Еще долго будут сюда звонить...  / Савелий Цыпин, Ирина Румянцева, // Время. – 2000. – 1 февр.

Не веря кровному завету,
что так нельзя,
ушли бродить по белу свету
мои друзья, –

написал когда-то Борис Чичибабин. Сколько уже их, бывших наших харьковчан, разбросано по всем континентам – известно только Богу и ОВИРу. А у нас своя статистика – не в цифрах, в чувствах. Уезжали родные, друзья, знакомые – и с отъездом каждого рвалась какая-то нить. При расставании сто раз повторяемые сумбурные обещания помнить, писать и четко осознаваемые при этом горестные «навсегда» и «никогда». Не увидимся. Не встретимся. Но дело не в этом. Возможно, и свидимся, и вcтpетимся. Кто-то действительно будет периодически приезжать, кто-то будет принимать у себя там, на новом ПМЖ, гостей-харьковчан. К сожалению, суть необратимости в другом, более глубоком. Уехавших и оставшихся разделяют жестко даже не границы, расстояния, часовые пояса. Нас paздeляют... проблемы. Теперь уже совсем абсолютно разные.

Да, да, именно так. Люди просто не всегда осознают, что самым объединяющим является не географическая принадлежность, а общие xлoпоты, горести и, куда реже, общие радости.

И при советской, и при нынешней жизни мы были и до сих пор повязаны друг с другом знакомыми приметами одной реальности. Раньше «колхозами», «субботниками», очередями, вечным дефицитом, книжными и журнальными новинками, кухонными митингами... Даже партсобрания, о которых, кстати, неожиданно для себя, по его признанию, тосковал первое время в эмиграции известный диссидент Александр Зиновьев. Сейчас общие проблемы иного плана – невыплата зарплаты, отключение света, борьба левых и правых. От прошлых и нынешних, мягко говоря, неурядиц и уезжали, и уезжают наши соотечественники, увозя с «корней до крон» нашу память, нашу быль. И все мы вместе что-то невозвратно теряем. И уехавшие – оттуда, издалека с ностальгической нотой вспоминают то, что надо  было бы забыть, как неприятный сон. Сумасшедшие, что ли: когда нет проблем, которые надо мужественно преодолевать ежедневно, нам вроде бы и скучно. Ну почему мы не можем относиться к перемене мест, стран, гражданства так же просто, как относятся другие народы? Почему обязательно или «камни бросать», или горевать? Наверное, потому, что всегда ощущали себя (так сложилось, так воспитали) частью целого. И если из этой целою выпадаешь сам или выпадают другие – воспринимаешь не безболезненно.

Вот собрался в дальнюю дорогу за рубеж и наш харьковский патриарх краеведения, академик архитектуры Александр Лейбфрейд. И известие об этом кольнуло: как же Харьков без Александра Юрьевича... И Александр Юрьевич без Харькова...

Отъезд Лейбфрейда стал событием не потому, что этот скромный человек затеял по сему поводу шумиху, – просто ни старое, ни среднее, ни молодое поколение не могут представить без него Харьков. Александр Юрьевич стал составной его частью, как Бурсацкий спуск или Госпром.

Далеко не всех известных людей в Харькове можно назвать и самыми уважаемыми. А Лейбфрейда можно. Зодчий, педагог, художник, но прежде всего краевед. Исследование истории родного города для него не профессия и даже не призвание, а, можно сказать, предназначение. Еще в 1922-м ему, двенадцатилетнему, подарили двухтомник Д. Багалея. Сказать, что этот труд стал его настольной книгой, неточно – юноша знал его чуть ли не наизусть. Ему даже довелось слушать лекцию выдающегося историка в публичной библиотеке.

Будучи еще студентом инженерно-строительного института, Лейбфрейд уже работал чертежником у одного из архитекторов Госпрома С. Кравца. После окончания его взял в свой институт «Промстройпроект» В. П. Богомолов, которого Александр Юрьевич считает наставником. Он же поручил своему молодому помощнику писать протокол самого первого заседания оргкомитета по созданию Союза архитекторов Украины, и с тех пор, то есть с 1933 года, Лейбфрейд является непременным членом его правления.

На глазах Александр Юрьевич проводилась грандиозная реконструкция Харькова. Отец его был главным инженером треста «Укргражданстрой», возводившего крупнейшие сооружения тогдашней столицы Украины: Госпром, Дом проектов (ныне национальный университет), ЦК партии (ныне Дом советов), гостиница «Интернационал» (ныне «Харьков»), общежитие «Гигант», ДК «Пищевик», Институт радиологии, Дом «Слово» и множество других.

Вернувшись из эвакуации уже в первых числах октября 43-го, Лейбфрейд одним из первых архитекторов приступил к восстановлению города. Он стал правой рукой его главного архитектора А. М. Касьянова – выдающегося градостроителя, разработчика генерального плана Харькова еще 1934-го года, направления которого, кстати, реализуется и доныне. Диссертацию написал еще до войны, но та сгорела в оккупированном Харькове. Пришлось писать ее заново, и в 45-м Александр Юрьевич становится кандидатом архитектуры.

– Вы свидетель трех или даже четырех эпох: дореволюционной, довоенной, послевоенной и нынешней, вам доводилось и сносить, и строить...

– «К сожалению, каждому новому поколению свойственно хулить то, что сделано предыдущими. Конечно, в период реконструкции исчезло немало замечательных сооружений, прежде всего культового назначения. Но подавляющее большинство зданий все же было сохранено, причем с уважением к их творцам. Заметьте, скажем, с каким вкусом сделаны надстройки на здании Госбанка или Института искусств, бывшие прежде двухэтажными. В конце же 20-х – начале 30-х Харьков вообще стал лабораторией новой архитектуры – достаточно назвать уникальный в своем роде ансамбль площади Дзержинского. Но при восстановлении города после войны, несмотря на отдельные удачные проекты, архитектурный облик был утрачен из-за больших разрушений. Только неуважением к прошлому можно назвать снос уже в наше время прекрасных старых особняков на Пушкинской и Сумской. Увы, я не мог этому воспрепятствовать, однако, зная о предстоящем сносе, успел хотя бы зафиксировать на пленку облик этих строений».

– Не задумывались ли вы о написании мемуаров?

– «Мне не раз задают этот вопрос. Нет, писать мемуары я не собирался и не собираюсь. Конечно, я видел и общался со многими людьми, имел возможность наблюдать интересные исторические события, однако мое участие в них было настолько скромным, что не позволяет воссоздать их истинную картину».

– Вы почетный член Союза архитекторов. Что скажете о деятельности своих коллег?

– «Конечно же, она благородна – делает достоянием новых поколений духовное наследие прошлого. Особенно преклоняюсь перед двумя подвижниками, к сожалению, ныне уже покойными. Это Павел Иванович Романов, который подготовил сто двадцать биографий архитекторов Харькова, и Татьяна Викторовна Тихомирова, составившая историю пятнадцати тысяч (!) строений. Огромное дело делают составители серии «Биографический словарь», выпустившие уже ряд книг по истории Харькова и харьковчан».

– Вы являетесь автором и соавтором многих трудов по истории города. Это «Харьков. Архитектура. Памятники. Новостройки», вышедшая недавно «Харьков. От крепости до столицы». А над чем работаете сейчас?

– «Главное – это капитальный труд «Харьков-2000. Вчера. Сегодня. Завтра», подготовленный группой в составе главного архитектора города Ю. Шкодовского, архитектора «Харьковпроекта» И. Лаврентьева, библиотекаря Ю. Поляковой и меня. Он посвящен градостроительству Харькова – от его возникновения до наших дней».

Несмотря на годы, Александр Юрьевич легок на подъем, его неизменно можно встретить на выставках, спектаклях, литературных вечерах. Как к краеведу-энциклопедисту к Лейбфрейду  обращаются самые разные люди: журналисты, историки, представители религиозных конфессий, устанавливающие принадлежность культовых сооружений, потомки бывших домовладельцев, видных харьковчан, оставивших свой след в истории и культуре. Как-то позвонили из Германии земляки Рихарда Вагнера: разыскивали материалы об А. Рубинштейне – нашем земляке, который был секретарем композитора (его так потрясла смерть патрона, что он покончил самоубийством). К удовлетворению немцев, удалось установить дом в Харькове, принадлежавший А. Рубинштейну.

Основной труд Лейбфрейда – архитектурная фотолетопись Харькова. Он насчитывает около восьми тысяч снимков, систематизированных поулично: прежних и последующих строений с комментариями, включающими имена архитекторов, владельцев, дату постройки. Это также пятнадцать тысяч слайдов. Кроме того, в домашней библиотеке – несколько архивов друзей-архитекторов, большое количество журналов и книг по строительству и архитектуре, альбомы репродукций.

– «Главная моя забота сейчас, чтобы собрание попало в надежные руки, чтобы им могли пользоваться люди, – говорит Лейбфрейд. – Многое я сдал бы, конечно, в библиотеку Дома архитектора, однако ее существование, как и самого  дома, находится под угрозой. Решил, что самое надежное место для фототеки – областной архив (будет там храниться в виде отдельного фонда, как и фонд моего отца). Сокращенный вариант ее передал в музей Академии городского хозяйства. В исторический музей – ряд изданий, характерных для своего времени, к примеру, составленный мной в начале войны «Карманный справочник строителя», помогавший в обустройстве эвакуированных людей и предприятий.

Часть книг по архитектуре взяла библиотека имени Станиславского, а рукописей – библиотека имени Короленко».

– «В последние годы я получал президентскую стипендию, а затем – стипендию Кабинета Министров, – продолжает собеседник. – Конечно, это не семьдесят с копейками, насчитанные мне прежде. Стипендии позволили мне спокойно заниматься изысканиями. Сейчас у меня оформлена так называемая научная пенсия. Сумма сравнительно немалая, но практически все уходит на лекарства. Выехать за границу на ПМЖ у меня была возможность не раз, но я ею не воспользовался. На днях истекает срок очередной визы, реально последней. Возраст у меня такой, что в любой момент может понадобиться помощь близких, а такую я могу найти у сына, который живет в Германии. Там я продолжу работать над книгой «Архитекторы старого Харькова», куда войдут биографии наших зодчих до 1917 года. Конечно, расставаться с родным городом и множеством знакомых и близких людей нелегко, но жизнь на этом не кончается. Будем считать, что у меня начинается новый ее этап».

Покидая гостеприимную квартиру, я думал, что еще не один месяц, а то и год, сюда будут звонить и спрашивать Лейбфрейда. И слышать в ответ, что тот уже здесь не живет. И в Харькове тоже. И в Украине...