коллеги. И делился он не знаниями в уныло официальном понимании этого слова, а духом профессии, огнем, который загорался в его глазах, когда говорил об архитектуре. Впрочем, передать и эту интонацию невозможно, ибо не было в этом горении взгляда ни экзальтации, ни пафоса. Также и в речи его не было ни теоретически-концептуальных манифестов, ни каких-либо обобщений. Для Лейбфрейда архитектура была жизнью, а в жизни есть разные чувства и ситуации, каждую из которых выражала своя сложная интонация. А горение взгляда — лишь неподдельный интерес к любому уголку Города, вообще любому месту на земле и его истории.

Этот уникальный человек никогда не признавался в своей уникальности. «Я самый обычный человек, просто мне повезло в жизни: мне довелось встречаться с удивительными, замечательными людьми», — так говорил о себе Александр Юрьевич. Скромный, всегда улыбающийся, невероятно доброжелательный и общительный, всегда открытый навстречу. И только теперь стало понятно, что смысл этой фразы Александра Юрьевича перевернул. И на самом деле все наоборот — как повезло нам, обычным людям, что довелось встречаться с ним. В старину в городах мастера объединялись в цеха. Был цех башмачников и цех стеклодувов, цех портных цех оружейников, цех каменщиков и цех плотников. Умирали старые мастера, но подрастали подмастерь становясь мастерами, принимали из слабеющих рук иглу, рубанок, мастерок. Поэтому Город не мог исчез­нуть. Городские мастера живут в названиях улиц — Рымарская и Кузнечная, Чеботарская и Шляпный переулок. Цеха хранителей нет и быть не может. Хранитель — не профессия, но миссия. Кто подхватит упавшие ключи от нашего города?